Недавно увидел, что в этом месяце выйдет переиздание книги французского медиевиста и историка философии Алена де Либера «Средневековое мышление». Первое русское издание было более двадцати лет назад в 2004-м, поэтому решение актуализировать это исследование выглядит вполне оправданным, тем более что его метод и выводы по-прежнему ценны. В нем де Либера ставит целью проследить появление феномена европейского интеллектуала и шире – интеллектуального идеала как такового. Этот процесс совпал с эпохой «высокого Средневековья»: подъемом городской жизни, появлением соборных школ и университетов, рецепцией античной философии и переводами трудов арабских philosophi.
На последнем моменте французский исследователь останавливается отдельно. Более раннее представление о заслугах средневековой арабской философии сводилось к сохранению (с незначительными новациями) античной философии для ее последующего «возвращения» европейцам. На этой позиции, например, стоял старший коллега де Либеры, Жак Ле Гофф. Между тем, как подчеркивает де Либера, роль арабов не была сугубо посреднической: они творчески перерабатывали оставленное им античное философское наследие. Образ «философа», целью которого было постижение истины и наслаждение мудростью вне рамок богословия, зародился на арабской почве – как и схоластический «конфликт разума и веры», возникший в европейском дискурсе по мере распространения переводов арабских мыслителей: Аверроэса, Авиценны, аль-Фараби, аль-Газали и др. Более того, сами начала европейской идентичности видятся автором в деятельности переводчиков-евреев из Толедо и арабских философов Андалусии и Багдада.
Получается вот такой ex oriente lux, без которого, по мнению исследователя, феномен европейского интеллектуализма не зародился бы внутри университетских стен, где он пережил столкновение с Церковью, чтобы затем выйти в мир и воплотиться в первых интеллектуалах-«маргиналах»: Данте Алигьери и Мейстере Экхарте. В общем, крайне интересная книга, которую я советую вам прочесть.
📜 Medieval Legacy
#ML_books
На последнем моменте французский исследователь останавливается отдельно. Более раннее представление о заслугах средневековой арабской философии сводилось к сохранению (с незначительными новациями) античной философии для ее последующего «возвращения» европейцам. На этой позиции, например, стоял старший коллега де Либеры, Жак Ле Гофф. Между тем, как подчеркивает де Либера, роль арабов не была сугубо посреднической: они творчески перерабатывали оставленное им античное философское наследие. Образ «философа», целью которого было постижение истины и наслаждение мудростью вне рамок богословия, зародился на арабской почве – как и схоластический «конфликт разума и веры», возникший в европейском дискурсе по мере распространения переводов арабских мыслителей: Аверроэса, Авиценны, аль-Фараби, аль-Газали и др. Более того, сами начала европейской идентичности видятся автором в деятельности переводчиков-евреев из Толедо и арабских философов Андалусии и Багдада.
Получается вот такой ex oriente lux, без которого, по мнению исследователя, феномен европейского интеллектуализма не зародился бы внутри университетских стен, где он пережил столкновение с Церковью, чтобы затем выйти в мир и воплотиться в первых интеллектуалах-«маргиналах»: Данте Алигьери и Мейстере Экхарте. В общем, крайне интересная книга, которую я советую вам прочесть.
📜 Medieval Legacy
#ML_books
🔥23
Идея о решающей роли арабо-мусульманской культуры в рецепции античного наследия в средневековой Европе, является в современной историографии хоть и господствующей, но отнюдь не единственной. Так, во французской академической среде стал событием выход в 2008 году книги Сильвена Гугенхейма «Аристотель на Мон-Сен-Мишель» (Aristote au mont Saint-Michel). В ней ученый поставил под сомнение точку зрения о «долге» европейцев перед арабами, напротив – именно мусульманский Восток, по его мнению, был обязан христианскому Востоку.
Гугенхейм подчеркивает, что арабы практически не изучали греческий язык, а их знакомство с Аристотелем, Галеном и Птолемеем произошло благодаря сирийским переводам, сделанным еще до арабских завоеваний в IV–VII веках – кстати, схожу мысль я встречал и у Поля Лемерля в «Первом византийском гуманизме». Более того, по его мнению, арабы не были способны к глубокому усвоению греческого наследия и принципа эллинской рациональности из-за сущностных особенностей ислама. Сама Европа не была оторвана от своего античного прошлого: к примеру, продолжали существовать и использоваться переводы Платона и Аристотеля, созданные Боэцием, а также корпусы оригинальных рукописей, с которыми работали переписчики в монастырях.
И здесь будет уместно пояснить, почему в названии его книги фигурирует Мон-Сен-Мишель. Как пишет Гугенхейм, именно эта обитель на севере современной Франции стала одним из первых центров начавшейся в XII веке «великой эпохи переводов». Одним из переводчиков Мон-Сен-Мишеля, чье имя дошло до нас, был Жак Венецианский (ум. посл. 1147): подобно Боэцию, он переложил напрямую с греческого на латынь такие трактаты, как «О душе», «Физика», «Метафизика» и др. Эти труды стали известны европейским богословам и магистрам своей эпохи еще до того, как распространились переводы мусульманских и иудейских переводчиков из Толедо или Южной Италии.
