Женщины Украины. Мария, Севастополь/Киев/Закарпатье:
«Меня зовут Мария. Мне 28 лет. Родом я из Севастополя, но последние 5 лет жила в Киеве. Корни всей моей семьи — в России. Прадедушка приехал отстраивать Севастополь после войны, потом забрал сюда всю семью. Каждый год 9 мая он водил меня на парад в честь Дня Победы. И я всегда знала, что самое страшное, что может произойти в жизни человека, — это война. Я смотрела на ветеранов, видела, что с каждым годом их становилось меньше. Я гордилась тем, что я — дочь народа, который огромной, просто чудовищной ценой, спас мир от «фашистской заразы».
Как и многие другие украинцы, 24 февраля я проснулась от звука взрыва. Киев, 5:30 утра, сбили российский беспилотник. От моего дома до места падения — 10 минут пешком. Я написала маме в Севастополь, что началась война. Она на ночь отключает вай-фай, поэтому увидела мое сообщение лишь в 10 утра.
Сейчас мы в Закарпатской области, в селе. Тут когда-то раньше друзья семьи отдыхали, остались контакты. Они позвонили и договорились придержать нам места.
Дни шли даже как-то слишком быстро… Кажется, прошло 2-3 дня, а уже две с лишним недели. Начал побаливать живот. Нашла клинику с УЗИ в соседнем городе, поехали туда. На протяжении всего срока беременности я отслеживала в приложениях: вот на этой неделе он размером с семечку, а на этой — со сливу, поэтому мы оба прекрасно знали, что должны увидеть на экране. Но когда прибор коснулся моего живота и на экране отобразилась картинка, мы сразу поняли, что это конец. Сердце нашего ребенка перестало биться ещё около недели назад.
Мы почему-то были уверены, что с беременностью всё будет в порядке. Ещё до войны планировали в апреле собрать семью и устроить «гендерную вечеринку» с шариками бежевого и шоколадного цветов. Я говорила, что если он после всего этого выживет, то это будет очень крепкий и волевой ребенок. А он не выжил.
Мы оплакали своё горе. Сейчас уже почти отпустило. Все говорят, что нужно пытаться жить дальше, ведь там, где мы сейчас, относительно безопасно. Хотя, о какой безопасности может идти речь на «Титанике», который уже встретил свой айсберг? Когда по ночам срабатывает сирена, приложение «Тривога!» рекомендует спуститься в убежище. Но у нас тут поле… Мы с мужем обнимаемся покрепче и остаемся в кровати. Так и лежим, как те старички из «Титаника».
Я не знаю, как можно жить так, словно никакой войны нет. Минутах в 30 ходьбы от нас есть гора. И я могла бы прогуляться туда, но… я не могу. Не могу включать музыку, когда готовлю. Не могу смеяться. Ем тоже с трудом. Где-то там гибнут люди, мучаются от голода, сидят взаперти… Как я могу «жить нормальной жизнью», когда у стольких тысяч моих сограждан этой нормальной жизни уже почти 3 недели нет?!
Мне снятся кошмары. Атомная бомба, падающая на наш квартал. Отрубленные детские ручки, которые стучат в окно.
Я всегда считала себя русской. Основу моей национальной идентичности просто растоптали, смешали с грязью, утопили в крови невинных украинцев. И я этого никогда не забуду и не прощу. А ещё — я больше никогда не буду праздновать День Победы. Этот праздник отобрали, осквернили, обесчестили! Одному лишь радуюсь: что мои прабабушка и прадедушка до этих дней не дожили.
Это война лишила меня всего, что я наживала долгими годами, моего дома, моего города. Оторвала от меня семью, оставшуюся в Севастополе. Отобрала жизнь моего неродившегося ребёнка. Может в любую минуту отобрать моего любимого мужа. Лишила меня национальной идентичности. Разрушает мою страну.
Мы успокаиваем себя тем, что ни один тиран не кончал свою жизнь хорошо. И очень надеемся, что урод, третий десяток лет насилующий Россию, а теперь принявшийся уничтожать Украину, скоро сдохнет в самых страшных муках!
Хотелось бы верить, что мы до этого дня доживём».
