а посоветуйте, пожалуйста, какое нибудь интересное чтиво про ИИ (книги, статьи, блоги). желательно на русском, но, полагаю, что в ру-пространстве маловато осмысленных работ по теме, поэтому буду рад и на английском.
разброс вообще любой – хоть всратый алармизм, хоть шизовые философские измышлизмы. единственное, не совсем технарское (мне будет сложно такое вывозить)
разброс вообще любой – хоть всратый алармизм, хоть шизовые философские измышлизмы. единственное, не совсем технарское (мне будет сложно такое вывозить)
павле
Наконец посмотрел "Мегалополис". Все два часа очень много смеялся и улыбался, – невероятно потешное кино. Одна из лучших комедий за долгое время. А потом подумал: бля, он ведь всё это серьезно. Встал из за стола... Подошёл к окну.. Много думал... Плакал...
Хрустят колени последнего романтика
Наконец добрался до «Мегалополиса» Копполы, просмотр которого долго откладывал. Зрелище это, скажем так, своеобразное и, как довольно точно описал Волобуев, схоже с опытом наблюдения за бегемотом, который хвостом разбрасывает собственное говно – противно и весело. Впрочем, другого я, если честно, и не ожидал.
Так совпало, что сейчас я читаю книгу Вернера Херцога «Каждый за себя, а Бог против всех», – мемуары немецкого режиссера, где тот рассказывает о своем детстве в послевоенной Германии, нищете, взрослении и подходе к жизни и творчеству. Немец регулярно подчеркивает свою «инаковость», которую вполне четко осознает, – там, где другие боятся, он идет делать, там, где многие стали бы конформистами, он намеренно шел наперекор. Цитируя последнего русского сверхчеловека: «люди валят толпами – я хочу сюда».
Интересно, что, несмотря на сопровождающее чтение книги Херцога (как и во время изучения биографий многих других больших режиссеров) восхищение силой воли, упертостью и готовностью делать «что-то» вопреки здравому смыслу и инстинкту самосохранения – явственно ощущается некоторая комичность подобного «рыцарства». Истории про «ад на земле» во время съемок «Агирре» или «Апокалипсис сегодня» работают сугубо в формате байки о далеких временах прошлого, когда деревья были большими, а люди широкими. Или как очередная история про Дон Кихота, которому снится, будто он Васечкин на велосипеде, что катит с палкой на ветряную мельницу. Красивое, манящее, но совершенно бессмысленное геройство. Работающее ровно до того момента, пока веришь в то, что это делает художник, а, значит, так надо. Как только перестанешь в это верить – начнешь видеть просто долбоеба, катящего на скрипящем велике прямиком в лопасти огромного сооружения.
Или начнешь видеть «Мегалополис». Везде. Даже в отражении.
«Мегалополис» – громоздкая, ВУЛЬГАРНАЯ, наглухо перегруженная всевозможными отсылками, перекличками, цинковыми недокрученными идеями и смыслами, штука – это все то же «геройство» художника, но художника уже совсем лишнего в новом мире тихих историй и локальных болячек. Как многие бандиты девяностых не смогли переформатироваться под запросы нулевых, оставшись комичным атавизмом на провинциальных задворках, так и Коппола не сумел полноценно встроиться в реальность, которая не хочет и не нуждается в решении глобальных задач.
Но именно поэтому за Копполу хочется болеть, несмотря на то что он – избалованный жизнью дед, совершивший уйму дурного. Потому что он – этакий представитель уходящего романтического поколения, взрощенного на психоделической почве пост-шестидесятнических громогласных перестроений реальности, где верили в то, что можно поменять людей, миропорядок. Можно сделать так, что не нужно будет умирать (после правильной революции так непременно будет). В тревожном двадцать первом веке он выглядит громоздкой и неповоротливой комичной фигурой, по-прежнему искренне верящей в «мир во всем мире», в «дружбу народов», готовый на то, чтобы очень странно это сказать – продать виноградники и влупить в фильм сто собственных миллионов. Но без него было бы, наверное, значительно печальнее.
Устали бы стирать с лица слюни брюзжащего Риддли.
В конце концов, если есть злой дед, то пусть будет и добрый дед.
Наконец добрался до «Мегалополиса» Копполы, просмотр которого долго откладывал. Зрелище это, скажем так, своеобразное и, как довольно точно описал Волобуев, схоже с опытом наблюдения за бегемотом, который хвостом разбрасывает собственное говно – противно и весело. Впрочем, другого я, если честно, и не ожидал.
Так совпало, что сейчас я читаю книгу Вернера Херцога «Каждый за себя, а Бог против всех», – мемуары немецкого режиссера, где тот рассказывает о своем детстве в послевоенной Германии, нищете, взрослении и подходе к жизни и творчеству. Немец регулярно подчеркивает свою «инаковость», которую вполне четко осознает, – там, где другие боятся, он идет делать, там, где многие стали бы конформистами, он намеренно шел наперекор. Цитируя последнего русского сверхчеловека: «люди валят толпами – я хочу сюда».
