Forwarded from AGDchan
Начало - I, II, III, IV, V, VI, VII, VIII, IX, X, XI
С того момента, когда Запад как цивилизация переходит полностью к парадигме модерна, отношения между ним и Россией как цивилизацией качественно меняются. Отныне западничество, особенно начиная с Петра, становится установкой части российских элит, которые постепенно принимают позицию, согласно которой Российская империя является также европейской державой, и поэтому ей суждено следовать по тому же пути, что и странам Запада. Тема Москвы – Третьего Рима постепенно стирается (особенно после события церковного раскола в самой России и носителями старины, древнего благочестия становятся преимущественно старообрядцы, оттеснённые на периферию) и начинается процесс модернизации/вестернизации русского общества. Но при этом, поддаваясь западной эпистеме, Россия и в XVIII в. бдительно отстаивает свой политический и военный суверенитет, тем самым позволяя старорусскому укладу сохраняться по инерции во многих областях жизни.
В XIX в. славянофилы ясно обнаружили этот парадокс, и здесь-то и берёт своё начало вестернология, ещё не названная этим именем. Славянофилы ясно сформулировали принципы собственно неизменной константной идентичности России как наследницы восточно-христианской экумены, включая её этноцентрическую позицию в мире, и разоблачили произвольность претензий западноевропейской цивилизации в форме модерна на универсализм. Данилевский сформулировал учение о культурно-исторических типах, согласно которому европейская цивилизация находится в упадке (по критериям цивилизации православной и верной христианским корням), а славяне – прежде всего русские – напротив, вступают в эпоху расцвета и возрождения своего цивилизационного ядра и готовятся к исполнению своей миссии. В такой оптике вся история западной Европы, или романо-германского мира (по Данилевскому), открывается через качественную дистанцию как нечто локальное и не имеющее никаких оснований претендовать на абсолютизацию своего исторического опыта. То, что Запад говорит об «истине», «пользе», «развитии», «прогрессе», «благе», «свободе» и «демократии» и т. д., необходимо помещать в конкретный исторический и географический, «этнический» контекст, а отнюдь не брать как нечто безусловно верное и аксиоматическое. Мы имеем дело с обычным этноцентризмом, только вышедшим далеко за всякие естественные пределы, а поэтому агрессивным, лживым, подлым и подчас невменяемым, не способным к полноценной саморефлексии и критическому отношению.
Славянофилы, а позднее евразийцы заложили основы вестернологии, причём с опорой именно на традиционные русские ценности. Запад можно и нужно изучать, но не как истину в последней инстанции, а как отдельную особую цивилизацию наряду с другими – незападными. А в случае русской науки и общественной сферы следует строго отделять, что может быть для России плодотворным и приемлемым, а что является токсичным и деструктивным.
В частности, близким славянофилам был немецкий романтизм и немецкая классическая философия (Фихте, Шеллинг, Гегель), вдохновившие целую плеяду русских консервативных мыслителей.
Другой версией вестернологии стали левые течения в России и, прежде всего, народники, отвергавшие капитализм в целом. Народники, как и некоторые славянофилы (например, И. С. Аксаков), считали, что ядром русской культуры является крестьянская община, живущая по своим древним законам и укладам и представляющая собой оптимальную форму гармоничного духовного и осмысленного бытия. Крепостничество они считали как раз следствием западничества, но его отмена должна была привести не к развитию капиталистических отношений и не к пролетаризации крестьян, а к возрождению народного духа и традиционных ценностей: социальных, трудовых и церковных. Здесь негативные стороны Российской Империи приписывались именно западным влияниям, а западные – в тот период уже преимущественно буржуазные и либеральные – идеи вызывали глубокое отторжение. Так и с левого фланга формировалась дистанция по отношению к западной цивилизации, подготавливая территорию вестернологии.
С того момента, когда Запад как цивилизация переходит полностью к парадигме модерна, отношения между ним и Россией как цивилизацией качественно меняются. Отныне западничество, особенно начиная с Петра, становится установкой части российских элит, которые постепенно принимают позицию, согласно которой Российская империя является также европейской державой, и поэтому ей суждено следовать по тому же пути, что и странам Запада. Тема Москвы – Третьего Рима постепенно стирается (особенно после события церковного раскола в самой России и носителями старины, древнего благочестия становятся преимущественно старообрядцы, оттеснённые на периферию) и начинается процесс модернизации/вестернизации русского общества. Но при этом, поддаваясь западной эпистеме, Россия и в XVIII в. бдительно отстаивает свой политический и военный суверенитет, тем самым позволяя старорусскому укладу сохраняться по инерции во многих областях жизни.
В XIX в. славянофилы ясно обнаружили этот парадокс, и здесь-то и берёт своё начало вестернология, ещё не названная этим именем. Славянофилы ясно сформулировали принципы собственно неизменной константной идентичности России как наследницы восточно-христианской экумены, включая её этноцентрическую позицию в мире, и разоблачили произвольность претензий западноевропейской цивилизации в форме модерна на универсализм. Данилевский сформулировал учение о культурно-исторических типах, согласно которому европейская цивилизация находится в упадке (по критериям цивилизации православной и верной христианским корням), а славяне – прежде всего русские – напротив, вступают в эпоху расцвета и возрождения своего цивилизационного ядра и готовятся к исполнению своей миссии. В такой оптике вся история западной Европы, или романо-германского мира (по Данилевскому), открывается через качественную дистанцию как нечто локальное и не имеющее никаких оснований претендовать на абсолютизацию своего исторического опыта. То, что Запад говорит об «истине», «пользе», «развитии», «прогрессе», «благе», «свободе» и «демократии» и т. д., необходимо помещать в конкретный исторический и географический, «этнический» контекст, а отнюдь не брать как нечто безусловно верное и аксиоматическое. Мы имеем дело с обычным этноцентризмом, только вышедшим далеко за всякие естественные пределы, а поэтому агрессивным, лживым, подлым и подчас невменяемым, не способным к полноценной саморефлексии и критическому отношению.
Славянофилы, а позднее евразийцы заложили основы вестернологии, причём с опорой именно на традиционные русские ценности. Запад можно и нужно изучать, но не как истину в последней инстанции, а как отдельную особую цивилизацию наряду с другими – незападными. А в случае русской науки и общественной сферы следует строго отделять, что может быть для России плодотворным и приемлемым, а что является токсичным и деструктивным.
В частности, близким славянофилам был немецкий романтизм и немецкая классическая философия (Фихте, Шеллинг, Гегель), вдохновившие целую плеяду русских консервативных мыслителей.
Другой версией вестернологии стали левые течения в России и, прежде всего, народники, отвергавшие капитализм в целом. Народники, как и некоторые славянофилы (например, И. С. Аксаков), считали, что ядром русской культуры является крестьянская община, живущая по своим древним законам и укладам и представляющая собой оптимальную форму гармоничного духовного и осмысленного бытия. Крепостничество они считали как раз следствием западничества, но его отмена должна была привести не к развитию капиталистических отношений и не к пролетаризации крестьян, а к возрождению народного духа и традиционных ценностей: социальных, трудовых и церковных. Здесь негативные стороны Российской Империи приписывались именно западным влияниям, а западные – в тот период уже преимущественно буржуазные и либеральные – идеи вызывали глубокое отторжение. Так и с левого фланга формировалась дистанция по отношению к западной цивилизации, подготавливая территорию вестернологии.
