Каждый раз, открывая для себя какие-нибудь лазы в мире книгоиздания, искренне радуюсь и с восторженным замиранием изучаю предмет, ведь мало что так будоражит, как открытие нового. Например, вот, знакомый старожилам этого канала и лавки пандемониума переплетчик Дима Лежепеков скинул мощный канал для любителей и профессионалов книгосозидания - и бац, тут Яцек Тылковский мастерит в Польше эксклюзивные издания для Suntup Editions.

Или же тут Ричард Пауэрс за 84 минуты рассказывает об искусстве повествования - поводов не доверять взъерошенному титану абсолютно нет.

К чему я затеял этот монолог - а какие каналы или видеоролики о литературе смотрите вы?

Полторы минуты искусства: интервью Сэмюэля Беккета для шведского телевидения после получения Нобелевской премии в 1969 году, на которое писатель согласился с одним условием - ему не будут задавать вопросы.

А вот и периодический Кормак-дайджест с последними новостями и открытиями о жизни и наследии почившего гиганта:

1) Деннис Маккарти, брат и литературный распорядитель творчества Кормака, доверил редактуру и выпуск критического издания еще не опубликованного романа профессору Патрику Бондсу и в частности его студентам. Под редактурой и критическим изданием подразумевается коллективное исследование с возможностью внесения изменений в текст, результат которого будет занесен в CV будущих студентов. Инициатива, по словам Денниса, исходила от самого Маккарти, влюбленного в культуру институтов и университетов.

2) Хотели раннего Маккарти? Так вот же он, десятилетний, с озорным взглядом, любовью к таксидермии, мультипликации, рисованию, коллекционированию марок и старинному оружию. А еще, он писал стихи. Вот один из них, зовется Autumn's Magic, то есть "Магия осени". Укутайтесь брезентом или пледом и ловите вайб волшебства:

The sun was slowly breaking
Thru the chilly, misty dawn
And the fog upon the river
Lifted, faded, soon was gone.

3) На онлайн-маркетах всплыл сумасшедший лот по цене квартиры - первые издания "Кровавого меридиана" и "Хранителя сада", дополненные письмами для своего друга-писателя Ларри Миллманна. Все за 40 тысяч USD и все ради того, чтобы узнать, что Маккарти в рамках одного письма рекомендовал "Географию воображения" Давенпорта и описывал историю, созвучную сюжету "Старикам тут не место" и одновременно косвенно раскрывающего его политические предпочтения:

Я реально знаю об истории со стрельбой в мотеле и я просто хотел бы сказать, что те придирчивые замечания, которыми ее обложила янкизированная пресса, нам здесь ни к чему. Конечно, парень совершил ошибку. О чем янки-пресса не упомянула в каждом репортаже, так это о его словах сожаления. Мало того, он выразил готовность возместить ущерб любым разумным и взаимоприемлемым образом семьям обоих погибших. Об этом не упоминается. Никак. И конечно же, у застреленной пары был медовый месяц. И что? Это усугубляет ситуацию? Он обязан был знать об этом? Хорошо, этот маленький факт - большая игра в DY-прессе. Иисусе, Ларри, разве люди больше не имеют права на ошибки? Как будто он сделал все это намеренно. И чертового коридорного должны обложить как минимум двойным штрафом от того, что ему уже выписали. Я думаю, даже пятьдесят долларов - не слишком суровый штраф. Это было чертовски опрометчиво с его стороны, и ему следует преподать урок. В любом случае, нам к черту не нужна кучка проклятых придирчивых янки, шныряющих туда-сюда и хихикаюших над тем, что они считают упадком старого юго-запада. Я считаю, этим ребятам лучше отправиться на свою собственную огуречную грядку. В любом случае, я рад выговориться. Это нужно было сказать, и я это сказал.
Всего наилучшего, Кормак.

4) И логичным завершением сегодняшнего дайджеста будет литературно заряженный твит (или хит?) нового вице-президента США - Джей Ди Вэнса, заканчивающийся иконической цитатой Антона Чигура:

Если твои принципы привели к такому концу, какой от них был прок?

(тут была неудачная шутка... как и сама ситуация)

Газета Аргументы и Факты, 1989 год.

