С удовольствием прочитал уже где-то половину Number 11 Джонатана Коу — которое как бы продолжение моего любимого What A Carve Up! Прямолинейных связей с предыдущим романом там не очень (пока что) много: члены семьи Уиншоу пока что появляются и упоминаются эпизодически; Number 11 можно назвать продолжением, скорее, по более глобальным причинам: там был сатирический портрет тэтчеровских 80-х, тут — блэровских нулевых; ну и всякие структурные особенности вроде сложного сюжета с кучей связанных между собой через мелкие и не очень детали персонажей и т.д.
Но я заметил две не самые важные, но прикольные связки между романами.
Во-первых, в What A Carve Up! был запоминающийся комический эпизод, где герой писал отзыв, долго подбирал слово для того, чего же не хватает автору рецензируемой книги, и подобрал brio (живость), но опечатался, и в вышедшей рецензии было написано brio (ручка). В Number 11 серьёзное охлаждение между героинями возникает из-за опечатки во время переписки в Snapchat: вместо 'nicest thing' получается 'incest thing'.
Во-вторых, в What A Carve Up! есть ужасные сцены описания промышленного животноводства, которые вдохновили Тома Йорка на строчку 'like a pig in a cage on antibiotics' из Fitter Happier. В Number 11 Коу как будто отвечает Йорку: важную роль играют смерть эксперта по оружию Дэвида Келли и посвящённая ей песня Йорка Harrowdown Hill.
(Недавно понял, что сцена с написанием рецензии из What A Carve Up! вообще так впечаталась в сознание, что я её каждый раз вспоминаю, когда мне нужно написать какой-либо отзыв.)
Но я заметил две не самые важные, но прикольные связки между романами.
Во-первых, в What A Carve Up! был запоминающийся комический эпизод, где герой писал отзыв, долго подбирал слово для того, чего же не хватает автору рецензируемой книги, и подобрал brio (живость), но опечатался, и в вышедшей рецензии было написано brio (ручка). В Number 11 серьёзное охлаждение между героинями возникает из-за опечатки во время переписки в Snapchat: вместо 'nicest thing' получается 'incest thing'.
Во-вторых, в What A Carve Up! есть ужасные сцены описания промышленного животноводства, которые вдохновили Тома Йорка на строчку 'like a pig in a cage on antibiotics' из Fitter Happier. В Number 11 Коу как будто отвечает Йорку: важную роль играют смерть эксперта по оружию Дэвида Келли и посвящённая ей песня Йорка Harrowdown Hill.
(Недавно понял, что сцена с написанием рецензии из What A Carve Up! вообще так впечаталась в сознание, что я её каждый раз вспоминаю, когда мне нужно написать какой-либо отзыв.)
(Разумеется, в предложении об опечатке я и сам опечатался: на самом деле у героя What A Carve Up! вместо brio получилось не brio, а biro. Спасибо внимательному читателю!)
Написал я вчера, что Number 11 — продолжение What a Carve Up, но не прямолинейное, и пошёл дальше читать, а там:
Из челябинского метеорита, который привезли в Смитсоновский институт для исследований, выползают космические жуки из созвездия Дракон, забираются в головы вашингтонских политиков, жрут их мозги и делают их более радикальными в своих убеждениях: поляризация демократов и республиканцев, смерть, хаос.
По такому описанию как-то сразу бежать и смотреть сериал не хочется, правда? Почти что в чьих угодно руках такой материал превратился бы в посредственность того или иного жанра: политическую агитку, прямолинейную притчу, фантастический трэш с тупыми шутками. Но в руках Мишель и Роберта Кингов из этого материала получается офигенный сериал.
Если вы смотрели их The Good Wife, The Good Fight или Evil, то знаете, что Кинги очень круто умеют сочетать самые разные жанры: актуальную политическую драму, процедурал, ромком, абсурдистскую комедию, научно-фантастический или сверхъестественный триллер. В Braindead это тоже всё (разве что, кроме процедурала) легко и непринужденно сочетается, из-за чего увлекательность повышается в разы: мы следим не только за жуками и борьбой с ними, но эта борьба гармонично вплетается в политическую возню, романтическую историю, семейную драму.
Кинги ещё мастера в том, что касается постепенного накручивания абсурда. Первые две серии Braindead смотрятся как очень хорошо сделанный гибрид X-Files и первых сезонов The Good Wife: всё очень straight, без хиханек-хаханек, линия с жуками и метеоритом нагнетает саспенс, лично-романтическая линия эффективно развивается, ну и, конечно, в политической линии очень быстро растут ставки.
