Сигнальная песня. Когда в Ирландии католичество было под запретом и участие в католической мессе каралось смертной казнью, эту песню использовали, чтобы сообщать друг другу, безопасно ли идти на мессу.

Первый куплет — замаскированный под любовную лирику вопрос: был ли ты у скалы (где проходят службы), видел ли любовь мою (священника) и т.д. Второй куплет — в зависимости от обстоятельств: или да, был, видел, любовь твоя так прекрасна, как ты и говоришь; или нет, увы.

Просто для обмена информацией хватило бы и цветочного горшка, но зачем делать просто, если можно сделать красиво?

https://youtu.be/Je3GoZw1W3w?si=eEcpf5NTStxp03q3&t=114

— Alone bad! Friends good!

Во чем телеги Линча о радостях социализации надо иллюстрировать.

Это "Bride of Frankenstein" (1935). Там одинокий слепой дедушка задружил монстра Франкенштейна, научил его пить вино, курить и английскому языку на уровне А ноль целых две десятых.

Шотландское выражение для пивной — taigh-seinnse, этимологически это "дом для перемены [лошадей]", но с учетом глагола seinn (петь), сейчас это звучит скорее как "дом, где поют". Певная.

Восемнадцатый век. Молодые ирландцы уплывают во Францию, чтобы вступить в ряды французской армии и сражаться против англичан в ее составе. В 1746 году ирландское подразделение участвовало в сражении при Каллодене. Там оно в полном составе и полегло.

Siúil a Rúin — это песня от лица возлюбленной одного из тех ирландских добровольцев:

I'll sell my rock, I'll sell my reel
I'll sell my only spinning wheel
To buy my love a sword of steel

https://youtu.be/ogdxae_2uj4

Еще одна песня девушки, не дождавшейся возлюбленного, который отправился на большую землю. Современный перевод на английский старинной ирландской песни. Первая и последняя строфы близки к оригиналу, в середине некоторое количество поэтических вольностей, но общий смысл сохранен.

O Dónal Óg when you cross the ocean
Take me with you when you are going
At fair or market you'll be well looked after
And you shall sleep with the Greek king's daughter

My mother ordered me to shun you
Today, tomorrow, and on Sunday
Too late, in vain over spilt milk grieving
Closing the door on a bygone thieving

If you come at all, come when stars are peeping
Rap the door that makes no squeaking
My mother will ask you to name your people
And I'll say t’was the night wind weeping

The first kiss came and from no craven
The second kiss came on top the stairway
The third kiss came as down you lay me
But for that one night, I’d be still a maiden

Oh Dónal Óg you’ll not find me lazy.
Not like some high-born expensive lady
I’ll do your milking, and I’ll nurse your baby
And if beset on I’ll defend you bravely

You said you’d meet me, but you were lying
Beside the sheep shed as day was dying
I whistled and called you, twelve times repeating
But all that I heard was the young lambs bleating

You took what's before me and what's behind me
Took east and west when you wouldn't mind me
Sun, moon and stars you have taken
And God as well if I'm not mistaken

https://youtu.be/J_1k5vNTrTw

Какой очаровательный термин — ковровая страница (carpet page). Это лист в манускрипте, целиком отведенный под орнамент.

Остановись, читатель, залипни в это буйство декоративной графики, и задумайся, как ценно и важно должно быть то, что художник не поленился так основательно задекорировать.

Перекликается с архитектурной идеей, что пространство вокруг интересного места должно быть организовано так, чтобы манить к объекту, но не сталкивать с ним сразу, и усиливать его воздействие контрастами (темно-светло, высоко-низко).

Управление восприятием через контекст.

Натуральный фольклор так прекрасен, что если просто представить себе, что сюжеты всех сказок более или менее достоверны, уже получается очень симпатичная играбельная вселенная.

У Келлской книги изначально еще и драгоценная обложка была. Ее украли банально и понятно. А вот кто и зачем спёр остальные ковровые страницы в количестве не менее трёх штук? (Маленький народ по-тихому унёс, чтобы использовать буквально в качестве ковра?)

А какой остросюжетный разветвленный квест можно было бы сделать с вводной "найти и вернуть на место недостающие страницы". И обложку заодно. Обязательно одна страница обнаружилась бы у какой-нибудь старушки под платком, запиханная туда в качестве средства от головной боли. (Тибетские книги по такой логике бывают некомплектны, особо ценные тексты растаскивали по страничке на обереги.)