Интересно, что, несмотря на сопровождающее чтение книги Херцога (как и во время изучения биографий многих других больших режиссеров) восхищение силой воли, упертостью и готовностью делать «что-то» вопреки здравому смыслу и инстинкту самосохранения – явственно ощущается некоторая комичность подобного «рыцарства». Истории про «ад на земле» во время съемок «Агирре» или «Апокалипсис сегодня» работают сугубо в формате байки о далеких временах прошлого, когда деревья были большими, а люди широкими. Или как очередная история про Дон Кихота, которому снится, будто он Васечкин на велосипеде, что катит с палкой на ветряную мельницу. Красивое, манящее, но совершенно бессмысленное геройство. Работающее ровно до того момента, пока веришь в то, что это делает художник, а, значит, так надо. Как только перестанешь в это верить – начнешь видеть просто долбоеба, катящего на скрипящем велике прямиком в лопасти огромного сооружения.
Или начнешь видеть «Мегалополис». Везде. Даже в отражении.
«Мегалополис» – громоздкая, ВУЛЬГАРНАЯ, наглухо перегруженная всевозможными отсылками, перекличками, цинковыми недокрученными идеями и смыслами, штука – это все то же «геройство» художника, но художника уже совсем лишнего в новом мире тихих историй и локальных болячек. Как многие бандиты девяностых не смогли переформатироваться под запросы нулевых, оставшись комичным атавизмом на провинциальных задворках, так и Коппола не сумел полноценно встроиться в реальность, которая не хочет и не нуждается в решении глобальных задач.
Но именно поэтому за Копполу хочется болеть, несмотря на то что он – избалованный жизнью дед, совершивший уйму дурного. Потому что он – этакий представитель уходящего романтического поколения, взрощенного на психоделической почве пост-шестидесятнических громогласных перестроений реальности, где верили в то, что можно поменять людей, миропорядок. Можно сделать так, что не нужно будет умирать (после правильной революции так непременно будет). В тревожном двадцать первом веке он выглядит громоздкой и неповоротливой комичной фигурой, по-прежнему искренне верящей в «мир во всем мире», в «дружбу народов», готовый на то, чтобы очень странно это сказать – продать виноградники и влупить в фильм сто собственных миллионов. Но без него было бы, наверное, значительно печальнее.
Устали бы стирать с лица слюни брюзжащего Риддли.
В конце концов, если есть злой дед, то пусть будет и добрый дед.
Читая «Каждый за себя, а Бог против всех» Вернера Херцога, наткнулся на один забавно-любопытный момент. С удовольствием делюсь!
«В двадцать один год я уже снял две короткометражки и неуклонно приближался к большому фильму. Но в то время невозможно было даже представить, чтобы полный метр доверили столь молодому человеку. В этой профессии не было никого младше тридцати пяти. Мне приходилось почти одновременно делать много дел: зарабатывать деньги для фильмов и все же иногда ходить в университет. Тут не обошлось без жульничества: благодаря стипендии у меня водились кое-какие лишние деньги, но я не обладал почти никакими основательными знаниями. На это у меня времени не было. Помню, как попросил хорошего студента, сокурсника, написать за меня работу к семинару, что он и сделал без труда, играючи. В шутку он спросил меня, что ему за это перепадет, и я ответил, тоже в шутку, что обессмерчу его имя. Его звали Хауке Строшек. В 2017 году, на одном официальном мероприятии, где через пятьдесят четыре года после учебы в Мюнхене мне вручали приз Европейской киноакадемии, ко мне неожиданно подошла его дочь. К тому времени Хауке Строшек был уже отставным профессором университета Северного Рейна и Вестфалии. Я назвал в его честь протагониста моего сценария «Признаки огня» и в 1967 году снял по нему фильм «Признаки жизни». Кроме того, я назвал в его честь и еще один фильм, «Строшек», где главную роль сыграл Бруно С….»
«В двадцать один год я уже снял две короткометражки и неуклонно приближался к большому фильму. Но в то время невозможно было даже представить, чтобы полный метр доверили столь молодому человеку. В этой профессии не было никого младше тридцати пяти. Мне приходилось почти одновременно делать много дел: зарабатывать деньги для фильмов и все же иногда ходить в университет. Тут не обошлось без жульничества: благодаря стипендии у меня водились кое-какие лишние деньги, но я не обладал почти никакими основательными знаниями. На это у меня времени не было. Помню, как попросил хорошего студента, сокурсника, написать за меня работу к семинару, что он и сделал без труда, играючи. В шутку он спросил меня, что ему за это перепадет, и я ответил, тоже в шутку, что обессмерчу его имя. Его звали Хауке Строшек. В 2017 году, на одном официальном мероприятии, где через пятьдесят четыре года после учебы в Мюнхене мне вручали приз Европейской киноакадемии, ко мне неожиданно подошла его дочь. К тому времени Хауке Строшек был уже отставным профессором университета Северного Рейна и Вестфалии. Я назвал в его честь протагониста моего сценария «Признаки огня» и в 1967 году снял по нему фильм «Признаки жизни». Кроме того, я назвал в его честь и еще один фильм, «Строшек», где главную роль сыграл Бруно С….»
