Господа, цикл "Диссимиляция" доступен в аудио в "Библиотеке традиционалиста" Эйнара.

Прослушать!

Справедливо считается, что одним из важных прекурсоров философии Постмодерна была попытка воплотить свободный дионисизм Фридриха Ницше на практике, преодолев платонико-христианскую традицию Европы, которая сохранила себя даже в глубинных структурах Модерна [критика метафизики с позиции Мартина Хайдеггера]. Отсюда ставка на витальность, карнавал, иронию, инфантилизм и левый либерализм в культуре, политике и революциях и реформах общественной жизни. Отчасти такое прочтение имеет под собой основание, но фактически культура Постмодерна как раз таки выскальзывает из дионисийских рук, откровенно впадает в хтонический и титанический пафос того самого пресловутого нигилизма и разрушения ради разрушения.
Соответственно, когда мы говорим о трансгрессивном сакральном в дионисийской оптике, нам вновь необходимо искусство различения тёмного на фоне ещё более тёмного, откровенно чёрного. Дионис спускается в Аид за исцелением и триумфальным возвращением на свет солнца. Вероятно, это и есть его самое главное и трудное странствие — к апофатическому Единому и себе через гипохтонические регионы бытия. Существует такое определение бытия мира, которое гласит: не Божество приходит в какое-то место, которое уже заранее присутствует на его пути, под его ногами. Но наоборот, Божество идет через пустоту и вся полнота явного мира в его разнообразии возникает только как акт его прохождения сквозь него. Когда Божество покидает место, оно буквально растворяется как мираж. Соответственно, если наша окружающая реальность Постмодерна первой четверти XXI столетия существует, — значит сквозь нас всех шествует безумное Божество, которое чает исцеления от того бреда, который возникает под его стопами и отражается в его очах.
И пока же мы ещё пребываем в этих культурных и ментальных структурах шизофренического бреда, ещё очень далеко от грядущего царства Танцующего Божества.

Фрагмент из
Евгений Нечкасов "Структуры сакрального"

«Отшельник не представляет угрозы для человечества. Он служит ему живым укором. Он не ворует и не мошенничает. Он не выступает по телевидению с проплаченной речью. Анархисты мечтают уничтожить общество, частью которого они являются. Хакеры сеют смуту в виртуальном мире. Первые подкладывают бомбы, вторые рассылают вредоносные программы со своего компьютера. И те и другие нуждаются в ненавистном им обществе. Оно является для них мишенью, уничтожение которой составляет смысл их существования. Отшельник же держится в сторонке — на благоразумном расстоянии. Он похож на гостя, который вежливо отказывается от предложенного угощения. Если общество исчезнет, мятежники останутся без работы, а лесной затворник продолжит жить по-прежнему. Он ни с кем не борется, но живет так, как ему хочется. Он не обличает ложь, но ищет истину»

Сильвен Тессон «В лесах Сибири»

Продолжаем говорить о рисках бесконтрольного внедрения технологий через призму массовой культуры на радио "Серебряный дождь".

На этот раз по мотивам "Чёрного зеркала" и книги "Традиция и футурошок".

https://www.youtube.com/watch?v=Bn2jhCFoJ0M

Соглашусь с Сергеем Бородаем в том, что переводы и комментарии Шурбелева на сегодня лучшие. При обязательном условии параллельной работы с немецким оригиналом.
Про позор "Алетейи" уже писали пару лет назад, повторять не будем.
Но что я лично понял из 6 лет плотной работы с текстами Хайдеггера и о нем, так это то, что его методы и приемы работы с языком вполне успешно можно переложить на русский язык.
Подчеркиваю: не сделать перевод, это как раз невозможно, — в пятом альманахе Alföðr я писал предисловие к пробным переводам его поэзии, указывая что вне контекста его философии и языковой игры они просто не звучат, не имеют смысла.
Но что возможно и что, как я уверен, русский язык позволяет делать — это переносить приемы работы с языком, и через это само мышление немецкого мэтра. Да, контекстуальное обрамление, семантика, значения — будут уже другие, в рамках русской культуры. Но это вполне нормально как раз: Хайдеггер не давал никаких жестких схем и готовых шаблонов, гвоздями прибитых к его языку. Он показывал как следует мыслить и как дорога языка-мышления может снова с снова приводить нас в тупики; и как этого можно избегать.