Ревизионизм Гугенхейма породил бурную дискуссию, и ученому повезло, что в конце нулевых «культура отмены» еще не существовала. Хотя книга получила хорошую критику в авторитетных журналах Le Monde и Libération, многие французские журналисты и ученые – и среди них Ален де Либера – посчитали его выводы идеологизированными и пропитанными представлениями о «столкновении цивилизаций» в духе Самуэля Хантингтона. Против него составляли коллективные письма и петиции, где обвиняли в ксенофобии и антинаучном подходе. Более умеренные ученые считали эти нападки незаслуженными и чрезмерными, в их числе был и Жак Ле Гофф.
Книга «Аристотель на Мон-Сен-Мишель» – это попытка доказать альтернативную точку зрения на процесс интеллектуального возрождения в средневековой Европе. Реакция на ее выход приобрела черты идеологической травли, вышедшей за рамки строго научной дискуссии. Тем не менее, ее исследовательская ценность также была признана, и будет здорово, если когда-нибудь появится ее перевод на русский язык.
📜 Medieval Legacy
#ML_books
Гугенхейм подчеркивает, что арабы практически не изучали греческий язык, а их знакомство с Аристотелем, Галеном и Птолемеем произошло благодаря сирийским переводам, сделанным еще до арабских завоеваний в IV–VII веках – кстати, схожу мысль я встречал и у Поля Лемерля в «Первом византийском гуманизме». Более того, по его мнению, арабы не были способны к глубокому усвоению греческого наследия и принципа эллинской рациональности из-за сущностных особенностей ислама. Сама Европа не была оторвана от своего античного прошлого: к примеру, продолжали существовать и использоваться переводы Платона и Аристотеля, созданные Боэцием, а также корпусы оригинальных рукописей, с которыми работали переписчики в монастырях.
И здесь будет уместно пояснить, почему в названии его книги фигурирует Мон-Сен-Мишель. Как пишет Гугенхейм, именно эта обитель на севере современной Франции стала одним из первых центров начавшейся в XII веке «великой эпохи переводов». Одним из переводчиков Мон-Сен-Мишеля, чье имя дошло до нас, был Жак Венецианский (ум. посл. 1147): подобно Боэцию, он переложил напрямую с греческого на латынь такие трактаты, как «О душе», «Физика», «Метафизика» и др. Эти труды стали известны европейским богословам и магистрам своей эпохи еще до того, как распространились переводы мусульманских и иудейских переводчиков из Толедо или Южной Италии.
Ревизионизм Гугенхейма породил бурную дискуссию, и ученому повезло, что в конце нулевых «культура отмены» еще не существовала. Хотя книга получила хорошую критику в авторитетных журналах Le Monde и Libération, многие французские журналисты и ученые – и среди них Ален де Либера – посчитали его выводы идеологизированными и пропитанными представлениями о «столкновении цивилизаций» в духе Самуэля Хантингтона. Против него составляли коллективные письма и петиции, где обвиняли в ксенофобии и антинаучном подходе. Более умеренные ученые считали эти нападки незаслуженными и чрезмерными, в их числе был и Жак Ле Гофф.
Книга «Аристотель на Мон-Сен-Мишель» – это попытка доказать альтернативную точку зрения на процесс интеллектуального возрождения в средневековой Европе. Реакция на ее выход приобрела черты идеологической травли, вышедшей за рамки строго научной дискуссии. Тем не менее, ее исследовательская ценность также была признана, и будет здорово, если когда-нибудь появится ее перевод на русский язык.
📜 Medieval Legacy
#ML_books
❤41🔥23
Главный концептуальный промах Сильвена Гугенхейма, как мне кажется – это как будто намеренное игнорирование разнообразных граней влияния одной культуры на другую (в данном случае – арабо-мусульманской на латино-христианскую) и сведение этого процесса исключительно к проблемам наличия или отсутствия античных философских текстов. Хотя достижения арабов в математике, астрономии, оптике и медицине, которые продвинули эти науки вперед по сравнению с античным периодом, довольно очевидны. И даже если брать того же Аристотеля, мало ведь просто иметь перед собой его трактаты. Он был великим систематизатором, но писал довольно лаконично и многое оставлял без глубокого объяснения. Уже в эпоху античности стали появляться многочисленные комментарии, но именно комментарий арабского ученого XII века Ибн Рушда (Аверроэса) прояснил темные места и сделал учение Философа понятным для христианской Европы.
Однако справедливо то, что и арабы в большинстве своем знакомились с античными текстами не в оригинале, а через посредничество сирийских и – о чем пишут реже – персидских переводов. Сирия долгое время входила в римское, а еще раньше – в эллинистическое культурно-политическое пространство, и на излете поздней античности при школах и монастырях там развернулась масштабная переводческая деятельность. Сасаниды нередко обращались к услугам греческих ученых и радушно принимали их, если те сталкивались с преследованиями у себя на родине, так что соответствующие греческие рукописи проникали туда и даже переводились на пехлеви. Можно сказать, что у арабского культурного и научного взлета IX–X веков было два основных источника, и оба они были проводниками эллинизма. Вот пример: среди сочинений плодовитого арабского математика IX века Абу Машара есть трактат о натальной астрологии Китаб тахавиль сини аль-мавалид, «Книга оборотов годов рождения». При ее написании он использовал труд греческого астролога Дорофея Сидонского (I в. н.э.), который был сначала переведен на пехлеви в III веке, а затем на арабский в начале IX века. Два столетия спустя Абу Машара перевели с арабского на греческий, а в XIII веке – с греческого на латынь.
