Долгое и нервное ожидание того, что на этот раз произойдет или не произойдет с Курильскими островами, кажется, закончилось на днях новостью Первого канала, что сахалинский губернатор решил провести "открытый опрос" и выяснить мнение местных жителей насчет того, где они хотят жить.
Скептики, конечно, сразу сказали, что никакого опроса проводить нельзя, что это проблематизирует границы России, и что местные еще, не дай Бог, выберут Японию.
По-моему, это чепуха, а опрос - прекрасная идея.
Во-первых, своего народа бояться не надо. Народ плохого не скажет.
Во-вторых, такого рода инициатива - признак того, что никто отдавать Курилы не будет.
Ну и третье, самое главное.
Чиновники - люди переменчивые, они сегодня одно, а завтра другое. Мало что будет завтра.
И в этом смысле такое - вполне официальное, телевизором освещаемое, властью санкционированное - выяснение точки зрения местных - может чуть позже оказаться хорошим аргументом в том случае, если заинтересованные люди опять полезут доказывать, что выгодно обменивать территорию России на улыбки и бумажки.
А что касается проблематизации границ России, то я не представляю, кто и зачем сейчас мог бы захотеть от нас отделиться.
Зато присоединиться...
Но это уже другая история.
Скептики, конечно, сразу сказали, что никакого опроса проводить нельзя, что это проблематизирует границы России, и что местные еще, не дай Бог, выберут Японию.
По-моему, это чепуха, а опрос - прекрасная идея.
Во-первых, своего народа бояться не надо. Народ плохого не скажет.
Во-вторых, такого рода инициатива - признак того, что никто отдавать Курилы не будет.
Ну и третье, самое главное.
Чиновники - люди переменчивые, они сегодня одно, а завтра другое. Мало что будет завтра.
И в этом смысле такое - вполне официальное, телевизором освещаемое, властью санкционированное - выяснение точки зрения местных - может чуть позже оказаться хорошим аргументом в том случае, если заинтересованные люди опять полезут доказывать, что выгодно обменивать территорию России на улыбки и бумажки.
А что касается проблематизации границ России, то я не представляю, кто и зачем сейчас мог бы захотеть от нас отделиться.
Зато присоединиться...
Но это уже другая история.
Врага нашли.
Этот враг — городовой «фараон».
Да! Да, городовой, вчерашний еще деревенский парень, мирно идущий за сохой, потом бравый солдат, потом за восемнадцать рублей с полтиной в месяц днем и ночью не знавший покоя и под дождем и на морозе оберегавший нас от воров и разбойников и изредка бравший рублевую взятку. И с утра начинаются поиски. Тщетно! Городовой бесследно исчез, окончательно куда-то улетучился. Но русский человек не прост; ему стало ясно, что хитроумный фараон, виновник всех народных бед, не убежал, не улетучился, а просто переоделся. И ищут уже не городового в черной шинели с бляхой и шашкой, а «ряженого фараона».
Теперь этот ряженый городовой «гипноз», форменное сумасшествие. В каждом прохожем его видят. Стоит первому проходящему крикнуть: «Ряженый!» — и человек схвачен, помят, а то и убит.
На Знаменской вблизи нашего дома в хлебопекарню приходит чуйка (прим.- кафтан без воротника). «Ряженый!» — кричит проходящий мальчишка. Толпа врывается, человека убивают. Он оказался только что прибывшим из деревни братом пекаря.
Ряженого городового ищут везде. На улицах, в парках, в домах, сараях, погребах, а особенно на чердаках и крышах. Там, как уверяют, запрятаны, по приказу Протопопова, ряженые городовые с пулеметами и, «когда прикажут», начнут расстреливать народ. Вот из-под ворот ведут бледного от страха полуживого человека. Толпа ликует: «Ура!»
— Кого поймали?
— Ряженого сцапали.
— И рожа разбойничья, — говорит один, — убить этих подлецов мало.
