#shakespeare #share
одно из заблуждений, связанных с Шекспиром (и в частности поспособствовавших зарождению антистратфордианских теорий), - это убежденность, что он возник в вакууме, вне литературной традиции, что в 17 веке просто некому еще было писать пьесы и сонеты, и даже о критике Шекспира теми же классицистами в веке следующем почему-то забывают.
на самом же деле, литературный процесс в любое время мало чем в сути своей отличается от современного: есть какие-то писатели, похуже и получше, их произведения обсуждаются критиками, читателями и, конечно, другими писателями, - и все это происходит на глазах современника и не так уж и понятно, кто в дальнейшем войдет в историю и кого потомкам придет в голову включить в литературный канон.
парадоксальным образом именно неуклюжие романы-про-шекспира, в которых современники Шекспира могут прямо так и сказать, что они должны создать "канонического Шекспира", и всячески бросаются словами "гений" и "великий", именно эти романы вынужденно упоминают всех возможных литературных современников Шекспира, часто подчеркивая их талант и на тот момент популярность, и критические высказывания в адрес "Барда" (хотя бы "ворону-выскочку" Грина да припоминают).
как пример того, что Шекспир писал не в вакууме, - можно почитать на "Горьком" статью Марии Елиферовой о пьесе Флетчера - ответе на шекспировскую комедию, и комментарий Владимира Макарова к этой статье.
одно из заблуждений, связанных с Шекспиром (и в частности поспособствовавших зарождению антистратфордианских теорий), - это убежденность, что он возник в вакууме, вне литературной традиции, что в 17 веке просто некому еще было писать пьесы и сонеты, и даже о критике Шекспира теми же классицистами в веке следующем почему-то забывают.
на самом же деле, литературный процесс в любое время мало чем в сути своей отличается от современного: есть какие-то писатели, похуже и получше, их произведения обсуждаются критиками, читателями и, конечно, другими писателями, - и все это происходит на глазах современника и не так уж и понятно, кто в дальнейшем войдет в историю и кого потомкам придет в голову включить в литературный канон.
парадоксальным образом именно неуклюжие романы-про-шекспира, в которых современники Шекспира могут прямо так и сказать, что они должны создать "канонического Шекспира", и всячески бросаются словами "гений" и "великий", именно эти романы вынужденно упоминают всех возможных литературных современников Шекспира, часто подчеркивая их талант и на тот момент популярность, и критические высказывания в адрес "Барда" (хотя бы "ворону-выскочку" Грина да припоминают).
как пример того, что Шекспир писал не в вакууме, - можно почитать на "Горьком" статью Марии Елиферовой о пьесе Флетчера - ответе на шекспировскую комедию, и комментарий Владимира Макарова к этой статье.
«Горький»
Очень хорошо забытое старое
Шекспир, новая этика и разрушение канона
#cannothelpreading #nonfiction
когда у меня перестает получаться видеть смысл в происходящем, я читаю. книги помогают мне упорядочивать действительность и не тонуть в хаосе эмоционального отклика.
вчера, например, я утешалась чтением эссе Ханны Арендт "О насилии", в котором она рассматривает разницу между силой (личной и физической), властью и насилием, объясняет, почему насилие всегда рационально, критикует безусловную веру в прогресс и показывает, чем опасно объяснять все социальные процессы биологией животных.
когда у меня перестает получаться видеть смысл в происходящем, я читаю. книги помогают мне упорядочивать действительность и не тонуть в хаосе эмоционального отклика.
вчера, например, я утешалась чтением эссе Ханны Арендт "О насилии", в котором она рассматривает разницу между силой (личной и физической), властью и насилием, объясняет, почему насилие всегда рационально, критикует безусловную веру в прогресс и показывает, чем опасно объяснять все социальные процессы биологией животных.
чем меньше я преподаю, тем меньше понимаю, о чем вообще можно говорить, рисовать, писать. совершенно, конечно, бессмысленно любое знание, если его не с кем разделить.
#cannothelpteaching
#cannothelpteaching
#whine_and_research
иногда нужно написать свои тезисы по-русски, чтобы со всей очевидностью понять, какую же фигню ты пишешь (астрологи объявили неделю околоакадемического нытья).