Здесь, пожалуй, стоит становиться, пока вы окончательно не запутались в этих переводческих хитросплетениях, и сказать последнее: взаимовлияние культур было всегда и нет смысла ни отрицать его, ни преувеличивать.
📜 Medieval Legacy
#ML_culture
Однако справедливо то, что и арабы в большинстве своем знакомились с античными текстами не в оригинале, а через посредничество сирийских и – о чем пишут реже – персидских переводов. Сирия долгое время входила в римское, а еще раньше – в эллинистическое культурно-политическое пространство, и на излете поздней античности при школах и монастырях там развернулась масштабная переводческая деятельность. Сасаниды нередко обращались к услугам греческих ученых и радушно принимали их, если те сталкивались с преследованиями у себя на родине, так что соответствующие греческие рукописи проникали туда и даже переводились на пехлеви. Можно сказать, что у арабского культурного и научного взлета IX–X веков было два основных источника, и оба они были проводниками эллинизма. Вот пример: среди сочинений плодовитого арабского математика IX века Абу Машара есть трактат о натальной астрологии Китаб тахавиль сини аль-мавалид, «Книга оборотов годов рождения». При ее написании он использовал труд греческого астролога Дорофея Сидонского (I в. н.э.), который был сначала переведен на пехлеви в III веке, а затем на арабский в начале IX века. Два столетия спустя Абу Машара перевели с арабского на греческий, а в XIII веке – с греческого на латынь.
Здесь, пожалуй, стоит становиться, пока вы окончательно не запутались в этих переводческих хитросплетениях, и сказать последнее: взаимовлияние культур было всегда и нет смысла ни отрицать его, ни преувеличивать.
📜 Medieval Legacy
#ML_culture
🔥23❤14
Forwarded from Economics & History
Это ещё что.
1) Внушительный приток греческих текстов произошел после 1204 года, когда Константинополь был захвачен крестоносцами.
2) Арабские переводы античных текстов, которые европейцы получили через Испанию, были попросту плохими. С огромным количеством ошибок. Причём, арабы сами, зачастую, переводили не с греческого, а с сирийского перевода.
3) Качественные переводы непосредственно с греческого выполнил, в частности, Вильгельм из Мёрбека. Именно ему и таким специалистам, как он, европейцы должны быть благодарны за открытие ранее недоступных античных текстов, а не арабам.
4) Ну и надо понимать, что речь идёт не обо всём античном корпусе текстов, а той части, что прежде не была доступна на Западе в силу определенных причин. То, что было доступно до 1204 г. — переводилось и распространялось без проблем.
1) Внушительный приток греческих текстов произошел после 1204 года, когда Константинополь был захвачен крестоносцами.
2) Арабские переводы античных текстов, которые европейцы получили через Испанию, были попросту плохими. С огромным количеством ошибок. Причём, арабы сами, зачастую, переводили не с греческого, а с сирийского перевода.
3) Качественные переводы непосредственно с греческого выполнил, в частности, Вильгельм из Мёрбека. Именно ему и таким специалистам, как он, европейцы должны быть благодарны за открытие ранее недоступных античных текстов, а не арабам.
4) Ну и надо понимать, что речь идёт не обо всём античном корпусе текстов, а той части, что прежде не была доступна на Западе в силу определенных причин. То, что было доступно до 1204 г. — переводилось и распространялось без проблем.
Wikipedia
William of Moerbeke
13th-century Flemish translator of Greek into Latin
❤19🔥10
Forwarded from Право на историю
Economics & History
Арабские переводы античных текстов, которые европейцы получили через Испанию, были попросту плохими. С огромным количеством ошибок. Причём, арабы сами, зачастую, переводили не с греческого, а с сирийского перевода.
Позволю себе сделать несколько замечаний на полях этой беседы.
С одной стороны, никто из серьёзных исследователей не отрицает заслуг и Вильгельма из Мëрбеке, и Роберта Гроссетеста, и Михаила Скотта, и многих других, переводивших с греческого языка на латынь классические тексты. Эти люди - и перечисленные выше, и оставшиеся за кадром, - вряд ли нуждаются хоть в чьей-то апологии. С другой же стороны, представляется крайне опрометчивым мазать одной краской всю мусульманскую науку.
Достоинство арабоязычных авторов ведь не в том, что они создали, де, фундамент европейской культуры. Аль-Фараби ("Второй учитель"), Аль-Газали, Ибн Рушд, Ибн Сина, Ицхак ибн Хунайн и многие, многие другие создали ту культуру, которой и прославился мусульманский Восток. Как и везде там были переводчики и переводы разного качества и уровня, от полуграмотных поделок до мастеров высочайшей квалификации. Одни переводили на арабский с греческого, вторые с коптского, третьи - с санскрита... И говорить, мол, они делали неграмотные переводы, означает просто не владеть темой.