Увидел у мистера Тимурио пост, в котором тот обещает иногда делиться материалами о людях и/или явлениях, с которыми — по самым разным причинам, иногда не самым очевидным — было бы здорово ознакомиться для широкого профиля. Или освежить в памяти, если вы это уже читали. По-снобски откреститься от того, что не понимаешь, очень просто — гораздо продуктивнее попробовать навести мосты, по которым мы могли бы дойти друг до друга и обняться. Давайте представим, что это один из таких мостов.
Лучше повода для того, чтобы поделиться ссылкой на Чубакку Антона Кораблева и ко придумать сложно. Сайт довольно коряво (у меня, по крайней мере) работает с мобильных устройств, поэтому настоятельно рекомендую заходить и читать с помощью допотопных ЭВМ и калькуляторов нового поколения.
А читать там есть что – от фантастически смешного текста про Поле Чудес или топ-10 фильмов от Назарбаева, заканчивая текстом про Михаила Круга и непризнанного гения Константина Вагинова. Очень хорошо помню свои ощущения, когда впервые наткнулся на материалы за авторством Кораблева – было такое очень ясное и четкое понимание, что ты нашел что-то. Чувство, которое ни с чем не спутать и ничем не заменить. Нашел, присвоил, насладился и побежал по деревенской улице хвастаться перед теперь уже духовно-нищими соседями, что ты-то нашел что-то, а их удел – сгинуть под склизкими лапами агрессивных и буйных гусей, обитающих аккурат около поросших камышами болот.
Если не знаете / не читали / не видели / не слышали – срочно исправляйте это гаденькое недоразумение!
Лучше повода для того, чтобы поделиться ссылкой на Чубакку Антона Кораблева и ко придумать сложно. Сайт довольно коряво (у меня, по крайней мере) работает с мобильных устройств, поэтому настоятельно рекомендую заходить и читать с помощью допотопных ЭВМ и калькуляторов нового поколения.
А читать там есть что – от фантастически смешного текста про Поле Чудес или топ-10 фильмов от Назарбаева, заканчивая текстом про Михаила Круга и непризнанного гения Константина Вагинова. Очень хорошо помню свои ощущения, когда впервые наткнулся на материалы за авторством Кораблева – было такое очень ясное и четкое понимание, что ты нашел что-то. Чувство, которое ни с чем не спутать и ничем не заменить. Нашел, присвоил, насладился и побежал по деревенской улице хвастаться перед теперь уже духовно-нищими соседями, что ты-то нашел что-то, а их удел – сгинуть под склизкими лапами агрессивных и буйных гусей, обитающих аккурат около поросших камышами болот.
Если не знаете / не читали / не видели / не слышали – срочно исправляйте это гаденькое недоразумение!
чубакка - chewbakka.com is focussing on postmodern philosophy, tactical media, competitive consumption, digitalism, 80's, pov and ideology of robots. this site is a medley of astrology and homely receipts \ топос постмодерна
Искусство смотреть «Поле чудес» | чубакка
АВТОМОБИИИИЛЬ!!!
павле
Увидел у мистера Тимурио пост, в котором тот обещает иногда делиться материалами о людях и/или явлениях, с которыми — по самым разным причинам, иногда не самым очевидным — было бы здорово ознакомиться для широкого профиля. Или освежить в памяти, если вы это…
Рекомендация номер два – раздел "Культура" на сайте "Спутник и Погром", ныне бесславно сгинувшего Егора Просвирнина.
Подозреваю, что у некоторой части читателей этого канала могут возникнуть в лучшем случае вопросы, в худшем – очень неприятная попоболь от внезапного появления рекомендации почитать материалы правого оппортуниста, который вдобавок еще и очень некрасиво зафиналил свою жизнь (с другой стороны, можно ли ее красиво зафиналить?). Поэтому объясняю:
Во-первых, потому что Егор Просвирнин умел хорошо и хлестко писать.
Во-вторых, потому что лично мне (подозреваю, что не мне одному) всегда сильно не хватало талантливо написанных материалов от людей с правыми взглядами. Почитать еще один текст с более-менее предсказуемыми либеральными / левыми тейками можно кликнув на едва ли не любой заголовок в едва ли не любом популярном ру-медиа. И как бы я со многими из них не был согласен, но тоска по адекватной оппозиции собственному мнению и убеждениям – штука непреходящая, ввиду чего довольно скоро появлялась грусть, что в правых рядах почти у всех отсутствует талант бить пальчиками по клавиатуре. У Егора он был, читать его было весело и интересно. Хоть и зубы скрипели и какая-то огресия была.