#женщиныукраины
«Меня зовут Мария. Мне 28 лет. Родом я из Севастополя, но последние 5 лет жила в Киеве. Корни всей моей семьи — в России. Прадедушка приехал отстраивать Севастополь после войны, потом забрал сюда всю семью. Каждый год 9 мая он водил меня на парад в честь Дня Победы. И я всегда знала, что самое страшное, что может произойти в жизни человека, — это война. Я смотрела на ветеранов, видела, что с каждым годом их становилось меньше. Я гордилась тем, что я — дочь народа, который огромной, просто чудовищной ценой, спас мир от «фашистской заразы».
Как и многие другие украинцы, 24 февраля я проснулась от звука взрыва. Киев, 5:30 утра, сбили российский беспилотник. От моего дома до места падения — 10 минут пешком. Я написала маме в Севастополь, что началась война. Она на ночь отключает вай-фай, поэтому увидела мое сообщение лишь в 10 утра.
Сейчас мы в Закарпатской области, в селе. Тут когда-то раньше друзья семьи отдыхали, остались контакты. Они позвонили и договорились придержать нам места.
Дни шли даже как-то слишком быстро… Кажется, прошло 2-3 дня, а уже две с лишним недели. Начал побаливать живот. Нашла клинику с УЗИ в соседнем городе, поехали туда. На протяжении всего срока беременности я отслеживала в приложениях: вот на этой неделе он размером с семечку, а на этой — со сливу, поэтому мы оба прекрасно знали, что должны увидеть на экране. Но когда прибор коснулся моего живота и на экране отобразилась картинка, мы сразу поняли, что это конец. Сердце нашего ребенка перестало биться ещё около недели назад.
Мы почему-то были уверены, что с беременностью всё будет в порядке. Ещё до войны планировали в апреле собрать семью и устроить «гендерную вечеринку» с шариками бежевого и шоколадного цветов. Я говорила, что если он после всего этого выживет, то это будет очень крепкий и волевой ребенок. А он не выжил.
Мы оплакали своё горе. Сейчас уже почти отпустило. Все говорят, что нужно пытаться жить дальше, ведь там, где мы сейчас, относительно безопасно. Хотя, о какой безопасности может идти речь на «Титанике», который уже встретил свой айсберг? Когда по ночам срабатывает сирена, приложение «Тривога!» рекомендует спуститься в убежище. Но у нас тут поле… Мы с мужем обнимаемся покрепче и остаемся в кровати. Так и лежим, как те старички из «Титаника».
Я не знаю, как можно жить так, словно никакой войны нет. Минутах в 30 ходьбы от нас есть гора. И я могла бы прогуляться туда, но… я не могу. Не могу включать музыку, когда готовлю. Не могу смеяться. Ем тоже с трудом. Где-то там гибнут люди, мучаются от голода, сидят взаперти… Как я могу «жить нормальной жизнью», когда у стольких тысяч моих сограждан этой нормальной жизни уже почти 3 недели нет?!
Мне снятся кошмары. Атомная бомба, падающая на наш квартал. Отрубленные детские ручки, которые стучат в окно.
Я всегда считала себя русской. Основу моей национальной идентичности просто растоптали, смешали с грязью, утопили в крови невинных украинцев. И я этого никогда не забуду и не прощу. А ещё — я больше никогда не буду праздновать День Победы. Этот праздник отобрали, осквернили, обесчестили! Одному лишь радуюсь: что мои прабабушка и прадедушка до этих дней не дожили.
Это война лишила меня всего, что я наживала долгими годами, моего дома, моего города. Оторвала от меня семью, оставшуюся в Севастополе. Отобрала жизнь моего неродившегося ребёнка. Может в любую минуту отобрать моего любимого мужа. Лишила меня национальной идентичности. Разрушает мою страну.
Мы успокаиваем себя тем, что ни один тиран не кончал свою жизнь хорошо. И очень надеемся, что урод, третий десяток лет насилующий Россию, а теперь принявшийся уничтожать Украину, скоро сдохнет в самых страшных муках!
Хотелось бы верить, что мы до этого дня доживём».