❤1
Forwarded from AGDchan
Начало - I, II, III, IV, V, VI, VII, VIII, IX, X, XI, XII
Особым случаем был русский марксизм, полностью разделявший западноевропейский этноцентризм Нового времени, соглашавшийся с неизбежностью и даже прогрессивностью капитализма и интернационализма, но всё же подвергавший этот капитализм радикальной критике. В советский период это стало догматом, что, в конце концов, и привело СССР к краху под влиянием обманных обещаний конвергенции со стороны западных стратегов. В более здравые периоды советской истории классовая идеологическая ненависть к капиталистам во многом питалась именно духом народничества и славянофильства. Попытка вывести эту тему из зоны двусмысленности и подразумевания была предпринята русскими национал-большевиками, но достаточной поддержки от советского руководства не получила.
Особым случаем был русский марксизм, полностью разделявший западноевропейский этноцентризм Нового времени, соглашавшийся с неизбежностью и даже прогрессивностью капитализма и интернационализма, но всё же подвергавший этот капитализм радикальной критике. В советский период это стало догматом, что, в конце концов, и привело СССР к краху под влиянием обманных обещаний конвергенции со стороны западных стратегов. В более здравые периоды советской истории классовая идеологическая ненависть к капиталистам во многом питалась именно духом народничества и славянофильства. Попытка вывести эту тему из зоны двусмысленности и подразумевания была предпринята русскими национал-большевиками, но достаточной поддержки от советского руководства не получила.
❤1
Forwarded from AGDchan
Начало - I, II, III, IV, V, VI, VII, VIII, IX, X, XI, XII, XIII
Проследив в самых общих чертах генеалогию западного этноцентризма до его воплощения в парадигме модерна, можно легко продлить эту линию и в самые последние эпохи западной истории – то есть к парадигме постмодерна.
Постмодерн – явление двоякое. С одной стороны, он подвергает резкой критике сам этноцентризм западноевропейской цивилизации, как в эпоху традиции, так и в Новое время, настаивая на отказе от него и на реабилитации самых экстравагантных и эксцентричных, часто иррациональных воззрений. Но, с другой стороны, не ставит под сомнение собственный «освободительный пафос» и в духе классического для Запада колониализма и расизма, не задумываясь, стремится навязать свой западный, теперь уже постмодернистский, канон всем обществам. Критикуя Запад и его цивилизацию, постмодерн оказывается его естественным продолжением и, настаивая на глобализации своих установок, просто доводит этноцентризм до логического предела. Постмодерн не просто заимствует у модерна его нетерпимость к традиции, но ещё более обостряет её, превращает в агрессивную пародию, в чистый сатанизм. Критерием «развитости» и «демократичности» отныне выступает соответствие уже постмодернистским глобалистским установкам и ценностям. «Научным» считается только то, что строится на гендерной политике, признании прав меньшинств всех типов, на отказе от какой бы то ни было идентичности, вплоть до индивидуальной, и на транзитологии, под которой, однако, понимается уже и переход от модерна к постмодерну.
Запад противопоставлял свою универсальность русской цивилизации уже в эпоху католического Средневековья. Затем оппозиция цивилизаций перешла к форме модерна против традиции, т. е. против остаточного запоздавшего русского Средневековья, длившегося едва ли не до начала ХХ в. В советский период конфликт цивилизаций приобрёл идеологическую и классовую окраску: пролетарское социалистическое общество (а по сути, Россия и её союзники) против буржуазно-капиталистического Запада.
В ХХ в. Россия столкнулась и с прямым проявлением западного расизма и в форме войны с нацистской Германией – с ещё одной версией самопровозглашённых носителей «бремени белого человека», отправившихся в поход против «славянских унтерменшей».
И наконец, в наши дни постмодернистский Запад, претендующий на глобальность своей цивилизационной модели, сталкивается с волей России отстоять и утвердить свою суверенность. Вначале суверенность государства с признанием универсальности западных цивилизационных установок (в 2000–2022 гг.), а затем и как суверенность отчётливо провозглашённого государства-цивилизации. Может сложиться обманчивое впечатление, что речь идёт всё же лишь об обострённой реакции России на ситуативную модель поведения Запада в её отношении (расширение НАТО на Восток, стремление оторвать от России постсоветские государства, несоблюдение договорённостей во внешней политике и т. д.), что умножается очевидным неприятием именно постмодернистских установок западной культуры, резко отторгаемых намного более традиционным российским обществом (за исключением тонкой прослойки либералов-западников). Но если мы поместим это в масштабную историческую перспективу, то увидим, что речь идёт не о случайности, а о закономерности. Русская цивилизация начинает отчётливо осознавать себя и свои базовые основания именно сейчас. И прямое столкновение с Западом, в любой момент способное разрешиться в апокалиптическом сценарии ядерной войны, лишь добавляет этому процессу цивилизационного пробуждения особый драматизм. Россия не просто отвергает откровенно токсичный и первертный постмодерн, Россия возвращается к своим корням и заново утверждает свою цивилизационную идентичность, если угодно, свой русский этноцентризм, в котором Россия и есть центр православной (а значит – христианской, вселенской) экумены.
Проследив в самых общих чертах генеалогию западного этноцентризма до его воплощения в парадигме модерна, можно легко продлить эту линию и в самые последние эпохи западной истории – то есть к парадигме постмодерна.
Постмодерн – явление двоякое. С одной стороны, он подвергает резкой критике сам этноцентризм западноевропейской цивилизации, как в эпоху традиции, так и в Новое время, настаивая на отказе от него и на реабилитации самых экстравагантных и эксцентричных, часто иррациональных воззрений. Но, с другой стороны, не ставит под сомнение собственный «освободительный пафос» и в духе классического для Запада колониализма и расизма, не задумываясь, стремится навязать свой западный, теперь уже постмодернистский, канон всем обществам. Критикуя Запад и его цивилизацию, постмодерн оказывается его естественным продолжением и, настаивая на глобализации своих установок, просто доводит этноцентризм до логического предела. Постмодерн не просто заимствует у модерна его нетерпимость к традиции, но ещё более обостряет её, превращает в агрессивную пародию, в чистый сатанизм. Критерием «развитости» и «демократичности» отныне выступает соответствие уже постмодернистским глобалистским установкам и ценностям. «Научным» считается только то, что строится на гендерной политике, признании прав меньшинств всех типов, на отказе от какой бы то ни было идентичности, вплоть до индивидуальной, и на транзитологии, под которой, однако, понимается уже и переход от модерна к постмодерну.
Запад противопоставлял свою универсальность русской цивилизации уже в эпоху католического Средневековья. Затем оппозиция цивилизаций перешла к форме модерна против традиции, т. е. против остаточного запоздавшего русского Средневековья, длившегося едва ли не до начала ХХ в. В советский период конфликт цивилизаций приобрёл идеологическую и классовую окраску: пролетарское социалистическое общество (а по сути, Россия и её союзники) против буржуазно-капиталистического Запада.
В ХХ в. Россия столкнулась и с прямым проявлением западного расизма и в форме войны с нацистской Германией – с ещё одной версией самопровозглашённых носителей «бремени белого человека», отправившихся в поход против «славянских унтерменшей».