Арестованного уводят. Один из конвоиров, широкоплечий, на вид простоватый, добродушный детина отстает, крутит собачью ножку, закуривает.
— Где ряженого нашли?
— В сорок девятом номере укрывался, проклятый. Под постель залез.
Толпа хохочет.
— Вот так полиция!
— А как хорохорились.
— Выволокли, поставили на ноги. Трясется.
— Кто ты такой-сякой, спрашивает Степанов. Молчит. Ну, мы его по рылу. Раз, два!
— Правильно.
— Так им, сукиным детям, и следует.
— Ну, ну!
— Я, — говорит, а сам трясется, — полотер.
— Вот мерзавец!
— Неужто так и говорит, полотер?
— Хорош полотер!
— Так и сказал — полотер, мы его и повели.
— Ряженого поймали, — снова раздается по улице, и толпа бежит на новое зрелище.
— Народец! — с укором говорит мне знакомый швейцар. — Напрасно человека обидели, я его знаю; уже пятый год живет у нас в сорок девятом номере. Полотер и есть.
— Что же вы им не сказали?
— Как можно, барин? Разве не видите, что за народ нынче? Того гляди, убьют!
Как я потом узнал, полотера скоро выпустили. Говорят, откупился. Но не всегда кончалось так благополучно. Во дворе нашего дома жил околоточный; его дома толпа не нашла, только жену; ее убили, да кстати и двух ее ребят. Меньшого грудного — ударом каблука в темя.
На крыше дома на углу Ковенского переулка появляется какой-то человек.
— Ряженый с пулеметом! — кричит кто-то.
Толпа врывается в дом, но солдат с улицы вскидывает ружье — выстрел. И человек на крыше падает.
— Ура-а! убили ряженого с пулеметом.
Как оказалось, это был трубочист с метлой.
(Н.Е.Врангель)
Этот враг — городовой «фараон».
Да! Да, городовой, вчерашний еще деревенский парень, мирно идущий за сохой, потом бравый солдат, потом за восемнадцать рублей с полтиной в месяц днем и ночью не знавший покоя и под дождем и на морозе оберегавший нас от воров и разбойников и изредка бравший рублевую взятку. И с утра начинаются поиски. Тщетно! Городовой бесследно исчез, окончательно куда-то улетучился. Но русский человек не прост; ему стало ясно, что хитроумный фараон, виновник всех народных бед, не убежал, не улетучился, а просто переоделся. И ищут уже не городового в черной шинели с бляхой и шашкой, а «ряженого фараона».
Теперь этот ряженый городовой «гипноз», форменное сумасшествие. В каждом прохожем его видят. Стоит первому проходящему крикнуть: «Ряженый!» — и человек схвачен, помят, а то и убит.
На Знаменской вблизи нашего дома в хлебопекарню приходит чуйка (прим.- кафтан без воротника). «Ряженый!» — кричит проходящий мальчишка. Толпа врывается, человека убивают. Он оказался только что прибывшим из деревни братом пекаря.
Ряженого городового ищут везде. На улицах, в парках, в домах, сараях, погребах, а особенно на чердаках и крышах. Там, как уверяют, запрятаны, по приказу Протопопова, ряженые городовые с пулеметами и, «когда прикажут», начнут расстреливать народ. Вот из-под ворот ведут бледного от страха полуживого человека. Толпа ликует: «Ура!»
— Кого поймали?
— Ряженого сцапали.
— И рожа разбойничья, — говорит один, — убить этих подлецов мало.
Арестованного уводят. Один из конвоиров, широкоплечий, на вид простоватый, добродушный детина отстает, крутит собачью ножку, закуривает.
— Где ряженого нашли?
— В сорок девятом номере укрывался, проклятый. Под постель залез.
Толпа хохочет.
— Вот так полиция!
— А как хорохорились.
— Выволокли, поставили на ноги. Трясется.
