Я сфотографировал Роберта Уилсона месяц назад в Италии, — он был в инвалидной коляске, но я решил, что это последствия какой-то излечимой травмы. Но нет, у него была серьезная болезнь, сегодня Уилсон умер, и это величайшее несчастье, потому что и в 80 лет он делал грандиозные вещи в разных жанрах — от световых инсталляций до статуэток из стекла.

Попутно он воскрешал свои старые постановки, и я посмотрел «Эйнштейна на пляже», I Was Sitting on My Patio и надеялся увидеть новые версии спектаклей о Сталине и Рудольфе Гессе (Death, Destruction and Detroit), но теперь это уже невозможно.

Он был одним из величайших людей на нашей бессовестной планете, и без него она станет еще невыносимей.

Мне нравятся волшебные оперы, написанные для сладкоголосых кастратов, но теперь последних, в угоду ложному гуманизму, не производят.

«Юлий Цезарь в Египте» в постановке Дм. Чернякова — одна из главных премьер Зальцбургского фестиваля —
начинается с воздушной тревоги, воет сирена, грозные красные буквы сообщают об угрозе, а наивные посетители вскакивают с мест.

4 часа проходят в бомбоубежище, где египтяне и римляне поют о коварстве и любви.

Все это слегка перешагивает красные линии уместности. Имеет ли право москвич Черняков апроприировать чужие страдания и превращать их в потеху для австрийских буржуа?

Но когда Секст (мужское сопрано Федерико Фиорио) и его инцестуозная мать Корнелия, опустив ноги в оркестровую яму, сообщают дуэтом, что фатум против них, а счастья никогда не будет, я забываю свои античерняковские мысли.

В финале Цезарь и Клеопатра поют о чудесном воссоединении, в бомбоубежище попадает бомба, а расфранченная публика, обрызгав все вокруг шампанским, отправляется спать.

Боря Юхананов был еврейским мудрецом, и я побаивался его ума, как боится простодушный сапожник цадика, замечающего в повседневной ерунде отражение божественного замысла.

Он был необычайно красноречив и мог говорить о чем угодно, замечать невероятные связи, и от Чехова переходить к футболу, от рисунков на греческих вазах к фильмам Фассбиндера, а от тайн Каббалы к танцу Нижинского.

Он был летописцем новой культуры, родившейся в конце 80-х, и в одном из его фильмов я играл самого себя.

Он никому не завидовал и всех любил, а больше всего восхищался Анатолием Васильевым, одним из первых заметившим его талант.

Он создал театр-фантазию, где нашлось место всем и всему, и я боюсь думать о том, какой ценой ему далось решение не покидать корабль, который обречен лечь на дно.

На фестивале в Локарно первым делом я посмотрел фильм Nova 78, посвященный грандиозному событию в истории американской литературы — Nova Convention, фестивалю в честь Уильяма Берроуза.

Говард Брукнер, снимавший фестиваль, в 1989 году умер от СПИДа, и эти пленки недавно нашел и смонтировал его племянник Аарон.

Конечно, интересно смотреть на Тимоти Лири, Брайона Гайсина, Гинзберга, Патти Смит, Гласса, Заппу и и прочих персонажей, но всех затмевает сам Берроуз, идеально замаскировавшийся под солидного пенсионера — костюм-тройка, тирольская шляпа, трость. За этим фальшивым фасадом прячется жгучая ненависть ко всему «нормальному» — государству, гетеросексуальности, красномордому шерифу и бабке-стукачке.

Брукнер-племянник говорит, что такого события, как Nova, никогда уже не будет, поскольку больше нет столь влиятельных писателей, как Берроуз. Ну а я в очередной раз подумал, что не зря потратил два года на перевод пяти его книг.

Репутация Абделатифа Кешиша была растоптана 7 лет назад, когда его обвинили в харассменте. Первая часть эпопеи «Мектуб» толком не попала в прокат, а вторая была показана на Каннском фестивале и больше, кажется, нигде. Редкостный случай, когда фильм просто исчез после премьеры.

И вот сейчас фестиваль в Локарно осмелился показать третью часть «Мектуба».

Это фильм о бессовестных женщинах, которые разрушают жизни наивных мужчин. Американская актриса — безобразно жрущая, хлещущая виски нимфоманка — лишена всякого стыда и думает только о своих скотских удовольствиях. Простая французская крестьянка, пасущая овец, — такая же сука — изменяет жениху-солдату и отправляется делать аборт накануне свадьбы.

Можно вообразить, что режиссер мстит женщинам, которые его обвинили. Но парадокс в том, что сценарий написан по роману, и съемки начались до скандала.

Кешиш, говорят, тяжело болен (инсульт) и на премьеру в Локарно не приехал, но рецензенты ничего не простили и не забыли, и пресс-конференция с актерами прошла в недружелюбной атмосфере.

Это совсем не то кино, которое я обычно рекомендую, слишком расчетливое и голливудское, но во многих отношениях выдающееся. Снято почти гениально, несмотря на вопиющее женоненавистничество. Или благодаря ему.

Я живу возле Локарно в деревне Тенья, где провела последние годы Патриция Хайсмит. Здесь же на маленьком кладбище покоится ее прах. По восхитительному стечению обстоятельств, хозяйка моего домика работала у Хайсмит шофером и возила ее в больницу.

Хайсмит сбежала в Швейцарию после рейда французской налоговой полиции. Как выяснилось после ее смерти, она 40 лет под разнообразными псевдонимами писала в редакции письма с требованием упразднения государства Израиль. Она была яростной антисемиткой и расисткой. При этом как минимум три ее любовницы были еврейками, а однажды она переспала с Артуром Кестлером, который был не только евреем, но и — что гораздо хуже — мужчиной.

Когда я после вечернего сеанса возвращаюсь в свою деревню на велосипеде Tour de Suisse, в лунном свете появляется романтический пейзаж. Наверняка им любовалась и Хайсмит, так что у нас имеется кое-что общее.