Ну или вот эта единственная прялка в хозяйстве, вместе с остальным инвентарем, которые девушка готова принести в жертву ради того, чтобы купить возлюбленному меч. Тут напрашивается гном, который меч пообещал в обмен на вот это все. Меч волшебный, парень с этим мечом, допустим, не погибнет при Каллодене, причем еще как-нибудь совершенно нелепо соскочит с этой ветви возможного будущего (или застряв по дороге, зацепившись за что-нибудь ножнами, или его из военной части выгонят с этим устаревшим на двести лет оружием), а вот девушка, лишившаяся источника заработка, за это время заболеет от недоедания и погибнет, не имея средств на медицинскую помощь.

Дальше, закономерно, парень, вернувшись домой, пойдет с горя топиться или вешаться, меч будет закинут куда-нибудь в колодец и найдется еще, скажем, полвека спустя.

Не то что б классический проклятый предмет, но тот случай, когда связываться с магией себе дороже.

Офис в ирландском гэлике — ойфиг.
Почтовое отделение — oifig an poist.

(Ой, фиг тебе, дядя Фёдор, а не посылка...)

Представим себе, что меч работал по принципу перераспределения удачи. То есть, например, чтобы создать такую сказочную удачу герою, чтобы он не попал на сражение, зацепившись где-нибудь ножнами за кованую ограду с завитушками, надо было собрать удачу со всего войска и заодно оставшейся дома подруги.

Допустим, именно в результате этих манипуляций с удачей битва была проиграна. Допустим, гном на этот результат рассчитывал. А зачем гному подыгрывать таким образом Англии? Например, не питает ли католичество слишком сильно фантазию и не выходит ли так, что верующие католики слишком досаждают доброму народу, гоняя его как мелкую нечисть, по сравнению с протестантами, которые вообще не верят, что он есть?

Рыбобуквица в Келлской книге. Возможно, родственница того лосося, который чудо-юдо-рыба-википедия.

Какая прелесть. Котовый кодекс, законодательно утверждающий кота как особо ценное животное. Хорошо мурчащий кот оценивался в полторы коровы.

Первый задокументированный случай обвинения конкретного человека в том, что он вампир, имел место, кстати говоря, на территории Сербии. В 1725 году покойного Петара Благоевича из села Кисильево обвинили в том, что он пил кровь и убил девять односельчан.

Односельчане внезапно и необъяснимо умирали в течение нескольких дней после смерти самого Благоевича, с интервалом примерно в сутки. По слухам, перед смертью они сообщали о том, что их посещал Благоевич. При осмотре тела Благоевича, уже подвергнутого ранее эксгумации, оно было признано подозрительно хорошо сохранившимся. По горячим просьбам жителей села, Благоевича проткнули колом и сожгли. Все это происходило под наблюдением австрийского чиновника Эрнста Фромбальда, который добросовестно зафиксировал детали истории в отчете.

Статья о Благоевиче была опубликована в газете Wienerisches Diarium, откуда история разлетелась дальше, что и поспособствовало взволнованности вампирами в Европе в восемнадцатом веке.

В "Душановом законике" (своде сербских законов от 1349 года), что характерно, есть вот такая статья:

20. О врачарима, који тела мртвих спаљују:
И људи, који враџбинама узимају из гробова, те их спаљују, то село, које то учини, да плати вражду, а ако буде поп на то дошао, да му се узме поповство

20. О колдунах, сжигающих тела умерших:
И кто, колдовством извлекая тела из могил, сжигает их, то деревня, которая это сделала, должна заплатить штраф, и если священник узнает об этом, то он должен быть лишен священства.

То есть законодательно запрещено было извлекать тела из могил и сжигать их (видимо, связанные с упырями суеверия составляли в четырнадцатом веке некоторую социальную проблему).

В 1732 году под Белградом, по слухам, произошла череда вампирских нападений. Перед этим была еще серия смертей в сербской деревне Медведжя в 1727—1728 гг., предположительно связанная с тем, что умерший в 1726 году Арнаут Павле периодически вставал и кушал односельчан. Австрийская империя отправила разбираться военно-полевого хирурга Йоханнеса Флюкингера. Флюкингер написал отчет, известный под бюрократическим названием "Visum et Repertum" (латинский эквивалент современного выражения "экспертное заключение").

Как сообщал Флюкингер, при жизни Павле жаловался, что в местности под названием Госсава (Косово?) его донимал вампир, но он, чтобы отделаться от вампира, поел земли с его могилы и вымазался его кровью. Спустя месяц после смерти Павле односельчане стали жаловаться, что сам он теперь точно так же донимает их. Предполагаемого вампира откопали и далее, аналогично, объявили подозрительно хорошо сохранившимся, проткнули колом и сожгли. Потом тот же набор манипуляций для надежности повторили на телах всех, кого предположительно убил Павле.

По мнению сербов, поскольку Павле иногда кушал не только людей, но и коров, то с мясом покусанных им коров вампирская зараза могла распространиться дальше, несмотря на описанные выше предосторожности.