иногда нужно написать свои тезисы по-русски, чтобы со всей очевидностью понять, какую же фигню ты пишешь (астрологи объявили неделю околоакадемического нытья).
#cannothelptalking
На этом завершается наша с Сашей серия разговоров о прошлогодних книгах, впредь - только новое, только в срок (ну, почти). Поговорили о Моррисон и Вулф, Брукере и Кричли, а также новой книге БО.big о собачках и их проблемах.
Слушать:
SoundCloud — https://vk.cc/bY5GYP
iTunes — https://vk.cc/9ujkUv
Google Podcasts — https://vk.cc/9ujkZa
Яндекс.Музыка — https://vk.cc/aCFGc4
«ВКонтакте» — https://vk.cc/bY5H3b
На этом завершается наша с Сашей серия разговоров о прошлогодних книгах, впредь - только новое, только в срок (ну, почти). Поговорили о Моррисон и Вулф, Брукере и Кричли, а также новой книге БО.big о собачках и их проблемах.
Слушать:
SoundCloud — https://vk.cc/bY5GYP
iTunes — https://vk.cc/9ujkUv
Google Podcasts — https://vk.cc/9ujkZa
Яндекс.Музыка — https://vk.cc/aCFGc4
«ВКонтакте» — https://vk.cc/bY5H3b
#dogs_and_words
зимой, конечно, намного сложнее рассказывать что-то, гуляя с собакой: снег, мороз и ветер в лицо не очень помогают, - но иногда что-то удается.
еще осенью я рассказывала о будущих временах в английском языке и как с их помощью можно выразить свое отношение к действительности.
а зимние выпуски посвящены посещению врача и разнице между прилагательными и наречиями.
зимой, конечно, намного сложнее рассказывать что-то, гуляя с собакой: снег, мороз и ветер в лицо не очень помогают, - но иногда что-то удается.
еще осенью я рассказывала о будущих временах в английском языке и как с их помощью можно выразить свое отношение к действительности.
а зимние выпуски посвящены посещению врача и разнице между прилагательными и наречиями.
#cannothelpreading #fiction #сарамаго
Знание об основном художественном приеме Сарамаго никак не портит мне впечатление от прочтения, и даже наоборот – утешает.
В «Евангелии от Иисуса» этот прием – поэтическое допущение – обнажен сразу: роман начинается с описания картины распятия Христа, и все остальное прочитывается как фантазия на тему, как ожившее полотно, как попытка вообразить, что привело к такому изображению, - а если мы и увлеклись рассказом, то заканчивается он все той же картиной, как будто ничего и не было.
Рассказчик Сарамаго, как обычно, всеведущ и ненадежен, как будто бы современник читателя, но видел и знает все, кроме того, что никому видеть и знать не под силу.
Допущения, на которых строится роман: что было бы, если бы Иисус был обычным человеком – выбрал бы быть обычным человеком? зачем Бог уготовил ему такую судьбу? можно ли противиться воле Бога?
А также, что если Бог – это тоже всего лишь поэтическое допущение?
Иисус и Бог у Сарамаго нарочито прозаичны: чудеса Иисуса – прихоть властолюбивого Бога, проповеди туманны, потому что он не знает, что сказать. Из двух отцов он выбирает человека. По сути он навсегда остается мальчиком, чьего отца убили, которому в наследство досталось гипертрофированное чувство вины и который не очень знает, как правильно жить и что делать. Его единственный великий поступок – тщетная попытка оспорить волю Бога, сулящего Иисусу славу в море отданных за него в будущем жизней.
Об Иисусе часто говорят, что это красивая поэтическая идея, которую стоило бы выдумать, даже если его не было на самом деле (см. Эко, см. Достоевский). Ответ Сарамаго – эта история не о спасении, но о горе.
Знание об основном художественном приеме Сарамаго никак не портит мне впечатление от прочтения, и даже наоборот – утешает.
В «Евангелии от Иисуса» этот прием – поэтическое допущение – обнажен сразу: роман начинается с описания картины распятия Христа, и все остальное прочитывается как фантазия на тему, как ожившее полотно, как попытка вообразить, что привело к такому изображению, - а если мы и увлеклись рассказом, то заканчивается он все той же картиной, как будто ничего и не было.