#женщиныукраины
😢873❤360👍76👎14🤮8💩6😱4🤔2😁1
Женщины Украины. Елена, Миргород:
«Вся моя жизнь — попытка убежать от насилия. Отец, как по учебнику, изолировал мать, и подчинил себе. Ребенок, то есть я, был частью плана «ты никуда не убежишь, жена». Депривация сна, вздрагивание при каждом стуке, лишение денег, еды, избиения, попадания в больницу, супружеские изнасилования за стеной, плохие условия, в которых нужно было существовать, учиться, быть хорошей девочкой. Соседи, родственники, другие люди, которые ничем не могут помочь, со своими проблемами, просьбами потише страдать, не кричать ночью, когда твоей головой пытаются разбить стену. Бесполезная милиция. Подружки, которые хотели бы, чтобы у меня юмор был посветлее, манеры утонченнее, выслушивание их благополучных страданий, их просьбы не рассказывать о негативном, учиться прощать, обвинения, будто мы провоцировали отца. Многое другое. Однажды отец в очередной раз выгнал меня из дому. И я ушла. Мама ушла со мной, но для нее это оказалось слишком сложным, и она вернулась.
В Донецк приходит война. Выстрелы, техника. Мы с мамой уезжаем. Снимаем далеко не самое хорошее жилье, работаем на нескольких работах. Знакомые россияне в большинстве своём ничем не могут помочь, им нужно больше информации, у них свои проблемы, просьбы отделять плохих от хороших, не нагнетать. Мама снова не справляется и возвращается в Донецк, потому что там стало тише, а здесь никто не спешит нам помочь. Я остаюсь одна, завожу отношения, мы строим дом, живем в суровых условиях, но без насилия.
В конце 2021 года украинок обязывают встать на военный учет. Я беспокоюсь, начинаю делать запасы и увеличиваю время тренировок. Никто не воспринимает это всерьез. Российские войска имитируют учения, а я пытаюсь уговорить знакомых девушек уехать. Меня просят успокоиться. И вот началась война.
Взрывы. Звук самолётов. Мама в панике, в Донецке давно не было так громко и страшно, но выехать в другую страну она уже из-за состояния здоровья не может. Муж тоже не может уехать. Воздушная тревога 3-6 раз в день. Расстрелы. Нигде не видно статистики изнасилований. Фантомная сирена. Просыпаешься просто так несколько раз за ночь. Страх снова голодать, как в тех городах, которым уже не повезло. Страх снова лишиться дома. Страх увидеть много крови и потерять любимого. Несколько часов в день тратишь, чтобы узнать, как твои близкие, ведь у них время от времени нет связи. Читаешь новости, остальное время волонтеришь или пытаешься работать. Смотришь, что знакомые россиянки ничем не могут тебе помочь, у них свои проблемы, просьбы страдать потише и быть экологичными. Выслушивание их страданий, которые намного выше в пирамиде Маслоу, некоторым нужно больше информации, просьба помнить, что не все такие.
Дважды насилие приходило ко мне со стороны россиян, два из трех раз меня могут убить российские мужчины. Не все такие, но если меня убьют, то убьют на ваши налоги. И вы себе это простите. Если же что-то случится на АЭС, то простите ли вы это себе?
Спасибо каждой российской женщине, которая делает хоть что-то против войны, против насилия мужчин над женщинами, помогает женщинам снова построить свою жизнь. Вы — лучи света!
Каждая украинка — алмаз! Пожалуйста, выживи, мы все отстроим заново».
#женщиныукраины
«Вся моя жизнь — попытка убежать от насилия. Отец, как по учебнику, изолировал мать, и подчинил себе. Ребенок, то есть я, был частью плана «ты никуда не убежишь, жена». Депривация сна, вздрагивание при каждом стуке, лишение денег, еды, избиения, попадания в больницу, супружеские изнасилования за стеной, плохие условия, в которых нужно было существовать, учиться, быть хорошей девочкой. Соседи, родственники, другие люди, которые ничем не могут помочь, со своими проблемами, просьбами потише страдать, не кричать ночью, когда твоей головой пытаются разбить стену. Бесполезная милиция. Подружки, которые хотели бы, чтобы у меня юмор был посветлее, манеры утонченнее, выслушивание их благополучных страданий, их просьбы не рассказывать о негативном, учиться прощать, обвинения, будто мы провоцировали отца. Многое другое. Однажды отец в очередной раз выгнал меня из дому. И я ушла. Мама ушла со мной, но для нее это оказалось слишком сложным, и она вернулась.
В Донецк приходит война. Выстрелы, техника. Мы с мамой уезжаем. Снимаем далеко не самое хорошее жилье, работаем на нескольких работах. Знакомые россияне в большинстве своём ничем не могут помочь, им нужно больше информации, у них свои проблемы, просьбы отделять плохих от хороших, не нагнетать. Мама снова не справляется и возвращается в Донецк, потому что там стало тише, а здесь никто не спешит нам помочь. Я остаюсь одна, завожу отношения, мы строим дом, живем в суровых условиях, но без насилия.
