По неосторожности выглянул в окно. Рыжие лужи выглядят так, что сразу захотелось отчистить плиту — пусть хотя бы на кухне не будет таких разводов.

Январь 2015 года ощущался беззаботнее — по крайней мере, чувства дома у меня не было. Универ я покинул за полгода до диплома — выгнали, нехотя, но я выкрутил ручки безразличия к учебному процессу до максимума; плана Б никакого — и спустя декаду лет жизнь своими поворотами регулярно даёт понять, что я до сих пор его не придумал. А тогда анестезию от ключевых вопросов бытия и быта давали концерты; один из таких случился в недолго жившем тульском заведении In Friday We Trust.

Кажется, именно тогда с меня облез первый слой юношеской краски снобства: ещё в ноябре четырнадцатого я мог позволить себе дважды купить билеты на Swans (первый раз увели ноутбук вместе с е-билетом, пришлось в день концерта вставать в очередь) — и вот теперь иду на локальный привоз в шаговой доступности. Выступали «Чёрная речка» и Рита Вихрия; «Речка» интересовала скорее ради потехи (вот так: в 2010 году взахлёб слушал «Кьёр», теперь же появление думерской волны вызывало странные чувства — в зале слов слышно не было, что негативно подкрепляло мой стереотип о невнятности высказывания конкретного ансамбля), зато на Вихрию пришёл целенаправленно.

Если охарактеризовать одной — стилистически перегруженной, как всегда у меня — фразой то, что делала Рита (проект вроде несколько лет на публичной паузе), я бы назвал эти треки походно-интеллектуальным лёгким дэнсом. Походным — потому что Риту в том сезоне можно было попеременно застать в Сербии, Петербурге, Кирове и её родном Великом Новгороде. На слух частота перемены мест, конечно, чуется: в пяти песнях мини-альбома «100 и 1000» (тогда в Туле состоялся их предрелизный дебют) нашлось место финскому шампуню, идеологическим различиям двух Корей и Марине Абрамович, а ещё каверу на Найка Борзова (да, опять он!): в вариации Вихрии лошадка с заботой о потребителе везла кофеин. Разумеется, вайб путевой заметки мне во всех этих вещицах и пришёлся когда-то по вкусу; да, возможно, именно сокращение личной дистанции в текстах Риты пропорционально сокращает и их дружелюбие к слушателю — но даже в мире, где в нише плясок под слова и отсылки уже вышел альбом «Раскраски для взрослых», успела понравиться и разочаровать публику группа «Комсомольск», мне всё ещё по душе никто из них, зато по душе песенный говор на грани диалога, который не боится упустить шанс стать растиражированным, быть слегка нескладным и по структуре не дотягивать до идеала учебника поэтики.

Зато учебник Шестиминутных песен, в-которые-проваливаешься (и который я сам себе придумал в 2009 году, когда рехнулся от мощи депешмодовской In Your Room длиною 6:26), достоин наличия в нём трека Вихрии «Ариран», любимого с того ипи — да и вообще. «Однажды Северную Корею в моей душе победит Южная», — утверждает вкрадчивый голос под бесконечный ориентальный перелив, а мы грустно проживаем момент, когда комментировать вслух подобный оптимизм становится себе дороже. Но песня-то — ах.

Через десять минут по расписанию медитейшн имени ловца-большой-рыбы: как раз осталось время прикончить свой странный ностальгический цикл.

Январь 2020 года припоминается смутно: на новогодние сижу за световой пушкой, моя задача — два раза за два часа на что-то там нажать, спустившись с наблюдательной точки в зал (порядок и смысл действий не воссоздам: погребены под толщей времён); потом обед, ещё один подход — и идёшь себе, поёживаясь, в жилище. Задрипанная трёхэтажка уже не ощущается домом: платить как всегда нечем, ресурс выкручивания исчерпан, рано или поздно съеду, начинаю мысленно прощаться с пространством.