Рассказчик Сарамаго, как обычно, всеведущ и ненадежен, как будто бы современник читателя, но видел и знает все, кроме того, что никому видеть и знать не под силу.
Допущения, на которых строится роман: что было бы, если бы Иисус был обычным человеком – выбрал бы быть обычным человеком? зачем Бог уготовил ему такую судьбу? можно ли противиться воле Бога?
А также, что если Бог – это тоже всего лишь поэтическое допущение?
Иисус и Бог у Сарамаго нарочито прозаичны: чудеса Иисуса – прихоть властолюбивого Бога, проповеди туманны, потому что он не знает, что сказать. Из двух отцов он выбирает человека. По сути он навсегда остается мальчиком, чьего отца убили, которому в наследство досталось гипертрофированное чувство вины и который не очень знает, как правильно жить и что делать. Его единственный великий поступок – тщетная попытка оспорить волю Бога, сулящего Иисусу славу в море отданных за него в будущем жизней.
Об Иисусе часто говорят, что это красивая поэтическая идея, которую стоило бы выдумать, даже если его не было на самом деле (см. Эко, см. Достоевский). Ответ Сарамаго – эта история не о спасении, но о горе.
#cannothelpreading #fiction #film #сарамаго
Вообще, финал «Евангелия от Иисуса» напомнил мне финал фильма Stranger than Fiction («Персонаж»; когда-нибудь у меня будет курс введения в анализ текста, который я буду начинать с обсуждения этого фильма.)
У Сарамаго Иисус, принимая уготованную ему участь, пытается придать ей новый смысл: он хочет умереть не ради преумножения власти Бога, не ради пролитых за него жизней, не ради вечной славы, но чтобы ничего этого никогда не произошло.
В фильме Гарольд Крик, вдруг осознавший себя героем романа, разыскивает своего автора, чтобы узнать, чем все закончится. Прочитав рукопись, он соглашается с уготованной ему смертью, поскольку она придает осмысленность и завершенность всему предшествующему повествованию.
Мне кажется, в обоих случаях возникает сразу несколько интересных вопросов: не просто о соотношении героя и автора, но и что ты можешь сделать, когда вся история известна заранее? определяет ли форма содержание или наоборот?
У Сарамаго форма – распятие, евангелие, картина – затмевает содержание, рассказанное лишь одним – да и то не слишком надежным – рассказчиком. В фильме автор меняет финал романа.
И вот как она объясняет свое решение профессору литературы.
Вообще, финал «Евангелия от Иисуса» напомнил мне финал фильма Stranger than Fiction («Персонаж»; когда-нибудь у меня будет курс введения в анализ текста, который я буду начинать с обсуждения этого фильма.)
У Сарамаго Иисус, принимая уготованную ему участь, пытается придать ей новый смысл: он хочет умереть не ради преумножения власти Бога, не ради пролитых за него жизней, не ради вечной славы, но чтобы ничего этого никогда не произошло.
В фильме Гарольд Крик, вдруг осознавший себя героем романа, разыскивает своего автора, чтобы узнать, чем все закончится. Прочитав рукопись, он соглашается с уготованной ему смертью, поскольку она придает осмысленность и завершенность всему предшествующему повествованию.
Мне кажется, в обоих случаях возникает сразу несколько интересных вопросов: не просто о соотношении героя и автора, но и что ты можешь сделать, когда вся история известна заранее? определяет ли форма содержание или наоборот?
У Сарамаго форма – распятие, евангелие, картина – затмевает содержание, рассказанное лишь одним – да и то не слишком надежным – рассказчиком. В фильме автор меняет финал романа.
И вот как она объясняет свое решение профессору литературы.
YouTube
Stranger Than Fiction - Ending (SPOILERS!!!)
SPOILERS!!! Ending scenes for the movie Stranger Than Fiction, a 2006 comedy-drama. Starring Will Ferrell as Harold Crick. These scenes (and many other scenes in this wonderful movie) get me every time, so to speak ;-) Please check it out :'-)
Probably…
Probably…
#shakespeare #theatre #film
Интересный опыт: на днях смотрела постановку «Кориолана» с Хиддлстоном (театра «Донмар»), а затем – фильм Файнса.
