Женщины Украины. Альбина, Одесса:
«Мне 35 лет. Живу в Одессе с 17 лет, до этого жила в Мариуполе. Работаю дата-аналитиком. Живу с 3-6 котами — в зависимости от того, как получается их пристроить.
24 февраля я проснулась от звонка мамы, что началась война. До этого мы обговаривали эту возможность, но я никак не хотела в это верить. В то утро у меня не было запаса продуктов, корма для котов оставалось только на два дня, заканчивались антидепрессанты. А я лежу в кровати, обнимаю кота, слышу, как бомбят завод рядом, и не могу встать. Полдня я лежала, а потом заставила себя собрать этот чёртов тревожный рюкзак и заклеить окна скотчем.
На следующий день приехала мама со своим котом, и вот уже 27 дней мы живём вместе. Пытаемся как-то обезопасить дом. Но на самом деле понимаешь, что если прилетит, то ничего не спасет.
Первое время у меня вызывало чувство ужаса то, что россияне нам не верят. Я везде, где могла, писала о том, что происходит, но получала в ответ, что мы или сами себя бомбим, или сами это заслужили, или абстрактное «мы за мир, что вы от нас хотите». Самое смешное, что друзья, которые переехали в Москву и работают в Яндексе, и родственники, которые живут в России, ни разу не спросили, как я. Зато я получила много поддержки от разных европейцев, с которыми познакомилась случайно на разных тусовках. Также очень поддерживают коллеги и друзья, которые находятся в такой же ситуации, как я. Все бывшие, с которыми я рассорилась, помогают мне, чем могут. Все обиды забыты. Вообще, украинское общество очень сильно объединилось. Вызывает бесконечное восхищение работа волонтеров и забота друг о друге простых людей.
Мне поступали предложения уехать за границу или на Западную Украину. Но я не хочу, потому что с котами это сделать сложно, да и дома стены помогают. Моя сестра с ребенком выехали, и сейчас она говорит, что очень тяжело вдалеке от дома.
С марта мою компанию перевели в отпуск за свой счёт, и непонятно, когда он закончится, не сократят ли меня, потому что работа аналитика не является стратегически важной для компании. Хорошо, что у меня есть небольшая подушка безопасности. Но я мысленно уже представляю, как буду работать кассиром за гроши.
Но больше всего у меня болит сердце за Мариуполь. У меня там нет родственников, но есть друзья и одноклассники. Некоторым уже удалось выбраться. А от некоторых нет вестей уже три недели. И я боюсь, что больше никогда их не увижу. Те, кому удалось выбраться, рассказывают, как бежали из города под обстрелами российской армии, как жили в подвалах две недели, как снарядом убило семью из шести человек во дворе рядом, когда они готовили есть на костре. В это время я понимаю, что я вообще в раю: у меня есть что есть, теплая кровать, мама и котики рядом. А отсутствие работы и сон на полу под воздушную тревогу можно пережить.
Интересный факт, что ещё в 2014 году, когда Россия устроила на Донбассе ЛДНР, мы с моими друзьями из Мариуполя часто ссорились, потому что они были настроены пророссийски, а я — проукраински. Сейчас у них нет сомнения, что Мариуполь стирает с лица земли именно российская армия.
Сейчас у меня уже нет каких-то надежд на российское общество, что оно проснется и свергнет Путина. Я просто хочу, чтобы российская армия ушла с моей земли и оставила нас наконец-то в покое, чтобы мы строили ту жизнь, которая нам нравится. Сейчас я понимаю, что, несмотря на затяжную депрессию, я была счастлива до войны. Я только начала выбираться из депрессии, я освоила профессию, которая мне нравилась, и получала удовольствие от работы, чего не было за всю мою профессиональную жизнь. А сейчас это все разрушено».
#женщиныукраины
«Мне 35 лет. Живу в Одессе с 17 лет, до этого жила в Мариуполе. Работаю дата-аналитиком. Живу с 3-6 котами — в зависимости от того, как получается их пристроить.
24 февраля я проснулась от звонка мамы, что началась война. До этого мы обговаривали эту возможность, но я никак не хотела в это верить. В то утро у меня не было запаса продуктов, корма для котов оставалось только на два дня, заканчивались антидепрессанты. А я лежу в кровати, обнимаю кота, слышу, как бомбят завод рядом, и не могу встать. Полдня я лежала, а потом заставила себя собрать этот чёртов тревожный рюкзак и заклеить окна скотчем.
На следующий день приехала мама со своим котом, и вот уже 27 дней мы живём вместе. Пытаемся как-то обезопасить дом. Но на самом деле понимаешь, что если прилетит, то ничего не спасет.