Книга Гуггенхайма, ставшая предлогом для написания исходного поста по теме, не о том, что надо отвернуться от роли ислама в развитии и становлении европейской культуры, она о том, что не надо складывать все яйца в одну корзину. Роль греческой культуры переоценить невозможно и отказываться от нее не надо, но недооценивать роль мусульманского влияния тоже нельзя.
Как-то так.
======
И, да, давайте помнить о том, что из всех диалогов Платона в средневековой Европе был известен только Тимей, в переводе и с комментариями Боэция. И до XV века европейцы знакомились с философией Платона лишь в пересказах еврейских и арабских интеллектуалов. А Аристотель вернулся, конечно, раньше, в XII веке, но тоже - сперва - в переводе с арабского. И только затем началась эра переводов его с греческого.
С одной стороны, никто из серьёзных исследователей не отрицает заслуг и Вильгельма из Мëрбеке, и Роберта Гроссетеста, и Михаила Скотта, и многих других, переводивших с греческого языка на латынь классические тексты. Эти люди - и перечисленные выше, и оставшиеся за кадром, - вряд ли нуждаются хоть в чьей-то апологии. С другой же стороны, представляется крайне опрометчивым мазать одной краской всю мусульманскую науку.
Достоинство арабоязычных авторов ведь не в том, что они создали, де, фундамент европейской культуры. Аль-Фараби ("Второй учитель"), Аль-Газали, Ибн Рушд, Ибн Сина, Ицхак ибн Хунайн и многие, многие другие создали ту культуру, которой и прославился мусульманский Восток. Как и везде там были переводчики и переводы разного качества и уровня, от полуграмотных поделок до мастеров высочайшей квалификации. Одни переводили на арабский с греческого, вторые с коптского, третьи - с санскрита... И говорить, мол, они делали неграмотные переводы, означает просто не владеть темой.
Книга Гуггенхайма, ставшая предлогом для написания исходного поста по теме, не о том, что надо отвернуться от роли ислама в развитии и становлении европейской культуры, она о том, что не надо складывать все яйца в одну корзину. Роль греческой культуры переоценить невозможно и отказываться от нее не надо, но недооценивать роль мусульманского влияния тоже нельзя.
Как-то так.
======
И, да, давайте помнить о том, что из всех диалогов Платона в средневековой Европе был известен только Тимей, в переводе и с комментариями Боэция. И до XV века европейцы знакомились с философией Платона лишь в пересказах еврейских и арабских интеллектуалов. А Аристотель вернулся, конечно, раньше, в XII веке, но тоже - сперва - в переводе с арабского. И только затем началась эра переводов его с греческого.
Заметка вдогонку к этой небольшой дискуссии о средневековых переводах: любопытно, что мы часто говорим про переводы греческих текстов на латынь, но об обратном процессе – практически никогда. И это неслучайно: уже до Великой схизмы богословская мысль восточнохристианского мира находилась на несравненно более высоком уровне. Можно связать это и с устойчивостью Империи на Востоке, и с более развитым философским понятийным аппаратом, использовавшимся в греческом богословии и придавшим ему известный умозрительный характер. Одним из редких латинских текстов эпохи патристики, получившим греческий перевод практически сразу после написания – это Regula Pastoralis папы римского Григория I Великого (590–604), посвященное обязанностям и моральному облику духовенства. Этот текст был не о каких-то сложных богословских вопросах, а носил скорее прикладной характер: львиная доля его глав начинается со слов «Как должно наставлять...» или «Пастырь должен быть...». В то же время перевод и его последующее распространение на Востоке произошло не столько благодаря процессу интеллектуального обмена, сколько по воле императора Маврикия (582–602), который повелел разослать «Пастырское правило» епископам своей империи.
📜 Medieval Legacy
#ML_culture
📜 Medieval Legacy
#ML_culture
Medieval Legacy
Заметка вдогонку к этой небольшой дискуссии о средневековых переводах: любопытно, что мы часто говорим про переводы греческих текстов на латынь, но об обратном процессе – практически никогда. И это неслучайно: уже до Великой схизмы богословская мысль вост…
Стоит прояснить некоторые моменты вослед замечаниям от коллег.
Разумеется, греческий Восток знал наиболее авторитетных западных Отцов. Речь в моем посте шла о том, что «Правило» папы Григория был и остается одним из немногих текстов на латыни эпохи патристики, который был переведен на греческий и распространился на Востоке еще при жизни самого автора. Труд пропитан идеями одного из «великих каппадокийцев» и тезки понтифика, Григория Назианзина (George E. Demacopoulos. Gregory's Model of Spititual Direction in the Liber Regulae Pastoralis. In "A Companion to Gregory the Great". Brill, 2013, pp. 223-224). Это говорит о влиянии тогдашней восточнохристианской мысли на западнохристианскую, о чем я изначально и хотел написать, использовав конкретный пример. Но также было справедливо подмечено, что к исходу первого тысячелетия Восток действительно все активнее огораживается от Запада, а последний, напротив, все активнее обращается к интеллектуальным сокровищам греческого мира и переживает в XI–XIII веках собственный взлет, от которого Империя осталась в стороне по многим причинам. «Византийский снобизм», если так подумать, можно считать эхом более раннего периода в истории, когдаи Юстиниан такой молодой греческая интеллектуальная жизнь била ключом и к ней прислушивались на Западе.