И наконец, в наши дни постмодернистский Запад, претендующий на глобальность своей цивилизационной модели, сталкивается с волей России отстоять и утвердить свою суверенность. Вначале суверенность государства с признанием универсальности западных цивилизационных установок (в 2000–2022 гг.), а затем и как суверенность отчётливо провозглашённого государства-цивилизации. Может сложиться обманчивое впечатление, что речь идёт всё же лишь об обострённой реакции России на ситуативную модель поведения Запада в её отношении (расширение НАТО на Восток, стремление оторвать от России постсоветские государства, несоблюдение договорённостей во внешней политике и т. д.), что умножается очевидным неприятием именно постмодернистских установок западной культуры, резко отторгаемых намного более традиционным российским обществом (за исключением тонкой прослойки либералов-западников). Но если мы поместим это в масштабную историческую перспективу, то увидим, что речь идёт не о случайности, а о закономерности. Русская цивилизация начинает отчётливо осознавать себя и свои базовые основания именно сейчас. И прямое столкновение с Западом, в любой момент способное разрешиться в апокалиптическом сценарии ядерной войны, лишь добавляет этому процессу цивилизационного пробуждения особый драматизм. Россия не просто отвергает откровенно токсичный и первертный постмодерн, Россия возвращается к своим корням и заново утверждает свою цивилизационную идентичность, если угодно, свой русский этноцентризм, в котором Россия и есть центр православной (а значит – христианской, вселенской) экумены.
❤1
Forwarded from AGDchan
Начало - I, II, III, IV, V, VI, VII, VIII, IX, X, XI, XII, XIII, XIV
Итак, с учётом вышеприведённых соображений мы можем составить себе первичное представление о том, что такое вестернология. Это такой подход к изучению Запада, в котором он рассматривается как самостоятельная отдельная цивилизация, имеющая с русской цивилизацией общие корни, затем ставшая её оппонентом в общехристианской экумене, а позднее выработавшая антихристианскую и антитрадиционную парадигму модерна, с позиций которой отныне противостояла России, атаковавшая её в ходе прямых и опосредованных конфликтов (Наполеон, Крымская война, Первая мировая, Великая Отечественная, холодная война), резко антагонистическая в её постмодернистском и глобалистском издании (глобализм, СВО), но при этом навязчиво претендующая на каждом этапе на универсализм и абсолютность своих установок, ценностей, философий и мировоззрений.
Очевидно, что на каждом этапе истории Запада в соотношении с русской историей вестернологический модуль будет варьироваться. От изначального единства в рамках общехристианского Средневековья (где Россия поначалу присутствует опосредованно, в лице своей отеческой византийской цивилизации), до максимальной и абсолютной оппозиции в эпоху западного постмодерна. Задав такие граничные условия, можно легко выстроить структуру промежуточных этапов, по мере которых антагонизм неуклонно возрастает, а влияние Запада приобретает всё более деструктивный характер.
Оппонируя Западу на каждом этапе, Россия, однако, не одинаково ясно осознаёт свои собственные цивилизационные принципы, свою идентичность. Это происходит, скорее, волнами. И периоды сближения с Западом, всякий раз чреватые катастрофой, сменяются периодами возвращения к своим корням.
Отсюда вытекает принципиальный вывод. Находясь сегодня в фазе острого и предельно интенсивного противостояния с Западом, в состоянии прямой горячей войны на Украине в ходе проведения СВО, общественные науки, а также культура, воспитание, социально-политические проекты и начинания должны исходить из фундаментального принципа самобытности России как суверенной цивилизации, и любое заимствование (философии, теории, школы, концепции, термина) из контекста западной философии или гуманитарной науки должно осуществляться только при проведении основательной семантической цивилизационной экспертизы, отличающей приемлемое от неприемлемого, нейтральное и конструктивное от токсического и деструктивного. Это и есть главная задача вестернологии – лишение постулатов, догм и правил западной культуры и науки (от постмодерна в глубину религиозных споров Средневековья и Реформации через всю эпоху Нового времени и аксиоматику Просвещения) их претензии на универсальное значение и соотнесение любого тезиса, любой системы, любой методологии с основами самобытной русской цивилизации, с Русским миром.
Масштаб задач, стоящих перед вестернологией, трудно охватить взглядом. Речь идёт о полной и глубинной эпистемологической деколонизации русского сознания, об освобождении от многовекового влияния токсичных установок, зачаровавших русскую мысль, подчинивших её отчуждённым системам и мировоззрениям.
Но грандиозность задачи не должна приводить нас в уныние. Мы опираемся на многие поколения наших великих предков – святых, подвижников, молитвенников, святителей, монахов, царей, военачальников, героев, простых тружеников, писателей, поэтов, композиторов, художников, актёров, мыслителей, которые веками несли в себе русский дух и хранили глубинные коды русской цивилизации. Нам предстоит лишь систематизировать их наследие, придать ему новые формы и новую жизнь.
Итак, с учётом вышеприведённых соображений мы можем составить себе первичное представление о том, что такое вестернология. Это такой подход к изучению Запада, в котором он рассматривается как самостоятельная отдельная цивилизация, имеющая с русской цивилизацией общие корни, затем ставшая её оппонентом в общехристианской экумене, а позднее выработавшая антихристианскую и антитрадиционную парадигму модерна, с позиций которой отныне противостояла России, атаковавшая её в ходе прямых и опосредованных конфликтов (Наполеон, Крымская война, Первая мировая, Великая Отечественная, холодная война), резко антагонистическая в её постмодернистском и глобалистском издании (глобализм, СВО), но при этом навязчиво претендующая на каждом этапе на универсализм и абсолютность своих установок, ценностей, философий и мировоззрений.
Очевидно, что на каждом этапе истории Запада в соотношении с русской историей вестернологический модуль будет варьироваться. От изначального единства в рамках общехристианского Средневековья (где Россия поначалу присутствует опосредованно, в лице своей отеческой византийской цивилизации), до максимальной и абсолютной оппозиции в эпоху западного постмодерна. Задав такие граничные условия, можно легко выстроить структуру промежуточных этапов, по мере которых антагонизм неуклонно возрастает, а влияние Запада приобретает всё более деструктивный характер.
Оппонируя Западу на каждом этапе, Россия, однако, не одинаково ясно осознаёт свои собственные цивилизационные принципы, свою идентичность. Это происходит, скорее, волнами. И периоды сближения с Западом, всякий раз чреватые катастрофой, сменяются периодами возвращения к своим корням.
Отсюда вытекает принципиальный вывод. Находясь сегодня в фазе острого и предельно интенсивного противостояния с Западом, в состоянии прямой горячей войны на Украине в ходе проведения СВО, общественные науки, а также культура, воспитание, социально-политические проекты и начинания должны исходить из фундаментального принципа самобытности России как суверенной цивилизации, и любое заимствование (философии, теории, школы, концепции, термина) из контекста западной философии или гуманитарной науки должно осуществляться только при проведении основательной семантической цивилизационной экспертизы, отличающей приемлемое от неприемлемого, нейтральное и конструктивное от токсического и деструктивного. Это и есть главная задача вестернологии – лишение постулатов, догм и правил западной культуры и науки (от постмодерна в глубину религиозных споров Средневековья и Реформации через всю эпоху Нового времени и аксиоматику Просвещения) их претензии на универсальное значение и соотнесение любого тезиса, любой системы, любой методологии с основами самобытной русской цивилизации, с Русским миром.
Масштаб задач, стоящих перед вестернологией, трудно охватить взглядом. Речь идёт о полной и глубинной эпистемологической деколонизации русского сознания, об освобождении от многовекового влияния токсичных установок, зачаровавших русскую мысль, подчинивших её отчуждённым системам и мировоззрениям.