Но в каждой новой серии Кинги выкручивают ручку абсурда и докручивают её к какому-то моменту до 11. Это тоже их отличительная особенность, которую можно описать банальной фразой: они умеют удивлять. И на уровне сюжетных поворотов, и на уровне отдельных сцен, и на уровне отдельных реплик. Они абсолютно не боятся каких-то водевильно-фарсовых вещей или чего-то совершенно безумно-упоротого: при этом всё делается не ради того, чтобы сделать что-то безумно-упоротое (но и ради этого тоже, конечно) — каждое такое решение действительно оказывается эффективным способом развивать историю.
Пока что больше не знаю ещё, что сказать про сериал, — если ещё придут какие-то соображения и наблюдения, поделюсь. А пока что можете ещё посмотреть мой тред, в котором я собрал скриншоты из некоторых избранных моментов сериала.
В общем, если хочется познакомиться с творчеством Кингов, но The Good Wife (7 сезонов), The Good Fight (5 сезонов) и даже Evil (2 сезона) пугают объёмами, советую начать с Braindead. Да, он более экспериментальный и безумный ('a show that was trying to be as weird and anti-network as could be'), но все вещи, за которых Кингов любят, здесь есть.
(Ну и, кстати, если вдруг кто-то из читателей хочет мне заказать текст, в котором я бы признался в любви к этому сериалу или к Кингам вообще чуть в более развернутой и менее сумбурной форме, — я с удовольствием.)
По такому описанию как-то сразу бежать и смотреть сериал не хочется, правда? Почти что в чьих угодно руках такой материал превратился бы в посредственность того или иного жанра: политическую агитку, прямолинейную притчу, фантастический трэш с тупыми шутками. Но в руках Мишель и Роберта Кингов из этого материала получается офигенный сериал.
Если вы смотрели их The Good Wife, The Good Fight или Evil, то знаете, что Кинги очень круто умеют сочетать самые разные жанры: актуальную политическую драму, процедурал, ромком, абсурдистскую комедию, научно-фантастический или сверхъестественный триллер. В Braindead это тоже всё (разве что, кроме процедурала) легко и непринужденно сочетается, из-за чего увлекательность повышается в разы: мы следим не только за жуками и борьбой с ними, но эта борьба гармонично вплетается в политическую возню, романтическую историю, семейную драму.
Кинги ещё мастера в том, что касается постепенного накручивания абсурда. Первые две серии Braindead смотрятся как очень хорошо сделанный гибрид X-Files и первых сезонов The Good Wife: всё очень straight, без хиханек-хаханек, линия с жуками и метеоритом нагнетает саспенс, лично-романтическая линия эффективно развивается, ну и, конечно, в политической линии очень быстро растут ставки.
Но в каждой новой серии Кинги выкручивают ручку абсурда и докручивают её к какому-то моменту до 11. Это тоже их отличительная особенность, которую можно описать банальной фразой: они умеют удивлять. И на уровне сюжетных поворотов, и на уровне отдельных сцен, и на уровне отдельных реплик. Они абсолютно не боятся каких-то водевильно-фарсовых вещей или чего-то совершенно безумно-упоротого: при этом всё делается не ради того, чтобы сделать что-то безумно-упоротое (но и ради этого тоже, конечно) — каждое такое решение действительно оказывается эффективным способом развивать историю.
Пока что больше не знаю ещё, что сказать про сериал, — если ещё придут какие-то соображения и наблюдения, поделюсь. А пока что можете ещё посмотреть мой тред, в котором я собрал скриншоты из некоторых избранных моментов сериала.
В общем, если хочется познакомиться с творчеством Кингов, но The Good Wife (7 сезонов), The Good Fight (5 сезонов) и даже Evil (2 сезона) пугают объёмами, советую начать с Braindead. Да, он более экспериментальный и безумный ('a show that was trying to be as weird and anti-network as could be'), но все вещи, за которых Кингов любят, здесь есть.
(Ну и, кстати, если вдруг кто-то из читателей хочет мне заказать текст, в котором я бы признался в любви к этому сериалу или к Кингам вообще чуть в более развернутой и менее сумбурной форме, — я с удовольствием.)