Разумеется, греческий Восток знал наиболее авторитетных западных Отцов. Речь в моем посте шла о том, что «Правило» папы Григория был и остается одним из немногих текстов на латыни эпохи патристики, который был переведен на греческий и распространился на Востоке еще при жизни самого автора. Труд пропитан идеями одного из «великих каппадокийцев» и тезки понтифика, Григория Назианзина (George E. Demacopoulos. Gregory's Model of Spititual Direction in the Liber Regulae Pastoralis. In "A Companion to Gregory the Great". Brill, 2013, pp. 223-224). Это говорит о влиянии тогдашней восточнохристианской мысли на западнохристианскую, о чем я изначально и хотел написать, использовав конкретный пример. Но также было справедливо подмечено, что к исходу первого тысячелетия Восток действительно все активнее огораживается от Запада, а последний, напротив, все активнее обращается к интеллектуальным сокровищам греческого мира и переживает в XI–XIII веках собственный взлет, от которого Империя осталась в стороне по многим причинам. «Византийский снобизм», если так подумать, можно считать эхом более раннего периода в истории, когда
Портал церкви Святых Петра и Павла в городе Эгисхейм, Франция
Датировка памятника вызывает споры: есть мнения о начале XIII века, а также о 1225–1240-х годах. Скульптуры выполнены в т.н. «стиле 1200 года», переходном между романикой и готикой. Его видным представителем был Николай Верденский, создатель реликвария Кельнского собора и алтаря в Клостернойбурге. Стиль сочетает в себе черты более раннего романского искусства с византийскими и даже античными элементами и характеризуется стремлением к большей телесности и натурализму. Композицию можно разделить на два уровня: на верхнем по центру изображен благословляющий Христос, по сторонам от него – апостолы Петр (с ключом) и Павел (с книгой). Внизу, по правую руку от Спасителя изображены Мудрые, а по левую – Неразумные девы: эти образы были связаны с представлениями о Страшном Суде. Всю скульптурную композицию обрамляет антикизирующий растительный фриз.
📜 Medieval Legacy
#ML_sculpture
Датировка памятника вызывает споры: есть мнения о начале XIII века, а также о 1225–1240-х годах. Скульптуры выполнены в т.н. «стиле 1200 года», переходном между романикой и готикой. Его видным представителем был Николай Верденский, создатель реликвария Кельнского собора и алтаря в Клостернойбурге. Стиль сочетает в себе черты более раннего романского искусства с византийскими и даже античными элементами и характеризуется стремлением к большей телесности и натурализму. Композицию можно разделить на два уровня: на верхнем по центру изображен благословляющий Христос, по сторонам от него – апостолы Петр (с ключом) и Павел (с книгой). Внизу, по правую руку от Спасителя изображены Мудрые, а по левую – Неразумные девы: эти образы были связаны с представлениями о Страшном Суде. Всю скульптурную композицию обрамляет антикизирующий растительный фриз.
📜 Medieval Legacy
#ML_sculpture
🔥19
Живописная коммуна Эгисхейм расположена в области Эльзас на востоке Франции. Для общеевропейской истории она имеет значение как место рождения графа Бруно фон Дабо-Эгисхейма, ставшего папой Львом IX – при нем, как вы помните, произошла Великая схизма. Род, к которому он принадлежал, утвердился здесь в начале XI века, а вокруг их замка возникло поселение и сама церковь. Дабо-Эгисхеймы были противниками имперской власти и поддерживали политику Святого Престола, в частности встали на сторону папства в споре об инвеституре. Такая позиция привела к войне между одним из графов и проимперским страсбургским епископом в 1080-х годах. Война закончилась трагически: в 1089 году граф был предательски убит в епископском замке, куда он приехал для заключения мирного соглашения. На долгое время это предопределило не только антиимперскую, но и антистрасбургскую ментальность горожан Эгисхейма, и даже подчинение города власти епископа в середине XIII века этого не изменило. Вероятно, не случайно на портале церкви изображены апостолы Петр и Павел, напрямую связанные с Римом: так коммуна утверждала себя как верный оплот папской власти в регионе. Местное предание даже гласит, что ученик Петра по имени Матерн проповедовал Евангелие в Эльзасе. Судьба такого небольшого городка может ярко проиллюстрировать трагические стороны такого большого процесса, как противостояние Империи и Папства в Средневековье.
📜 Medieval Legacy
#ML_history
📜 Medieval Legacy
#ML_history
🔥16❤9
Forwarded from HUMANICA
Кажется, что жители Восточной Европы ещё больше чем о Римской вообще, думают о Византийской империи — прямом продолжателе Рима и, даже вернее будет сказать, просто более позднем этапе "большой" истории римской государственности.
⚔️ Как за одно сражение "потерять все полимеры"
🌍 На каких языках изъяснялись византийцы?