Первое время у меня вызывало чувство ужаса то, что россияне нам не верят. Я везде, где могла, писала о том, что происходит, но получала в ответ, что мы или сами себя бомбим, или сами это заслужили, или абстрактное «мы за мир, что вы от нас хотите». Самое смешное, что друзья, которые переехали в Москву и работают в Яндексе, и родственники, которые живут в России, ни разу не спросили, как я. Зато я получила много поддержки от разных европейцев, с которыми познакомилась случайно на разных тусовках. Также очень поддерживают коллеги и друзья, которые находятся в такой же ситуации, как я. Все бывшие, с которыми я рассорилась, помогают мне, чем могут. Все обиды забыты. Вообще, украинское общество очень сильно объединилось. Вызывает бесконечное восхищение работа волонтеров и забота друг о друге простых людей.
Мне поступали предложения уехать за границу или на Западную Украину. Но я не хочу, потому что с котами это сделать сложно, да и дома стены помогают. Моя сестра с ребенком выехали, и сейчас она говорит, что очень тяжело вдалеке от дома.
С марта мою компанию перевели в отпуск за свой счёт, и непонятно, когда он закончится, не сократят ли меня, потому что работа аналитика не является стратегически важной для компании. Хорошо, что у меня есть небольшая подушка безопасности. Но я мысленно уже представляю, как буду работать кассиром за гроши.
Но больше всего у меня болит сердце за Мариуполь. У меня там нет родственников, но есть друзья и одноклассники. Некоторым уже удалось выбраться. А от некоторых нет вестей уже три недели. И я боюсь, что больше никогда их не увижу. Те, кому удалось выбраться, рассказывают, как бежали из города под обстрелами российской армии, как жили в подвалах две недели, как снарядом убило семью из шести человек во дворе рядом, когда они готовили есть на костре. В это время я понимаю, что я вообще в раю: у меня есть что есть, теплая кровать, мама и котики рядом. А отсутствие работы и сон на полу под воздушную тревогу можно пережить.
Интересный факт, что ещё в 2014 году, когда Россия устроила на Донбассе ЛДНР, мы с моими друзьями из Мариуполя часто ссорились, потому что они были настроены пророссийски, а я — проукраински. Сейчас у них нет сомнения, что Мариуполь стирает с лица земли именно российская армия.
Сейчас у меня уже нет каких-то надежд на российское общество, что оно проснется и свергнет Путина. Я просто хочу, чтобы российская армия ушла с моей земли и оставила нас наконец-то в покое, чтобы мы строили ту жизнь, которая нам нравится. Сейчас я понимаю, что, несмотря на затяжную депрессию, я была счастлива до войны. Я только начала выбираться из депрессии, я освоила профессию, которая мне нравилась, и получала удовольствие от работы, чего не было за всю мою профессиональную жизнь. А сейчас это все разрушено».
#женщиныукраины
😢524❤180👍62🤬11😁5😱1
Женщины Украины. Маша, Одесса:
«Настя, прошёл почти месяц войны. Я привыкла к воздушной тревоге и ПВО. Страха нет, только рефлекс – в укрытие. А если ПВО – отойти от окон. Одессу ночью на днях обстрелял российский корабль со стороны моря. Я живу близко к пляжам, и в районе пяти утра проснулась от адской канонады. Но я на ночь пила корвалол, и просто не могла встать физически. Лежу, слышу эти взрывы и думаю: надо встать, маму разбудить, а потом думаю: ну ёбнет в дом, так и будет, я устала.
В Одессе наступает весна, теплеет.
В прошлый вторник я впервые выехала в центр увидеться с подругой. Мы сели в кафе, которые частично открываются, и пили кофе. Это было странно. Потом ходили по городу, вся Дерибасовская в противотанковых ежах, где-то мешки с песком.
И у меня появился новый страх – страх перед тем, что дальше будет, после войны. Не так меня страшат ракеты, как другая неизвестность.
А ещё меня поражает беспечность людей, которые во время воздушной тревоги просто гуляют с колясками и никуда не спешат. В Одессе комендантский час с 20:00.
И я рада, что в Одессе постепенно открываются кафе и салоны, где можно постричься и как-то себя привести в порядок. Благодаря этому покупают все нужное для ЗСУ и терообороны.
На 21 день войны у меня выработалась привычка к ней. Я надеюсь, что после я от неё избавлюсь быстрей.
Ничего не планирую больше, чем на день. И каждый день стараюсь сохранять трезвость и критичность разума. И ещё переживаю за посевную. Непонятно, что у нас с аграриями сейчас.
Я поняла, что этот мир дальше спасут и построят только женщины. Мужчины свой шанс упустили и потеряли навеки».
#женщиныукраины
«Настя, прошёл почти месяц войны. Я привыкла к воздушной тревоге и ПВО. Страха нет, только рефлекс – в укрытие. А если ПВО – отойти от окон. Одессу ночью на днях обстрелял российский корабль со стороны моря. Я живу близко к пляжам, и в районе пяти утра проснулась от адской канонады. Но я на ночь пила корвалол, и просто не могла встать физически. Лежу, слышу эти взрывы и думаю: надо встать, маму разбудить, а потом думаю: ну ёбнет в дом, так и будет, я устала.