— Кто ты такой-сякой, спрашивает Степанов. Молчит. Ну, мы его по рылу. Раз, два!
— Правильно.
— Так им, сукиным детям, и следует.
— Ну, ну!
— Я, — говорит, а сам трясется, — полотер.
— Вот мерзавец!
— Неужто так и говорит, полотер?
— Хорош полотер!
— Так и сказал — полотер, мы его и повели.
— Ряженого поймали, — снова раздается по улице, и толпа бежит на новое зрелище.
— Народец! — с укором говорит мне знакомый швейцар. — Напрасно человека обидели, я его знаю; уже пятый год живет у нас в сорок девятом номере. Полотер и есть.
— Что же вы им не сказали?
— Как можно, барин? Разве не видите, что за народ нынче? Того гляди, убьют!
Как я потом узнал, полотера скоро выпустили. Говорят, откупился. Но не всегда кончалось так благополучно. Во дворе нашего дома жил околоточный; его дома толпа не нашла, только жену; ее убили, да кстати и двух ее ребят. Меньшого грудного — ударом каблука в темя.
На крыше дома на углу Ковенского переулка появляется какой-то человек.
— Ряженый с пулеметом! — кричит кто-то.
Толпа врывается в дом, но солдат с улицы вскидывает ружье — выстрел. И человек на крыше падает.
— Ура-а! убили ряженого с пулеметом.
Как оказалось, это был трубочист с метлой.
(Н.Е.Врангель)
В Брюсселе мы остановились в маленькой квартире одного профсоюзного деятеля, русского по происхождению, в прошлом отсидевшего в Суздале и изгнанного из СССР, Николая Лазаревича. Он жил на пособие по безработице и покупал в мэрии по минимальной цене продукты для безработных. Когда он предложил разделить с ним трапезу: неплохой суп, мясное рагу и картофель, я воскликнул: «У нас, там, так питаются высшие партийные деятели!»
Он занимал три комнаты, имел велосипед и патефон; этот бельгийский безработный жил на уровне хорошо оплачиваемого технического специалиста в СССР. Перед лавочками мы с сыном столбенели в несказанном смущении. Тесные витрины ломились от ветчины, шоколада, выпечки, риса, немыслимых фруктов, апельсинов, мандаринов, бананов! Это богатство, стоит протянуть руку, доступно безработному из рабочего квартала безо всякого социализма и планового хозяйства! Это действовало на нервы. Мне это было не в диковину, но действительность совершенно поразила меня. Впору было плакать от унижения и боли за нашу революционную Россию.
Мароль, улица От, улица Блас и все соседние нищие переулки оздоровились, похорошели, стали богаче. Это средоточие бедности, в прошлом расцвеченное висящими на веревках отрепьями и полное отбросов, ныне дышало благополучием — великолепные колбасные, новая прекрасная больница, дома для рабочих с цветами на балконах вместо лачуг. Дело рук реформистского социализма, столь же красивое, как в Вене. Там я увидел Вандервельде, которого мы называли «социал-предателем»; он возвращался с манифестации, окруженный несколькими социалистическими вождями, и восторженный шепот прошелестел по улице, словно люди восклицали вполголоса: «Хозяин! Хозяин!
(Виктор Серж)
Он занимал три комнаты, имел велосипед и патефон; этот бельгийский безработный жил на уровне хорошо оплачиваемого технического специалиста в СССР. Перед лавочками мы с сыном столбенели в несказанном смущении. Тесные витрины ломились от ветчины, шоколада, выпечки, риса, немыслимых фруктов, апельсинов, мандаринов, бананов! Это богатство, стоит протянуть руку, доступно безработному из рабочего квартала безо всякого социализма и планового хозяйства! Это действовало на нервы. Мне это было не в диковину, но действительность совершенно поразила меня. Впору было плакать от унижения и боли за нашу революционную Россию.