#философия
К приведенной в предыдущем посте цитате Хайдеггера о языке… У него сложное отношение к языку — во всех смыслах сложное, поскольку его и сложно понять, и он сам не занимает какую-то четкую позицию, осуществляет постоянную ревизию языка (самый яркий пример — отказ от слова «экзистенция» в средний период), и мыслит он с опорой на язык сложно. Точнее говоря, сложно для «метафизического» мышления, но (предположительно) не для того, что он называет «памятливым» мышлением или мышлением-помнением-благодарностью (обыгрывая форму немецкого слова Denken). Можно было бы сказать, что ему «тесно» в классическом философском языке, как и в родном языке, однако он не претендует на преодоление языка как такового — скорее, это поиск, раскрытие новых звучаний, смыслов, измерений. Но разве не то же самое всегда делала философия? Пифагорейцы и Парменид вводят в мышление «сущность», oysia — слово, обозначающее (среди прочего) «имущество». Платон в «средний период» вводит понятия idea / eidos, многозначность которых («внешний вид», «видимое» и «смысловой род», «мыслимое») часто сознательно обыгрывает (еще и иллюстрирует зрительными мифами). Аристотель придумывает «чтойность», to ti en einai, — конструкцию, над которой до сих пор ломают голову философы (впрочем, с передачей energeia и entelechia не меньше проблем). Все это трудно переводимо (если вообще переводимо), и нужно языковое и эстетическое чутье, чтобы работать с подобными текстами. Сам Хайдеггер пишет:

«Слово Dasein — в том значении, в котором оно мыслится в “Бытии и времени”, — непереводимо. Обычное его значение, равнозначное “действительности”, “пребыванию”, можно перевести как presence или “реальность” (ср., например, французский его перевод сочетанием réalité humaine, который все совершенно затуманивает). Но на самом деле и “идею” (idea), ключевое слово Платона, никогда нельзя было перевести. Всякий перевод — это перетолкование и, если он коснеет в самом себе, значит, это одновременно и превратное толкование» (с. 93–94).

«Ранний» Хайдеггер на русском языке был создан В. Бибихиным (хотя отчасти и поздний), «средний» и «поздний» — в основном А. Шурбелевым. У них немного разные стратегии. Шурбелев старается максимально следовать оригиналу, в результате чего местами страдает русский язык (это ближе к тому, как у нас переводят «постмодернистов»). Бибихин же в значительной мере является художественным соавтором Хайдеггера, т.е. пытается воссоздать его мысль на русском языке. Его стратегия более философская, но, я думаю, она хороша как второй этап — когда «буквальный» и «максимально точный» смысл (с учетом формы, конструкций и пр.) уже усвоен (до сих пор мне трудно понять, почему он решил передавать безличное Es gibt в позднем докладе «Время и бытие» как некоторое «Место», с большой буквы, которое «дает»). В любом случае, даже читая их переводы, важно заглядывать в оригинал — что я и предпочитаю делать.

По другим переводам гораздо больше вопросов — уже при беглом взгляде. Немного писал об этом здесь и здесь. К сожалению, вторая ключевая работа Хайдеггера «Beiträge zur Philosophie (Vom Ereignis)» еще менее переводима, чем «Бытие и время». Ее русское издание «К философии (О событии)» не снабжено переводческим комментарием (в отличие, кстати, от англоязычных изданий), поэтому читателю остается гадать, что такое «сутствие» (Wesung) и «махинация» (Machenschaft) и почему «бытiе» иногда пишется через i. Ко всему этому нужен подробный комментарий, который раскрывал бы (и развивал) хайдеггеровскую мысль на русском языке. Думаю, переводы Шурбелева могут считаться эталонными как первый этап, далее речь должна идти уже не столько о переводе, сколько о новом мышлении в пространстве русского языка. Отчасти это и делал Бибихин, но еще до них с Хайдеггером сходный путь прокладывал (разумеется, независимо и в несколько ином, более кантианском ключе) Андрей Белый — о чем я писал тут. Посмотрим, найдутся ли те, кто пойдут этими путями…

На английском языке вышла книга Pawel Bielawski "European Apostasy: The Role of Religion in the European New Right".

Она посвящена исследованию роли религии и спору между христианством и язычеством, в среде Европейских Новых Правых (спойлер: язычество победило). Автор подает тему через изучение трудов Алена де Бенуа, он в русском пространстве хорошо известен.
Мне понравился заголовок одной из глав: "христианство — это большевизм Античности".

Все разговоры про "спасение экологии через новые технологии" — это шизофренический и лживый дискурс, порочный круг, сравнимый с безумным лечением простуды прививкой чумы.
Особенно смешно слушать все эти сказки от сторонников правых или консервативных идеологий. Это интеллектуальное банкротство.

N.B.: В свете разговора о геополитике многополярности, можно указать на тот факт, что такие индустриальные пейзажи есть во всех странах и это обнажает скелет, остов фактического глубинного глобализма. Ну или придется признать, что планетарное торжество Gestell есть многополярность ада.