Съезжаю в первые дни пандемии — в квартиру, где вырос и куда до сих пор возвращаюсь всякий кризисный раз. Все будни сводятся к ритуалу ежедневного обмыва по пиву-два-три; домоседство куплено за статуэтки и выпрошенные деньги у чувака, который сам, как потом выяснится, должен миллионы; всё лето сквозь немоту из меня лезет порождённое скукой заточения искусство нагловатого смолл-тока (осенью харахорюсь вокруг да около, воздыхаю попеременно по всем, при этом робею позвать на свидание, в итоге зовут меня). Занавес.

Главная — и, возможно, единственная основополагающая для меня — песня второй год подряд с весны девятнадцатого, зудящий мотив: здесь больше никогда и ничего не будет. Но что-то ведь есть и за чертой этого навязчивого чарта. В основном это нечто не относящееся к действительности; желательно костюмированное и театральное: жизнь как карнавал, чему учил нас то ли Bahh Tee, то ли Бахтин, то ли Сергей Пахомов. За Le Groupe Obscur в 2020 году благодарю нелюбимую никем корпорацию спотифу, пришедшую в Россию в тот год и подружившую меня с плейлистом М., где они оказались — грустные пятерняшки Кокто с (как часто, к сожалению, бывает) одним из всего лишь двух мини-альбомов. Мало, но в тельняшках, ношенных в ещё более медленном темпе группой «Снель»: что-то такое тоже грустное, сонное и непонятно на каком языке. Песни можно начинать с самой первой. Покружить по былому — ну, и идти в новое, непонятное, где опять кто-нибудь не выживет, кому-то будет очень плохо, но будет и кого пожалеть, и кого приголубить, и за кого порадоваться, и кому/чему улыбнуться.

У меня всё.

wjerstean — raspad (2024)

Из старого года по-прежнему нагоняют события: внезапно выяснилось (на бэндкэмпе у меня больше нет аккаунта, поэтому фокуса внимания тоже нет), что у Лизы Викторовой — она как раз пела здесь больше никогда и ничего не будет — в декабре вышел альбом под очередным псевдонимом. Насколько я понимаю, после многих лет отдельных песен и совместных работ здесь теперь уже сольный дебют — поэтому вместо того, чтобы просто слушать и внимать, сперва есть побуждение всю дорогу делать скидку: такого вкрадчивого свойства звуковые ландшафты — с шумами, шорохами, синтезаторными пэдами и полушёпотом — давненько стали мировым золотым стандартом, и измерение личного высказывания при их прослушивании в сотом варианте непросто бывает расслышать, но в конкретном случае рулит и решает понятность истоков, знакомость ситуации: переезд в другую страну, упомянутое (просто как факт) в описании преследование и, как следствие, создание материала в довольно прессинговых обстоятельствах — два-три штришка, и уже на физиологическом уровне чуешь, что здесь к чему, а от вещи под названием «breathing slices» начинаешь сам понемногу разваливаться на живые куски, словно от знаменитой «песни гвоздя» Манагера — только уже по-всамделишнему, надолго, без крена в минутно-перфомативное.

Но общий вайб здесь не гнетущий, а скорее терапевтический, словно путь стоика сквозь ночь: во второй половине встречается даже название трека «i pust»; интересно заострить внимание на кавере — таковым тут выбрана песня Clan of Xymox, группы, самой, быть может, типично-готичной (в положительном смысле) из всего каталога лейбла 4AD: от текста Creature веет сколь романтическим, столь и прозаичным ужасом — мир людских взаимоотношений рисуется как пространство отчуждения, где способность одного легковесно отделиться равняется боли разделения у другого, а свято место если пустеет, то лишь для того, чтобы заполнить пустоту проклятьем вслед. Но это зона чувств, а они рано или поздно истончаются, трансформируются, чтобы смениться новыми словами, ситуациями, диспозициями; мёртвое и живое, проработка и рецидив, плен собственного тела и порывы уклониться от него, создание и распад — всё сменяет и дополняет друг друга, заканчивается и не кончается. Возможно, именно поэтому бесконечные вариации стилистически знакомого едва ли теряют свойство бесконечно цеплять.