«Titled after Beckett’s famous ethos on life "Dance first, think later,"». Ладно, это, конечно, журналист Variety пишет, но они ведь реально назвали фильм по якобы мотивирующей и жизнеутверждающей цитате Беккета 'Dance first, think later. It's the natural order', которую можно найти на миллионе сайтов с мотивирующими и жизнеутверждающими цитатами.
На самом деле источник этой цитаты — вот этот фрагмент «Годо», в котором только чудовище, идентифицирующее себя с Поццо, увидит что-то приятное:
На самом деле источник этой цитаты — вот этот фрагмент «Годо», в котором только чудовище, идентифицирующее себя с Поццо, увидит что-то приятное:
Ну а какого ответа ты хотел, Альфред Казин, в ответ на 'Her emotions are much too overloaded for book review'?
Дочитал Number 11 Коу. Отличный роман, всем рекомендую — при этом даже если вы не читали What A Carve Up.
Хотя искать сходства-переклички и различия, конечно, интересно.
Из сходств — помимо того, что и та, и другая книга это политический state-of-the-nation роман: много разрозненных и разножанровых историй, которые друг с другом по касательной переплетаются; кинематографичность — вплоть до того, что тут герои смотрят фильм What a Whopper; образ Орфея и зеркала; детективная интрига; много смешного.
Из различий: в What A Carve Up! разрозненные истории соединяются друг с другом чётче — там он больше следует заветам своего любимого Билли Уайлдера и всё со всём зарифмовывает и закольцовывает, в Number 11 структура намеренно как будто чуть более рыхлая и из-за того более естественная; новый роман, конечно, менее прямолинейный и, как правильно отмечает обозреватель LRB, скорее грустный хоррор (особенно под конец), чем злая и весёлая сатира; но в то же время сатира тут как раз проблематизируется более прямо, чем в What a Carve Up — там любимая тема Коу о бессилии сатиры что-либо изменить присутствовала скорее имплицитно, а тут в очень смешной главе про детектива-интеллектуала, расследующего убийства стендап-комиков, заявляется эксплицитнее некуда.
В частности в этой главе Коу иронизирует и над самим собой — писателем, сочиняющием state-of-the-nation романы:
Хотя искать сходства-переклички и различия, конечно, интересно.
Из сходств — помимо того, что и та, и другая книга это политический state-of-the-nation роман: много разрозненных и разножанровых историй, которые друг с другом по касательной переплетаются; кинематографичность — вплоть до того, что тут герои смотрят фильм What a Whopper; образ Орфея и зеркала; детективная интрига; много смешного.
Из различий: в What A Carve Up! разрозненные истории соединяются друг с другом чётче — там он больше следует заветам своего любимого Билли Уайлдера и всё со всём зарифмовывает и закольцовывает, в Number 11 структура намеренно как будто чуть более рыхлая и из-за того более естественная; новый роман, конечно, менее прямолинейный и, как правильно отмечает обозреватель LRB, скорее грустный хоррор (особенно под конец), чем злая и весёлая сатира; но в то же время сатира тут как раз проблематизируется более прямо, чем в What a Carve Up — там любимая тема Коу о бессилии сатиры что-либо изменить присутствовала скорее имплицитно, а тут в очень смешной главе про детектива-интеллектуала, расследующего убийства стендап-комиков, заявляется эксплицитнее некуда.
В частности в этой главе Коу иронизирует и над самим собой — писателем, сочиняющием state-of-the-nation романы:
А What A Carve Up! тоже почитайте, конечно, если не читали. Я про него как-то писал несколько лет более развёрнуто — собственно, за этот текст тогда и выиграл Number 11 в конкурсе Британского совета. Кстати, я в том тексте тоже вспоминал про brio и biro:
Ну и опять же: закажите мне кто-нибудь текст про Коу — про этот роман или про все его романы; у меня хоть будет повод пере/прочитать их.
Как и многие, прочитал текст Ольги Герасименко о цензуре и самоцензуре в российских фильмах и сериалах: актёров и актрис, поддержавших Навального и выходивших на митинги, не брали в новые проекты и вырезали из старых; неофициальный список запретных тем становится всё больше и больше, и уже не только (отснятый) второй сезон «Последнего министра» под вопросом, но и даже Сергей Минаев не может запустить свой политический сериал; при этом новые фильмы и сериалы снимаются на государственные деньги, но деньги дают на «духоподъёмное кино». При этом всём цензура эта непрямая, без какого-то единого центра принятия решений («любой может звонить и цензурировать»), но так или иначе исходит она от государства, спускается в государственные продакшны и дальше в головы людей. И настолько силён этот страх, что из более 80 человек, с которыми поговорила Герасименко, почти все согласились говорить только на условиях анонимности. Поэтому ей пришлось даже изобретать правило трёх, а не, как обычно, двух источников на каждый факт — так что многие истории ещё и не вошли в текст.