Но грандиозность задачи не должна приводить нас в уныние. Мы опираемся на многие поколения наших великих предков – святых, подвижников, молитвенников, святителей, монахов, царей, военачальников, героев, простых тружеников, писателей, поэтов, композиторов, художников, актёров, мыслителей, которые веками несли в себе русский дух и хранили глубинные коды русской цивилизации. Нам предстоит лишь систематизировать их наследие, придать ему новые формы и новую жизнь.
❤1
Forwarded from AGDchan
Начало - I, II, III, IV, V, VI, VII, VIII, IX, X, XI, XII, XIII
Проследив в самых общих чертах генеалогию западного этноцентризма до его воплощения в парадигме модерна, можно легко продлить эту линию и в самые последние эпохи западной истории – то есть к парадигме постмодерна.
Постмодерн – явление двоякое. С одной стороны, он подвергает резкой критике сам этноцентризм западноевропейской цивилизации, как в эпоху традиции, так и в Новое время, настаивая на отказе от него и на реабилитации самых экстравагантных и эксцентричных, часто иррациональных воззрений. Но, с другой стороны, не ставит под сомнение собственный «освободительный пафос» и в духе классического для Запада колониализма и расизма, не задумываясь, стремится навязать свой западный, теперь уже постмодернистский, канон всем обществам. Критикуя Запад и его цивилизацию, постмодерн оказывается его естественным продолжением и, настаивая на глобализации своих установок, просто доводит этноцентризм до логического предела. Постмодерн не просто заимствует у модерна его нетерпимость к традиции, но ещё более обостряет её, превращает в агрессивную пародию, в чистый сатанизм. Критерием «развитости» и «демократичности» отныне выступает соответствие уже постмодернистским глобалистским установкам и ценностям. «Научным» считается только то, что строится на гендерной политике, признании прав меньшинств всех типов, на отказе от какой бы то ни было идентичности, вплоть до индивидуальной, и на транзитологии, под которой, однако, понимается уже и переход от модерна к постмодерну.
Запад противопоставлял свою универсальность русской цивилизации уже в эпоху католического Средневековья. Затем оппозиция цивилизаций перешла к форме модерна против традиции, т. е. против остаточного запоздавшего русского Средневековья, длившегося едва ли не до начала ХХ в. В советский период конфликт цивилизаций приобрёл идеологическую и классовую окраску: пролетарское социалистическое общество (а по сути, Россия и её союзники) против буржуазно-капиталистического Запада.
В ХХ в. Россия столкнулась и с прямым проявлением западного расизма и в форме войны с нацистской Германией – с ещё одной версией самопровозглашённых носителей «бремени белого человека», отправившихся в поход против «славянских унтерменшей».
И наконец, в наши дни постмодернистский Запад, претендующий на глобальность своей цивилизационной модели, сталкивается с волей России отстоять и утвердить свою суверенность. Вначале суверенность государства с признанием универсальности западных цивилизационных установок (в 2000–2022 гг.), а затем и как суверенность отчётливо провозглашённого государства-цивилизации. Может сложиться обманчивое впечатление, что речь идёт всё же лишь об обострённой реакции России на ситуативную модель поведения Запада в её отношении (расширение НАТО на Восток, стремление оторвать от России постсоветские государства, несоблюдение договорённостей во внешней политике и т. д.), что умножается очевидным неприятием именно постмодернистских установок западной культуры, резко отторгаемых намного более традиционным российским обществом (за исключением тонкой прослойки либералов-западников). Но если мы поместим это в масштабную историческую перспективу, то увидим, что речь идёт не о случайности, а о закономерности. Русская цивилизация начинает отчётливо осознавать себя и свои базовые основания именно сейчас. И прямое столкновение с Западом, в любой момент способное разрешиться в апокалиптическом сценарии ядерной войны, лишь добавляет этому процессу цивилизационного пробуждения особый драматизм. Россия не просто отвергает откровенно токсичный и первертный постмодерн, Россия возвращается к своим корням и заново утверждает свою цивилизационную идентичность, если угодно, свой русский этноцентризм, в котором Россия и есть центр православной (а значит – христианской, вселенской) экумены.
Проследив в самых общих чертах генеалогию западного этноцентризма до его воплощения в парадигме модерна, можно легко продлить эту линию и в самые последние эпохи западной истории – то есть к парадигме постмодерна.
Постмодерн – явление двоякое. С одной стороны, он подвергает резкой критике сам этноцентризм западноевропейской цивилизации, как в эпоху традиции, так и в Новое время, настаивая на отказе от него и на реабилитации самых экстравагантных и эксцентричных, часто иррациональных воззрений. Но, с другой стороны, не ставит под сомнение собственный «освободительный пафос» и в духе классического для Запада колониализма и расизма, не задумываясь, стремится навязать свой западный, теперь уже постмодернистский, канон всем обществам. Критикуя Запад и его цивилизацию, постмодерн оказывается его естественным продолжением и, настаивая на глобализации своих установок, просто доводит этноцентризм до логического предела. Постмодерн не просто заимствует у модерна его нетерпимость к традиции, но ещё более обостряет её, превращает в агрессивную пародию, в чистый сатанизм. Критерием «развитости» и «демократичности» отныне выступает соответствие уже постмодернистским глобалистским установкам и ценностям. «Научным» считается только то, что строится на гендерной политике, признании прав меньшинств всех типов, на отказе от какой бы то ни было идентичности, вплоть до индивидуальной, и на транзитологии, под которой, однако, понимается уже и переход от модерна к постмодерну.
Запад противопоставлял свою универсальность русской цивилизации уже в эпоху католического Средневековья. Затем оппозиция цивилизаций перешла к форме модерна против традиции, т. е. против остаточного запоздавшего русского Средневековья, длившегося едва ли не до начала ХХ в. В советский период конфликт цивилизаций приобрёл идеологическую и классовую окраску: пролетарское социалистическое общество (а по сути, Россия и её союзники) против буржуазно-капиталистического Запада.
В ХХ в. Россия столкнулась и с прямым проявлением западного расизма и в форме войны с нацистской Германией – с ещё одной версией самопровозглашённых носителей «бремени белого человека», отправившихся в поход против «славянских унтерменшей».
И наконец, в наши дни постмодернистский Запад, претендующий на глобальность своей цивилизационной модели, сталкивается с волей России отстоять и утвердить свою суверенность. Вначале суверенность государства с признанием универсальности западных цивилизационных установок (в 2000–2022 гг.), а затем и как суверенность отчётливо провозглашённого государства-цивилизации. Может сложиться обманчивое впечатление, что речь идёт всё же лишь об обострённой реакции России на ситуативную модель поведения Запада в её отношении (расширение НАТО на Восток, стремление оторвать от России постсоветские государства, несоблюдение договорённостей во внешней политике и т. д.), что умножается очевидным неприятием именно постмодернистских установок западной культуры, резко отторгаемых намного более традиционным российским обществом (за исключением тонкой прослойки либералов-западников). Но если мы поместим это в масштабную историческую перспективу, то увидим, что речь идёт не о случайности, а о закономерности. Русская цивилизация начинает отчётливо осознавать себя и свои базовые основания именно сейчас. И прямое столкновение с Западом, в любой момент способное разрешиться в апокалиптическом сценарии ядерной войны, лишь добавляет этому процессу цивилизационного пробуждения особый драматизм. Россия не просто отвергает откровенно токсичный и первертный постмодерн, Россия возвращается к своим корням и заново утверждает свою цивилизационную идентичность, если угодно, свой русский этноцентризм, в котором Россия и есть центр православной (а значит – христианской, вселенской) экумены.