Интересно было, во-первых, потому, что я не могу вспомнить, читала я когда-то давно пьесу или просто знаю сюжет и суть, но в результате у меня не было никаких ожиданий, готовых мнений насчет героев, я их себе никак не представляла, а потому могла наблюдать, как из тех и этих деталек передо мной складываются законченные образы. Две же версии позволяют отмечать, как по-разному можно эти образы конструировать и как, например, одни и те же элементы, очень похоже показанные, по-разному в это целое встраиваются (мизансцены, например, в обеих версиях действительно часто очень похожи). Кроме того, это и сравнение двух медиумов: театра и кино. Меня, конечно, театр всегда захватывает сильнее, поскольку трансформация персонажа происходит у зрителя на глазах, здесь и сейчас; театральное представление максимально концентрировано, так как сжато до пределов одного сценического пространства и двух-трех часов. Кино же этой непрерывной трансформации по определению лишено (выбирается удачный дубль, съемки растянуты на много дней, не всегда сцены снимаются по порядку), а кроме того, между действием и зрителем увеличена дистанция (между событием и зрителем – целый производственный процесс). И это разница заметна даже при просмотре театральной постановки в записи (но, божечки, как же хочется в театр по-настоящему!)
В общем и целом, обе версии мне понравились, но Кориолан Файнса показался более цельным. Хиддлстон, безусловно, красавчик и, когда видишь его первым, то в общем-то ему веришь: ну да, такой Кориолан, другого нет. Но все-таки он – как бы это сказать – didn’t make enough sense to me: как будто бы риторика пьесы – одно, а внутреннее переживание персонажа – совсем другое. Файнс же для меня makes perfect sense: он действительно too absolute, как говорит о нем мать, человек исключительно своих убеждений, какими бы они ни были, и потому для него оба раза совершенно шокирующе и неприемлемо обвинение в предательстве. Файнс играет его крайне сдержанно (что, по-моему, вполне подобает тому, кого в первую очередь считают солдатом и war machine), и чтобы передать презрение, гордость или нежелание притворяться ему достаточно правильно расставленных пауз (и тем, кстати, внушительнее выглядят те несколько моментов, когда он все-таки теряет самообладание). Кориолан Хиддлстона (впрочем, как и вся постановка) внешне крайне драматичен: он в большей степени обуреваем эмоциями, от которых как будто пытается отказаться (все его общение с женой, матерью, народом). В сцене, где ему нужно выйти к народу, он натянуто-утрированно улыбается, дразнит их, буквально отбирает у них голоса-бюллетени – его в этой сцене легко представить плохим. Файнсу же в той же сцене почти легко можно поверить, если хочется. Но также легко можно потом передумать. Он, кажется, настолько сам для себя однозначен, что вокруг него можно создать любой контекст. В финале, сдержанному Файнсу веришь больше, когда он говорит, что боги смеются над такой невиданной сценой (Хиддлстон молча плачет всю встречу с семьей), - и как это настолько нетипичное для него поведение: что слезы, что подписание мирного договора, - что, вернувшись к Авфидию, он возращается и к привычному себе, неумолимому солдату. С другой стороны, драматизм Хиддлстона вполне сочетается с его предсказанной самому себе смертью, тогда как Файнс, кажется, успевает об этом забыть.
Матери в обеих версиях соответствуют сыновьям: драматичному Кориолану – драматичная мать, сдержанному – сдержанная. Второй я как-то тоже больше верю, что да, это она воспитала такого сына, а их моменты сыновье-материнской близости (когда, например, она перебинтовывает ему раны) выглядят за счет этого еще более жутко.
Теперь можно и пьесу почитать.
P.S. Хочу теперь всегда смотреть по две версии и ничего перед просмотром не знать / не помнить.
Интересный опыт: на днях смотрела постановку «Кориолана» с Хиддлстоном (театра «Донмар»), а затем – фильм Файнса.