В конце 2021 года украинок обязывают встать на военный учет. Я беспокоюсь, начинаю делать запасы и увеличиваю время тренировок. Никто не воспринимает это всерьез. Российские войска имитируют учения, а я пытаюсь уговорить знакомых девушек уехать. Меня просят успокоиться. И вот началась война.
Взрывы. Звук самолётов. Мама в панике, в Донецке давно не было так громко и страшно, но выехать в другую страну она уже из-за состояния здоровья не может. Муж тоже не может уехать. Воздушная тревога 3-6 раз в день. Расстрелы. Нигде не видно статистики изнасилований. Фантомная сирена. Просыпаешься просто так несколько раз за ночь. Страх снова голодать, как в тех городах, которым уже не повезло. Страх снова лишиться дома. Страх увидеть много крови и потерять любимого. Несколько часов в день тратишь, чтобы узнать, как твои близкие, ведь у них время от времени нет связи. Читаешь новости, остальное время волонтеришь или пытаешься работать. Смотришь, что знакомые россиянки ничем не могут тебе помочь, у них свои проблемы, просьбы страдать потише и быть экологичными. Выслушивание их страданий, которые намного выше в пирамиде Маслоу, некоторым нужно больше информации, просьба помнить, что не все такие.
Дважды насилие приходило ко мне со стороны россиян, два из трех раз меня могут убить российские мужчины. Не все такие, но если меня убьют, то убьют на ваши налоги. И вы себе это простите. Если же что-то случится на АЭС, то простите ли вы это себе?
Спасибо каждой российской женщине, которая делает хоть что-то против войны, против насилия мужчин над женщинами, помогает женщинам снова построить свою жизнь. Вы — лучи света!
Каждая украинка — алмаз! Пожалуйста, выживи, мы все отстроим заново».
#женщиныукраины
❤575😢223👍65💩19👎15😱7🔥1
Женщины Украины. Татьяна, Киев/Европа:
«Я исполнительный продюсер крупного международного продакшена. Я снимаю рекламу и кино. Теперь я сама как в кино. В очень-очень страшном.
Мы были в отпуске с детьми, когда узнали про войну. Нам отменили обратные билеты, и мы вынуждены были остаться за границей. Наши родные, близкие, друзья, сотрудники — в бомбоубежищах, кто-то успел выехать. Кто-то погиб.
Сейчас мы в Европе, связались здесь с местным телевидением, рассказываем им обо всем, что происходит в Украине. Мой муж пробежал 52 км на вулкан с флагом Украины, чтобы собрать донаты в помощь армии.
Мы уехали, но 20 дней щемяще хочется домой. У меня на посёлке (10 км под Киевом, коттеджный поселок) эти мразоты, русские солдаты, залезли в дома соседей, одеваются в одежду, едят, пьют, бухие катаются на квадроциклах, ловят куриц, распределились по домам… Меня просто трусит от осознания, что кто-то ходит по нашим домам, спит в наших постелях, смотрит мои нежные беременные фотки.
Какое стремное чувство — не иметь дома. Говорила только что с соседом, он вывозил пятерых детей, так они [российские солдаты] шмаляли по машинам, пьяные, без разбору. Особо ничего не делают, просто бухают.
Планы на возвращению…. Больше всего на свете мы хотим домой, но пока там убивают ни в чем не повинных людей, мы не можем рисковать жизнью детей. Планов нет. Как мы будем дальше жить, мы не знаем. Молимся за близких».
#женщиныукраины
«Я исполнительный продюсер крупного международного продакшена. Я снимаю рекламу и кино. Теперь я сама как в кино. В очень-очень страшном.
Мы были в отпуске с детьми, когда узнали про войну. Нам отменили обратные билеты, и мы вынуждены были остаться за границей. Наши родные, близкие, друзья, сотрудники — в бомбоубежищах, кто-то успел выехать. Кто-то погиб.
Сейчас мы в Европе, связались здесь с местным телевидением, рассказываем им обо всем, что происходит в Украине. Мой муж пробежал 52 км на вулкан с флагом Украины, чтобы собрать донаты в помощь армии.