В Одессе наступает весна, теплеет.
В прошлый вторник я впервые выехала в центр увидеться с подругой. Мы сели в кафе, которые частично открываются, и пили кофе. Это было странно. Потом ходили по городу, вся Дерибасовская в противотанковых ежах, где-то мешки с песком.
И у меня появился новый страх – страх перед тем, что дальше будет, после войны. Не так меня страшат ракеты, как другая неизвестность.
А ещё меня поражает беспечность людей, которые во время воздушной тревоги просто гуляют с колясками и никуда не спешат. В Одессе комендантский час с 20:00.
И я рада, что в Одессе постепенно открываются кафе и салоны, где можно постричься и как-то себя привести в порядок. Благодаря этому покупают все нужное для ЗСУ и терообороны.
На 21 день войны у меня выработалась привычка к ней. Я надеюсь, что после я от неё избавлюсь быстрей.
Ничего не планирую больше, чем на день. И каждый день стараюсь сохранять трезвость и критичность разума. И ещё переживаю за посевную. Непонятно, что у нас с аграриями сейчас.
Я поняла, что этот мир дальше спасут и построят только женщины. Мужчины свой шанс упустили и потеряли навеки».
#женщиныукраины
❤789😢92👍68🤔10😁6😱2
Женщины Украины. Нина, Киев/Тернополь:
«Мне 36 лет, родилась в Киеве и до недавнего времени там и жила. Не замужем, забочусь о дедушке 96 лет с деменцией, немного младшей бабушке, двух котах (один с мочекаменной болезнью). Рисую векторные картинки на продажу, старикам платят хорошую пенсию, до войны как-то справлялись.
За пару дней до войны дедушка зачем-то полез на табуретку, что-то хотел снять со шкафа. Упал. Трещина тазовой кости, постельный режим на три месяца. Так что никуда мы не прятались, не бросать же его. Да и для кота с МКБ провести время в холодном метро — смертный приговор. Так и сидели дома, боялись, когда было совсем страшно, с бабушкой выходили в коридор, от окон подальше.
Как-то все дни слились в кучу. Ночь, день, ночь... Да какая разница, если я сплю одетая, помыться не могу (в ванне набран запас воды), работать не могу (боюсь включать компьютер, потому что быстро не выключить, а в нём вся моя жизнь), поесть тоже проблема, кусок в горло не лезет. Этаж низкий, толком задёрнуть шторы сложно, так что после заката сидим в темноте и боимся, слушаем телемарафон.
В какой-то момент родители уговорили нас таки попытаться уехать в Тернополь на машине. Мать поехала поездом, не поместилась. А отец, я, два кота в переноске, два старика (один только-только начал садиться) и ну хоть сколько-то вещей — в машине.
В дороге очень страшно. Люди с оружием, блокпосты. Я по навигатору смотрела, куда ехать. На одном блокпосте не заметила, что уже блокпост, смотрела в телефон. Мужик с автоматом на меня в окно орёт, чтоб телефон опустила, а я не понимаю, что он от меня хочет, слова мимо сознания плывут.
10 часов в дороге. 10 часов коты сидели в переноске, не ели, не пили, не писали. Старшему до сих пор икается, надеюсь, что пройдёт. Старики тоже: им страшно, некомфортно, мало места, они хотят знать, что вообще происходит. А у меня ноги так отекли, что больно было просто быть обутой.
Здесь тихо. Да, раз или два в сутки бывает тревога, но взрывов не слышно. С бытовыми делами так-сяк разобрались, но это ест внезапно очень много сил. Может, оно и мелочи, но этих мелочей сильно много. Сходить за едой на базар и принести столько, сколько я могу донести (а дома я заказывала доставку раз в месяц и забивала холодильник, так он полный и остался в Киеве). Купить всякие бытовые мелочи, которых нет на такой съёмной квартире, в которую пустили с котами и дементными стариками. Помыть посуду, постирать и как-то просушить бельё. Покормить стариков (дома они сами справлялись, если была готовая еда, а тут не могут). Так что до работы руки пока не доходят, да и сложно сосредоточиться. Вот этот текст я несколько дней собиралась написать.
Дома у меня остался аквариум с рыбками. Поставила автокормушку и надеюсь что они меня дождутся. Остались растения на окне. Осталась рассада в торфяных таблетках. Осталась полная морозилка вкусной еды. Да и просто дом, в котором и стены помогают. Читаю посты в локальной группе и надеюсь, что дом выстоит. Стыдно, что уехала. Что не выдержала. Другие ж как-то могут.