Мароль, улица От, улица Блас и все соседние нищие переулки оздоровились, похорошели, стали богаче. Это средоточие бедности, в прошлом расцвеченное висящими на веревках отрепьями и полное отбросов, ныне дышало благополучием — великолепные колбасные, новая прекрасная больница, дома для рабочих с цветами на балконах вместо лачуг. Дело рук реформистского социализма, столь же красивое, как в Вене. Там я увидел Вандервельде, которого мы называли «социал-предателем»; он возвращался с манифестации, окруженный несколькими социалистическими вождями, и восторженный шепот прошелестел по улице, словно люди восклицали вполголоса: «Хозяин! Хозяин!
(Виктор Серж)
В письме В.М. Молотову из Акмолинского лагеря с просьбой разобраться в ее деле Брауде писала:
"Я сама всегда считала, что с врагами все средства хороши, и по моим распоряжениям на Восточном фронте применялись активные методы следствия: конвейер и методы физического воздействия, но при руководстве Дзержинского и Менжинского методы эти применялись только в отношении тех врагов, контрреволюционная деятельность которых была установлена другими методами следствия и участь которых, в смысле применения к ним высшей меры наказания, уже была предрешена... Применялись эти меры только к действительным врагам, которые после этого расстреливались, а не освобождались и не возвращались в общие камеры, где они могли бы демонстрировать перед другими арестованными методы физического воздействия, к ним применявшиеся. Благодаря массовому применению этих мер не по серьезным делам, зачастую как единственный метод следствия, и по личному усмотрению следователя... методы эти оказались скомпрометированными, расшифрованными...У меня не было разрыва между политической и личной жизнью. Все, знавшие меня лично, считали меня узкой фанатичкой, возможно, я таковой и была, так как никогда не руководствовалась личными, материальными или карьеристскими соображениями, издавна отдавая себя целиком работе".
"Я сама всегда считала, что с врагами все средства хороши, и по моим распоряжениям на Восточном фронте применялись активные методы следствия: конвейер и методы физического воздействия, но при руководстве Дзержинского и Менжинского методы эти применялись только в отношении тех врагов, контрреволюционная деятельность которых была установлена другими методами следствия и участь которых, в смысле применения к ним высшей меры наказания, уже была предрешена... Применялись эти меры только к действительным врагам, которые после этого расстреливались, а не освобождались и не возвращались в общие камеры, где они могли бы демонстрировать перед другими арестованными методы физического воздействия, к ним применявшиеся. Благодаря массовому применению этих мер не по серьезным делам, зачастую как единственный метод следствия, и по личному усмотрению следователя... методы эти оказались скомпрометированными, расшифрованными...У меня не было разрыва между политической и личной жизнью. Все, знавшие меня лично, считали меня узкой фанатичкой, возможно, я таковой и была, так как никогда не руководствовалась личными, материальными или карьеристскими соображениями, издавна отдавая себя целиком работе".
Режиссёр Быков как всегда стал примером отсутствия стержня и ума, по крайней мере стратегического. Втянул огромное количество людей в авантюру, которая была обречена, поскольку не имела чётко выраженного ориентира ни по бизнесу ни по творческому посылу. Трусость - опора недальновидности. Так держать, Юрбан! До встречи в сумасшедшем доме!
(режиссер Быков)
(режиссер Быков)
Недавно, больной, я присел на ступеньки у какого-то крыльца и с сокрушением смотрел на тех новых страшных людей, которые проходили мимо. Новые люди: крепкозубые, крепкощёкие, с грудастыми крепкими самками. (Хилые все умерли.) И в походке, и в жестах у них ощущалось одно: война кончилась, революция кончилась, давайте наслаждаться и делать детёнышей. Я смотрел на них с каким-то восторгом испуга. Именно для этих людей – чтобы они могли так весело шагать по тротуарам, декабристы болтались на виселице, Нечаев заживо гнил на цепи, для них мы воевали с Германией, убили царя, совершили кровавейшую в мире революцию. Вот они идут: «Извиняюсь! – Шикарная погода! – Ничего подобного! – Ну пока!» И для того, чтобы эта с напудренным носом могла на своих репообразных ногах носить белые ажурные чулки, совершилось столько катастроф и геройств. Ни одного человечьего, задумчивого, тонкого лица, всё топорно и бревенчато до крайности!