Оценка: 6.5/10

Kathryn Mohr — Waiting Room (2025)

Ещё одна по-тёмному заряженная авторская песня; на этот раз релиза в первые недели года я прямо ждал. Альбом, на котором акустические призраки Cat Power соседствуют с тревожной обработкой сообщения на автоответчик, записан за месяц в исландской глуши на заброшенной рыбной фабрике. Половину здания освоили художники; будет ли что-то сделано с другой половиной, неясно — и, надо полагать, на границе архаики и реновации блуждает много необжитого и вытесняемого.

Предыдущий альбом исполнительницы продюсировала Мэдлин Джонстон, известная под сценическим именем Midwife — но теперь для постижения мрака и достижения нужного уровня реверберации Мор хватило собственных усилий: тексты загадочны и случайны, и всю погоду делает атмосфера оставленности наедине с собственными мыслями и помещением, в котором всего пятнадцать лет назад доживало свои дни местообразующее предприятие (при взгляде на лампочки с обложки гложет мысль, что вдовесок к паре снимков в соцсетях не помешал бы отдельный фотопроект о локации — но, видимо, что-то одно: либо песни, либо стулья). Чуть подробнее о создании Waiting Room можно прочитать в интервью вот тут; из того же источника можно узнать, что песни для альбома рождались в том числе из размышления над опытом одиночества и принятия, что кто-то новый может появиться и этого кого-то придётся впустить: пять лет без человека рядом вдруг заканчиваются, как только отпускаешь мысли о том, насколько ты форевер элоун — плавали, знаем, шлём дистанционный понимающий привет.

Кому можно рекомендовать: лицам, для которых Этель Кейн — слишком forever Elon, чтобы слушать её полуторачасовой мини-альбом.
Оценка: положительная.

(Waiting Room на стриминг-платформах.)

За тридцать два с половиной года кто только ни пытался обратить меня в японство — но смог только он. Сусуму Хирасава в 1990-х, кажется, был настолько хорош, что задним числом изобрёл способ слушать группу Shortparis без опасения замараться — да ещё и включил у неё турборежим (с отметки 01:28 разгон просто королевский).

Конечно, рифм, потешных и не очень, отсюда можно вымучить сколько угодно — всегда ведь тянет к знакомым архетипам, а тут обнаруживается Фадеев+Гэбриэл в одном обличии, и тоже за пределами студии с таким вайбом, что о чём-то, кроме музыки, лучше его не спрашивать. В прошлом году справил семидесятилетие, выпустил очередной альбом — но главным достижением останется удача торжественно и технологично отпеть двадцатый век, да так, что когда под угрозой двадцать первый, эти песнопения по-прежнему тянут на саундтрек для ночи перед рассветом. Альбом 1998 года — и во вторую очередь два-три альбома, что вышли перед ним — рекомендую рьяно и всячески; он точно есть на чужеземных сервисах, иные придётся поискать тщательнее, но диванный диггинг того стоит: мне кажется, Хирасаве удалось тогда отыскать оптимальную формулу той звуковой поп-утопии, что вела за собой отдельными тропами и Бутусова с Кормильцевым времён «Яблокитая», и Фадеева с Линдой времён «Вороны», и Мадонну с У. Орбитом периода «Ray of Light», и кого только не (да любого страждущего, чего там) — а в итоге, вероятно, довела только тихого незнакомца, который пришёл и всех уел, и никто ничего не заметил; ну и не страшно.

Ночная рубрика «оооо, спарксы»: пока одних восьмидесятилетних мы по очереди теряем, другие бьются с жизнью насмерть — братья Маэл по-прежнему работоспособны и обещают в этом году альбом. А в ожидании предлагают такую вот привычную для себя гипнотическую считалочку — но подвох-то чуется: в этом январе простые фразы с вежливым наказом гнуть свою линию слушаются (да и выглядят: см. обложку) как-то зловеще.

(Не) встретились как-то немец и англичанин; в инициалах обоих фигурировали буквы R и H — и оба затрагивали в своих треках тему велопроменадов: один (Ральф Хюттер из Kraftwerk) сделал это — как гласит легенда — своей обсессией и отпугнул от себя коллег, потому что во время очередного заезда упал, очухался в гипсе — а когда пришёл в себя, первым делом задался вопросом не о судьбе группы, а о судьбе велика.