Интересно было, во-первых, потому, что я не могу вспомнить, читала я когда-то давно пьесу или просто знаю сюжет и суть, но в результате у меня не было никаких ожиданий, готовых мнений насчет героев, я их себе никак не представляла, а потому могла наблюдать, как из тех и этих деталек передо мной складываются законченные образы. Две же версии позволяют отмечать, как по-разному можно эти образы конструировать и как, например, одни и те же элементы, очень похоже показанные, по-разному в это целое встраиваются (мизансцены, например, в обеих версиях действительно часто очень похожи). Кроме того, это и сравнение двух медиумов: театра и кино. Меня, конечно, театр всегда захватывает сильнее, поскольку трансформация персонажа происходит у зрителя на глазах, здесь и сейчас; театральное представление максимально концентрировано, так как сжато до пределов одного сценического пространства и двух-трех часов. Кино же этой непрерывной трансформации по определению лишено (выбирается удачный дубль, съемки растянуты на много дней, не всегда сцены снимаются по порядку), а кроме того, между действием и зрителем увеличена дистанция (между событием и зрителем – целый производственный процесс). И это разница заметна даже при просмотре театральной постановки в записи (но, божечки, как же хочется в театр по-настоящему!)
В общем и целом, обе версии мне понравились, но Кориолан Файнса показался более цельным. Хиддлстон, безусловно, красавчик и, когда видишь его первым, то в общем-то ему веришь: ну да, такой Кориолан, другого нет. Но все-таки он – как бы это сказать – didn’t make enough sense to me: как будто бы риторика пьесы – одно, а внутреннее переживание персонажа – совсем другое. Файнс же для меня makes perfect sense: он действительно too absolute, как говорит о нем мать, человек исключительно своих убеждений, какими бы они ни были, и потому для него оба раза совершенно шокирующе и неприемлемо обвинение в предательстве. Файнс играет его крайне сдержанно (что, по-моему, вполне подобает тому, кого в первую очередь считают солдатом и war machine), и чтобы передать презрение, гордость или нежелание притворяться ему достаточно правильно расставленных пауз (и тем, кстати, внушительнее выглядят те несколько моментов, когда он все-таки теряет самообладание). Кориолан Хиддлстона (впрочем, как и вся постановка) внешне крайне драматичен: он в большей степени обуреваем эмоциями, от которых как будто пытается отказаться (все его общение с женой, матерью, народом). В сцене, где ему нужно выйти к народу, он натянуто-утрированно улыбается, дразнит их, буквально отбирает у них голоса-бюллетени – его в этой сцене легко представить плохим. Файнсу же в той же сцене почти легко можно поверить, если хочется. Но также легко можно потом передумать. Он, кажется, настолько сам для себя однозначен, что вокруг него можно создать любой контекст. В финале, сдержанному Файнсу веришь больше, когда он говорит, что боги смеются над такой невиданной сценой (Хиддлстон молча плачет всю встречу с семьей), - и как это настолько нетипичное для него поведение: что слезы, что подписание мирного договора, - что, вернувшись к Авфидию, он возращается и к привычному себе, неумолимому солдату. С другой стороны, драматизм Хиддлстона вполне сочетается с его предсказанной самому себе смертью, тогда как Файнс, кажется, успевает об этом забыть.
Матери в обеих версиях соответствуют сыновьям: драматичному Кориолану – драматичная мать, сдержанному – сдержанная. Второй я как-то тоже больше верю, что да, это она воспитала такого сына, а их моменты сыновье-материнской близости (когда, например, она перебинтовывает ему раны) выглядят за счет этого еще более жутко.
Теперь можно и пьесу почитать.
P.S. Хочу теперь всегда смотреть по две версии и ничего перед просмотром не знать / не помнить.
наверняка, все образованные люди уже в курсе, а я, только читая книгу о Библии на английском, узнала, что Слово, которое было в начале, - это Иисус, сын Божий. (и в описании троицы тоже говорится Слово!) 🤦♀️
#cannothelplearning
#cannothelplearning
дочитала Misquoting Jesus by Bart Ehrman ("Искаженные слова Иисуса") - книга о текстологических исследованиях Нового Завета. как и все текстологические книжки, совмещает в себе увлекательность с крайним занудством, последнее усиленное тем, что это как бы научпоп и поэтому автор считает необходимым все повторять по двадцать раз. но в целом, довольно любопытно посмотреть, какие расхожие в культуре библейские места являются скорее всего более поздними добавлениями или вовсе ошибками переписчиков. лично мне хотелось бы, конечно, больше таких примеров и поменьше повторяющихся объяснений о работе переписчиков (но это я просто "Текстологию" Лихачева читала, поэтому несильно этой частью впечатлилась).