Очень тяжело ещё, что многие, кого я считала друзьями и знала вменяемыми, посходили с ума. Ярче всего — друг, который в ответ на моё «я хочу, чтоб не было этой войны» заявил «значит ты хочешь, чтобы я с моими близкими сгорели под атомными бомбами». И похоже, что он действительно в это верит! Я не знаю, как мне со всем этим быть, просто очень больно.
И ещё очень тяжело, что бои идут там, где мой лес, моё болото, я там много лет грибы и травы собирала, а теперь они мою землю травят и вытаптывают. Отдельно тяжело, что и об этом не с кем поговорить — на фоне всего остального это мелочью кажется. Но вот мне болит.
Очень надеюсь, что война закончится и получится вернуться домой. И что мой дом меня дождётся».
#женщиныукраины
«Мне 36 лет, родилась в Киеве и до недавнего времени там и жила. Не замужем, забочусь о дедушке 96 лет с деменцией, немного младшей бабушке, двух котах (один с мочекаменной болезнью). Рисую векторные картинки на продажу, старикам платят хорошую пенсию, до войны как-то справлялись.
За пару дней до войны дедушка зачем-то полез на табуретку, что-то хотел снять со шкафа. Упал. Трещина тазовой кости, постельный режим на три месяца. Так что никуда мы не прятались, не бросать же его. Да и для кота с МКБ провести время в холодном метро — смертный приговор. Так и сидели дома, боялись, когда было совсем страшно, с бабушкой выходили в коридор, от окон подальше.
Как-то все дни слились в кучу. Ночь, день, ночь... Да какая разница, если я сплю одетая, помыться не могу (в ванне набран запас воды), работать не могу (боюсь включать компьютер, потому что быстро не выключить, а в нём вся моя жизнь), поесть тоже проблема, кусок в горло не лезет. Этаж низкий, толком задёрнуть шторы сложно, так что после заката сидим в темноте и боимся, слушаем телемарафон.
В какой-то момент родители уговорили нас таки попытаться уехать в Тернополь на машине. Мать поехала поездом, не поместилась. А отец, я, два кота в переноске, два старика (один только-только начал садиться) и ну хоть сколько-то вещей — в машине.
В дороге очень страшно. Люди с оружием, блокпосты. Я по навигатору смотрела, куда ехать. На одном блокпосте не заметила, что уже блокпост, смотрела в телефон. Мужик с автоматом на меня в окно орёт, чтоб телефон опустила, а я не понимаю, что он от меня хочет, слова мимо сознания плывут.
10 часов в дороге. 10 часов коты сидели в переноске, не ели, не пили, не писали. Старшему до сих пор икается, надеюсь, что пройдёт. Старики тоже: им страшно, некомфортно, мало места, они хотят знать, что вообще происходит. А у меня ноги так отекли, что больно было просто быть обутой.
Здесь тихо. Да, раз или два в сутки бывает тревога, но взрывов не слышно. С бытовыми делами так-сяк разобрались, но это ест внезапно очень много сил. Может, оно и мелочи, но этих мелочей сильно много. Сходить за едой на базар и принести столько, сколько я могу донести (а дома я заказывала доставку раз в месяц и забивала холодильник, так он полный и остался в Киеве). Купить всякие бытовые мелочи, которых нет на такой съёмной квартире, в которую пустили с котами и дементными стариками. Помыть посуду, постирать и как-то просушить бельё. Покормить стариков (дома они сами справлялись, если была готовая еда, а тут не могут). Так что до работы руки пока не доходят, да и сложно сосредоточиться. Вот этот текст я несколько дней собиралась написать.
Дома у меня остался аквариум с рыбками. Поставила автокормушку и надеюсь что они меня дождутся. Остались растения на окне. Осталась рассада в торфяных таблетках. Осталась полная морозилка вкусной еды. Да и просто дом, в котором и стены помогают. Читаю посты в локальной группе и надеюсь, что дом выстоит. Стыдно, что уехала. Что не выдержала. Другие ж как-то могут.
Очень тяжело ещё, что многие, кого я считала друзьями и знала вменяемыми, посходили с ума. Ярче всего — друг, который в ответ на моё «я хочу, чтоб не было этой войны» заявил «значит ты хочешь, чтобы я с моими близкими сгорели под атомными бомбами». И похоже, что он действительно в это верит! Я не знаю, как мне со всем этим быть, просто очень больно.
И ещё очень тяжело, что бои идут там, где мой лес, моё болото, я там много лет грибы и травы собирала, а теперь они мою землю травят и вытаптывают. Отдельно тяжело, что и об этом не с кем поговорить — на фоне всего остального это мелочью кажется. Но вот мне болит.
Очень надеюсь, что война закончится и получится вернуться домой. И что мой дом меня дождётся».