Флюкингер с коллегами произвели вскрытие тех, кто погиб в 1732 году. В отчете Флюкингер сообщил, что да, тела были в подозрительно хорошем состоянии и с жидкой кровью в грудной и брюшной полостях.

Отчет Флюкингера, естественно, сделал в Европе фурор.

В Хорватии, в 1403 году, по решению городского совета Задара выкопали из могилы даму по имени Приба с острова Пашман, которую подозревали в вампиризме. Даму предполагалось проткнуть колом (кстати, не осиновым, а из боярышника), но она никак не протыкалась, поэтому пришлось ее обезглавить.

Изложение этого случая за авторством хорватского историка Векослава Клаича было опубликовано в первом томе периодического издания "Zbornik za narodni život i običaje južnih Slavena".

Архивы Задара погибли при бомбардировке в 1944 году, так что дальше документальный след теряется.

В 1475—1476 годах небезызвестный Влад III Цепеш посещал Балканы — Сербию, а затем Боснию, — во время похода против турок, в составе венгерской армии. В начале 1476 года он взял Сребреницу, которая на тот момент находилась под контролем Османской империи.

Два с половиной века спустя Арнаут Павле будет рассказывать, что вампир его донимал, когда он был в той части Сербии, которая принадлежала Османской империи. (Тут, между прочим, можно поинтересоваться, сколько турок Влад Цепеш успел перекусать, пока был на Балканах.)

А в 2023 году письмом, которое в 1475 году написал Влад III Цепеш, заинтересуются химики. Если предположить, что протеиновый след на документе — от собственной руки уважаемого исторического лица, то есть основания полагать, что лицо имело гемолакрию и могло в буквальном смысле плакать кровавыми слезами. (Вопрос о возможной кусачести лица тут остается открытым.)

В хорватской деревне Кринга в семнадцатом веке проживал каменщик Юре Грандо. В 1656 году он скончался от болезни, а затем, по утверждениям односельчан, терроризировал их вплоть до 1667 года, вставая по ночам из могилы. Грандо стучался в двери домов (после чего там обычно кто-нибудь умирал), а потом заявлялся к своей вдове и требовал исполнения супружеского долга. Местный священник, однажды ночью встретив Грандо, смог прогнать его, выставив вперед распятие.

Местное население в конце концов решило, что дальше так жить нельзя, и девять самых храбрых мужчин пошли вскрывать могилу. Грандо лежал на месте, широко улыбаясь. Колом из боярышника он тоже не протыкался, поэтому ему пришлось отпилить голову.

В Кринге есть музей Юре Грандо и вампирский бар с регулярными тематическими вечерами.

Умершу же тому воеводе, и краль пусти к нему в темницю, да аще восхощет быти воевода на Мунтианской земли, яко же и первие, то да латиньскую веру прииметь, аще ль же ни, то умрети в темници хощеть. Дракула же возлюби паче временнаго света сладость, нежели вечнаго и бесконечнаго, и отпаде православия, и отступи от истинны, и остави свет, и приатму. Увы, не возможе темничныя временныя тяготы понести, и уготовася на бесконечное мучение, и остави православную нашу веру, и приат латыньскую прелесть. Крал же не токмо дасть ему воеводство на Мунтьянской земли, но и сестру свою родную дасть ему в жену, от нея же роди два сына. Пожив же мало яко 10 лет, и тако скончася в той прельсти.

(Когда же тот воевода умер, послал король к Дракуле в темницу сказать, что если хочет он, как и прежде, быть в Мунтьянской земле воеводой, то пусть примет католическую веру. Если же не согласен он, то так и умрет в темнице. И предпочел Дракула радости суетного мира вечному и бесконечному, и изменил православию, и отступил от истины, и оставил свет, и вверг себя во тьму. Увы, не смог перенести временных тягот заключения, и отдал себя на вечные муки, и оставил нашу православную веру, и принял ложное учение католическое. Король же не только вернул ему Мунтьянское воеводство, но и отдал в жены ему родную сестру, от которой было у Дракулы два сына. Прожил он еще около десяти лет и умер в ложной католической вере.)

— "Сказание о Дракуле воеводе", переписано в 1490 году иеромонахом Ефросином из Кирилло-Белозерского монастыря с рассказа, предположительно, дьяка Фёдора Курицына, возглавлявшего русское посольство к венгерскому королю Матвею Корвину и молдавскому господарю Стефану Великому в 1480-х годах.

Очень забавный в этическом отношении пассаж. Куча людей, пересаженных на кол, это еще не так фатально, если ты при этом православный христианин, пусть и не очень добрый. А вот латинскую прелесть (католичество) принимать — безобразие, это следует всячески осудить.