#hum_темдень
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
❤10🔥5👏3
Medieval Legacy
Недавно увидел, что в этом месяце выйдет переиздание книги французского медиевиста и историка философии Алена де Либера «Средневековое мышление». Первое русское издание было более двадцати лет назад в 2004-м, поэтому решение актуализировать это исследование…
В ближайшую пятницу буду пытаться говорить всякие умные вещи на презентации книги Алена де Либера. Кто из Москвы – приходите в книжный магазин «Фаланстер» 29 августа!
❤34✍11
Дева Мария с младенцем Христом
Миниатюра из Часослова Екатерины Клевской. Утрехт, Нидерланды, ок. 1440 г.
Екатерина Клевская (1417–1479) была племянницей бургундского герцога Филиппа Доброго, а в 1430 году вышла замуж за Арнольда, герцога Гелдерна. В честь этого события был заказан часослов, который по праву считается шедевром нидерландского книжного искусства XV века. Изображение Екатерины можно видеть на этой миниатюре одесную Девы Марии.
Сейчас часослов хранится в Библиотеке и музее Моргана, Нью-Йорк. Шифр Ms m. 917.
📜 Medieval Legacy
#ML_miniatures
Миниатюра из Часослова Екатерины Клевской. Утрехт, Нидерланды, ок. 1440 г.
Екатерина Клевская (1417–1479) была племянницей бургундского герцога Филиппа Доброго, а в 1430 году вышла замуж за Арнольда, герцога Гелдерна. В честь этого события был заказан часослов, который по праву считается шедевром нидерландского книжного искусства XV века. Изображение Екатерины можно видеть на этой миниатюре одесную Девы Марии.
Сейчас часослов хранится в Библиотеке и музее Моргана, Нью-Йорк. Шифр Ms m. 917.
📜 Medieval Legacy
#ML_miniatures
Архитектор Гуго Либержье
Могильная плита из Реймсского собора, Франция
О деятельности Либержье известно немного, но он считается одним из архитекторов стиля «лучистой готики», характерной чертой которой стали большие окна-витражи, заливавшие светом пространство соборов. Стиль расцвел в правление короля Людовика Святого (1229–1270), когда были построены, к примеру, собор в Амьене и Сен-Шапель в Париже. Из надписи на плите известно, что в 1229 году Либержье начал строительство церкви Сен-Никез в Реймсе, и в ней он был похоронен после смерти в 1263 году. В период Французской революции церковь была разрушена, и плиту – единственное, что осталось от могилы архитектора, – перенесли в Реймсский собор. На ней Либержье изображен под готическим вимпергом с измерительной рейкой и моделью собора в руках, а по бокам помещены атрибуты его профессии: угольник и циркуль.
📜 Medieval Legacy
#ML_art
#ML_architecture
Могильная плита из Реймсского собора, Франция
О деятельности Либержье известно немного, но он считается одним из архитекторов стиля «лучистой готики», характерной чертой которой стали большие окна-витражи, заливавшие светом пространство соборов. Стиль расцвел в правление короля Людовика Святого (1229–1270), когда были построены, к примеру, собор в Амьене и Сен-Шапель в Париже. Из надписи на плите известно, что в 1229 году Либержье начал строительство церкви Сен-Никез в Реймсе, и в ней он был похоронен после смерти в 1263 году. В период Французской революции церковь была разрушена, и плиту – единственное, что осталось от могилы архитектора, – перенесли в Реймсский собор. На ней Либержье изображен под готическим вимпергом с измерительной рейкой и моделью собора в руках, а по бокам помещены атрибуты его профессии: угольник и циркуль.
📜 Medieval Legacy
#ML_art
#ML_architecture
❤24
Forwarded from Воск в деталях (Oleg Voskoboynikov)
О цепях поставок, логистике и рождении готики
______________________
Сугерий, аббат Сен-Дени в 1120-1140-х гг., был человеком толковым, умел договариваться, и при этом – из совсем простых. Редкий случай ошеломительной карьеры без жесткого падения. Кроме прочего, он считается одним из зачинателей нового великого стиля в искусстве – готики. Памятуя об этом, мы с несколькими друзьями взялись готовить полное собрание его сочинений. Мне достались письма и небольшой рассказ «Об освящении церкви Св. Дионисия».
Это замечательный отчет о проведенных работах. Мы в XII веке, поэтому на каждом шагу вмешивается сам Всевышний, Главный Архитектор и Застройщик. Жалуется Сугерий на сложности с колоннами. Долго ломал голову, даже собрался уже тянуть их из римского дворца Диоклетиана, на перекладных, через Гибралтар, по Сене, откешиваясь на каждом перекрестке своим и чужим. И тот – о чудо! нашли неподалеку карьер с нормальной породой. Взялись за разработку, колонны стали высекать прямо там, затем аккуратно везли в Сен-Дени.