#женщиныукраины
❤691😢374👍89😁2
Женщины Украины. Юлия, Ялта/Киев:
«Меня зовут Юлия, мне 30 лет, и я уже точно не могу сказать, откуда я. Первый раз мой дом забрали русские в 2014 году.
Я родилась и выросла в Ялте, переехала в Киев в 17 лет, когда поступила в университет. Проблему утерянного дома я до сих пор так и не смогла проработать даже с психологом. Как только моя психолог спрашивает о Крыме, я начинаю плакать. Вот сейчас пишу это и реву тоже.
Мы уехали с мужем из Киева с двумя собаками за неделю до войны. Муж говорил мне: «Юля, будет война, если мы хотим остаться живыми, мы должны ехать». Я только смеялась и говорила, что он глупый и нагнетает. А потом, когда за неделю до произошедшего позвонила тетя из Крыма и сказала, что на территории их детской (!) инфекционной больницы in the middle of nowhere разворачивают военный госпиталь, я осознала, что это не просто «учения».
Утро 24-го я не забуду никогда. Меня разбудил звонок девушки, которая помогает нам с уборкой в салоне. «Юля, я, наверное, сегодня к вам убирать не приеду, у нас стреляют». До войны у нас было все: своя недвижимость, у мужа был IT-бизнес, я в ноябре осуществила свою многолетнюю мечту — открыла свой груминг-салон и зоогостиницу. Теперь в моем салоне передерживают животных из разбомбленного приюта. Новая жизнь, к которой нас никто не готовил.
Мозг цепляется за какие-то мелкие абсурдные вещи. Почему я не забрала с собой свою любимую кожаную куртку? Ведь я так долго искала ее, такую особенную, чтобы «на все времена». Или как там мои 50 вазонов цветов, которые я так тщательно собирала годами. Завяли уже, да? И увижу ли когда-то ещё своих трёх котов, которых я оставила у своей сотрудницы, потому что «ну кто на нас нападет, это же глупости, отдохнем недельку, и домой».
Волнуюсь за своих родителей в Крыму. Папа диабетик и мама с удаленной щитовидной железой. Им надо постоянно принимать препараты, в Крыму их уже нет. Из Крыма никого не выпускают. Соседей татар начали возить на допросы, спрашивают есть ли знакомые украинцы в Крыму, а у меня родители с украинскими паспортами.
Стыдно общаться с теми, кто остался. Я понимаю, что нам грех жаловаться, мы живы и здоровы. Но тревога не уходит от этого никуда. Что нам делать дальше? Вернёмся ли мы когда-то домой и будет ли там этот дом? Увижу ли я когда-то ещё своих друзей? Коллег? Свой город? Раньше я так любила путешествовать, но путешествия не имеют никакой ценности, когда это в путь в один конец».
#женщиныукраины
«Меня зовут Юлия, мне 30 лет, и я уже точно не могу сказать, откуда я. Первый раз мой дом забрали русские в 2014 году.
Я родилась и выросла в Ялте, переехала в Киев в 17 лет, когда поступила в университет. Проблему утерянного дома я до сих пор так и не смогла проработать даже с психологом. Как только моя психолог спрашивает о Крыме, я начинаю плакать. Вот сейчас пишу это и реву тоже.
Мы уехали с мужем из Киева с двумя собаками за неделю до войны. Муж говорил мне: «Юля, будет война, если мы хотим остаться живыми, мы должны ехать». Я только смеялась и говорила, что он глупый и нагнетает. А потом, когда за неделю до произошедшего позвонила тетя из Крыма и сказала, что на территории их детской (!) инфекционной больницы in the middle of nowhere разворачивают военный госпиталь, я осознала, что это не просто «учения».
Утро 24-го я не забуду никогда. Меня разбудил звонок девушки, которая помогает нам с уборкой в салоне. «Юля, я, наверное, сегодня к вам убирать не приеду, у нас стреляют». До войны у нас было все: своя недвижимость, у мужа был IT-бизнес, я в ноябре осуществила свою многолетнюю мечту — открыла свой груминг-салон и зоогостиницу. Теперь в моем салоне передерживают животных из разбомбленного приюта. Новая жизнь, к которой нас никто не готовил.
Мозг цепляется за какие-то мелкие абсурдные вещи. Почему я не забрала с собой свою любимую кожаную куртку? Ведь я так долго искала ее, такую особенную, чтобы «на все времена». Или как там мои 50 вазонов цветов, которые я так тщательно собирала годами. Завяли уже, да? И увижу ли когда-то ещё своих трёх котов, которых я оставила у своей сотрудницы, потому что «ну кто на нас нападет, это же глупости, отдохнем недельку, и домой».
Волнуюсь за своих родителей в Крыму. Папа диабетик и мама с удаленной щитовидной железой. Им надо постоянно принимать препараты, в Крыму их уже нет. Из Крыма никого не выпускают. Соседей татар начали возить на допросы, спрашивают есть ли знакомые украинцы в Крыму, а у меня родители с украинскими паспортами.