(КЧ)
(КЧ)
Вообще, я на 4-м десятке открыл деревню, впервые увидал русского мужика, – записывал Чуковский в дневнике.
Я смотрю на говорящих: у них мелкие, едва ли человеческие лица, и ребёнок, которого одна держит, тоже мелкий, беспросветный, очень скучный. Таковы псковичи. Чёрт знает как в таком изумительном городе, среди таких церквей, на такой реке – копошится такая унылая и бездарная дрянь. Ни одного замечательного человека, ни одной истинно человеческой личности.
Я смотрю на говорящих: у них мелкие, едва ли человеческие лица, и ребёнок, которого одна держит, тоже мелкий, беспросветный, очень скучный. Таковы псковичи. Чёрт знает как в таком изумительном городе, среди таких церквей, на такой реке – копошится такая унылая и бездарная дрянь. Ни одного замечательного человека, ни одной истинно человеческой личности.
Вагон, в котором сидел Верховный Главнокомандующий, стоял прямо перед выходными дверями на платформу. Сперва на него никто даже не обращал внимание. Потом стали появляться разные личности. Они, остановившись перед вагоном, показывали на него пальцами, собирали вокруг толпу солдат и матросов. Постепенно толпа разрослась. Уже слышались крики: — Ладно... Чего там... Не выпущай его... Небось в Питере-то его не засудят... Самим надо... Воевать хотел... Вот мы ему покажем...
Никаких мер против толпы не предпринималось. Наконец, кто-то догадался вызвать по телефону из Могилева нового «Верховного». Крыленко приехал на автомобиле, бледный, с трясущимися губами и растерянный. При виде орущей перед вагоном Духонина толпы он окончательно растерялся. Сперва он пытался произнести речь. Его никто не слушал. — Давай сюда Духонина... — ревели вокруг сотни голосов. Крыленко вошел в вагон. Через минуту он появился на площадке вместе с Духониным. Генерал стоял над беснующейся перед ним толпой выпрямившись, безстрашный и неподвижный. На один момент его гордое появление произвело эффект. Крики стали затихать. В толпе произошло замешательство. Этим моментом воспользовался Крыленко. Он опять стал что-то выкрикивать насчет «суда народа», отправки в революционный Петроград виновников продолжения войны и т.д. В толпе снова начались отдельные крики и возгласы: — Ладно... Заливай глаза... Слыхали... Навались, товарищи... Чего там смотреть...
Постепенно эти крики перешли в сплошной звериный вой. Духонин по-прежнему стоял неподвижно с Георгиевским крестом на груди. Рядом тщетно пытался перекричать толпу, махая руками, растерянный, маленький Крыленко. Наконец, он внезапно повернулся к генералу Духонину и, прокричав что-то, чего нельзя было разобрать в общем шуме и реве вокруг, сорвал с плеч Духонина погоны... В этот момент один матрос вскочил на площадку вагона и выстрелил в упор в Духонина. Тот, медленно покачнувшись, упал с площадки на платформу. Толпа на него навалилась. Закрыв лицо руками, Крыленко убежал в вагон... Через несколько минут растерзанный до неузнаваемости труп бывшего Главнокомандующего валялся на платформе. С него содрали сапоги, раздели его до белья. Толпа глумилась и издевалась над трупом. Его прислонили к вагону. Совали в мертвый рот папироску с гоготаньем: — Духонин... Покури...»