Мы уехали, но 20 дней щемяще хочется домой. У меня на посёлке (10 км под Киевом, коттеджный поселок) эти мразоты, русские солдаты, залезли в дома соседей, одеваются в одежду, едят, пьют, бухие катаются на квадроциклах, ловят куриц, распределились по домам… Меня просто трусит от осознания, что кто-то ходит по нашим домам, спит в наших постелях, смотрит мои нежные беременные фотки.
Какое стремное чувство — не иметь дома. Говорила только что с соседом, он вывозил пятерых детей, так они [российские солдаты] шмаляли по машинам, пьяные, без разбору. Особо ничего не делают, просто бухают.
Планы на возвращению…. Больше всего на свете мы хотим домой, но пока там убивают ни в чем не повинных людей, мы не можем рисковать жизнью детей. Планов нет. Как мы будем дальше жить, мы не знаем. Молимся за близких».
#женщиныукраины
😢486❤98🤬41🤯31💩28👎25👍17🤔8😁2😱2
Женщины Украины. Саша, Харьков:
«Я Саша, мне 22, и моего города больше нет.
Неделю до войны мне снились кошмары, и я просыпалась в слезах. «На всякий случай» мы начали составлять список вещей и план действий. В 05:30 24 февраля я проснулась и услышала от мужа: «Началось». Как-то сразу, без объяснений, стало понятно, что именно началось. Ехать в другую область не было смысла, потому что атаки были почти по всей стране.
Мы собрали вещи и стали ждать. Дни превратились в хаос. Мы спали на полу в квартире, мы спали в метро. Мы все время ждали, ждали, что в какой-то момент все закончится. Внезапно горячий чай (да и просто горячая вода) стал настоящим сокровищем, а поспать дома, в тепле — непозволительной роскошью.
Нам повезло. И везло много раз. Мы смогли уехать в другую часть страны, когда уже стало понятно, где безопаснее. В эвакуационный поезд мы поместились только потому, что над вокзалом пронесся вражеский истребитель, и теробороновцы нас затолкали с небезопасно открытой платформы. Я видела, как в поезд забежали несколько женщин с детьми, они кричали и плакали. Не могу представить, какой ужас эти женщины испытали в тот момент.
Повезло, что мы смогли скоординироваться с друзьями и нашли, у кого приютиться.
Мои родители остались в Харькове, а бабушка живёт в оккупированном сейчас городке. С ними все в порядке, с этим мне тоже повезло.
Российские СМИ и «политологи» с 2014 года смогли промыть мозги не только россиянам. Моя мать верит, находясь в городе, который бомбят, что «русские трогают только военные объекты», а жилые дома бомбят пьяные украинские войска.
Эта война расставила все точки над і. Так вышло, что у меня теперь нет друзей из России, я стараюсь принять, что не смогу переделать своих родителей, я поняла, что быть партиоткой не равно быть националисткой/нацисткой, как долгое время мне пытались навязать.
Мне больно осознавать, как много невинной крови сейчас проливается. И мне обидно, что в 21 веке наша страна оказалась в таком положении из-за одного старого мерзавца.
Но страна сплотилась, мы знаем, что наша родная Украина останется нашей. Мы не забудем имена героев, которые сейчас кровью отстаивают наши границы. Мы возрождаем забытую культуру и учим историю. Мы ждём конца, чтобы вернуться домой и отстроить все заново. Я готовлю народный костюм на день нашей Победы».
#женщиныукраины
«Я Саша, мне 22, и моего города больше нет.
Неделю до войны мне снились кошмары, и я просыпалась в слезах. «На всякий случай» мы начали составлять список вещей и план действий. В 05:30 24 февраля я проснулась и услышала от мужа: «Началось». Как-то сразу, без объяснений, стало понятно, что именно началось. Ехать в другую область не было смысла, потому что атаки были почти по всей стране.
Мы собрали вещи и стали ждать. Дни превратились в хаос. Мы спали на полу в квартире, мы спали в метро. Мы все время ждали, ждали, что в какой-то момент все закончится. Внезапно горячий чай (да и просто горячая вода) стал настоящим сокровищем, а поспать дома, в тепле — непозволительной роскошью.
Нам повезло. И везло много раз. Мы смогли уехать в другую часть страны, когда уже стало понятно, где безопаснее. В эвакуационный поезд мы поместились только потому, что над вокзалом пронесся вражеский истребитель, и теробороновцы нас затолкали с небезопасно открытой платформы. Я видела, как в поезд забежали несколько женщин с детьми, они кричали и плакали. Не могу представить, какой ужас эти женщины испытали в тот момент.