Стыдно общаться с теми, кто остался. Я понимаю, что нам грех жаловаться, мы живы и здоровы. Но тревога не уходит от этого никуда. Что нам делать дальше? Вернёмся ли мы когда-то домой и будет ли там этот дом? Увижу ли я когда-то ещё своих друзей? Коллег? Свой город? Раньше я так любила путешествовать, но путешествия не имеют никакой ценности, когда это в путь в один конец».
#женщиныукраины
😢557❤139👍47😁7😱2
Женщины Украины. Настя, Харьков/Львов:
«Меня зовут Настя. Около семи лет я прожила во Львове, а два месяца назад мы решили вернуться в Харьков. В тот день, когда началась война, меня разбудил звонком муж в 5:39. Он прокричал в трубку, что нас бомбят, чтобы я хватала детей и ждала его. Мы решили в тот момент попытаться уехать в Киев, а потом во Львов. Когда мы выбегали на маршрутку — такси уже нельзя было вызвать — на улице было много людей, они бежали в магазины, чтобы купить продуктов. Мы садились в маршрутку под звуки взрывов.
Когда мы приехали на автовокзал, оказалось, что наш автобус отменили. Мы вернулись домой, собрали еды и отправились в бомбоубежище в школу возле нашего дома. Мы просидели там 5 часов и на ночь вернулись домой. Наша квартира выглядела, как баррикада: мы заклеили скотчем окна, оттащили матрас от окон. Мы жили в районе Салтовка — это один из самых обстреливаемых районов Харькова. Иногда мне казалось, что от взрывов дрожали стены.
На третий день мы чудом добрались до железнодорожного вокзала. Там мы просидели 8 часов в ожидании поезда. То, как мы забирались в поезд — это отдельная история. Представьте себе людей, которые во время пожара пытаются выбраться из горящего здания. Всем становится все равно, с ребенком ты или нет. Когда мы пытались залезть в поезд, младший сын потерял сапог. Его зажало толпой и нам пришлось силой вытягивать его из толпы и забрасывать в вагон. Ехали во Львов сутки, сидя в коридоре поезда. Детям удалось найти половинку сидения, чтобы они как-то спали.
Мои родственники остались в Харькове, в самых обстреливаемых районах. Другие родственники — в Старобельске. Там тоже страшно сейчас. Я звоню им каждые полтора часа, и когда мы прощаемся, у меня ощущение, что я могу их больше не услышать.
С начала войны я перестала нормально спать. Теперь я встаю в 5:30. У меня трясутся руки. Даже находясь во Львове, казалось бы, в безопасности, я оглядываюсь и пугаюсь громких звуков. У меня много родственников в России и самое шокирующее — это то, что не все они верят в то, что происходит в Украине. Мне казалось, что ни у кого нет сомнений, насколько это страшно. Я смотрю видео района, где я еще несколько недель назад гуляла, и я вижу, как эти дома обстреливают градами. Я каждый день получаю новости от своих друзей, у которых в соседних домах взрываются ракеты. Я с ужасом жду, что могу прочитать про своих друзей или родных, что им прилетело, и я больше не смогу им дозвониться. Когда мне долго не отвечают в телеграме или в инстаграме на вопрос «как ты?», я начинаю подозревать худшее.
Честно говоря, я записываю это аудиосообщение потому, что я очень хочу, чтобы люди знали правду. Никто нас не освобождает. Нам ничего не угрожало. Жизнь, которая была раньше, кажется ненастоящей, как будто ее выдумали. Остался только страх и тревога. Я совсем перестала думать о чем-то, кроме войны. Ничего не осталось, кроме ужаса, что я могу потерять своих близких, свой любимый город. Я хочу, чтобы это прекратилось».
#женщиныукраины
«Меня зовут Настя. Около семи лет я прожила во Львове, а два месяца назад мы решили вернуться в Харьков. В тот день, когда началась война, меня разбудил звонком муж в 5:39. Он прокричал в трубку, что нас бомбят, чтобы я хватала детей и ждала его. Мы решили в тот момент попытаться уехать в Киев, а потом во Львов. Когда мы выбегали на маршрутку — такси уже нельзя было вызвать — на улице было много людей, они бежали в магазины, чтобы купить продуктов. Мы садились в маршрутку под звуки взрывов.
Когда мы приехали на автовокзал, оказалось, что наш автобус отменили. Мы вернулись домой, собрали еды и отправились в бомбоубежище в школу возле нашего дома. Мы просидели там 5 часов и на ночь вернулись домой. Наша квартира выглядела, как баррикада: мы заклеили скотчем окна, оттащили матрас от окон. Мы жили в районе Салтовка — это один из самых обстреливаемых районов Харькова. Иногда мне казалось, что от взрывов дрожали стены.