Но вот незадача: проливной дождь. Вот как на отличной латыни, около 1140 года, описывает ситуацию наш прораб (гл.4): «Как-то раз, под проливным дождем и мутным небом, затянутым тучами, телеги пришли к карьеру, но из-за непогоды перевозчики разошлись. Погонщики быков стали их разыскивать и жаловаться, что из-за их отсутствия простаивают. Возмущались они так громко, что несколько слабоумных и расслабленных с ребятней, человек семнадцать, включая, если не ошибаюсь, одного священника, побежали к карьеру. Одну колонну связали веревкой, а другую оставили на земле. И не нашлось никого, чтобы ее тащить. В праведном рвении паства взмолилась: «Святой Дионисий, будь милостив, ради тебя самого, помоги нам с этой колонной, не взыщи нам потом, если мы сами не справляемся!» Навалились – и вытащили со дна оврага такой вес, какой обычно с трудом брали на себя человек сто сорок, сотня минимум. Не сами вытащили, что было бы невозможно, но по воле Бога и святых, которых призывали, и на повозках отправили на стройку церкви. По всей округе стали говорить, что дело это благоугодно всемогущему Богу, раз Он ради восхваления и прославления имени Своего подобными знамениями пожелал помочь своим работникам».
Похожее чудо я нашел в «Автобиографии» Гвиберта Ножанского, около 1120 года. Думаю, все знают великолепных быков, с 1200 года украшающих западные башни собора в Лане? Никакой функции у них нет, и за символикой можете не гоняться. Думаю, это воспоминание о чуде на стройке предыдущего храма, около 1115 года. Надежный свидетель рассказал Гвиберту, а тот, собирая подобные рассказы, относился к ним всерьез, но порой скептически. Ланские каноники возвращаются с краудфандинга, поездки с проповедями, во время которых показывали мощи, а за это слушатели скидывались на строительство собора. Дело обычное. Но собор строили на холме, туда нужно было на быках везти камни и балки, всякое случается.
«Одному хорошему клирику поручили доставить материал для починки кровли, на подъеме один из быков ослаб и встал, клирик долго и мучительно искал другого на замену. И тут вдруг прибежал бык и сам впрягся помогать. Когда он вместе с остальными радостно доставил телегу к церкви, клирик заволновался насчет того, кому вернуть неизвестного быка. Но как только того выпрягли, он не стал ждать ни погонщика, ни прута, а сам ушел туда, откуда явился». Никаких комментариев, читатель сам поймет, что к чему. (Guibert de Nogent. Histoire de sa vie / Ed. G. Bourgin. III, 13. P. 193)
Я почти уверен, что забавная легенда сохранилась в памяти как минимум ланского клира, довольно спесивого и гордого. Собором, начатым в 1160 и законченном в начале XIII века, капитул вполне мог тоже гордиться. Странствующий архитектор Виллар де Онкур в середине столетия вольно зарисовал башни и быков, потому что знал, что быки те уникальны и наверняка слышал предание. Мораль – никакой готики без институциональных чудес, обеспечивавших логистику, цепи поставок, выполнение ТЗ и аудит.
______________________
Сугерий, аббат Сен-Дени в 1120-1140-х гг., был человеком толковым, умел договариваться, и при этом – из совсем простых. Редкий случай ошеломительной карьеры без жесткого падения. Кроме прочего, он считается одним из зачинателей нового великого стиля в искусстве – готики. Памятуя об этом, мы с несколькими друзьями взялись готовить полное собрание его сочинений. Мне достались письма и небольшой рассказ «Об освящении церкви Св. Дионисия».
Это замечательный отчет о проведенных работах. Мы в XII веке, поэтому на каждом шагу вмешивается сам Всевышний, Главный Архитектор и Застройщик. Жалуется Сугерий на сложности с колоннами. Долго ломал голову, даже собрался уже тянуть их из римского дворца Диоклетиана, на перекладных, через Гибралтар, по Сене, откешиваясь на каждом перекрестке своим и чужим. И тот – о чудо! нашли неподалеку карьер с нормальной породой. Взялись за разработку, колонны стали высекать прямо там, затем аккуратно везли в Сен-Дени.
Но вот незадача: проливной дождь. Вот как на отличной латыни, около 1140 года, описывает ситуацию наш прораб (гл.4): «Как-то раз, под проливным дождем и мутным небом, затянутым тучами, телеги пришли к карьеру, но из-за непогоды перевозчики разошлись. Погонщики быков стали их разыскивать и жаловаться, что из-за их отсутствия простаивают. Возмущались они так громко, что несколько слабоумных и расслабленных с ребятней, человек семнадцать, включая, если не ошибаюсь, одного священника, побежали к карьеру. Одну колонну связали веревкой, а другую оставили на земле. И не нашлось никого, чтобы ее тащить. В праведном рвении паства взмолилась: «Святой Дионисий, будь милостив, ради тебя самого, помоги нам с этой колонной, не взыщи нам потом, если мы сами не справляемся!» Навалились – и вытащили со дна оврага такой вес, какой обычно с трудом брали на себя человек сто сорок, сотня минимум. Не сами вытащили, что было бы невозможно, но по воле Бога и святых, которых призывали, и на повозках отправили на стройку церкви. По всей округе стали говорить, что дело это благоугодно всемогущему Богу, раз Он ради восхваления и прославления имени Своего подобными знамениями пожелал помочь своим работникам».
