В отличие от Майкла Рейнольдса Джон Милькович не был архитектором: он занимался перетяжкой сидений в поездах. Кроме того, он не стремился найти выход ни из жилищного, ни из мусорного кризиса. Он просто "устал стричь газон вокруг дома" и в 1968 г., когда ему было 56 лет, решил замостить территорию булыжниками, кусками мрамора, железяками, бутылками и пр. Покончив с этим, он переключился на дом и начал обшивать его стены жестяными банками из-под пива. Милькович занимался благоустройством дома до самой смерти в 1988 г. и за это время украсил участок и дом множеством замысловатых арт-объектов. "Некоторые говорят, что это скульптура, но я не кончал престижных университетов, поэтому откуда мне знать?".
Скульптура ли это, вернакулярная ли архитектура, ленд-арт или что-то иное, не имеет ровным счетом никакого значения. Важно, что дело жизни Рейнольдса стало ответом на однообразность окружающей застройки: он нашел в себе силы заменить вездесущий пластиковый сайдинг, распространившийся по США и всему миру, как борщевик, на настолько же доступный материал - жесть пивных банок...
P.S. Кстати, совсем недавно и борщевику, оказывается, нашли применение в строительстве. Правда, на сей раз у нас: коллектив студентов и аспирантов НИУ МГСУ под руководством Михаила Бруяко разработал технологию переработки растения в строительный материал, но это уже совсем другая история.
———
Unlike Michael Reynolds, John Milkovisch was not a trained architect; he was employed by the US railroads as an upholsterer. Furthermore, he wasn't trying to find a solution to either the housing or the waste crisis. He simply "got sick of mowing the grass" around his house and, in 1968, when he was 56, decided to pave the area with stones, pieces of marble, scrap metal, bottles, and other discarded things. Having finished that, he turned his attention to the house itself and began cladding its walls with beer cans. Milkovisch continued working on his property until his death in 1988, creating countless intricate and whimsical art objects over the years. "Some people say this is sculpture, but I didn't go to no expensive school to get these crazy notions."
It really doesn't matter whether this is sculpture, vernacular architecture, land art, or something else. What is important is that Reynolds's work became a response to the monotony of the surrounding urban scape: he found the strength to replace the ubiquitous plastic siding, which had spread across the United States and elsewhere like hogweed, with an equally accessible material, beer cans...
P.S. Incidentally, it turns out that scientists have found a construction use for hogweed as well. This time, however, it's a story from our part of the world: a team of students and postgraduate researchers from Moscow State University of Civil Engineering led by Mikhail Bruyako has developed a technology for processing hogweed into a building material. But that, of course, is a whole ‘nother story.
(photos: Larry Harris via rawvision.com, full.orangeshow.org, atlasobscura.com, Flickr users Jackson Myers and frostbiker, upi.com)
Скульптура ли это, вернакулярная ли архитектура, ленд-арт или что-то иное, не имеет ровным счетом никакого значения. Важно, что дело жизни Рейнольдса стало ответом на однообразность окружающей застройки: он нашел в себе силы заменить вездесущий пластиковый сайдинг, распространившийся по США и всему миру, как борщевик, на настолько же доступный материал - жесть пивных банок...
P.S. Кстати, совсем недавно и борщевику, оказывается, нашли применение в строительстве. Правда, на сей раз у нас: коллектив студентов и аспирантов НИУ МГСУ под руководством Михаила Бруяко разработал технологию переработки растения в строительный материал, но это уже совсем другая история.
———
Unlike Michael Reynolds, John Milkovisch was not a trained architect; he was employed by the US railroads as an upholsterer. Furthermore, he wasn't trying to find a solution to either the housing or the waste crisis. He simply "got sick of mowing the grass" around his house and, in 1968, when he was 56, decided to pave the area with stones, pieces of marble, scrap metal, bottles, and other discarded things. Having finished that, he turned his attention to the house itself and began cladding its walls with beer cans. Milkovisch continued working on his property until his death in 1988, creating countless intricate and whimsical art objects over the years. "Some people say this is sculpture, but I didn't go to no expensive school to get these crazy notions."