Срочные новости:

Внутри, как легко догадаться по обложке, сборники "Да помолчи ты наконец", "О чем мы говорим, когда говорим о любви" и еще по мелочи.

Ну, и среди переводчиков собралась Лига справедливости, или вернее сказать - Защитники:

Максим Немцов, Вадим Михайлин, Александра Глебовская, Виктор Голышев, Григорий Дашевский, Ирина Бессмертная, Иван Ющенко.

А когда выйдет? Не знаю.

Хорошее окончание недели - это когда помимо нового сингла Тэйт МакРэй в продажу поступает миниатюрный "Гомер Навсегда" Ласло Краснахоркаи, сопровожденный не прямыми, но формально схожими по муду иллюстрациями Макса Нойманна и музыкой Миклоша Сильвестра, которые лучше воспринимать как независимые произведения, чтобы не копать глубже, чем зарыт тот самый смысл.
Вместе с тем, издательство Поляндрия No Age солидно подготовилось (потому что в наши времена выпускать сопроводительные материалы к книге - уже какое-никакое вложение) к изданию венгерского классика и перевело с ним прелестное и полное кислорода интервью, в котором можно найти всю необходимую базу для использования в нескучных разговорах о высоком и доле писательской в обездоленных странах.

A screaming comes across the BRAT

Теперь и у поклонников зубастой прозы Маккарти есть свои "Письма к Вере" - журнал Vanity Fair выкатил объемную, отчасти сенсационную, и жирную на подробности статью-интервью о внезапно открывшейся миру главной музе Кормака Маккарти - Августе Бритт, - женщине, ставшей прообразом Хэррогейта и Ванды из "Саттри", Алисии из "Пассажира/Стеллы Марис", Карлы Джин из "Стариков", Джона Грэйди Коула из "Лошадок".

Казалось бы, муза и муза, но ключевой фактор истории в том, что она встретила Маккарти в свои 16 и его 41, переходный момент его жизни, между концовкой "Саттри" и началом "Кровавого меридиана".

Августа - бродяжка с револьвером за поясом из неблагополучной семьи, чья жизнь рикошетила от опекунов к отцу-алкоголику и обратно, затягиваясь в петлю из насилия и побоев, пока на ее пути в одном из неномерных мотелей не появился писатель. Вызволив из порочного круга, он увез ее в Мексику, за что попал в поле зрения ФБР. В Мексике южные Гумберты триповали (физически и психически), ездили на лошадках и медленно переходили от стадии платонической к телесной любви. Уже тогда Кормак вплетал Августу почти в каждую свою книгу и даже переписывал почти готового "Саттри", распределив их разговоры и сцены любви по самым запоминающимся героям. Она учила его жизни на Западе и конским причудам, а он дарил ей безмятежность в тревожном мире, что смягчало грубое сердце самого автора, назвавшего свою самую прорывную книгу в честь колыбельной, что она пела своему плюшевому котенку по имени Джон Грэйди Коул. Или посмотрите, например, на пару писем, написанных для Августы:

Этим вечером я очень сильно мучаюсь, скучая по тебе. Я думаю, как мало мы на самом деле знаем друг друга, и все же я знаю, что я не ошибаюсь. Что ты думаешь? А что, если у меня ужасные привычки. Грызть ногти на ногах, травить кошек, грабить детишек-скаутов? Обещаю, если ты примешь меня, я откажусь от этих порочных привычек. Или от большинства из них […] Мне всю ночь снились сексуальные сны о тебе. Я потащил тебя в свою комнату (куда-то) и собирался объяснить это кому-то — я думаю, моей маме, это возможно? Очень чистый сон — на тебе было очень легкое летнее платье, и я встал на колени перед тобой, как рыцарь у алтаря, и прижался лицом к твоим бедрам.

или

Моя дорогая Августа, как Байрон обычно писал своей сестре — на самом деле сводной сестре. [С которой у Байрона, как говорят, был роман и которая, как утверждается, была ребенком.] […] Леди Голубые Глазки, ты скучаешь по мне? Ты знаешь, что я довольно сильно подсел на эту
невероятно женственную ауру, которую ты испускаешь? Ты высший посол своего пола. Тебя будут возить по стране как образец для ведьм и торговок рыбой, выдающих себя за твоих сестер — «Смотри, вот такая».