(Дикгоф-Деренталь А.А. Убийство генерала Духонина. // Родина. М., 1992. №2, с. 55-59)
Никаких мер против толпы не предпринималось. Наконец, кто-то догадался вызвать по телефону из Могилева нового «Верховного». Крыленко приехал на автомобиле, бледный, с трясущимися губами и растерянный. При виде орущей перед вагоном Духонина толпы он окончательно растерялся. Сперва он пытался произнести речь. Его никто не слушал. — Давай сюда Духонина... — ревели вокруг сотни голосов. Крыленко вошел в вагон. Через минуту он появился на площадке вместе с Духониным. Генерал стоял над беснующейся перед ним толпой выпрямившись, безстрашный и неподвижный. На один момент его гордое появление произвело эффект. Крики стали затихать. В толпе произошло замешательство. Этим моментом воспользовался Крыленко. Он опять стал что-то выкрикивать насчет «суда народа», отправки в революционный Петроград виновников продолжения войны и т.д. В толпе снова начались отдельные крики и возгласы: — Ладно... Заливай глаза... Слыхали... Навались, товарищи... Чего там смотреть...
Постепенно эти крики перешли в сплошной звериный вой. Духонин по-прежнему стоял неподвижно с Георгиевским крестом на груди. Рядом тщетно пытался перекричать толпу, махая руками, растерянный, маленький Крыленко. Наконец, он внезапно повернулся к генералу Духонину и, прокричав что-то, чего нельзя было разобрать в общем шуме и реве вокруг, сорвал с плеч Духонина погоны... В этот момент один матрос вскочил на площадку вагона и выстрелил в упор в Духонина. Тот, медленно покачнувшись, упал с площадки на платформу. Толпа на него навалилась. Закрыв лицо руками, Крыленко убежал в вагон... Через несколько минут растерзанный до неузнаваемости труп бывшего Главнокомандующего валялся на платформе. С него содрали сапоги, раздели его до белья. Толпа глумилась и издевалась над трупом. Его прислонили к вагону. Совали в мертвый рот папироску с гоготаньем: — Духонин... Покури...»
(Дикгоф-Деренталь А.А. Убийство генерала Духонина. // Родина. М., 1992. №2, с. 55-59)
Бывший заместитель директора ФБР Эндрю Маккейб сообщил, что президент США Дональд Трамп не поверил выводам своих разведывательных структур о том, что КНДР обладает ракетами, способными достичь территории США, сославшись на то, что эту информацию опроверг президент РФ Владимир Путин.
"Представители разведки на брифинге ответили, что это не согласуется ни с одним из сообщений разведки и информацией, которой обладает наше правительство, на что президент ответил: "Мне все равно. Я верю Путину", - сообщил Маккейб в эфире телеканала CBS.
"Представители разведки на брифинге ответили, что это не согласуется ни с одним из сообщений разведки и информацией, которой обладает наше правительство, на что президент ответил: "Мне все равно. Я верю Путину", - сообщил Маккейб в эфире телеканала CBS.
На заседании присутствовала Н. К. Крупская-Ульянова-Ленина, без 5 минут русская императрица; я не ожидал видеть ее такой, какая она есть, — старая, страшная, с глупым лицом тупой фанатички, причем ее уродство подчеркивается ясно выраженной базедовой болезнью; остальные присутствующие были Познер, Шапиро, Маркс и другие представители господствовавшего племени.
(Готье)
(Готье)
19 февраля [1944]. Сейчас начинается самое страшное и ответственное. По слухам, население само уходит от Красной Армии, от Советской власти, от коммунизма. Это рассказывают потихоньку все корреспонденты, Руднев (еврей) говорил Ан. Ив. Племянница Ан. Петр. была с армией под Дорогобужем, народ приглядывается, насторожен. С немцами хорошо жили. А мы будем вводить насильственную нищету, будем вешать всех, кто за два года с немцами говорил.