❤1
Forwarded from AGDchan
Начало - I, II, III, IV, V, VI, VII, VIII, IX, X, XI, XII, XIII, XIV
Итак, с учётом вышеприведённых соображений мы можем составить себе первичное представление о том, что такое вестернология. Это такой подход к изучению Запада, в котором он рассматривается как самостоятельная отдельная цивилизация, имеющая с русской цивилизацией общие корни, затем ставшая её оппонентом в общехристианской экумене, а позднее выработавшая антихристианскую и антитрадиционную парадигму модерна, с позиций которой отныне противостояла России, атаковавшая её в ходе прямых и опосредованных конфликтов (Наполеон, Крымская война, Первая мировая, Великая Отечественная, холодная война), резко антагонистическая в её постмодернистском и глобалистском издании (глобализм, СВО), но при этом навязчиво претендующая на каждом этапе на универсализм и абсолютность своих установок, ценностей, философий и мировоззрений.
Очевидно, что на каждом этапе истории Запада в соотношении с русской историей вестернологический модуль будет варьироваться. От изначального единства в рамках общехристианского Средневековья (где Россия поначалу присутствует опосредованно, в лице своей отеческой византийской цивилизации), до максимальной и абсолютной оппозиции в эпоху западного постмодерна. Задав такие граничные условия, можно легко выстроить структуру промежуточных этапов, по мере которых антагонизм неуклонно возрастает, а влияние Запада приобретает всё более деструктивный характер.
Оппонируя Западу на каждом этапе, Россия, однако, не одинаково ясно осознаёт свои собственные цивилизационные принципы, свою идентичность. Это происходит, скорее, волнами. И периоды сближения с Западом, всякий раз чреватые катастрофой, сменяются периодами возвращения к своим корням.
Отсюда вытекает принципиальный вывод. Находясь сегодня в фазе острого и предельно интенсивного противостояния с Западом, в состоянии прямой горячей войны на Украине в ходе проведения СВО, общественные науки, а также культура, воспитание, социально-политические проекты и начинания должны исходить из фундаментального принципа самобытности России как суверенной цивилизации, и любое заимствование (философии, теории, школы, концепции, термина) из контекста западной философии или гуманитарной науки должно осуществляться только при проведении основательной семантической цивилизационной экспертизы, отличающей приемлемое от неприемлемого, нейтральное и конструктивное от токсического и деструктивного. Это и есть главная задача вестернологии – лишение постулатов, догм и правил западной культуры и науки (от постмодерна в глубину религиозных споров Средневековья и Реформации через всю эпоху Нового времени и аксиоматику Просвещения) их претензии на универсальное значение и соотнесение любого тезиса, любой системы, любой методологии с основами самобытной русской цивилизации, с Русским миром.
Масштаб задач, стоящих перед вестернологией, трудно охватить взглядом. Речь идёт о полной и глубинной эпистемологической деколонизации русского сознания, об освобождении от многовекового влияния токсичных установок, зачаровавших русскую мысль, подчинивших её отчуждённым системам и мировоззрениям.
Но грандиозность задачи не должна приводить нас в уныние. Мы опираемся на многие поколения наших великих предков – святых, подвижников, молитвенников, святителей, монахов, царей, военачальников, героев, простых тружеников, писателей, поэтов, композиторов, художников, актёров, мыслителей, которые веками несли в себе русский дух и хранили глубинные коды русской цивилизации. Нам предстоит лишь систематизировать их наследие, придать ему новые формы и новую жизнь.
Итак, с учётом вышеприведённых соображений мы можем составить себе первичное представление о том, что такое вестернология. Это такой подход к изучению Запада, в котором он рассматривается как самостоятельная отдельная цивилизация, имеющая с русской цивилизацией общие корни, затем ставшая её оппонентом в общехристианской экумене, а позднее выработавшая антихристианскую и антитрадиционную парадигму модерна, с позиций которой отныне противостояла России, атаковавшая её в ходе прямых и опосредованных конфликтов (Наполеон, Крымская война, Первая мировая, Великая Отечественная, холодная война), резко антагонистическая в её постмодернистском и глобалистском издании (глобализм, СВО), но при этом навязчиво претендующая на каждом этапе на универсализм и абсолютность своих установок, ценностей, философий и мировоззрений.
Очевидно, что на каждом этапе истории Запада в соотношении с русской историей вестернологический модуль будет варьироваться. От изначального единства в рамках общехристианского Средневековья (где Россия поначалу присутствует опосредованно, в лице своей отеческой византийской цивилизации), до максимальной и абсолютной оппозиции в эпоху западного постмодерна. Задав такие граничные условия, можно легко выстроить структуру промежуточных этапов, по мере которых антагонизм неуклонно возрастает, а влияние Запада приобретает всё более деструктивный характер.
Оппонируя Западу на каждом этапе, Россия, однако, не одинаково ясно осознаёт свои собственные цивилизационные принципы, свою идентичность. Это происходит, скорее, волнами. И периоды сближения с Западом, всякий раз чреватые катастрофой, сменяются периодами возвращения к своим корням.
Отсюда вытекает принципиальный вывод. Находясь сегодня в фазе острого и предельно интенсивного противостояния с Западом, в состоянии прямой горячей войны на Украине в ходе проведения СВО, общественные науки, а также культура, воспитание, социально-политические проекты и начинания должны исходить из фундаментального принципа самобытности России как суверенной цивилизации, и любое заимствование (философии, теории, школы, концепции, термина) из контекста западной философии или гуманитарной науки должно осуществляться только при проведении основательной семантической цивилизационной экспертизы, отличающей приемлемое от неприемлемого, нейтральное и конструктивное от токсического и деструктивного. Это и есть главная задача вестернологии – лишение постулатов, догм и правил западной культуры и науки (от постмодерна в глубину религиозных споров Средневековья и Реформации через всю эпоху Нового времени и аксиоматику Просвещения) их претензии на универсальное значение и соотнесение любого тезиса, любой системы, любой методологии с основами самобытной русской цивилизации, с Русским миром.
Масштаб задач, стоящих перед вестернологией, трудно охватить взглядом. Речь идёт о полной и глубинной эпистемологической деколонизации русского сознания, об освобождении от многовекового влияния токсичных установок, зачаровавших русскую мысль, подчинивших её отчуждённым системам и мировоззрениям.
Но грандиозность задачи не должна приводить нас в уныние. Мы опираемся на многие поколения наших великих предков – святых, подвижников, молитвенников, святителей, монахов, царей, военачальников, героев, простых тружеников, писателей, поэтов, композиторов, художников, актёров, мыслителей, которые веками несли в себе русский дух и хранили глубинные коды русской цивилизации. Нам предстоит лишь систематизировать их наследие, придать ему новые формы и новую жизнь.
❤1
Памяти Даши Платоновой-Дугиной pinned «Чтобы перейти к всевластию ИИ, надо само человечество осмыслить как большой компьютер, элементы которого, однако, действуют не слишком совершенно. Материализм, номинализм, эволюционизм, аналитическая философия (на основе логического позитивизма), технократия…»
Forwarded from AGDchan
Эротико-психический космос
В мифе на территории, ранее занятой хаосом, появляется (становится, возникает) Эрос и/или Психея. Эрос -- сын полноты (Поруса, Неба) и нищеты (Пении, Земли) в «Пире» Платона. Эрос соединяет противоположности и разделяет их. Точно также и Психея, душа, находится между умом, духом, с одной стороны, и телом, материей, с другой. Они приходят на то место, где до этого царствовал хаос, и он исчезает, отступает, меркнет, пронизанный лучами новой структуры. Это структура эротического – психического! – порядка.
