Ещё неделю назад никто и не думал ни про какие гипергоризонтальные видео в соцсетях (они же thinnest video, с разрешением 5120х1080), а теперь это страшенный тренд, хоть дорогу до Луны из них выкладывай. Формат родился на недружественных платформах, но с них, видимо, разойдется повсюду.

Пришлось разбираться и обсуждать со студентами, выводы пока следующие. Сама идея кажется предельно неудобной и более того — противоречащей всей сегодняшней логике соцмедийного контента, вертикальной с головы до пяток. Все коммуникационные новации последних лет были направлены на то, чтобы сделать медиапотребление максимально бесшовным и органичным, неотделимым от обихода.

Листание рилсов оказалось чем-то сродни кровотоку, а информация стала жизненно важной эссенцией. Если ты в любом случае держишь телефон вертикально, даже кнопку «плэй» лишний раз не жмешь, а весь поток входящих сообщений для тебя формирует алгоритмический конвейер, то из процесса изымается практически вся сознательность. Живешь одной половиной мозга в соцмедиа, SMM ergo sum — такое положение дел последовательно укрепляли все технологические и структурные трансформации цифровой среды последних лет, и казалось бы.

Вдруг появляется новый формат — вопиюще корявый, непривычный, вынуждающий вглядываться в экран, а то и вовсе — повернуть смартфон горизонтально. Один маленький жест для одного человека и огромное усилие для коллективного сознания всего человечества.

В чем дело? В созревшем интуитивном запросе на отделение информации от жизни? В невыносимой легкости потребления? В том, что людям захотелось большего участия?

Всякая технология, как мы знаем, возникает как одна из частных форм реализации онтологии — изменения представлений о мире влекут за собой необходимость калибровки и апгрейда механизмов взаимодействия с миром. Иначе говоря, исходные процессы уже начались и таким образом дают о себе знать — даже если сами люди их ещё не прочувствовали и не осознали. Джобс придумал айфон и не только айфон, действуя по простой формуле: не ориентироваться на запросы аудитории, «люди не знают, что им нужно, я знаю, что им нужно». Джобса давно нет, но функция всякой инновации остается неизменной — опережать ожидания и создавать запрос на то, чего никогда не было.

P.S. В порядке конспирологии можно поразмышлять наизнанку и сделать вывод, что это такой масштабный прогрев перед повсеместным внедрением VR-очков — они ведь заточены как раз на панорамное восприятие.

Кайма естественным образом.

"По дороге домой"
бумага/масло
29×29 см

Если совсем-совсем упрощать, то какая сложилась ситуация: за всю историю человечества общественная мысль (здесь имеется в виду скорее «мысль общества», нежели собрание работ мыслителей за отчетный период) проделала с собой два фундаментальных самоумаления.

Сначала от «жизни вообще» была отделена вера и на ее место было помещено то, что назвали культурой. Затем от жизни отделили и саму культуру. Она оказалась упакована в высшие сферы, которые обывателю можно открывать только по особому поводу, «сходим в музей/галерею/театр, приобщимся к искусству» — так-то мы, получается, особого отношения к нему не имеем, но почему-то понимаем, что порой необходимо.

Затем, видимо, общественная мысль осознала, что процессы ведут куда-то не туда и скоро отделять от себя будет нечего и развернула всё в обратную сторону. На этой-то стадии и было застигнуто и всё наше коллективное сегодня. Что случилось дальше?

Любое социальное взаимодействие (и без «взаимо» тоже), помимо воплощения воли инициаторов и интересантов, в том числе выполняет функцию… простите мне некоторый марксизм, но функцию в общем роадмапе трансформации общественных отношений и пониманий человечества о себе.

Теперь мы вспоминаем, во-первых, к какому количеству понятий за последние годы и десятилетия прирастили прилагательное «культурный»: «культурный досуг», «культурная дипломатия», «культурный туризм» — все это термины примерно того же порядка, что и «устойчивое развитие», т.е. по-хорошему половина термина здесь вообще не нужна, так как в здравом сценарии и так подразумевается.

Сюда же и — да — «культурный код», как некая прошивка, цепочка команд, устраняющая баг неприкаянности, «мы не просто так всем этим занимаемся, оно уходит корнями в…».

Когда музей сегодня делает коллаб, выпускает набор мерча, объявляет публичную программу мероприятий и прочее — это не просто попытка сделаться немножко Диснейлендом напополам с Коачеллой и залететь в тренды — но и важные части большого процесса, формы глашатайства культуры, которая заново заполняет всю жизнь собой.

У Никиты Сюндюкова в ноябре выходит книга о русской философии, и, если судить по анонсу — о том, почему русская философия склонна упорно отрицать свое существование. Давайте немного об этом поговорим.

Но для начала, призываем всех заинтересованных дождаться предзаказа книги и оформить его — Никита давно занимается темой и умеет в подходе к ней сочетать личную теплоту с холодным академизмом.

Возвращаясь же к вопросу об отрицании себя русской философией: мне кажется, частично дело в том, что отрицание идентичности — это тоже форма идентичности, причем далеко не последняя.

Наоборот — если некая сущность (да простят мне такое именование русской философии) проблематизирует себя не в вакууме, а активно ищет свое место в мире и вообще мыслит себя явлением мирового значения, то однажды она, сущность, неизбежно в себе усомнится.

При переборе ответов на вопрос «что я такое?» однажды обязательно выпадет вариант «ничего» — в котором, если на нем не останавливаться, нет ничего плохого. Наоборот — отсюда проистекает и гибкость мышления, и иммунитет от догматики, и склонность к заимствованиям вообще.

Если меня нет, то мне следует себя выдумать — для чего можно позаимствовать терминологический и концептуальный аппарат у какой-нибудь сопредельной культуры, бойко заговорив на ещё вчера незнакомом языке. Когда же вдруг выяснится, что я на самом деле есть, то эти заимствования никуда не денутся, но углубят существующий уровень понимания. И так по кругу, из эпохи в эпоху.

Это же, кстати, касается и вопроса традиции — говорят вам, скажем, «какая же это традиция, если вы ее заимствовали», вы и отвечаете: «заимствовать — и есть одна из наших традиций».

Akseli Gallen-Kallela (1865-1931, Finnish) ~ Thunderclouds on the Horizon,1897