(Шапорина)
(Шапорина)
"19 февраля [1939]. <...> Умер И. И. Рыбаков в тюрьме. Умер Мандельштам в ссылке. Кругом умирают, бесконечно болеют, у меня впечатление, что вся страна устала до изнеможения, до смерти, и не может бороться с болезнями. Лучше умереть, чем жить в постоянном страхе, в бесконечном убожестве, впроголодь. Когда я хожу по улицам в поисках чего-нибудь, я могу только твердить: je n’eu peux plus. Очереди, очереди за всем. Тупые лица, входят в магазин, выходят ни с чем, ссорятся в очередях.
Ведь ничего же, ничего нет. Был митинг для работников эстрады по поводу XVIII съезда партии. Крылов говорил, честно глядя в лицо слушающих, а мы также честно глядели ему в лицо и слушали. А говорил он следующее: «В мире — соревнование двух систем, соревнование, в котором мы оказались победителями. У нас “огромнеющее” (он всегда так говорит) экономическое развитие, у них — снижение. Мы, большевики, единственная партия в мире, которая довела весь народ до зажиточного состояния, и недалеко то время, когда каждый будет получать по потребностям, с каждого по способностям. Т. е. время полного торжества коммунизма».
А пока что я совсем не буду удивлена, если узнаю, что вся наша мануфактура и сырье уходят через лимитрофы в Германию".
(Любовь Шапорина)
Ведь ничего же, ничего нет. Был митинг для работников эстрады по поводу XVIII съезда партии. Крылов говорил, честно глядя в лицо слушающих, а мы также честно глядели ему в лицо и слушали. А говорил он следующее: «В мире — соревнование двух систем, соревнование, в котором мы оказались победителями. У нас “огромнеющее” (он всегда так говорит) экономическое развитие, у них — снижение. Мы, большевики, единственная партия в мире, которая довела весь народ до зажиточного состояния, и недалеко то время, когда каждый будет получать по потребностям, с каждого по способностям. Т. е. время полного торжества коммунизма».
А пока что я совсем не буду удивлена, если узнаю, что вся наша мануфактура и сырье уходят через лимитрофы в Германию".
(Любовь Шапорина)
Днем приехала машина с немцами, а к вечеру конница лошадей 30 и повозки с кухней. Позвали меня вставлять стёкла в школьной кухне, т. к. остановились в нашей школе, и будут жить неопределённое время. Оказывается, верховые и на повозках не немцы, а наши русские, сдавшиеся в плен мес. 3 назад и теперь ставшие немецкими солдатами.
(Василий Савельев, Прожито, 1942)
(Василий Савельев, Прожито, 1942)
19 мая. Вторник.
Сделал очень большое дело — запахал выделенные мне две полосы земли около 0,30 га и наездил борозды под картофель на огороде. Шурик уже посадила половину картофеля, но мелким картофелем 6 бадей. Вчера только запахал огород. И вся эта работа на немецких лошадях с нашими солдатами, которые служат у них в армии. Сегодня получил 1 1/2 пуда овса, привезенного из Толмачева, который тоже отпустили немцы. Обещают еще ячменя, гороха и картофеля. За всё это им большое спасибо. Наши и то, не так обращались с нами, а о помощи от них и думать нельзя было.
(он же)
Сделал очень большое дело — запахал выделенные мне две полосы земли около 0,30 га и наездил борозды под картофель на огороде. Шурик уже посадила половину картофеля, но мелким картофелем 6 бадей. Вчера только запахал огород. И вся эта работа на немецких лошадях с нашими солдатами, которые служат у них в армии. Сегодня получил 1 1/2 пуда овса, привезенного из Толмачева, который тоже отпустили немцы. Обещают еще ячменя, гороха и картофеля. За всё это им большое спасибо. Наши и то, не так обращались с нами, а о помощи от них и думать нельзя было.
(он же)
28-го в Бежаны пришли партизаны, забрали почти весь скот, некоторых зарезав на месте, взяли 2,5 тонны хлеба и ушли в лес. Старосту Шорохова П. избили. Говорят, что это были чеченцы.
(он же)
(он же)