В-третьих, читая "Спутник и Погром" можно пронаблюдать за довольно печальным грехопадением. Сначала мечтателя и талантливого автора, алкающего что-то поменять, изменить (отталкиваясь от собственных представлений о прекрасном), потом властелина умов (у СиП была бешеная стастистика), потихоньку сходящего с ума от власти и возможностей, а в финале – стремительное падение в яму, где копошатся маргиналии и бездари, куда Российское государство не особо аккуратно и без лишних расшаркиваний загнало всех критично настроенных правых спикеров.
В этом смысле довольно показательной и несколько предсказуемой стала смерть Егора – он совершенно голый шагнул с балкона своей квартиры куда-то в пустоту.
Так или иначе, но рекомендую вспомнить / ознакомиться.
Подозреваю, что у некоторой части читателей этого канала могут возникнуть в лучшем случае вопросы, в худшем – очень неприятная попоболь от внезапного появления рекомендации почитать материалы правого оппортуниста, который вдобавок еще и очень некрасиво зафиналил свою жизнь (с другой стороны, можно ли ее красиво зафиналить?). Поэтому объясняю:
Во-первых, потому что Егор Просвирнин умел хорошо и хлестко писать.
Во-вторых, потому что лично мне (подозреваю, что не мне одному) всегда сильно не хватало талантливо написанных материалов от людей с правыми взглядами. Почитать еще один текст с более-менее предсказуемыми либеральными / левыми тейками можно кликнув на едва ли не любой заголовок в едва ли не любом популярном ру-медиа. И как бы я со многими из них не был согласен, но тоска по адекватной оппозиции собственному мнению и убеждениям – штука непреходящая, ввиду чего довольно скоро появлялась грусть, что в правых рядах почти у всех отсутствует талант бить пальчиками по клавиатуре. У Егора он был, читать его было весело и интересно. Хоть и зубы скрипели и какая-то огресия была.
В-третьих, читая "Спутник и Погром" можно пронаблюдать за довольно печальным грехопадением. Сначала мечтателя и талантливого автора, алкающего что-то поменять, изменить (отталкиваясь от собственных представлений о прекрасном), потом властелина умов (у СиП была бешеная стастистика), потихоньку сходящего с ума от власти и возможностей, а в финале – стремительное падение в яму, где копошатся маргиналии и бездари, куда Российское государство не особо аккуратно и без лишних расшаркиваний загнало всех критично настроенных правых спикеров.
В этом смысле довольно показательной и несколько предсказуемой стала смерть Егора – он совершенно голый шагнул с балкона своей квартиры куда-то в пустоту.
Так или иначе, но рекомендую вспомнить / ознакомиться.
Sputnikipogrom
Культура — Спутник и Погром
павле
Рекомендация номер два – раздел "Культура" на сайте "Спутник и Погром", ныне бесславно сгинувшего Егора Просвирнина. Подозреваю, что у некоторой части читателей этого канала могут возникнуть в лучшем случае вопросы, в худшем – очень неприятная попоболь от…
Рекомендация номер три – фем-онлайн-журнал Another Gaze, которым руководит французская переводчица Даниелла Шрейер (Daniella Shreir). Сейчас проект, как я понимаю, неактивен, но в предыдущем посте я вообще рассказал про человека, который голым с собственного балкона сиганул, о чем вообще речь?
Так почему это должно находиться в ваших браузерных закладках?
1) Потому что там уйма классных текстов про женщин-режиссеров со всего света. Я оттуда кучу имен, фильмов, идей и пр. бессовестно забрал и наслаждался.
2) Если вы мужчина и вам сильно понравилась студентка / недавняя выпускница гуманитарного факультета, то невзначай сообщить ей, что вы профеминист и читаете фем-онлайн-зин на английском языке, – идеально работающий метод захватить ее внимание и выделиться на фоне скучающих и скучных консервативных спермобаков. Вполне возможно, что у вас появится возможность залезть своим языком в ее рот. Главное – не выдать себя.
3) Субпроект Another Gaze под названием Another Screen, на котором можно, не отходя от кассы, посмотреть какой-нибудь классный фильм или мутную авангардную дичь про которую обязательно потом напишешь, расскажешь и посоветуешь.
Так почему это должно находиться в ваших браузерных закладках?
1) Потому что там уйма классных текстов про женщин-режиссеров со всего света. Я оттуда кучу имен, фильмов, идей и пр. бессовестно забрал и наслаждался.
2) Если вы мужчина и вам сильно понравилась студентка / недавняя выпускница гуманитарного факультета, то невзначай сообщить ей, что вы профеминист и читаете фем-онлайн-зин на английском языке, – идеально работающий метод захватить ее внимание и выделиться на фоне скучающих и скучных консервативных спермобаков. Вполне возможно, что у вас появится возможность залезть своим языком в ее рот. Главное – не выдать себя.
3) Субпроект Another Gaze под названием Another Screen, на котором можно, не отходя от кассы, посмотреть какой-нибудь классный фильм или мутную авангардную дичь про которую обязательно потом напишешь, расскажешь и посоветуешь.
Another Screen
Films from Iran for Iran
A solidarity and fundraising programme comprising over twenty Iranian films
Вчера было пять лет, как не стало Коби Брайанта.