Разуму (и телу) другого, Ричарда Гарольда Кирка, повезло больше — он отделался семью тематическими минутами в 1994 году, зато следы этих минут потом отыскивались в его дальнейшей дискографии, давая понять, что лучшее осталось позади именно тогда; то лучшее, что возвращается уже не в виде озарения, но в виде Тени, призрака.

К чему я это? Провёл неделю с альбомами лейбла Kompakt и день с альбомами лейбла Warp — и с возрастом всё меньше понимаю смысл существования первого (кроме сбычи тщеславных мечт г-на Фойгта сиять на блеклом фоне своих подопечных), но всё крепче уважаю второй.

Что ж. Издание The Quietus не стало дожидаться завтрашнего дня, чтобы отметить тридцатилетие третьего альбома Slowdive — ну, и мы здесь тоже не дотерпим; за окном погода сейчас под стать усталым звуковым скетчам, которые выдал на «Пигмалионе» лидер коллектива Нил Халстед: в феврале 1995 года на полках музыкальных магазинов под привычным именем группы очутилась скорее сольная контрольная работа по меланхолии, чем привычный командный труд.

Принято считать, что Pygmalion — это ещё одна вариация истории о весьма истратившемся и слегка сумасшедшем создателе рок-группы, то ли всеми брошенном, то ли самовольно от всех убежавшем — и отчасти это так, слух не обманешь: оказавшись в положении сам-себе-дирижёра, Халстед избавляет музыку своей группы, причисленной к первопроходцам шугейза, от лишнего шума, а формат былого унисонного пения с вокалисткой/гитаристкой Рэйчел Госуэлл переводит в одиночный разговор обоих по отдельности со стеной, от которой эхом отскакивают слова. С другой стороны, в отличие от иных добровольных затворников музыкального мира, типа Кевина Шилдса или Брайана Уилсона, наш герой оправился от помутнения молниеносно: спустя несколько месяцев трое из пяти участников Slowdive во главе с Халстедом основали новую группу, Mojave 3, в рамках которой попытались помножить юношескую наивность на стилистику радийного кантри — и вполне преуспели.

Пик интереса к Slowdive как к группе, которой они были до и после «Пигмалиона» (триумфальное воссоединение состоялось в 2014-м и длится по сей день), остался лично у меня в весьма далёком прошлом — в то время как чёрная метка признательности конкретно к этому альбому навсегда со мной. Если вконец придираться ко всему сущему и загоняться в буквализм, то мало ещё чему на свете настолько впору будет термин пост-рок: в сравнении с «Пигмалионом» поздние Talk Talk кажутся форматной радиомузыкой, в которой подавляющую часть времени хотя бы фигурирует ритм-секция — в то время как у треков Slowdive в 1995 году нет за парой исключений ни основы, ни опоры, ни надежды. Это совершенно не говорит нам о гениальности метода — тут просто случилась остановка в пустыне запутавшегося человека, причём запутавшегося именно слегка, зато исторически вовремя: вслед за ренессансом гитарной музыки по логике обязательно должны были последовать публичные кризисы — и случаи их героического спустя годы преодоления.

Вышел ли хэппи-энд у истории с мифом о «Пигмалионе», вопрос по мне риторический: одно дело помещать альбом в контекст вынужденно (и, как казалось долгие годы, навсегда) прерванной биографии знаковой группы; другое — осознавать, что на деле у этого сюжета ни пауз, ни завершения не оказалось. Тогда Pygmalion, словно пассажир общественного транспорта в центре города в час пик, не обнаруживает для себя места — и тут уж всё равно, нёрвос трекс фор ноубади или лав-сонгс-он-зэ-рэйдио; трамвай проследует со всеми остановками, будьте бдительны и внимательны, о подозрительных самовыражениях больше не сообщайте своему лейблу. Но шутки шутками, а желание творца быстрее отряхнуться и идти дальше всегда стоило бы понять и принять — в конце концов, жизнь ввиду своей мимолётности реально не стоит затяжных огорчений; уже и мне-то с возрастом Pygmalion начинает слышаться не образцом трогательного и хрупкого саунд-дизайна, а скорее саунд-пастишем загрустившего молодого человека, вместо которого всегда отыщется что послушать из тех времён.