It really doesn't matter whether this is sculpture, vernacular architecture, land art, or something else. What is important is that Reynolds's work became a response to the monotony of the surrounding urban scape: he found the strength to replace the ubiquitous plastic siding, which had spread across the United States and elsewhere like hogweed, with an equally accessible material, beer cans...
P.S. Incidentally, it turns out that scientists have found a construction use for hogweed as well. This time, however, it's a story from our part of the world: a team of students and postgraduate researchers from Moscow State University of Civil Engineering led by Mikhail Bruyako has developed a technology for processing hogweed into a building material. But that, of course, is a whole ‘nother story.
(photos: Larry Harris via rawvision.com, full.orangeshow.org, atlasobscura.com, Flickr users Jackson Myers and frostbiker, upi.com)
3❤21👍7🔥7
Вестник постмодернизма,
выпуск №226
В мае этого года в миланском театре «Gerolamo» состоялась презентация книги «Bonacina: the Beauty of Rattan», вышедшей в издательстве «Rizzoli» и посвященной истории компании «Bonacina». На обложке этого издания о «красоте ротанга» красуется кресло «Superelastica», выпущенное ровно два десятилетия назад. Компания «Bonacina», всегда шедшая в ногу со временем и привлекавшая к работе над своей продукцией самых разных модернистов, чтобы продемонстрировать возможности ротанга, доверила проектирование этого кресла Марко Дзанусо-младшему и Джузеппе Рабони.
Примечательное и само по себе, это кресло интересно еще и тем, что два его ингредиента - воздух и ротанг - повествуют о более ранней главе в летописи итальянского дизайна, связанной с историей другой знаменитой компании, «Arflex». Последняя была основана в конце 1940-х гг. и вскоре - вместе с молодым тогда архитектором Марко Дзанусо-старшим - принялась экспериментировать с использованием полиуретана и резиновых лент в мебельном деле. В 1951 г. эти эксперименты были оценены по достоинству: представленной на Миланской триеннале, кресло «Lady», первое в мире кресло из полиуретана, автором которого был Дзанусо, а производителем - «Arflex», получило золотую медаль.
Необычайное удобство кресла «Lady» определялось тем, что сиденье и спинка были сформированы из полиуретана, а их сердцевиной были натянутые на каркас эластичные ленты. Таким образом, воздушное кресло «Superelastica» Дзанусо-младшего, созданное из «старинного» материала, можно считать постмодернистской антитезой полнотелого кресла «Lady» Дзанусо-старшего, появившегося как триумф высоких технологий…
———
Sunday Postmodernism,
issue No. 226
This May, Milan’s Teatro Gerolamo hosted a presentation of the book "Bonacina: The Beauty of Rattan" published by Rizzoli and dedicated to the history of Bonacina. The cover of this edition features the Superelastica armchair released two decades ago. Bonacina, a company that has always kept pace with the times, collaborating with various modernists to showcase rattan’s potential, entrusted the design of this armchair to Marco Zanuso Jr. and Giuseppe Raboni.
Remarkable in its own right, this armchair is also intriguing because it highlights an earlier chapter in the history of Italian design that relates to the birth of Arflex, another powerhouse of design. Founded in the late 1940s, Arflex soon began experimenting with the use of rubber foam and elastic bands in furniture-making alongside a young architect by the name of Marco Zanuso Sr. In 1951, these efforts were duly recognized: the Lady armchair, the world’s first polyurethane chair, designed by Zanuso and produced by Arflex, won a gold medal at the Milan Triennale.
The extraordinary comfort of the Lady armchair came from its polyurethane seat and backrest, with elastic bands stretched over a frame at their core. Thus, Zanuso Jr.’s Superelastica, a chair made of air and a conservative material, can be seen as a postmodern antithesis to Zanuso Sr.’s full-bodied Lady, which emerged as a triumph of cutting-edge technology…
(photos: lampoonmagazine.com, marcozanuso.com, bonacina1889.it, designstreet.it, aaa-italia.org)
выпуск №226
В мае этого года в миланском театре «Gerolamo» состоялась презентация книги «Bonacina: the Beauty of Rattan», вышедшей в издательстве «Rizzoli» и посвященной истории компании «Bonacina». На обложке этого издания о «красоте ротанга» красуется кресло «Superelastica», выпущенное ровно два десятилетия назад. Компания «Bonacina», всегда шедшая в ногу со временем и привлекавшая к работе над своей продукцией самых разных модернистов, чтобы продемонстрировать возможности ротанга, доверила проектирование этого кресла Марко Дзанусо-младшему и Джузеппе Рабони.