Таким образом, хаос – это антитеза любви и души. Хаос царит там, где нет любви. Но вместе с тем, именно на месте хаоса – в том же самой зоне бытия – и рождается космос. Поэтому между хаосом и его антиподами – порядком, Эросом, душей есть как смысловое противоречие, так и топологическое родство. Они занимают одно и то же место – место между. Дарья называла эту область «метафизическим фронтиром» и тематизировала ее в разных горизонтах в своих последних работах и выступлениях. Между одним и другим есть «серая зона», в которой следует искать корни любой структуры. Именно это имел в виду Ницше, что «только носящий в душе хаос способен родить танцующую звезду». Звезда у Платона, а далее у многих других, наиболее контрастный символ человеческой души.
В мифе на территории, ранее занятой хаосом, появляется (становится, возникает) Эрос и/или Психея. Эрос -- сын полноты (Поруса, Неба) и нищеты (Пении, Земли) в «Пире» Платона. Эрос соединяет противоположности и разделяет их. Точно также и Психея, душа, находится между умом, духом, с одной стороны, и телом, материей, с другой. Они приходят на то место, где до этого царствовал хаос, и он исчезает, отступает, меркнет, пронизанный лучами новой структуры. Это структура эротического – психического! – порядка.
Таким образом, хаос – это антитеза любви и души. Хаос царит там, где нет любви. Но вместе с тем, именно на месте хаоса – в том же самой зоне бытия – и рождается космос. Поэтому между хаосом и его антиподами – порядком, Эросом, душей есть как смысловое противоречие, так и топологическое родство. Они занимают одно и то же место – место между. Дарья называла эту область «метафизическим фронтиром» и тематизировала ее в разных горизонтах в своих последних работах и выступлениях. Между одним и другим есть «серая зона», в которой следует искать корни любой структуры. Именно это имел в виду Ницше, что «только носящий в душе хаос способен родить танцующую звезду». Звезда у Платона, а далее у многих других, наиболее контрастный символ человеческой души.
❤1
Forwarded from AGDchan
Шизовойны
При этом война не исчезает, но помещается внутрь индивидуума. Хаотический индивидуум ведет войну с самим собой, он усугубляет раскол. Этимологически шизофрения означает «рассечение», «разрез», «расчленение» сознания. Шизофреник – даже внешне мирный – живет в состоянии яростного разрыва. Он впускает войну внутрь. Так оправдывается на новом витке гипотеза Томаса Гоббса о «естественном состоянии» человечества, описанном этим автором как хаос и война всех против всех. Только это не раннее «естественное» состояние, а позднее, не предшествующее построению иерархических типов обществ и государств, а последующее за их обрушением. Мы видели, что хаос противоположен космосу, равно как вражда противоположна любви у Эмпедокла. Мы также видели, что Эрос и хаос альтернативные состояния топоса великой промежуточности. Так вот: хаос – это война. Но не всякая война – ведь созидание порядка тоже есть война, насилие, укрощение стихий, их упорядочивание. Хаос – это особая война, война тотальная, проникающая глубоко внутрь. Это шизовойна, захватывающая в свои ризоматические сети всего человека.
При этом война не исчезает, но помещается внутрь индивидуума. Хаотический индивидуум ведет войну с самим собой, он усугубляет раскол. Этимологически шизофрения означает «рассечение», «разрез», «расчленение» сознания. Шизофреник – даже внешне мирный – живет в состоянии яростного разрыва. Он впускает войну внутрь. Так оправдывается на новом витке гипотеза Томаса Гоббса о «естественном состоянии» человечества, описанном этим автором как хаос и война всех против всех. Только это не раннее «естественное» состояние, а позднее, не предшествующее построению иерархических типов обществ и государств, а последующее за их обрушением. Мы видели, что хаос противоположен космосу, равно как вражда противоположна любви у Эмпедокла. Мы также видели, что Эрос и хаос альтернативные состояния топоса великой промежуточности. Так вот: хаос – это война. Но не всякая война – ведь созидание порядка тоже есть война, насилие, укрощение стихий, их упорядочивание. Хаос – это особая война, война тотальная, проникающая глубоко внутрь. Это шизовойна, захватывающая в свои ризоматические сети всего человека.
❤1
Forwarded from AGDchan
Тотальная война как война хаоса
У такой тотальной шизовойны нет строго отведенной территории. Рыцарский турнир был возможен только после разметки пространства. Классические войны имели театры военных действий и поле боя. За этими границами был космос. Хаосу давали строго отведенные зоны мира. Современная война хаотической демократии не знает никаких границ. Она ведется повсюду через информационные сети, дроны, беспилотники, через психические состояния блоггеров, пропускающих глубинный раскол через себя.
Современная война – это война хаоса по определению. Именно теперь открывается концепт discordia, «вражды», который мы встречаем у Овидия и который присущ некоторым – довольно древним -- трактовкам хаоса. Хаос основан именно на вражде – причем не на вражде одних с другими, а всех со всеми. И целью войны хаоса является не мир и не новый порядок, а углубление вражды до самых последних слоев человеческой личности. Такая война хочет изъять из человека его связь с космосом, и при этом лишить творческого могущества для создания нового космоса, рождения новой звезды.
Именно в этом состоит демократический характер войны. Она ведется не столько государствами, сколько истерично расколотыми индивидуумами. Тут искажается все -- стратегия, тактика, соотношение технического и человеческого, скорость, жест, действие, приказ, дисциплина и т.д. Все это уже систематизировано в теории сетецентричных войн. С начала 90-х годов Военное руководство США ставило своей целью имплементировать теорию хаоса в военное искусство. За 30 лет этот процесс прошел уже много стадий.
Война на Украине принесла с собой именно этот опыт – прямой опыт столкновения с хаосом.
У такой тотальной шизовойны нет строго отведенной территории. Рыцарский турнир был возможен только после разметки пространства. Классические войны имели театры военных действий и поле боя. За этими границами был космос. Хаосу давали строго отведенные зоны мира. Современная война хаотической демократии не знает никаких границ. Она ведется повсюду через информационные сети, дроны, беспилотники, через психические состояния блоггеров, пропускающих глубинный раскол через себя.
Современная война – это война хаоса по определению. Именно теперь открывается концепт discordia, «вражды», который мы встречаем у Овидия и который присущ некоторым – довольно древним -- трактовкам хаоса. Хаос основан именно на вражде – причем не на вражде одних с другими, а всех со всеми. И целью войны хаоса является не мир и не новый порядок, а углубление вражды до самых последних слоев человеческой личности. Такая война хочет изъять из человека его связь с космосом, и при этом лишить творческого могущества для создания нового космоса, рождения новой звезды.
Именно в этом состоит демократический характер войны. Она ведется не столько государствами, сколько истерично расколотыми индивидуумами. Тут искажается все -- стратегия, тактика, соотношение технического и человеческого, скорость, жест, действие, приказ, дисциплина и т.д. Все это уже систематизировано в теории сетецентричных войн. С начала 90-х годов Военное руководство США ставило своей целью имплементировать теорию хаоса в военное искусство. За 30 лет этот процесс прошел уже много стадий.
Война на Украине принесла с собой именно этот опыт – прямой опыт столкновения с хаосом.