Пока вечером мир смотрит понятно-чьё кислотное видео (Йорка с Притчардом, если что), мы тут обращаем взоры на не менее отбитый аудиовизуальный контент — аккурат для тех, кто в фэнтези-раскладах хотел бы видеть реверансы каталогу WARP скорее от Скотта Уокера, чем от радиоголовы с радиорынка.

Судя по второму подряд крепкому — слово «отличный» расходовать не будем — синглу, у Хэйли Фор есть все шансы (вслед за Кэтрин Мор; рифма, достойная лимерика!) порадовать альбомом в копилку годового чарта Постмузыки. Ждём 14 марта.

[И в тот же день, кстати, выходит альбом Евгения Горбунова под вывеской Интуриста: если судить по бодрому мультикультурному настрою автора и упоминанию, что материал записан максимально кустарными способами из возможных, выслушать аж 69 (!) минут такой музыки будет как минимум любопытно.]

Мальчик: Достать чернил и плакать
Выросший мальчик: Достать из шкафа пиджак и врубить рокси мьюзик

Ну, или так: рано или поздно в жизни наступает странный период, когда в любой непонятной ситуации включаешь песню Брайана Ферри про непонятную ситуацию.

(Когда/если автору этого канала станет лучше, про сольные проделки Человека-костюма надо бы, конечно, поговорить; по следам напоминалки от коллег по телеграму много слушаю в последние дни).

Очень правильным вопросом задаётся сегодня телезритель из Шеффилда.

Об этом и многом другом — в нашем слегка эйджистском обзоре.
⬇️⬇️⬇️

Pulp — Spike Island
жанры: art-pop, chamber pop / single / music video
🕴🏽🎤🌳
1998 год. Выпустив в свои 33 песню-идеальное оправдание стариковства, Джарвис Кокер дал время смириться, что скоро описанный момент наступит и с ним. 2025-й. Самое грустное в новом, крепко-классическом сингле пульпы — сам фронтмен: акцент от проблем с фрикциями сместился на проблемы с дикцией; преклонный возраст — тоже секси, так и хочет донести до нас своим присутствием Джарво, но даже с многолетней подготовкой эта мысль пока что невыносима. Альбом (первый у Pulp с 2001-го) выходит 6 июня; есть время адаптироваться.

Michael Gira & Kristof Hahn — The Merge (Live)
art-rock, singer-songwriter / live video
👨‍🌾🦷🦢
Неделей ранее, 30 мая, в который раз попрощаются с публикой Swans: подытоживая очередной цикл творчества, Майкл Джира пообещал впредь не шуметь и намекнул, что следы будущего, более спокойного, звука проекта стоит искать на новом альбоме. Очередную песню оттуда проспойлерили на концерте: многолетний напарник Майкла, Кристоф Хан восемь минут наигрывает на лэп-стил-гитаре что-то арт-роковое и благое, потом со стаканчиком появляется фронтмен и голосит так, будто по утрам ежедневно жуёт булыжники — вот у кого ноль проблем с артикуляцией (и интонацией) даже в 71 год. О других проблемах повествует сама песня; всё ещё не представляю, как ужасно носить такое в себе.

Мегаполис — С прочностью нитки
art-rock, post-rock, spoken word / album
👩‍🎨☔️☀️
«Мегаполис» тоже вернулся с очередной попыткой прощания. Однажды я видел, как Олег Нестеров на концерте группы остановил напарников, поскольку расчувствовался — и песню пришлось переигрывать заново; теперь, кажется, нервы стали покрепче, и битый час нам наговаривают о смерти и перерождении, не забывая улыбнуться, но даже не думая останавливаться. Очень сложный альбом — не потому, что музыка подходит ещё на полшажка, допустим, к Tortoise и прочему умненькому раннему построку, но ещё и потому, что звучат эти песни как нарочно незавершённые, и идеальный поток инструментала не сразу мэтчится с хмурым стихотворным потоком сознания фронтмена, поэтому слушателю (если он намерен продраться) придётся провести над собой некоторую работу. Со второго раза лично мне это удалось; с третьего — скажу, что сильнее в этом году не слышал почти ничего. После такого хоть мир сворачивай (что мир и сам, к несчастью, делает потихоньку).