Повезло, что мы смогли скоординироваться с друзьями и нашли, у кого приютиться.
Мои родители остались в Харькове, а бабушка живёт в оккупированном сейчас городке. С ними все в порядке, с этим мне тоже повезло.
Российские СМИ и «политологи» с 2014 года смогли промыть мозги не только россиянам. Моя мать верит, находясь в городе, который бомбят, что «русские трогают только военные объекты», а жилые дома бомбят пьяные украинские войска.
Эта война расставила все точки над і. Так вышло, что у меня теперь нет друзей из России, я стараюсь принять, что не смогу переделать своих родителей, я поняла, что быть партиоткой не равно быть националисткой/нацисткой, как долгое время мне пытались навязать.
Мне больно осознавать, как много невинной крови сейчас проливается. И мне обидно, что в 21 веке наша страна оказалась в таком положении из-за одного старого мерзавца.
Но страна сплотилась, мы знаем, что наша родная Украина останется нашей. Мы не забудем имена героев, которые сейчас кровью отстаивают наши границы. Мы возрождаем забытую культуру и учим историю. Мы ждём конца, чтобы вернуться домой и отстроить все заново. Я готовлю народный костюм на день нашей Победы».
#женщиныукраины
❤573😢121👍52😁9🤔9😱8🤬8👏3
Женщины Украины. Настя Киев/Ирпень/Винницкая область:
«Привет, я Настя, 22 года. Жизнь в Киеве у меня была достаточно беззаботная — если сейчас посмотреть, то точно. У меня была хорошая работа, красивая квартира. Две недели перед войной прошли на нервах из-за эскалации, но я не верила, что Россия может напасть, не хотела.
23 февраля я легла спать с мыслью, что завтра поеду в отпуск, буду кататься на лыжах и спокойно проведу хотя бы выходные. А в 5 утра меня разбудили взрывы. Друг сказал, что Путин объявил нам войну, назвав это денацификацией. Тогда еще не было понятно, что взрывы — это ПВО, которые нас защищают. Я думала, что могу умереть прямо сейчас, запаниковала, взяла рюкзак с вещами первой необходимости и убежала в пригород. В тот самый Ирпень, который сейчас стирают с лица земли.
Оттуда меня забрали родители. Мы целый день стояли в пробке, пытаясь доехать до моего города. Я без конца читала новости с фронта. Не убили ли моих друзей, которые живут в прифронтовых зонах, не разрушили ли мой дом, не убьют ли меня, когда я буду проезжать мимо какого-то города? Вот вопросы, с которыми я не знала, как справляться. Это чувство невозможно описать. Все люди рядом с тобой чувствуют то же, в их глазах безнадёга, страх, слезы. На следующее утро я проснулась и не поняла, где я. Мне казалось, что войны нет, что мне все приснилось. Когда ко мне пришла реальность, я долго плакала.
Чувствуя благодарность к нашим военным за то, что русских еще нет в моем городе, я пошла в военкомат. Я хотела убивать тех, кто пришел на нашу землю и принес моему народу такую боль, и мне ничуть за это не стыдно. Но меня не взяли без подготовки, желающих было очень много. Поэтому я занялась волонтерством.
Сейчас, пережив три недели войны, я слышу много хороших новостей, я верю в нашу победу, но с рядом с хорошими новостями есть и ужасные. Про братские могилы в Мариуполе. Про обстрелы роддомов. Про смерть детей от обезвоживания, потому что русские солдаты взяли в осаду город и обстреливают гуманитарные коридоры. Про то, как убивают мужчин на глазах у семьи и крадут женщин, а потом насилуют их, пока те не умрут. Некоторые их вешают, некоторые выкидывают на обочину, некоторые женщины остаются в живых. Я прочитала пост гинеколога, к которому попала одна жертва, и теперь я думаю только о том, где бы достать гранату, чтобы в таком случае взорвать себя и умереть быстро.
Вот о чем война заставляет думать женщин, у которых раньше в жизни все было отлично. О том, где взять оружие и как научиться стрелять. О том, как защитить себя. О том, что их город тоже могут захватить и им придется прятаться в подвале неделями. О том, что их подруги уже неделями в осаде, и с ними может происходить что-то настолько страшное, что это сложно себе представить. И то же может произойти с каждой».