Похожее чудо я нашел в «Автобиографии» Гвиберта Ножанского, около 1120 года. Думаю, все знают великолепных быков, с 1200 года украшающих западные башни собора в Лане? Никакой функции у них нет, и за символикой можете не гоняться. Думаю, это воспоминание о чуде на стройке предыдущего храма, около 1115 года. Надежный свидетель рассказал Гвиберту, а тот, собирая подобные рассказы, относился к ним всерьез, но порой скептически. Ланские каноники возвращаются с краудфандинга, поездки с проповедями, во время которых показывали мощи, а за это слушатели скидывались на строительство собора. Дело обычное. Но собор строили на холме, туда нужно было на быках везти камни и балки, всякое случается.
«Одному хорошему клирику поручили доставить материал для починки кровли, на подъеме один из быков ослаб и встал, клирик долго и мучительно искал другого на замену. И тут вдруг прибежал бык и сам впрягся помогать. Когда он вместе с остальными радостно доставил телегу к церкви, клирик заволновался насчет того, кому вернуть неизвестного быка. Но как только того выпрягли, он не стал ждать ни погонщика, ни прута, а сам ушел туда, откуда явился». Никаких комментариев, читатель сам поймет, что к чему. (Guibert de Nogent. Histoire de sa vie / Ed. G. Bourgin. III, 13. P. 193)
Я почти уверен, что забавная легенда сохранилась в памяти как минимум ланского клира, довольно спесивого и гордого. Собором, начатым в 1160 и законченном в начале XIII века, капитул вполне мог тоже гордиться. Странствующий архитектор Виллар де Онкур в середине столетия вольно зарисовал башни и быков, потому что знал, что быки те уникальны и наверняка слышал предание. Мораль – никакой готики без институциональных чудес, обеспечивавших логистику, цепи поставок, выполнение ТЗ и аудит.
❤33✍5
Готика – двигатель прогресса
Не секрет, что каменное строительство в Средние века стало одним из ключевых факторов экономического развития и разделения труда. Это можно продемонстрировать на примере готической архитектуры. По сравнению с романикой X–XII веков готика обладала не только визуальными отличиями вроде витражных «розеток», фасадных скульптур и острых шпилей: отличия были и в организации самого процесса строительства.
Именно в готический период европейская архитектура сделала шаг к стандартизации – созданию типовых элементов, которые изготавливались по четко фиксированным лекалам из каталогов. Эти каталоги с чертежами и изображениями различных конструктивных элементов – арок, пилястр, карнизов, колонн и т.п. – делались людьми, знакомыми с законами геометрии. Более того, использование чертежа в процессе строительства в принципе стало нормой, а работа над ним постепенно стала основным занятием архитектора. На самой стройке он мог при этом и не появляться, так что проводником его идей «на объекте» был парлье (фр. parlier), или главный каменщик. По важности он был вторым человеком после автора чертежа и обеспечивал практическую реализацию строительного проекта. Причем эта реализация могла в чем-то отличаться от изложенного на бумаге: у управлявшего стройкой человека была определенная свобода действий. Наконец, стандартизация шла рука об руку с появлением специализированных артелей, занимавшихся изготовлением не всего и сразу, а одного или максимум нескольких элементов. Разделение труда позволило наладить их серийное производство, что повышало и качество, и скорость строительства.
На фото – фрагмент одного из старейших в Европе чертежей с изображением фасада собора в Страсбурге (т.н. «чертеж А»), выполненный в 1250-е годы.
📜 Medieval Legacy
#ML_history
#ML_architecture
Не секрет, что каменное строительство в Средние века стало одним из ключевых факторов экономического развития и разделения труда. Это можно продемонстрировать на примере готической архитектуры. По сравнению с романикой X–XII веков готика обладала не только визуальными отличиями вроде витражных «розеток», фасадных скульптур и острых шпилей: отличия были и в организации самого процесса строительства.
Именно в готический период европейская архитектура сделала шаг к стандартизации – созданию типовых элементов, которые изготавливались по четко фиксированным лекалам из каталогов. Эти каталоги с чертежами и изображениями различных конструктивных элементов – арок, пилястр, карнизов, колонн и т.п. – делались людьми, знакомыми с законами геометрии. Более того, использование чертежа в процессе строительства в принципе стало нормой, а работа над ним постепенно стала основным занятием архитектора. На самой стройке он мог при этом и не появляться, так что проводником его идей «на объекте» был парлье (фр. parlier), или главный каменщик. По важности он был вторым человеком после автора чертежа и обеспечивал практическую реализацию строительного проекта. Причем эта реализация могла в чем-то отличаться от изложенного на бумаге: у управлявшего стройкой человека была определенная свобода действий. Наконец, стандартизация шла рука об руку с появлением специализированных артелей, занимавшихся изготовлением не всего и сразу, а одного или максимум нескольких элементов. Разделение труда позволило наладить их серийное производство, что повышало и качество, и скорость строительства.
На фото – фрагмент одного из старейших в Европе чертежей с изображением фасада собора в Страсбурге (т.н. «чертеж А»), выполненный в 1250-е годы.
📜 Medieval Legacy
#ML_history
#ML_architecture
❤35