Удивительная парадоксальность личности Коби в рамках НБА – Лиги, которая не может существовать без больших кинематографичных нарративов – его примордиальная мифологическая обреченность, которая была очевидна с самого начала. Он не был физически одарен, недостаточно "черный" (из благополучной семьи), у него отсутствовала всякая индивидуальность (ни о какой природной харизме Ансвера или Шака речи и не шло), он со старта начал находиться под грузной и непроницаемой тенью Джордана, по-настоящему вылезти из под которой – задача едва ли выполнимая.
И последний пункт – нахождение в тени Джордана – превращал путь Коби из ординарного в непроходимый. Персона Майкла, огромная и всеобъемлющая, стала даром и проклятием для американских игроков: духовно-нищие находили в этом сопоставлении/сравнении свой мизерный шанс на долголетие, а талантливые и большие – непременно сталкивались с принижением собственных заслуг от религиозных фундаменталистов, яро верующих, что пророк уже здесь и это не ты. Будучи честолюбивым и амбициозным, самовольно выбирать бороться с религиозным мифом потихоньку оформлявшейся корпоративной реальности, не имея ни малейшего шанса победить – это безумие и глупость.
Прикол в том, что Коби именно это и выбрал. И на протяжении всей своей карьеры яростно и не жалея себя боролся с тем, что ему было не суждено одолеть.
Он брал безумное количество бессмысленных бросков.
Он не отдавал передачи там, где это было необходимо.
Он ругался с руководством, партнерами, родителями, фанатами, хейтерами.
Он защищался по всей площадке против Леброна на Матче Всех Звезд.
Он был избыточен и "слишком" везде, где мог это делать.
Кажется, в этом и есть основное наследие Коби – в готовности иррационально, яро, бессмысленно и беспощадно лететь на солнце с копьем в руке, тщась то ли его проткнуть, то ли утонуть в его выжигающем сиянии. Mamba mentality – это не про хладнокровие в отвественные моменты и не про бешеную трудовую этику, ваяющую на коже мозолистые горные породы. Это про сознавание неизбежности поражения, которое перестало пугать и вгонять в оцепенение, а наоборот, – начало вдохновлять и разжигать.
Mamba mentality – про красивую смерть.
Посему именно таким образом Коби провел свой последний матч. С переломанными коленями, без каких бы то ни было турнирных и соревновательных необходимостей, взяв на себя бесконечно огромное количество бросков, – все для того, чтобы напоследок в очередной раз дерзнуть завалить врага.
И красиво умереть.
Удивительная парадоксальность личности Коби в рамках НБА – Лиги, которая не может существовать без больших кинематографичных нарративов – его примордиальная мифологическая обреченность, которая была очевидна с самого начала. Он не был физически одарен, недостаточно "черный" (из благополучной семьи), у него отсутствовала всякая индивидуальность (ни о какой природной харизме Ансвера или Шака речи и не шло), он со старта начал находиться под грузной и непроницаемой тенью Джордана, по-настоящему вылезти из под которой – задача едва ли выполнимая.
И последний пункт – нахождение в тени Джордана – превращал путь Коби из ординарного в непроходимый. Персона Майкла, огромная и всеобъемлющая, стала даром и проклятием для американских игроков: духовно-нищие находили в этом сопоставлении/сравнении свой мизерный шанс на долголетие, а талантливые и большие – непременно сталкивались с принижением собственных заслуг от религиозных фундаменталистов, яро верующих, что пророк уже здесь и это не ты. Будучи честолюбивым и амбициозным, самовольно выбирать бороться с религиозным мифом потихоньку оформлявшейся корпоративной реальности, не имея ни малейшего шанса победить – это безумие и глупость.
Прикол в том, что Коби именно это и выбрал. И на протяжении всей своей карьеры яростно и не жалея себя боролся с тем, что ему было не суждено одолеть.
Он брал безумное количество бессмысленных бросков.
Он не отдавал передачи там, где это было необходимо.
Он ругался с руководством, партнерами, родителями, фанатами, хейтерами.
Он защищался по всей площадке против Леброна на Матче Всех Звезд.
Он был избыточен и "слишком" везде, где мог это делать.
Кажется, в этом и есть основное наследие Коби – в готовности иррационально, яро, бессмысленно и беспощадно лететь на солнце с копьем в руке, тщась то ли его проткнуть, то ли утонуть в его выжигающем сиянии. Mamba mentality – это не про хладнокровие в отвественные моменты и не про бешеную трудовую этику, ваяющую на коже мозолистые горные породы. Это про сознавание неизбежности поражения, которое перестало пугать и вгонять в оцепенение, а наоборот, – начало вдохновлять и разжигать.
Mamba mentality – про красивую смерть.
Посему именно таким образом Коби провел свой последний матч. С переломанными коленями, без каких бы то ни было турнирных и соревновательных необходимостей, взяв на себя бесконечно огромное количество бросков, – все для того, чтобы напоследок в очередной раз дерзнуть завалить врага.
И красиво умереть.