#женщиныукраины
«Привет, я Настя, 22 года. Жизнь в Киеве у меня была достаточно беззаботная — если сейчас посмотреть, то точно. У меня была хорошая работа, красивая квартира. Две недели перед войной прошли на нервах из-за эскалации, но я не верила, что Россия может напасть, не хотела.
23 февраля я легла спать с мыслью, что завтра поеду в отпуск, буду кататься на лыжах и спокойно проведу хотя бы выходные. А в 5 утра меня разбудили взрывы. Друг сказал, что Путин объявил нам войну, назвав это денацификацией. Тогда еще не было понятно, что взрывы — это ПВО, которые нас защищают. Я думала, что могу умереть прямо сейчас, запаниковала, взяла рюкзак с вещами первой необходимости и убежала в пригород. В тот самый Ирпень, который сейчас стирают с лица земли.
Оттуда меня забрали родители. Мы целый день стояли в пробке, пытаясь доехать до моего города. Я без конца читала новости с фронта. Не убили ли моих друзей, которые живут в прифронтовых зонах, не разрушили ли мой дом, не убьют ли меня, когда я буду проезжать мимо какого-то города? Вот вопросы, с которыми я не знала, как справляться. Это чувство невозможно описать. Все люди рядом с тобой чувствуют то же, в их глазах безнадёга, страх, слезы. На следующее утро я проснулась и не поняла, где я. Мне казалось, что войны нет, что мне все приснилось. Когда ко мне пришла реальность, я долго плакала.
Чувствуя благодарность к нашим военным за то, что русских еще нет в моем городе, я пошла в военкомат. Я хотела убивать тех, кто пришел на нашу землю и принес моему народу такую боль, и мне ничуть за это не стыдно. Но меня не взяли без подготовки, желающих было очень много. Поэтому я занялась волонтерством.
Сейчас, пережив три недели войны, я слышу много хороших новостей, я верю в нашу победу, но с рядом с хорошими новостями есть и ужасные. Про братские могилы в Мариуполе. Про обстрелы роддомов. Про смерть детей от обезвоживания, потому что русские солдаты взяли в осаду город и обстреливают гуманитарные коридоры. Про то, как убивают мужчин на глазах у семьи и крадут женщин, а потом насилуют их, пока те не умрут. Некоторые их вешают, некоторые выкидывают на обочину, некоторые женщины остаются в живых. Я прочитала пост гинеколога, к которому попала одна жертва, и теперь я думаю только о том, где бы достать гранату, чтобы в таком случае взорвать себя и умереть быстро.
Вот о чем война заставляет думать женщин, у которых раньше в жизни все было отлично. О том, где взять оружие и как научиться стрелять. О том, как защитить себя. О том, что их город тоже могут захватить и им придется прятаться в подвале неделями. О том, что их подруги уже неделями в осаде, и с ними может происходить что-то настолько страшное, что это сложно себе представить. И то же может произойти с каждой».
#женщиныукраины
😢633😱95❤67👍34🤯30🤬26👏6😁6🤔3
Женщины Украины. Соня, Одесса/Харьков/Киев:
«Я Соня. В апреле, если повезёт, мне исполнится 27.
Я из Киева, но последние пару лет жила на три города: Одесса, Харьков, Киев. В каждом из них живут люди, которых я люблю. Я анархистка, потому никогда не питала патриотических чувств, но мои близкие теперь носят автоматы, форму и желто-синие шевроны. А я ношусь с плитоносками [основами для бронежилетов], аптечками и тактическими перчатками для них.
В первые дни нам было так страшно, что мы перестали есть. Забывали пить. Начинали фразу, не могли закончить, обрывали её. Помню, что у всех было расстройство желудка. Тогда остервенело бомбили Харьков, и я слышала от друзей оттуда, что они чувствуют то же самое – постоянный позыв в туалет. Я пишу об этом, чтобы навсегда запомнить: война — это когда скручивает кишки. Когда ты в приступе ступора немеешь, глупеешь, сгибаешься. В ней нет ничего красивого, ничего, что стоило бы воспеть.
В перерывах между приступами я с приятелями оббегала все места, где можно было бы себя применять: пункты территориальной обороны, военкомат, «Красный крест», храм. В отчаянии мы готовились партизанить, самоорганизовались, добыли бензин, доставили в мастерскую, сделали смесь для коктейлей. делали тихо, опасаясь. Через неделю коктейли Молотова уже делали на главной площади. В открытую. Все.