На третий день мы чудом добрались до железнодорожного вокзала. Там мы просидели 8 часов в ожидании поезда. То, как мы забирались в поезд — это отдельная история. Представьте себе людей, которые во время пожара пытаются выбраться из горящего здания. Всем становится все равно, с ребенком ты или нет. Когда мы пытались залезть в поезд, младший сын потерял сапог. Его зажало толпой и нам пришлось силой вытягивать его из толпы и забрасывать в вагон. Ехали во Львов сутки, сидя в коридоре поезда. Детям удалось найти половинку сидения, чтобы они как-то спали.
Мои родственники остались в Харькове, в самых обстреливаемых районах. Другие родственники — в Старобельске. Там тоже страшно сейчас. Я звоню им каждые полтора часа, и когда мы прощаемся, у меня ощущение, что я могу их больше не услышать.
С начала войны я перестала нормально спать. Теперь я встаю в 5:30. У меня трясутся руки. Даже находясь во Львове, казалось бы, в безопасности, я оглядываюсь и пугаюсь громких звуков. У меня много родственников в России и самое шокирующее — это то, что не все они верят в то, что происходит в Украине. Мне казалось, что ни у кого нет сомнений, насколько это страшно. Я смотрю видео района, где я еще несколько недель назад гуляла, и я вижу, как эти дома обстреливают градами. Я каждый день получаю новости от своих друзей, у которых в соседних домах взрываются ракеты. Я с ужасом жду, что могу прочитать про своих друзей или родных, что им прилетело, и я больше не смогу им дозвониться. Когда мне долго не отвечают в телеграме или в инстаграме на вопрос «как ты?», я начинаю подозревать худшее.
Честно говоря, я записываю это аудиосообщение потому, что я очень хочу, чтобы люди знали правду. Никто нас не освобождает. Нам ничего не угрожало. Жизнь, которая была раньше, кажется ненастоящей, как будто ее выдумали. Остался только страх и тревога. Я совсем перестала думать о чем-то, кроме войны. Ничего не осталось, кроме ужаса, что я могу потерять своих близких, свой любимый город. Я хочу, чтобы это прекратилось».
#женщиныукраины
😢662❤147👍48🤬10😱5😁3🤔1
Женщины Украины. Настя, Розовка:
«Меня зовут Настя, я живу в Украине, пгт Розовка, примерно в 40 км от Мариуполя. В Украине у меня постоянный вид на жительство, мои дети (7 лет и 4 года) — граждане Украины, но мое гражданство, к сожалению, — Россия.
В феврале мне пришлось выехать из Украины в Россию, потому что там у меня умирала бабушка. Несмотря на то, что с декабря вокруг нас стягивались российские войска, мы не верили, что начнется война. Если бы допускали такую возможность хоть на секунду, я бы ни за что не уехала. Мой муж и дети остались в Украине. Я впервые оставила детей больше, чем на сутки, и планировала вернуться в начале марта.
Мы с мужем очень напряглись 22 февраля после новостей о признании ЛДНР, и я изменила свои планы в России — должна была возвращаться 25 февраля. Но не успела.
24 февраля я проснулась около 6 утра и уже по привычке стала смотреть новости. Так я узнала, что Россия начала войну, что бомбят Киев, Мариуполь и Харьков. Через час после этого мне позвонили из больницы и сообщили, что моя бабушка умерла. С тех пор я пытаюсь попасть в Украину к мужу и детям.
Я почти сразу же уехала из России, потому что находиться там — невозможно. Сейчас я в Грузии, работаю волонтером и одновременно пытаюсь получить визу в любую из европейских стран, граничащих с Украиной по суше. Пока безуспешно, но я не теряю надежду.
Я не нахожусь под бомбежками и обстрелами, но переживаю сейчас не меньший ад, чем все остальные в Украине. Мои дети, мой муж, мои друзья сейчас там, недалеко от Мариуполя, в зоне активных боевых действий. Наш пгт бомбили, хотя я не понимаю, что там можно бомбить. Население поселка — около 3000 человек, у нас есть две школы, детский сад, несколько магазинов, сельскохозяйственное предприятие и железнодорожная станция. Это все. И тем не менее, российские войска почти полностью уничтожили одну из улиц, обстреляли жилые дома, в том числе и дом наших друзей, в котором в тот момент находилась моя семья. В их дом попало два российских снаряда.
Я не знаю, что с домом, в котором жили мы, муж не был там с 26 февраля. Может быть, и его тоже больше нет. Как и всего, что мы строили все эти годы.
Мои дети сейчас в относительной безопасности (насколько это возможно в зоне активных боевых действий), но у них нет света, воды, интернета. Через нас не проходят никакие гуманитарные коридоры, не доставляются продукты и лекарства. Со 2 по 14 марта у меня не было вообще никакой связи с ними, сейчас удается хотя бы раз или два в день поговорить с мужем.