YouTube
Kobe Bryant Amazing last 3 minutes in his FINAL GAME vs Jazz (04/13/16)
LOS ANGELES (AP) Kobe Bryant scored 60 incredible points. He carried a miserable Los Angeles Lakers team to an improbable comeback victory.
And with sweat and confetti all over his gold uniform for the final time, he expressed humble thanks to his fans and…
And with sweat and confetti all over his gold uniform for the final time, he expressed humble thanks to his fans and…
В замечательной стране мы живем. Все пишут. Пишут школьницы и пенсионеры. С одним тут парнем познакомился — рожа — во! Кулаки — во! Говорю ему: «Вы бы, дорогой товарищ, лучше боксом занялись. Большие деньги получите. Слава опять же, поклонницы». А он свое: «Нет, говорит, у меня, говорит, другое призвание. Я рожден быть админом телеграм-канала. Понимаешь — рожден».
Все рождены. Всенародная склонность к изящной словесности.
Все рождены. Всенародная склонность к изящной словесности.
Носферату: шкатулка с говном
часть 1
Полагаю, что каждый советский/российский житель видел или держал в руках своеобразную вещицу смутного назначения – небольшую лакированную шкатулочку с красными (порой бархатными) внутренностями и миниатюрной картиной на непроглядно черном фоне снаружи. Шкатулка эта – бастард Палехской росписи, русского народного художественного промысла, зародившегося и развившегося в поселке Палех. Лаковыми миниатюрами расписывали самые разные предметы – шкатулки, пепельницы, кубышки, игольницы и прочие другие небольшие вещи.
Когда Вальтер Беньямин приехал жестко вайбить в Советский союз в 1926 году, то сразу же приметил на одной из ярмарок палехские шкатулки. Он яростно ими закупился, а в одной из своих статей заметил интересную особенность всех лакированных миниатюр:
«…тяжелые маленькие коробочки с алой внутренностью, а снаружи, на блистающем черном фоне, картина. Никакая страшная ночь не могла быть чернее этого лакированного мифа, который, кажется, все полготил в своем чреве.»
Как правило, сюжетами палехских миниатюр становились народные мифы и легенды, сказки, былинные песни и произведения классиков. В советскую эпоху палехскую роспись некоторое время эксплуатировали в утилитарно-пропагандистких целях, ввиду чего появлялись миниатюры с сюжетами по типу «Колхозное изобилие», «Товарищ Сталин жоска трахает» и пр., рождая удивительный в своей парадоксальности сплав традиционной русской иконописи и секуляризированных советских прикладных необходимостей. Но все эти миниатюры излучали этакую космическую леденящую тоску и ужас бесприютного одиночества как раз-таки из-за замогильно черного фона, на котором происходит действо.
Фоновая чернота обращалась равноправным участником сюжета, выходя далеко за первоначальные контекстуальные рамки. В большинстве случаев разглядывание непроглядной тьмы, на фоне которой могут разворачиваться самые разные истории и сюжеты, становилось едва ли не интереснее – в отличие от фигур на переднем плане, гипнотизирующая чернь оставляла огромное пространство для интерпретации, фантазий и самых разных размышлений. Чернота в лаковой росписи по своей природе не может быть полноценно осмыслена, ввиду чего и затягивает, привлекает и вынуждает из раза в раз в нее всматриваться.
*полицейский разворот*
Вот «Носферату» Эггерса очень напоминает типичный сюжет палехской росписи, всматриваться в тьму которого – где есть и нереализованный потенциал, и прорва непроработанных смыслов – куда интереснее, чем глядеть на довольно заунывный, пусть и замороченный, хоррор.
Искусствовед Мурнау, сделавший «Носферату», кино изысканное, новаторское и безумно изобретательное, на территории разобранной Германии, что голодая, замирала в ожидании чего-то еще более стремного, чем дефицит и международный позор, – предсказал и расчертил весь 20 век. Тягаться с первоисточником – а учитывая, что между «Дракулой» Стокера и «Носферату» Мурнау сонмы различий, то будем считать ленту немца первоисточником – задача почти самоубийственная. Это пробовал сделать Херцог, и у него отчасти получилось, – все-таки рисовать тревожность перед заражением посреди стерильной реальности не так сложно, когда у тебя есть Клаус Кински.
Несмотря на вышеупомянутую изысканность и изобретательность, оба фильма сквозняком шарашили непреходящим ощущением чего-то неправильного. Как будто засыпаешь под наркозом на операционном столе, а перед тем, как окончательно провалиться в сиюминутный мрак, слышишь крысиный писк откуда-то из угла формально стерильного хирургического помещения. И вот этот ужас – секундный, неоформленный, но всепоглощающий – Мурнау и Херцог растягивали на весь хронометраж.
часть 1
Полагаю, что каждый советский/российский житель видел или держал в руках своеобразную вещицу смутного назначения – небольшую лакированную шкатулочку с красными (порой бархатными) внутренностями и миниатюрной картиной на непроглядно черном фоне снаружи. Шкатулка эта – бастард Палехской росписи, русского народного художественного промысла, зародившегося и развившегося в поселке Палех. Лаковыми миниатюрами расписывали самые разные предметы – шкатулки, пепельницы, кубышки, игольницы и прочие другие небольшие вещи.