Жарок — Мьюзик мейкер
norm indie rock / music video
😱📈🎸
Откланяются старики и уйдут в закат, но что же останется нам? Подсказка — у группы «Жарок» (без поста в другом канале так бы и прозевал этот клип; спасибо, Дмитрий!).
«Мьюзик мейкер», песня, много лет любимая фанатами (и мной безоговорочно, если выбирать из репертуара одну) наконец-то официально вышла и обзавелась видеорядом: в нём происходят максимально странные танцы в почти пустом ДК и за его пределами; если воспринимать зрелище в лоб, выглядит будто апология эзотерики и прочих полузапретных теперь вещей — но мне показалось, что перед нами наглядная метафора музыкальной сцены: максимально странные люди приходят на максимально странные гиги послушать странную музыку, которую никто — в том числе все они сами — не очень понимают. Мне понравилось; кажется, это самый честный взгляд на российскую (да и не только) инди-поляну изнутри неё самой.

[К слову, ещё немного о здешних — наши любимки из «Нелюдимки» пишут второй альбом, а в воскресенье играют в Питере.]

Stereolab — Aerial Troubles
eto klassika, eto znat' nado / single / music video
👩‍⚕️👨‍⚕️🎹🎼
Самый короткий рассказ Хемингуэя тейк недели: делать ататата клипам старших за AI-картинки — максимально странно и некрасиво; ладно бы за AI-звук. Уважаемые комментаторы, лучше насладитесь моментом: Летиция, Тим и прочие сотрудники легендарной лаборатории не только вернулись и выпустили максимально старательную песню, но ещё и расписали нам за ВСЕ свои синтухи (ладно, не за все, но жест крайне уважаемый). Гив э хэнд, иф ю кэн, как советовал уже упомянутый классик.

The Ex — If Your Mirror Breaks (2025)
art-punk | album

Не будем больше про релизы очевидные и вероятные: за сутки бедный читатель проскроллил минимум десять постов о Pulp, а за неделю минимум пять о «Мегаполисе» — ей-богу, конспекты я не списывал, методичек не открывал, музыку сейчас слушаю на уровне прожиточного минимума, поэтому все совпадения случайны, но предсказуемы. И всё же про ещё один альбом недели я забыл; записан он быстро, за три коротких дня прошлого года: по обыкновению, привитому продюсером Стиви Альбини, с которым эти музыканты когда-то работали — и теперь посвятили свою новую работу его памяти.

Голландцы The Ex отводят на запись своих альбомов от силы пару дней, зато в целом спешить им некуда — состав группы стабилизировался шестнадцать лет назад, комфортная музыкальная формула (леонид-фёдоровские запилы и наигрыши, монотонность сродни экстазу, баритон-гитара вместо баса) была найдена ещё на рубеже столетий. Но времена такие, что выбьют из колеи любого; собственно, любого и выбили, тем удивительнее видеть любую стабильность. Свежий — первый с 2018 года — альбом The Ex называется «Если ваше зеркало треснуло» (да простятся мне вольности перевода) — и с первой же песни демонстрирует карнавальный стоицизм своих авторов перед лицом разгулявшейся стихии. Предводимый ныне-слегка-за-семьдесят мужчиной в бриджах Терри Хесселсом, ансамбль начинался с азбучного анархопанка — и с годами оставил себе шум, но подрастерял в ярости: в какой-то момент изначальный вокалист G.W. Sok оказывался у микрофона реже приглашённых гостей, группа и он расстались, а новым автором текстов и вокалистом стал Арнольд де Бур из дружественного коллектива Zea — и подарил The Ex вторую жизнь. В этой жизни альбом может начаться с поэзии Уолта Уитмена, американского человека-фонтана, человека-праздника из XIX века — и захлебнуться слезами родом из чего-то фольклорного, когда к микрофону подойдёт барабанщица Катерина.