#cannothelpreading #nonfiction #cannothelptalking
#cannothelpreading #nonfiction #cannothelptalking
Google Podcasts
Однополчане - Книжный экспресс. «Текстология» Лихачева.
Начали записывать с Людмилой Артемьевой очень быстрый подкаст про одну книгу. Пока прошлись по знакомой филологической классике.
«Полка» в соцсетях:
«ВКонтакте» — vk.com/polka.knig
Телеграме — www.tg-me.com/polka_knig или t-do.ru/polka_knig
Instagram — i…
«Полка» в соцсетях:
«ВКонтакте» — vk.com/polka.knig
Телеграме — www.tg-me.com/polka_knig или t-do.ru/polka_knig
Instagram — i…
Forwarded from Полка
Сегодня день рождения у филолога Людмилы Артемьевой. Читатели «Полки» знают, что за годы знакомства мы записали почти рекордное количество подкастов о книгах и чтении. В «Литературоведческом трепе» Людмила разбирает все по косточкам. Небольшой дайджест по самым прослушиваемым выпускам, остальные можно найти в SoundCloud, «ВКонтакте» и на других площадках.
Литературный канон и «хорошие»-«плохие» книги
Что такое миф.
Миф и литература XX века.
Кому нужна филология.
Литература как мышление.
Конспирология в литературе
О чтении
Утопия-антиутопия-дистопия.
Литературный канон и «хорошие»-«плохие» книги
Что такое миф.
Миф и литература XX века.
Кому нужна филология.
Литература как мышление.
Конспирология в литературе
О чтении
Утопия-антиутопия-дистопия.
#cannothelptalking #rushdie #literarytheory
записала небольшую лекцию о "Сатанинских стихах" Рушди, но поскольку за час всего и не расскажешь, то вот еще небольшой список дополнительной литературы для тех, кто хочет покопаться в этом побольше.
Anthony Close. The Empirical Author: Salman Rushdie's The Satanic Verses
Gaurav Majumdar. The Jolt of the Grotesque: Aesthetics asEthics in The Satanic Verses
Marwan M. Kraidy. Structure, Reception, and Identity: On Arab-Western Dialogism
Marlena G. Corcoran. Salman Rushdie's Satanic Narration
Ioannis Ziogas. Ovid in Rushdie, Rushdie in Ovid:A Nexus of Artistic Webs
David W. Suter. Of the Devil’s Party: The Marriage of Heaven and Hell in Satanic Verses
Michael M. J. Fischer and Mehdi Abedi. Bombay Talkies, the Word and the World: Salman Rushdie's Satanic Verses
Neil ten Kortenaar. Fearful Symmetry: Salman Rushdie and Prophetic Newness
Gillian Gane. Migrancy, the Cosmopolitan Intellectual, and the Global City in The Satanic Verses
John Paul Riquelme. Modernist Transformations of Life Narrative: From Wilde and Woolf to Bechdel and Rushdie
Ian Almond. Mullahs, Mystics, Moderates and Moghuls: The Many Islams of Salman Rushdie
Rachel Trousdale. Nabokov, Rushdie, and the Transnational Imagination
Robert P. Marzec. An Ecological and Postcolonial Study of Literature. From Daniel Defoe to Salman Rushdie
Bloom’s Modern Critical Views. Salman Rushdie (ed. by Harold Bloom)
записала небольшую лекцию о "Сатанинских стихах" Рушди, но поскольку за час всего и не расскажешь, то вот еще небольшой список дополнительной литературы для тех, кто хочет покопаться в этом побольше.