Когда Вальтер Беньямин приехал жестко вайбить в Советский союз в 1926 году, то сразу же приметил на одной из ярмарок палехские шкатулки. Он яростно ими закупился, а в одной из своих статей заметил интересную особенность всех лакированных миниатюр:
«…тяжелые маленькие коробочки с алой внутренностью, а снаружи, на блистающем черном фоне, картина. Никакая страшная ночь не могла быть чернее этого лакированного мифа, который, кажется, все полготил в своем чреве.»
Как правило, сюжетами палехских миниатюр становились народные мифы и легенды, сказки, былинные песни и произведения классиков. В советскую эпоху палехскую роспись некоторое время эксплуатировали в утилитарно-пропагандистких целях, ввиду чего появлялись миниатюры с сюжетами по типу «Колхозное изобилие», «Товарищ Сталин жоска трахает» и пр., рождая удивительный в своей парадоксальности сплав традиционной русской иконописи и секуляризированных советских прикладных необходимостей. Но все эти миниатюры излучали этакую космическую леденящую тоску и ужас бесприютного одиночества как раз-таки из-за замогильно черного фона, на котором происходит действо.
Фоновая чернота обращалась равноправным участником сюжета, выходя далеко за первоначальные контекстуальные рамки. В большинстве случаев разглядывание непроглядной тьмы, на фоне которой могут разворачиваться самые разные истории и сюжеты, становилось едва ли не интереснее – в отличие от фигур на переднем плане, гипнотизирующая чернь оставляла огромное пространство для интерпретации, фантазий и самых разных размышлений. Чернота в лаковой росписи по своей природе не может быть полноценно осмыслена, ввиду чего и затягивает, привлекает и вынуждает из раза в раз в нее всматриваться.
*полицейский разворот*
Вот «Носферату» Эггерса очень напоминает типичный сюжет палехской росписи, всматриваться в тьму которого – где есть и нереализованный потенциал, и прорва непроработанных смыслов – куда интереснее, чем глядеть на довольно заунывный, пусть и замороченный, хоррор.
Искусствовед Мурнау, сделавший «Носферату», кино изысканное, новаторское и безумно изобретательное, на территории разобранной Германии, что голодая, замирала в ожидании чего-то еще более стремного, чем дефицит и международный позор, – предсказал и расчертил весь 20 век. Тягаться с первоисточником – а учитывая, что между «Дракулой» Стокера и «Носферату» Мурнау сонмы различий, то будем считать ленту немца первоисточником – задача почти самоубийственная. Это пробовал сделать Херцог, и у него отчасти получилось, – все-таки рисовать тревожность перед заражением посреди стерильной реальности не так сложно, когда у тебя есть Клаус Кински.
Несмотря на вышеупомянутую изысканность и изобретательность, оба фильма сквозняком шарашили непреходящим ощущением чего-то неправильного. Как будто засыпаешь под наркозом на операционном столе, а перед тем, как окончательно провалиться в сиюминутный мрак, слышишь крысиный писк откуда-то из угла формально стерильного хирургического помещения. И вот этот ужас – секундный, неоформленный, но всепоглощающий – Мурнау и Херцог растягивали на весь хронометраж.
Носферату: шкатулка с говном
часть 2
Эггерс же находился в незавидном положении. У него нет таланта и искусствоведческой насмотренности Мурнау, как и не было заклятого друга Клауса Кински. Были только Лили Роуз Депп, Скарсгард, Холт и Уильям Дефо. И перфекционизм. Негусто.
Кажется, что «Носферату» погубил именно перфекционизм Эггерса, который стал прибежищем режиссера, где тот спрятался от необходимости громко говорить о коллективном ужасе и тревожности. Американец едва ли не дословно воспроизводит оригинал Мурнау, во всех интервью клянется в вечной и беспредельной любви к фильму. Однако так и остается в тесных рамках фанбоя, старательно повторяющего формальные решения, упуская из виду необходимость наличия захваченного и растянутого тревожного ужаса от секундного осознания чего-то «грязного и неправильного».
Это не дает восточноевропейский Носферату-Тарас Бульба в исполнении Скарсгарда, который, ввиду деревянного деланного акцента и чуба на голове, создает впечатление персонажа, скорее, комического. Восточноевропейский турист, плохо говорящий на английском языке, поехал к девушке, с которой очень долго секстился, а по приезду выяснил, что он у нее не единственный. Кто бы не расстроился?
Этого не удается добиться эротичными постанываниями и изгибами Лили Роуз-Депп, которая, впрочем, отлично справляется с воплощением современного аутично-тревожного одиночества без конкретного центра тяжести. Все, кто ее ругают – я ваш рот ебал.