Это детали, по которым поздних «эксов» всегда сможет опознать человек, с их творчеством знакомый — но проблема восприятия альбома и новичком, и бывалым кроется там же, где и преимущества: в этой атмосфере бесконечной инструкции-по-выживанию под лихую музыку можно не найти выход, зато порядочно так устать. Когда де Бур поёт «It's time to rebuilt the ark», хочется поиграть смыслами и нарочно не разобрать, что же он имеет в виду: то ли зовёт перестроить ковчег (ark), то ли что-то сделать с аркой ([character] arc) персонажа — но суть понятна: нам хотят сказать, что все перемены — в сердцах, бег на месте — общеукрепляющий, жизнь — неизбежна, а если повторять себе, что всё великолепно, эту идею как минимум рассмотришь, как максимум — в неё поверишь. Сомнительно, но окей; к примеру, мне сейчас такого адд-она к общему подъёму бодрости духа вполне достаточно.

Оценка: 7.5/10

The Mars Volta — Lucro sucio; Los ojos del vacio (2025)
pop-rock, art-rock, neo-psychedelia, progressive pop | album

Легко понять траур фанатов Марс Вольты. Тех самых, которые слышали первый альбом и которые помнят, как Джон «Скала» Теодоре разбивал свои первые барабанные установки. Или не разбивал, а потом его выгнали, но даже без него всё выглядело максимально люто и упорото — по меркам той картины музыкального мира, которую ждёшь увидеть, наивно уповая на второе пришествие прог-рока в эпоху рубашек из эйч-энд-эм. В итоге миф о «Вольте» как о немножко фриках и немножко гиках повредил группе не меньше, чем нездоровый образ жизни её участников: как только Омар Родригес-Лопес и Седрик Бикслер-Завала перестали выдавать вместе что-то одухотворённое, часто стало встречаться мнение, что вся их новая продукция (после второго альбома, а то и после первого) — откровенная халтура, эксперимент даже не ради эксперимента, а по привычке: что Омар со своей сотней сольных альбомов, что Седрик, кажется, не могут не писать. И делать это раздельно им ещё сложнее; сколько там длилась их единственная публичная ссора — полгода? год?

Помирившись и порезвившись — с пресным студийным результатом — в своей старой группе At The Drive-In, творческий дуэт вернулся к другому проекту своей жизни. В 2022-м обновлённые The Mars Volta выпустили альбом, который на контрасте с предыдущими выдался лёгкой поп-прогулкой (но тяжёлой с точки зрения реакции слушателей); через год релиз тех же песен в акустике немного сгладил шоковую терапию, а пару месяцев назад группа поехала в тур с Deftones — закинув в сетлист 18 песен с нового, далеко не идеального, но на удивление логичного в контексте собственной дискографии альбома.

Формально Lucro sucio; Los ojos del vacio (теперь Омар и Седрик не борщат с английским в названиях) метит сразу в несколько аудиторий — и в собственную, и в клуб любителей соула, и в клуб ностальгирующих по радийному поп-року для взрослых из 1980-х — но ни в одну из них не попадает, оставляет неудовлетворёнными вообще всех. Балом правят синтезаторы (среди которых в комментариях различают действительно влюбляющий в себя звук легендарного Prophet'а) — и голос Седрика: вокалист неожиданно пребывает даже не в хорошей, а в идеальной для своего возраста исполнительской форме. Больше нет ощущения, будто этот козырь он растерял — и в его новообретённом профессионализме совершенно не слышится манерности. Вокальных бенефисов, которые хочется переслушать, здесь не один и не два; для меня самой пронзительной стала композиция Morgana, напомнившая о подпольных рок-опытах Бобба Тримбла, странноватого, но безмерно одарённого аутсайдера с ангельским голосом.