Мариуполь — ближайший к нам город, мы ездили туда за покупками, к врачам, просто погулять. В этом году дочь пошла в 1 класс, и медосмотр перед школой мы проходили в той самой больнице, которую уничтожили русские. В конце декабря я возила детей в Мариупольский драматический театр, которого тоже больше нет. Все места, которые я вижу на фотографиях из Мариуполя, мне знакомы, я узнаю каждую улицу, и почти с каждой у меня связаны какие-то воспоминания. У мужа там живут родственники, с некоторыми из них нет связи с самого начала войны. Мы не знаем, удалось ли им выбраться, живы ли они вообще.
Я ненавижу свой российский паспорт. Если бы не то обстоятельство, что он может мне еще понадобиться, чтобы вернуться домой, я бы давно от него избавилась. Если до конца февраля у меня и были еще какие-то чувства к России как к стране, в которой я родилась и выросла, то сейчас осталась только ненависть.
Спасибо. Мне было важно написать это».
#женщиныукраины
«Меня зовут Настя, я живу в Украине, пгт Розовка, примерно в 40 км от Мариуполя. В Украине у меня постоянный вид на жительство, мои дети (7 лет и 4 года) — граждане Украины, но мое гражданство, к сожалению, — Россия.
В феврале мне пришлось выехать из Украины в Россию, потому что там у меня умирала бабушка. Несмотря на то, что с декабря вокруг нас стягивались российские войска, мы не верили, что начнется война. Если бы допускали такую возможность хоть на секунду, я бы ни за что не уехала. Мой муж и дети остались в Украине. Я впервые оставила детей больше, чем на сутки, и планировала вернуться в начале марта.
Мы с мужем очень напряглись 22 февраля после новостей о признании ЛДНР, и я изменила свои планы в России — должна была возвращаться 25 февраля. Но не успела.
24 февраля я проснулась около 6 утра и уже по привычке стала смотреть новости. Так я узнала, что Россия начала войну, что бомбят Киев, Мариуполь и Харьков. Через час после этого мне позвонили из больницы и сообщили, что моя бабушка умерла. С тех пор я пытаюсь попасть в Украину к мужу и детям.
Я почти сразу же уехала из России, потому что находиться там — невозможно. Сейчас я в Грузии, работаю волонтером и одновременно пытаюсь получить визу в любую из европейских стран, граничащих с Украиной по суше. Пока безуспешно, но я не теряю надежду.
Я не нахожусь под бомбежками и обстрелами, но переживаю сейчас не меньший ад, чем все остальные в Украине. Мои дети, мой муж, мои друзья сейчас там, недалеко от Мариуполя, в зоне активных боевых действий. Наш пгт бомбили, хотя я не понимаю, что там можно бомбить. Население поселка — около 3000 человек, у нас есть две школы, детский сад, несколько магазинов, сельскохозяйственное предприятие и железнодорожная станция. Это все. И тем не менее, российские войска почти полностью уничтожили одну из улиц, обстреляли жилые дома, в том числе и дом наших друзей, в котором в тот момент находилась моя семья. В их дом попало два российских снаряда.
Я не знаю, что с домом, в котором жили мы, муж не был там с 26 февраля. Может быть, и его тоже больше нет. Как и всего, что мы строили все эти годы.
Мои дети сейчас в относительной безопасности (насколько это возможно в зоне активных боевых действий), но у них нет света, воды, интернета. Через нас не проходят никакие гуманитарные коридоры, не доставляются продукты и лекарства. Со 2 по 14 марта у меня не было вообще никакой связи с ними, сейчас удается хотя бы раз или два в день поговорить с мужем.
Мариуполь — ближайший к нам город, мы ездили туда за покупками, к врачам, просто погулять. В этом году дочь пошла в 1 класс, и медосмотр перед школой мы проходили в той самой больнице, которую уничтожили русские. В конце декабря я возила детей в Мариупольский драматический театр, которого тоже больше нет. Все места, которые я вижу на фотографиях из Мариуполя, мне знакомы, я узнаю каждую улицу, и почти с каждой у меня связаны какие-то воспоминания. У мужа там живут родственники, с некоторыми из них нет связи с самого начала войны. Мы не знаем, удалось ли им выбраться, живы ли они вообще.
Я ненавижу свой российский паспорт. Если бы не то обстоятельство, что он может мне еще понадобиться, чтобы вернуться домой, я бы давно от него избавилась. Если до конца февраля у меня и были еще какие-то чувства к России как к стране, в которой я родилась и выросла, то сейчас осталась только ненависть.
Спасибо. Мне было важно написать это».
#женщиныукраины
😢896❤247👍91🤬19🤔9😁5😱5🤯1