Этого не получается достичь с помощью Уильяма Дефо, отыгрывающего здесь экспансивного сангвиника оккультиста, шагающего из помещения в помещение без конкретных смыслов и целей. С другой стороны, образ Ван Хельсинга – это то, над чем издеваются вообще все, кто начинает работать с «Дракулой» / «Носферату», создавая из (по книге) умудренного жизнью и опытом великовозрастного мужа, деда с флягой, свистящей громче советских чайников.
Здесь есть еще Аарон Тейлор-Джонсон. Просто имейте ввиду. Руки можно держать под столом, так уж и быть.
«Носферату», кажется, пытается комментировать происходящее в мире, сталкивая восточноевропейское дикарство и диктатуру с выстриженным западноевропейским убранством; говорит о ментальном здоровье и чуток подмигивает куда-то в сторону феминизма и эмансипации; очень забавно и неловко заигрывает с эротизмом; проговаривает необходимые для «Дракулы» / «Носферату» фразы по типу «есть такая хуйня, друг Горацио, шо твои мудрецы ебу дали бы». Формально «Носферату» буквально по пунктам следует по выведенному сто лет назад немецкому рецепту, но без «секретного ингредиента» – красти-крабсового ужаса перед грядущими трагедиями бессовестных пертурбаций миропорядка и окиси морали – остается любопытным упражнением в разукрашивании выведенных мертвыми людьми раскрасок, стараясь не выходить за стершиеся контуры.
Посему и остается, как с палехскими шкатулками, вглядываться в черноту промеж героями, зданиями и декоративными изощрениями донельзя современного режиссера. Ощутимо опасающегося не то что бы пророчествовать, а, скорее, позволить в стерильные викторианские декорации пробраться ужасу настоящего, что каждодневно лупит, выглядывая из незначительных расстояний между буковками жутких заголовков, политических речей и новостных заметок.
часть 2
Эггерс же находился в незавидном положении. У него нет таланта и искусствоведческой насмотренности Мурнау, как и не было заклятого друга Клауса Кински. Были только Лили Роуз Депп, Скарсгард, Холт и Уильям Дефо. И перфекционизм. Негусто.
Кажется, что «Носферату» погубил именно перфекционизм Эггерса, который стал прибежищем режиссера, где тот спрятался от необходимости громко говорить о коллективном ужасе и тревожности. Американец едва ли не дословно воспроизводит оригинал Мурнау, во всех интервью клянется в вечной и беспредельной любви к фильму. Однако так и остается в тесных рамках фанбоя, старательно повторяющего формальные решения, упуская из виду необходимость наличия захваченного и растянутого тревожного ужаса от секундного осознания чего-то «грязного и неправильного».
Это не дает восточноевропейский Носферату-Тарас Бульба в исполнении Скарсгарда, который, ввиду деревянного деланного акцента и чуба на голове, создает впечатление персонажа, скорее, комического. Восточноевропейский турист, плохо говорящий на английском языке, поехал к девушке, с которой очень долго секстился, а по приезду выяснил, что он у нее не единственный. Кто бы не расстроился?
Этого не удается добиться эротичными постанываниями и изгибами Лили Роуз-Депп, которая, впрочем, отлично справляется с воплощением современного аутично-тревожного одиночества без конкретного центра тяжести. Все, кто ее ругают – я ваш рот ебал.
Этого не получается достичь с помощью Уильяма Дефо, отыгрывающего здесь экспансивного сангвиника оккультиста, шагающего из помещения в помещение без конкретных смыслов и целей. С другой стороны, образ Ван Хельсинга – это то, над чем издеваются вообще все, кто начинает работать с «Дракулой» / «Носферату», создавая из (по книге) умудренного жизнью и опытом великовозрастного мужа, деда с флягой, свистящей громче советских чайников.
Здесь есть еще Аарон Тейлор-Джонсон. Просто имейте ввиду. Руки можно держать под столом, так уж и быть.
«Носферату», кажется, пытается комментировать происходящее в мире, сталкивая восточноевропейское дикарство и диктатуру с выстриженным западноевропейским убранством; говорит о ментальном здоровье и чуток подмигивает куда-то в сторону феминизма и эмансипации; очень забавно и неловко заигрывает с эротизмом; проговаривает необходимые для «Дракулы» / «Носферату» фразы по типу «есть такая хуйня, друг Горацио, шо твои мудрецы ебу дали бы». Формально «Носферату» буквально по пунктам следует по выведенному сто лет назад немецкому рецепту, но без «секретного ингредиента» – красти-крабсового ужаса перед грядущими трагедиями бессовестных пертурбаций миропорядка и окиси морали – остается любопытным упражнением в разукрашивании выведенных мертвыми людьми раскрасок, стараясь не выходить за стершиеся контуры.
Посему и остается, как с палехскими шкатулками, вглядываться в черноту промеж героями, зданиями и декоративными изощрениями донельзя современного режиссера. Ощутимо опасающегося не то что бы пророчествовать, а, скорее, позволить в стерильные викторианские декорации пробраться ужасу настоящего, что каждодневно лупит, выглядывая из незначительных расстояний между буковками жутких заголовков, политических речей и новостных заметок.