❤1
Forwarded from AGDchan
Хаос в международных отношениях в традиции реализма
Эта модель вполне материалистична. Естественное состояние соответствует агрессивному хаосу, вражде (νεῖκος) – тому, который представляет собой альтернативу любви/дружбы у Эмпедокла. Введение Левиафана уравновешивает вражду, навязывая всем «волкам» правила и нормы, которые те не смеют нарушать по страхом наказания и в пределе гибели. Отсюда та формула, которую намного позднее выдвинул Макс Вебер – «государство есть единственный субъект осуществления легитимного насилия». Левиафан заведомо сильнее и ужаснее любого хищника, и поэтому способен остановить серию необратимых агрессий. Но Левиафан не любовь, не Эрос, не психея. Это лишь новое выражение вражды, тотальной вражды, возведенной в степень.
Отсюда и право любого суверенного государства (а Левиафан суверенен и в этом его главное свойство) начать войну с другим государством. Утихомиривая вражду внутри, Левиафан волен развязать войну вовне.
Именно это право на войну и становится основой хаоса в международных отношений, в соответствии со школой реализма. Хаосом международные отношения являются именно потому, что между несколькими Левиафанами не может существовать высшей инстанции. Они на макроуровне повторяют естественное состояние: государство эгоистично и зло потому, что эгоистичным и злым является учредивший его человек. Хаос внутри замораживается, чтобы раскрыться в войне между государствами.
Политический реализм до конца не изжит по сей день и в демократических станах, считаясь вполне легитимной точкой зрения в международных отношениях.
Эта модель вполне материалистична. Естественное состояние соответствует агрессивному хаосу, вражде (νεῖκος) – тому, который представляет собой альтернативу любви/дружбы у Эмпедокла. Введение Левиафана уравновешивает вражду, навязывая всем «волкам» правила и нормы, которые те не смеют нарушать по страхом наказания и в пределе гибели. Отсюда та формула, которую намного позднее выдвинул Макс Вебер – «государство есть единственный субъект осуществления легитимного насилия». Левиафан заведомо сильнее и ужаснее любого хищника, и поэтому способен остановить серию необратимых агрессий. Но Левиафан не любовь, не Эрос, не психея. Это лишь новое выражение вражды, тотальной вражды, возведенной в степень.
Отсюда и право любого суверенного государства (а Левиафан суверенен и в этом его главное свойство) начать войну с другим государством. Утихомиривая вражду внутри, Левиафан волен развязать войну вовне.
Именно это право на войну и становится основой хаоса в международных отношений, в соответствии со школой реализма. Хаосом международные отношения являются именно потому, что между несколькими Левиафанами не может существовать высшей инстанции. Они на макроуровне повторяют естественное состояние: государство эгоистично и зло потому, что эгоистичным и злым является учредивший его человек. Хаос внутри замораживается, чтобы раскрыться в войне между государствами.
Политический реализм до конца не изжит по сей день и в демократических станах, считаясь вполне легитимной точкой зрения в международных отношениях.
❤1
Forwarded from AGDchan
Великая пустота требует великого порядка
Россия в СВО бросает вызов всему этому процессу – метафизическому и историческому. Следовательно, во всех смыслах она выступает от имени альтернативы хаосу.
Это значит, что Россия должна предложить ту модель, которая сможет заполнить собой растущую пустоту. Причем объем пустоты коррелируется с силой и внутренним могуществом порядка, претендующего на ее замещение. Великая пустота требует великого порядка. По сути, это соответствует акту рождения Эроса или Психеи между Небом и Землей. Или явления человека как посредника между главными онтологическими полюсами. Мы имеем дело с новым творением, утверждением порядка там, где его нет – уже нет, там, где он низвергнут.
Чтобы учредить порядок в такой ситуации, необходимо покорить раскрепощенные стихии материальности. То есть справиться с потоками разрозненного и расчлененного могущества, победить результаты доведенного до логического предела эгалитаризма. Следовательно, Россия должна вдохновляться высшим небесным принципом, который только и способен подчинить себе восстание хтонических начал.
И эта фундаментальная метафизическая миссия должна быть осуществлена в прямом столкновении с западной цивилизацией, которая и представляет собой историческую сумму нагнетающегося хаоса.
Чтобы победить титанические могущества Земли, необходимо быть представителями Неба, иметь на своей стороне критический объем его поддержки.
Совершенно очевидно, что современная Россия как государство и общество не может претендовать на то, что она уже является воплощением такого организующего комического начала. Она сама пронизана западными влияниями и пытается отстоять лишь суверенность, не ставя под вопрос ни теорию прогресса, ни материалистические основания естественных наук Нового времени, ни технические изобретения, ни капитализм, ни западную модель либеральной демократии. Но так как современный глобалистский Запад отказывает России даже в относительном суверенитете, заставляет ее бесконечно повышать ставки. Так она и оказалась в положении общества, восставшего против современного мира, против эгалитаристского хаоса, против стремительно растущей пустоты и ускоряющегося распыления.
Не будучи еще по-настоящему порядком, Россия столкнулась с хаосом в смертельной битве.
Россия в СВО бросает вызов всему этому процессу – метафизическому и историческому. Следовательно, во всех смыслах она выступает от имени альтернативы хаосу.
Это значит, что Россия должна предложить ту модель, которая сможет заполнить собой растущую пустоту. Причем объем пустоты коррелируется с силой и внутренним могуществом порядка, претендующего на ее замещение. Великая пустота требует великого порядка. По сути, это соответствует акту рождения Эроса или Психеи между Небом и Землей. Или явления человека как посредника между главными онтологическими полюсами. Мы имеем дело с новым творением, утверждением порядка там, где его нет – уже нет, там, где он низвергнут.
Чтобы учредить порядок в такой ситуации, необходимо покорить раскрепощенные стихии материальности. То есть справиться с потоками разрозненного и расчлененного могущества, победить результаты доведенного до логического предела эгалитаризма. Следовательно, Россия должна вдохновляться высшим небесным принципом, который только и способен подчинить себе восстание хтонических начал.
И эта фундаментальная метафизическая миссия должна быть осуществлена в прямом столкновении с западной цивилизацией, которая и представляет собой историческую сумму нагнетающегося хаоса.
Чтобы победить титанические могущества Земли, необходимо быть представителями Неба, иметь на своей стороне критический объем его поддержки.
Совершенно очевидно, что современная Россия как государство и общество не может претендовать на то, что она уже является воплощением такого организующего комического начала. Она сама пронизана западными влияниями и пытается отстоять лишь суверенность, не ставя под вопрос ни теорию прогресса, ни материалистические основания естественных наук Нового времени, ни технические изобретения, ни капитализм, ни западную модель либеральной демократии. Но так как современный глобалистский Запад отказывает России даже в относительном суверенитете, заставляет ее бесконечно повышать ставки. Так она и оказалась в положении общества, восставшего против современного мира, против эгалитаристского хаоса, против стремительно растущей пустоты и ускоряющегося распыления.
Не будучи еще по-настоящему порядком, Россия столкнулась с хаосом в смертельной битве.
❤1
Forwarded from Протоиерей Андрей Ткачев
В истории происходит масса событий, которые представляются нам хаосом или торжеством слепого случая, а ими управляет Бог.
Так историки и мудрецы, книжники и аналитики дают свои, подчас сложнейшие, версии событий, но если не имеют знания от Бога, то высказывают лишь ветры головы своей.
Как волхвы, служащие фараону, или халдеи со звездочетами, служащие Навуходоносору, они склонны творить придворную историографию из двойной причины – желания угодить и страха умереть.
И угождающие толпе лебезят перед вкусами толпы не меньше, чем пресмыкаются перед тираном те, кто боится смерти.