Примечательное и само по себе, это кресло интересно еще и тем, что два его ингредиента - воздух и ротанг - повествуют о более ранней главе в летописи итальянского дизайна, связанной с историей другой знаменитой компании, «Arflex». Последняя была основана в конце 1940-х гг. и вскоре - вместе с молодым тогда архитектором Марко Дзанусо-старшим - принялась экспериментировать с использованием полиуретана и резиновых лент в мебельном деле. В 1951 г. эти эксперименты были оценены по достоинству: представленной на Миланской триеннале, кресло «Lady», первое в мире кресло из полиуретана, автором которого был Дзанусо, а производителем - «Arflex», получило золотую медаль.
Необычайное удобство кресла «Lady» определялось тем, что сиденье и спинка были сформированы из полиуретана, а их сердцевиной были натянутые на каркас эластичные ленты. Таким образом, воздушное кресло «Superelastica» Дзанусо-младшего, созданное из «старинного» материала, можно считать постмодернистской антитезой полнотелого кресла «Lady» Дзанусо-старшего, появившегося как триумф высоких технологий…
———
Sunday Postmodernism,
issue No. 226
This May, Milan’s Teatro Gerolamo hosted a presentation of the book "Bonacina: The Beauty of Rattan" published by Rizzoli and dedicated to the history of Bonacina. The cover of this edition features the Superelastica armchair released two decades ago. Bonacina, a company that has always kept pace with the times, collaborating with various modernists to showcase rattan’s potential, entrusted the design of this armchair to Marco Zanuso Jr. and Giuseppe Raboni.
Remarkable in its own right, this armchair is also intriguing because it highlights an earlier chapter in the history of Italian design that relates to the birth of Arflex, another powerhouse of design. Founded in the late 1940s, Arflex soon began experimenting with the use of rubber foam and elastic bands in furniture-making alongside a young architect by the name of Marco Zanuso Sr. In 1951, these efforts were duly recognized: the Lady armchair, the world’s first polyurethane chair, designed by Zanuso and produced by Arflex, won a gold medal at the Milan Triennale.
The extraordinary comfort of the Lady armchair came from its polyurethane seat and backrest, with elastic bands stretched over a frame at their core. Thus, Zanuso Jr.’s Superelastica, a chair made of air and a conservative material, can be seen as a postmodern antithesis to Zanuso Sr.’s full-bodied Lady, which emerged as a triumph of cutting-edge technology…
(photos: lampoonmagazine.com, marcozanuso.com, bonacina1889.it, designstreet.it, aaa-italia.org)
3👍14❤9🔥3
Пока модернисты всех мастей, многие из которых бежали от нацизма, прививали детям новый порядок в эстетике, создавая для них новаторские игрушки и мебель, фашисты делали ровно то же самое и в отношении этики, воспитывая приверженцев "Нового порядка". Например, ближе к концу войны в Италии, стране, которая считается родиной настольной игры-ходилки "Гусек", была выпущена разновидность этой игры под названием "Три гуся".
Правила этой игры в сущности не отличались от традиционных, а вот игровое поле представляло собой концентрат фашистской идеологии: чтобы выиграть и добиться установления "Нового порядка", нужно было начать путь в таверне "Три вора" и преодолеть полсотни клеток-препятствий, отступая назад всякий раз, когда фишка оказывалась на "вражеских" клетках с изображениями, например, Сталина, Рузвельта, Черчилля Тито, службы BBC и пр., и делая дополнительные шаги вперед, когда игрок попадал на "хорошие" поля (Берлинский пакт, бомбардировки Лондона и пр.).