Anthony Close. The Empirical Author: Salman Rushdie's The Satanic Verses
Gaurav Majumdar. The Jolt of the Grotesque: Aesthetics asEthics in The Satanic Verses
Marwan M. Kraidy. Structure, Reception, and Identity: On Arab-Western Dialogism
Marlena G. Corcoran. Salman Rushdie's Satanic Narration
Ioannis Ziogas. Ovid in Rushdie, Rushdie in Ovid:A Nexus of Artistic Webs
David W. Suter. Of the Devil’s Party: The Marriage of Heaven and Hell in Satanic Verses
Michael M. J. Fischer and Mehdi Abedi. Bombay Talkies, the Word and the World: Salman Rushdie's Satanic Verses
Neil ten Kortenaar. Fearful Symmetry: Salman Rushdie and Prophetic Newness
Gillian Gane. Migrancy, the Cosmopolitan Intellectual, and the Global City in The Satanic Verses
John Paul Riquelme. Modernist Transformations of Life Narrative: From Wilde and Woolf to Bechdel and Rushdie
Ian Almond. Mullahs, Mystics, Moderates and Moghuls: The Many Islams of Salman Rushdie
Rachel Trousdale. Nabokov, Rushdie, and the Transnational Imagination
Robert P. Marzec. An Ecological and Postcolonial Study of Literature. From Daniel Defoe to Salman Rushdie
Bloom’s Modern Critical Views. Salman Rushdie (ed. by Harold Bloom)
SoundCloud
Литературоведческий треп. Рушди и «Сатанинские стихи»
Рушди, Рушди и снова Рушди. Людмила Артемьева подготовила долгожданную лекцию про автора и «Сатанинские стихи». В этот раз меня здесь нет, поэтому вас ждет 1 час увлекательного рассказа про один из са
что Пелевин пишет одну и ту же книгу, было понятно ещё после прочтения двух его, наверное, самых популярных романов ("Чапаев и пустота" и "Поколение П"), но мне тут подарили последний его роман - "Непобедимое солнце" - а я как раз приболела и поэтому прочла.
это такой дэнбраун в постсоветской одёжке, в которой дед устами всех своих героев привычно ругает клятый капитализм-консьюмеризм и видит во всем заговор проклятых корпораций. под ироничную (постироничной её просто язык не поворачивается назвать) бомбежку попадают все: от белых богатых мужчин до нового фашизма, т. е. женщин, воук, лгбтк+, греты тунберг и т. п.
он последовательно не оставляет ироничного камня на камне, пока его главная героиня, от лица которой ведётся повествование, ищет фонарь (или огонь) Платона или главный Проектор этого мира (который, как известно, проекция, симуляция, матрица). заканчивается роман даже почти трогательно, потому что главная героиня всё-таки не хочет, чтобы проектор перестал светить, и потому создаёт почти уже разрушенный мир заново. мир, вообще, продолжает она, всегда спасают именно женщины. хоть он и симуляция. хоть и не фонтан. но всё-таки плохонький мир, созданный блондинкой (привет, внешняя-внутренняя мизогиния), лучше, чем ничего.
отдельно хочу заметить, как Пелевин, оказывается, плохо пишет: все эти картонные персонажи, однообразные миры и чудовищно клишированный язык. впрочем, чего ждать от симуляции.
#cannothelpreading #fiction
это такой дэнбраун в постсоветской одёжке, в которой дед устами всех своих героев привычно ругает клятый капитализм-консьюмеризм и видит во всем заговор проклятых корпораций. под ироничную (постироничной её просто язык не поворачивается назвать) бомбежку попадают все: от белых богатых мужчин до нового фашизма, т. е. женщин, воук, лгбтк+, греты тунберг и т. п.
он последовательно не оставляет ироничного камня на камне, пока его главная героиня, от лица которой ведётся повествование, ищет фонарь (или огонь) Платона или главный Проектор этого мира (который, как известно, проекция, симуляция, матрица). заканчивается роман даже почти трогательно, потому что главная героиня всё-таки не хочет, чтобы проектор перестал светить, и потому создаёт почти уже разрушенный мир заново. мир, вообще, продолжает она, всегда спасают именно женщины. хоть он и симуляция. хоть и не фонтан. но всё-таки плохонький мир, созданный блондинкой (привет, внешняя-внутренняя мизогиния), лучше, чем ничего.
отдельно хочу заметить, как Пелевин, оказывается, плохо пишет: все эти картонные персонажи, однообразные миры и чудовищно клишированный язык. впрочем, чего ждать от симуляции.
#cannothelpreading #fiction
в последнее время нахожу чтение литературы 17 века каким-то особенно душеспасительным: литература того времени как будто менее суетлива, более размерена, ну и конечно, лишена постмодернистского флёра, что само по себе не может не радовать.
так что в начале месяца читала Paradise Lost ("Потерянный рай") Джона Милтона, и при том, что сама по себе его христианская тематика мне не близка, просто наслаждалась стихами.