Несколько ночей дежурила в православном храме. Это место в самом низу собора, на двери был лист с надписью «храмоубежище». Ночью, во время тревоги, туда бежали люди со всех окрестностей. Почти все с детьми. В храме можно было спать на коврах, что стелили на полу.
Молиться не получалось. Мысли бегали и зависали в какой-то точке, пока из этого не выводил чей-то вопрос или просьба. Это помогало.
Единственный раз, когда получилось помолиться, я просила сберечь семью. Маму удалось уговорить уехать в Польшу. Брат остался в Киеве, стоит на блокпосту. На этих двух людях замыкается круг моих кровных родственников, потому мне в каком-то смысле повезло. Мне не нужно спасать своих детей или вывозить пожилых бабушек и дедушек. Впервые радуюсь, что у меня нет «полной» семьи. Этим летом я ещё представляла себя матерью. Этой весной я себя уже никем не мыслю.
Вчера звонила мать и просила приехать к ней. Мне очень горько, но я не могу. Не могу строить планы, не могу принимать решений. Могу только отчаянно волонтёрить, работать руками, ногами и всем, кроме головы. У меня не получается злиться, не выходит стать свирепей.
Мой прежний ПТСР накладывается на новый, который формируется прямо сейчас. Возможно, благодаря ему и удаётся проглотить страх, не допускать панику, трансформировать её в действие.
Если не останется сил сопротивляться, то выкопаю ямку и останусь в ней».
#женщиныукраины
«Я Соня. В апреле, если повезёт, мне исполнится 27.
Я из Киева, но последние пару лет жила на три города: Одесса, Харьков, Киев. В каждом из них живут люди, которых я люблю. Я анархистка, потому никогда не питала патриотических чувств, но мои близкие теперь носят автоматы, форму и желто-синие шевроны. А я ношусь с плитоносками [основами для бронежилетов], аптечками и тактическими перчатками для них.
В первые дни нам было так страшно, что мы перестали есть. Забывали пить. Начинали фразу, не могли закончить, обрывали её. Помню, что у всех было расстройство желудка. Тогда остервенело бомбили Харьков, и я слышала от друзей оттуда, что они чувствуют то же самое – постоянный позыв в туалет. Я пишу об этом, чтобы навсегда запомнить: война — это когда скручивает кишки. Когда ты в приступе ступора немеешь, глупеешь, сгибаешься. В ней нет ничего красивого, ничего, что стоило бы воспеть.
В перерывах между приступами я с приятелями оббегала все места, где можно было бы себя применять: пункты территориальной обороны, военкомат, «Красный крест», храм. В отчаянии мы готовились партизанить, самоорганизовались, добыли бензин, доставили в мастерскую, сделали смесь для коктейлей. делали тихо, опасаясь. Через неделю коктейли Молотова уже делали на главной площади. В открытую. Все.
Несколько ночей дежурила в православном храме. Это место в самом низу собора, на двери был лист с надписью «храмоубежище». Ночью, во время тревоги, туда бежали люди со всех окрестностей. Почти все с детьми. В храме можно было спать на коврах, что стелили на полу.
Молиться не получалось. Мысли бегали и зависали в какой-то точке, пока из этого не выводил чей-то вопрос или просьба. Это помогало.
Единственный раз, когда получилось помолиться, я просила сберечь семью. Маму удалось уговорить уехать в Польшу. Брат остался в Киеве, стоит на блокпосту. На этих двух людях замыкается круг моих кровных родственников, потому мне в каком-то смысле повезло. Мне не нужно спасать своих детей или вывозить пожилых бабушек и дедушек. Впервые радуюсь, что у меня нет «полной» семьи. Этим летом я ещё представляла себя матерью. Этой весной я себя уже никем не мыслю.
Вчера звонила мать и просила приехать к ней. Мне очень горько, но я не могу. Не могу строить планы, не могу принимать решений. Могу только отчаянно волонтёрить, работать руками, ногами и всем, кроме головы. У меня не получается злиться, не выходит стать свирепей.
Мой прежний ПТСР накладывается на новый, который формируется прямо сейчас. Возможно, благодаря ему и удаётся проглотить страх, не допускать панику, трансформировать её в действие.
Если не останется сил сопротивляться, то выкопаю ямку и останусь в ней».
#женщиныукраины
😢425❤218👍63😁3