Я предвзят? Может быть. Я знаю, что люблю тебя. Спокойной ночи, сладость моя.

Однако их райские времена достигли рубежа грехопадения как только Августа узнала, что Кормак формально женат, а его сын от первого брака потенциально мог быть ее одноклассником. Августа уехала, Кормак стал знаменитым, ощутил денежный прибой и устроился в университет, высосавший из него все соки. Не переставая любить Августу, он два раза безуспешно делал ей предложение, но величайшей истории любви не было уготовано место на пъедестале хэппи-эндов. Незадолго до своей тяжелой болезни, Кормак в последний раз встретился с Августой и признался, что бездарно потратил последние годы, находясь в раздрае от постоянного общения с учеными. И, конечно, от невозможности быть с любовью своей жизни. Но большие авторы умирают и их биографии в итоге раскрываются матрешками, проясняя все самые странные моменты прозы, например, почему в "Стариках" главный герой настолько старше своей дерзкой жены. Но такова доля славы и чья-то история разбитого сердца тоже становится увлекательным романом, а последние слова превращаются в подходящие эпилоги.

Пусть и тут эпилогом станут последние слова Кормака, напечатанные на его печатной машинке Olivetti:

Я не знаю, Фрэнк, я думаю, мы просто оставим его там висеть.

🥲

Есть и более конвенционально приятные новости, окромя раскола фандома Маккарти и армии факт-чекеров, с каждым постом приближающих возраст музы мэтра до дошкольного - Персиваль Эверетт получил Национальную книжную премию США.

Для следящих за ситуацией исход предсказуем, ибо в 2024 Персиваль Эверетт переживает настолько массивный хайп, что только дубайскому шоколаду по силам потягаться с бомбардировкой прилавков экземплярами "Джеймса". Книга года в Esquire и NY Times Book Review, и что важнее - книга года в сети магазинов Barnes & Noble, где под нее выделяют отдельные стэнды и строят башню успеха, напоминая, что даже на 68 году можно взять свое, как говорят молодые и перспективные рэперы.

Эверетт же сам по себе типичный кабинетный постмодернист - материалы для романов он набирает за просмотром фильмов, а из научных работ по своим книгам учится новым концепциям. Не только методы, но и само творчество Эверетта противоречат устоявшимся образам писателей-естествоиспытателей и книг, вымученных из опыта - есть, например, у него детектив "Trees", за сочинением которого он проводил часы за процедуралами чтобы узнать обо всех стадиях расследования дел, а есть "Telephone" с тремя разными концовками, раскиданными по тиражам, или вот знаменитая экстремальная по форме книга "Erasure", где высоколобый писатель, сочиняющий вымученную прозу, ради выкладки в Barnes & Noble пишет роман об американском гетто на соответствующем диалекте, что тем не менее не делает его чернокожей версией Харри Крюза, потому что текст сочится разнообразием гэгов типа воображаемых бесед Деррида и Виттгенштейна или отрывков стилистически диаметральных романов в романе. Отчасти по причине этого отсутствия целостности (в чем я, естественно, могу ошибаться) к нему всегда и относились как хорошему, но не лучшему - просто к отличному времяпровождению с арсеналом находчивых свистоплясок, накопившихся за 30+ книг.

Но вот ему выпал джокер, "Джеймс" - финальный босс, 23 роман в карьере Эверетта и злободневная сатира на расу как конструкт. Находясь рядом с белыми Джеймс, тот самый раб Гека Финна, общается с ними на кодированном и искаженном звукописном английском, но рядом со своими он расцветает, читает Локка и Вольтера, рассуждая с великими во сне о правах человека. За время с момента выхода "Джеймса" я еще не встречал ни одной даже нейтральной позиции по отношению к этому роману - похоже на сто из ста, зрелость и та самая мудрость, что мы надеемся услышать из уст старцев и хмыкаем, видя на картинках в родительском Вотсаппе.

Но как выяснилось постом выше, позиция позиции рознь, а насколько американские старческие мудрости близки к русскоязычным территориям мы узнаем в следующем году, когда изд-во Corpus выпустит его в переводе Юлии Полещук.

ps. И вот вам фотография с дедом, напоминающим обросшего Майкла Кея из дуэта Key&Peele, что тоже можно расценивать за постмодернистский жест судьбы.