По мнению итальянского архитектора Серджио Корадески, автора стати об итальянской пропаганде, ориентированной на детей, "этой настольной игрой немецкие пропагандисты хотели охватить более значительную аудиторию, которая бы включала не только детей, но и взрослых. Полагая, что в игру будут играть всей семьей в долгие периоды комендантского часа, они не учитывали, что большей части итальянцев была противна мысль о сотрудничестве с нацистами и фашистами, том, к чему призывали картинки на игровом поле"...
———
While modernists of all stripes, many of whom had fled Nazism, were educating children about new aesthetics by creating innovative toys and furniture, the fascists were doing exactly the same thing in terms of ethics instilling the ideas of the New Order. For example, when the war was about to end, Italy, the likely birthplace of the Game of the Goose, became home to a variation of the game called "The Three Geese" (I Tre Oche).
The rules of this game were essentially no different from the traditional ones, but the game board was a concentrate of fascist ideology: to win - and thus achieve the establishment of the New Order - one had to start the journey at the tavern "Three Thieves" and complete a journey of 50 steps, moving backward whenever the token landed on an "enemy" space depicting, for example, Stalin, Roosevelt, Churchill, Tito, or BBC radio service, etc., and taking extra steps forward when landing on "good" spaces (the Berlin Pact, the bombing of London, etc.).
According to Italian architect Sergio Coradeschi, who wrote an article on children-targeted propaganda in wartime Italy, "With this board game, German propaganda aimed to reach a broader audience that would involve not only children but also adults, hypothesizing that the game would be played by families during the long hours of curfew, and without thinking that those cartoons inciting collaboration with Nazis and fascists represented, however, what the vast majority of Italians abhorred..."
(photos: moma.org, giochidelloca.it)
Правила этой игры в сущности не отличались от традиционных, а вот игровое поле представляло собой концентрат фашистской идеологии: чтобы выиграть и добиться установления "Нового порядка", нужно было начать путь в таверне "Три вора" и преодолеть полсотни клеток-препятствий, отступая назад всякий раз, когда фишка оказывалась на "вражеских" клетках с изображениями, например, Сталина, Рузвельта, Черчилля Тито, службы BBC и пр., и делая дополнительные шаги вперед, когда игрок попадал на "хорошие" поля (Берлинский пакт, бомбардировки Лондона и пр.).
По мнению итальянского архитектора Серджио Корадески, автора стати об итальянской пропаганде, ориентированной на детей, "этой настольной игрой немецкие пропагандисты хотели охватить более значительную аудиторию, которая бы включала не только детей, но и взрослых. Полагая, что в игру будут играть всей семьей в долгие периоды комендантского часа, они не учитывали, что большей части итальянцев была противна мысль о сотрудничестве с нацистами и фашистами, том, к чему призывали картинки на игровом поле"...
———
While modernists of all stripes, many of whom had fled Nazism, were educating children about new aesthetics by creating innovative toys and furniture, the fascists were doing exactly the same thing in terms of ethics instilling the ideas of the New Order. For example, when the war was about to end, Italy, the likely birthplace of the Game of the Goose, became home to a variation of the game called "The Three Geese" (I Tre Oche).
The rules of this game were essentially no different from the traditional ones, but the game board was a concentrate of fascist ideology: to win - and thus achieve the establishment of the New Order - one had to start the journey at the tavern "Three Thieves" and complete a journey of 50 steps, moving backward whenever the token landed on an "enemy" space depicting, for example, Stalin, Roosevelt, Churchill, Tito, or BBC radio service, etc., and taking extra steps forward when landing on "good" spaces (the Berlin Pact, the bombing of London, etc.).
According to Italian architect Sergio Coradeschi, who wrote an article on children-targeted propaganda in wartime Italy, "With this board game, German propaganda aimed to reach a broader audience that would involve not only children but also adults, hypothesizing that the game would be played by families during the long hours of curfew, and without thinking that those cartoons inciting collaboration with Nazis and fascists represented, however, what the vast majority of Italians abhorred..."
(photos: moma.org, giochidelloca.it)
3👍6❤4💔3😁1