а вдогонку прочитала статью Milton's Use of Classical Mythology in Paradise Lost, в которой автор показывает, что Милтон пользуется тремя типами мифов: 1) рассматривающих богов как падших ангелов (связанные в поэме с Сатаной и его приспешниками), 2) мифологические аллюзии в описании Рая, 3) ветхо- и новозаветные мифы, описывающие будущее, показанное Адаму. автор статьи утверждает, что все они создают эффект предвосхищения описываемых событий, при этом первые два типа мифов нужны Милтону для создания эффекта движения от догреховного безвременья к истории, а третий - от истории - к вечности после спасения. интересна подчеркиваемая исследователем разница между мифами о падших ангелах, обозначенными в поэме fabled, что тем самым подчеркивает их реальность, и мифами, описывающими Рай, обозначенными feigned, т.е. вымышленными, ведь Рай был создан и уничтожен лишь единожды и не может быть всерьез сравнен с раем языческих традиций.
#cannothelpreading #fiction #literarytheory
так что в начале месяца читала Paradise Lost ("Потерянный рай") Джона Милтона, и при том, что сама по себе его христианская тематика мне не близка, просто наслаждалась стихами.
а вдогонку прочитала статью Milton's Use of Classical Mythology in Paradise Lost, в которой автор показывает, что Милтон пользуется тремя типами мифов: 1) рассматривающих богов как падших ангелов (связанные в поэме с Сатаной и его приспешниками), 2) мифологические аллюзии в описании Рая, 3) ветхо- и новозаветные мифы, описывающие будущее, показанное Адаму. автор статьи утверждает, что все они создают эффект предвосхищения описываемых событий, при этом первые два типа мифов нужны Милтону для создания эффекта движения от догреховного безвременья к истории, а третий - от истории - к вечности после спасения. интересна подчеркиваемая исследователем разница между мифами о падших ангелах, обозначенными в поэме fabled, что тем самым подчеркивает их реальность, и мифами, описывающими Рай, обозначенными feigned, т.е. вымышленными, ведь Рай был создан и уничтожен лишь единожды и не может быть всерьез сравнен с раем языческих традиций.
#cannothelpreading #fiction #literarytheory
www.jstor.org
Milton's Use of Classical Mythology in "Paradise Lost" on JSTOR
There are three categories of myth in "Paradise Lost," each of which is essential to the epic's proleptic structure: first, those myths identifyin...
читаю книгу о практике соавторства в Англии 16-17 века, и сразу чувствуется, что всюду жизнь! вот ты вынужден зарабатывать на жизнь драматургией, договариваешься с коллегами писать пьесу вдвоем-втроем-вчетвером, берешь авансы, пропускаешь сроки, обещаешь исправиться, берешь новые авансы, дедлайны вновь горят, а потом тебя сажают в тюрьму на несколько месяцев за то, что ты написал один несчастный акт в пьесе, которую потом сочли неприличной. и так по кругу, пока тебе все не надоест и ты не уедешь в Ирландию писать проповеди (как, например, сделал Роберт Даборн).
#literarystudies #cannothelpreading
#literarystudies #cannothelpreading
#cannothelptalking #shakespeare
мы с Сашей начали новый подкаст - "Шекспировские вопросы". в первом сезоне будем разоблачать всякие мифы и небылицы.
первый выпуск о том, почему имя Шекспира обросло таким количеством домыслов.
слушать можно тут:
ВКонтакте — https://vk.cc/c0T142
SoundCloud — https://vk.cc/c0T0JR
iTunes — https://vk.cc/9ujkUv
Google Podcasts — https://vk.cc/9ujkZa
Яндекс.Музыка — https://vk.cc/aCFGc4
мы с Сашей начали новый подкаст - "Шекспировские вопросы". в первом сезоне будем разоблачать всякие мифы и небылицы.
первый выпуск о том, почему имя Шекспира обросло таким количеством домыслов.
слушать можно тут:
ВКонтакте — https://vk.cc/c0T142
SoundCloud — https://vk.cc/c0T0JR
iTunes — https://vk.cc/9ujkUv
Google Podcasts — https://vk.cc/9ujkZa
Яндекс.Музыка — https://vk.cc/aCFGc4
чувствую себя очень assertive, когда в англоязычном тексте пишу it appears вместо it would appear.
#english
#english