В тот же день, когда я прочитал этот текст, я по совпадению послушал интервью историка комедии Клиффа Нестероффа, в котором он рассказывает о том, что жаловаться на то, что их свободу слова душат и им уже нельзя ни о чём шутить, американские комики начали буквально сразу, как появился водевиль и прочая массовая сценическая комедия. Разумеется, под «ни о чём шутить» подразумевалось, что нельзя шутить про только что освобождённых чёрных и тех или иных эмигрантов. Ну а под «нельзя» подразумевалось, что высмеиваемые группы возмущались этими демонизирующими карикатурами на себя и, например, закидывали комиков тухлыми яйцами (это, оказывается, в принципе придумали делать ирландские эмигранты, которых бесили тупые шуточки про тупых ирландцев).
Нестерофф при этом подчёркивает, что цензура может исходить либо от государства, либо от бизнеса: обычные люди, которые высказывают свое недовольство комиком, точно так же реализуют свою свободу слова, как и этот комик. При этом сейчас, в 2021 году, у американских комиков свободы слова как никогда много — потому что сейчас их никто не посадит в тюрьму за содержание их шуток, хотя такое было ещё в 1970-х годах с Ричардом Прайором. И, как замечает Нестерофф, именно выходцы из тех самых эмигрантских и других угнетаемых сообществ, которые подвергались осмеянию в конце 19-го века, сделали очень многое для того, чтобы у современных комиков была эта самая свобода слова: те же чёрные (Прайор), евреи (Ленни Брюс), ирландцы (Джордж Карлин) и так далее. Именно они, а не нынешние edgy комики, которые любят провоцировать и триггерить снежинок, проявляли подлинную смелость — они знали, что их посадят за содержание их монологов, но они все равно выходили на сцену.
В общем, я тут в твиттере пошутил, сравнив современных американских комиков, жалующихся на cancel culture, с Мелом Гибсоном с мема, а российских комиков — с Джимом Кэвизелом, играющим окровавленного Христа. Но вообще-то вместо российских комиков в этот мем можно было вписать и российское кино, и американских комиков 60-х и 70-х.
В тот же день, когда я прочитал этот текст, я по совпадению послушал интервью историка комедии Клиффа Нестероффа, в котором он рассказывает о том, что жаловаться на то, что их свободу слова душат и им уже нельзя ни о чём шутить, американские комики начали буквально сразу, как появился водевиль и прочая массовая сценическая комедия. Разумеется, под «ни о чём шутить» подразумевалось, что нельзя шутить про только что освобождённых чёрных и тех или иных эмигрантов. Ну а под «нельзя» подразумевалось, что высмеиваемые группы возмущались этими демонизирующими карикатурами на себя и, например, закидывали комиков тухлыми яйцами (это, оказывается, в принципе придумали делать ирландские эмигранты, которых бесили тупые шуточки про тупых ирландцев).
Нестерофф при этом подчёркивает, что цензура может исходить либо от государства, либо от бизнеса: обычные люди, которые высказывают свое недовольство комиком, точно так же реализуют свою свободу слова, как и этот комик. При этом сейчас, в 2021 году, у американских комиков свободы слова как никогда много — потому что сейчас их никто не посадит в тюрьму за содержание их шуток, хотя такое было ещё в 1970-х годах с Ричардом Прайором. И, как замечает Нестерофф, именно выходцы из тех самых эмигрантских и других угнетаемых сообществ, которые подвергались осмеянию в конце 19-го века, сделали очень многое для того, чтобы у современных комиков была эта самая свобода слова: те же чёрные (Прайор), евреи (Ленни Брюс), ирландцы (Джордж Карлин) и так далее. Именно они, а не нынешние edgy комики, которые любят провоцировать и триггерить снежинок, проявляли подлинную смелость — они знали, что их посадят за содержание их монологов, но они все равно выходили на сцену.
В общем, я тут в твиттере пошутил, сравнив современных американских комиков, жалующихся на cancel culture, с Мелом Гибсоном с мема, а российских комиков — с Джимом Кэвизелом, играющим окровавленного Христа. Но вообще-то вместо российских комиков в этот мем можно было вписать и российское кино, и американских комиков 60-х и 70-х.