Смутит какое хочешь сердце хор этих голосов.
Но нужно понимать, что есть Тот, Кто выше Навуходоносора и сильнее фараона. Его планы проводятся в жизнь. Его воля творится некоторыми и немногими – сознательно, большинством – слепо.
Нужно быть Иосифом или Даниилом, чтобы понимать точно смысл происходящего и прозревать будущее так, словно оно лежит на ладони.
Это не наша мера. Но наша мера – постоянно помнить, что Бог не ушел из истории, и не уходил никогда ни на секунду.
Понимаем мы или не понимаем происходящее, отдать события на волю случая или злого всевластия человеческого нельзя.
Нельзя сказать в сердце или устами, что миром правят деньги, секс и голод. Нельзя добавлять в этот список и тайные общества или еще что-то. Такое признание равносильно отказу от исповедания Господа – Вседержителем, а значит и отказ от всего Символа веры.
Это прямой путь в практическое безбожие. Можно признать свою слабость, говоря: У меня нет апостольского сердца и пророческого ума.
Происходящее пугает меня и я его не понимаю до конца. Однако я верю всем сердцем в Бога, Который знает все. Я верю, что Он сделает тайное явным.
Этих слов будет достаточно. Эти слова обещают нам правильный взгляд на историю.
Вот и сегодня, открывая газету, слыша главную новость дня, спрашивайте Создателя: «Где Ты, Господи? Что и зачем Ты творишь? Скажи мне, если я смогу понести это знание.
А если нет, то укрепи сердце мое, чтобы я помнил: голод это не просто голод; шторм – не просто шторм; и перепись – не просто перепись.
Всюду Ты, и всегда Тебе – слава, честь и поклонение. Отцу и Сыну и Святому Духу. Аминь».
Так историки и мудрецы, книжники и аналитики дают свои, подчас сложнейшие, версии событий, но если не имеют знания от Бога, то высказывают лишь ветры головы своей.
Как волхвы, служащие фараону, или халдеи со звездочетами, служащие Навуходоносору, они склонны творить придворную историографию из двойной причины – желания угодить и страха умереть.
И угождающие толпе лебезят перед вкусами толпы не меньше, чем пресмыкаются перед тираном те, кто боится смерти.
Смутит какое хочешь сердце хор этих голосов.
Но нужно понимать, что есть Тот, Кто выше Навуходоносора и сильнее фараона. Его планы проводятся в жизнь. Его воля творится некоторыми и немногими – сознательно, большинством – слепо.
Нужно быть Иосифом или Даниилом, чтобы понимать точно смысл происходящего и прозревать будущее так, словно оно лежит на ладони.
Это не наша мера. Но наша мера – постоянно помнить, что Бог не ушел из истории, и не уходил никогда ни на секунду.
Понимаем мы или не понимаем происходящее, отдать события на волю случая или злого всевластия человеческого нельзя.
Нельзя сказать в сердце или устами, что миром правят деньги, секс и голод. Нельзя добавлять в этот список и тайные общества или еще что-то. Такое признание равносильно отказу от исповедания Господа – Вседержителем, а значит и отказ от всего Символа веры.
Это прямой путь в практическое безбожие. Можно признать свою слабость, говоря: У меня нет апостольского сердца и пророческого ума.
Происходящее пугает меня и я его не понимаю до конца. Однако я верю всем сердцем в Бога, Который знает все. Я верю, что Он сделает тайное явным.
Этих слов будет достаточно. Эти слова обещают нам правильный взгляд на историю.
Вот и сегодня, открывая газету, слыша главную новость дня, спрашивайте Создателя: «Где Ты, Господи? Что и зачем Ты творишь? Скажи мне, если я смогу понести это знание.
А если нет, то укрепи сердце мое, чтобы я помнил: голод это не просто голод; шторм – не просто шторм; и перепись – не просто перепись.
Всюду Ты, и всегда Тебе – слава, честь и поклонение. Отцу и Сыну и Святому Духу. Аминь».
🙏1
Forwarded from Протоиерей Андрей Ткачев
Живущим на небе небезразлично происходящее на Земле. Протоиерей Андрей Ткачёв
https://rutube.ru/video/343f59c4acef8b15bb8bcbc2417ae57e/
https://rutube.ru/video/343f59c4acef8b15bb8bcbc2417ae57e/
🙏1
Forwarded from Протоиерей Андрей Ткачев
Хуже всего становиться на молитву или приходить в храм с требованием только того, что тебе сейчас кажется необходимым и добрым.
Окруженный нуждами, человек, без сомнения, должен постоянно просить у Бога многого, но последнее слово молящийся человек должен оставлять за Господом. «Дай мне то-то и то-то. Впрочем, не как я хочу, а как Ты», — вслед за Искупителем должны повторять на молитве и мы.
Только любовь к нам удерживает Господа от моментального исполнения наших сегодняшних просьб, когда эти просьбы касаются вещей житейских.
Бог знает, что жарко желаемое нынче через пару дней может стать жарко ненавидимым, и потому не спешит исполнять просьбы.
Это было бы истинным наказанием для просителя, если бы каждый вздох его получал мгновенный Божественный ответ.
«Хочу выйти замуж за вот этого. Ну пожалуйста, Господи».
«На, что просишь».
Через месяц: «Ой, я ошиблась. Уже не хочу. Забери этого и дай вот этого».
Но Небо молчит или, что грознее, отвечает: «Больше не проси. Что хотела, то твое. Разговор закончен».
Справедливо и мудро, поэтому, говорят и мирские мудрецы: «Бойся своих желаний»
Окруженный нуждами, человек, без сомнения, должен постоянно просить у Бога многого, но последнее слово молящийся человек должен оставлять за Господом. «Дай мне то-то и то-то. Впрочем, не как я хочу, а как Ты», — вслед за Искупителем должны повторять на молитве и мы.
Только любовь к нам удерживает Господа от моментального исполнения наших сегодняшних просьб, когда эти просьбы касаются вещей житейских.
Бог знает, что жарко желаемое нынче через пару дней может стать жарко ненавидимым, и потому не спешит исполнять просьбы.
Это было бы истинным наказанием для просителя, если бы каждый вздох его получал мгновенный Божественный ответ.
«Хочу выйти замуж за вот этого. Ну пожалуйста, Господи».
«На, что просишь».
Через месяц: «Ой, я ошиблась. Уже не хочу. Забери этого и дай вот этого».
Но Небо молчит или, что грознее, отвечает: «Больше не проси. Что хотела, то твое. Разговор закончен».
Справедливо и мудро, поэтому, говорят и мирские мудрецы: «Бойся своих желаний»
❤1🙏1
Forwarded from AGDchan
Кашпировский проснулся. Власти надо ограждать своих легковерных граждан от впадения в совершенный маразм. Это касается и коучинга и многих блоггеров. В конце концов, Государству-Цивилизации критически важно, чтобы процент клинических идиотов в обществе был бы ниже вполне определенной черты. И не надо искушать и смотреть, что будет. Надо поднимать культурный и образовательный уровень. Государство же не Мефистофель, не Люцифер. Просто убирать токсичную шваль легко и непринужденно с социального горизонта. Или ждать пока очередной гипнотизер и жулик попадется на неуплате налогов… Это нечестно. Стоит останавливать этот процесс на первом этапе, подрезать мошенников на взлете. И расширять масштаб базового теологического образования с детского сада до академии. Все будут знать, кто такие бесы, как их определять и как с ними бороться.
❤2