Да, по меркам вышедшего 22 года назад эталонного дебютника сюжеты текстов кажутся безыскусными, а Омару как гитаристу будто больше нечего высказывать — но с продюсерской точки зрения Lucro sucio... звучит как безупречная квалификационная работа. Возможно, кому-то настроение новой записи покажется схожим с двумя кризисными альбомами «Вольты», записанными на излёте 2000-х (Octahedron и Nocturniquet) — и действительно, именно тогда Омара и Седрика перестал заботить накал инструментальных дорожек, но начала завлекать красота вокальных рулад. В отличие от тех опытов, теперь нет никаких следов усталости: группа научилась делать музыку для себя, памятуя о чувстве перед собой же ответственности. За эту работу может быть стыдно слушателям, по привычке ожидающим сенсаций и откровений, а получающим примерно ничего — но точно не самим авторам и причастным.

Оценка: 8/10

Слушать альбом

Cave In Ft Steve Brodsky & Adam McGrath — Live At Roadburn Festival 2018
grunge, acoustic rock, post-rock, sil'noe zayavlenie | live album

Средние века давно минули — но дневные часы по-прежнему слишком сакральны, чтобы устраивать светские песнопения. День свят, а под покровом ночи по привычке закатывается всё самое мирское и сомнительное. Потому ли так редки концерты при свете дня, а особенно — запоминающиеся концерты?

Однажды двое участников группы Cave In выступали на одной из локаций фестиваля Roadburn в полдень субботы; контекст печальный: за три недели до сета погиб басист, и действо превратилось в акустическую поминальную службу. Время и место совпали в печальной уместности — а я, перед тем как вы пойдёте слушать лучший анплагд в истории со времён Alice in Chains на MTV, воспользуюсь скользкой возможностью укольнуть: мне кажется, у группы Cave In нет ничего святого.

Их скачки от glory до хардкора приводят стороннего наблюдателя (меня) в жутковатое недоумение; мой друг из соседнего двора именно за это их ценит, а я не настолько готов. Да, меня на минуту сразила увесистость тяжёлого пенделя; да, я готов стереть из памяти целые периоды, куски песен и жизни группы, чтобы не забыть, что Jupiter — красивый альбом, а Стивен Бродский — слишком одарённый (возможно, лучше Иосифа) вокалист, чтобы размениваться на кощунство над Линдси Бакингемом. Наблюдая кавер на Fleetwood Mac, я реально не понимаю юмора — зато когда звучит Sing My Loves, с скримо- ли хвостом на альбоме или без него в акустике, я не понимаю, почему так больно. А вот потому что, Стивен сам же перечисляет в конферансе: light, therapy and healing, три воющих белугой кита.

Конечно, эти бостонцы сами отдают себе отчёт в своих достоинствах — к выходным распогодится, в полном составе вернутся на Roadburn, сыграют от первой до последней ноты свой The Bends Jupiter — а я оставлю зазор на поговорить: мой тир-лист группы будет жесток, а tear-лист — краток. Ниже — один из двух моментов из него.

Смотреть
Слушать

Умер Дэвид Томас, фронтмен группы Pere Ubu. Его жизнь была сюжетом, который я всегда хотел прожить сам: начинал покойный с журналистики, но в один момент подустал и решил, что музыку эффективнее не описывать, а делать.

С почтительного — именно что критически-слушательского — расстояния полувековая карьера Томаса могла показаться довольно вялой, но на деле корень у неё был крепкий: начинали Pere Ubu в эпоху, когда постпанк ещё не был стерильным обеззараженным понятием; одна из первых (отчасти прославивших её) песен группы называлась «Пакт о неприсоединении» — это и был нейтралитет, но не пассивный, Томас то и дело осуществлял стратегический тычок в бочок: то по одному рассорится с соратниками, с которыми начинал (почти что Марк Смит из The Fall на минималках), то внезапно придёт на телешоу с перфомансом в жанре передвижного балаганчика — и на долгие годы альбомы его основной группы превратятся в сборники старческих побасенок, иногда и не безобидных. Вряд ли, увы, забудется, что один из поздних альбомов Ubu изначально был назван Why I Hate Women — но это отдельный повод подумать над побочными эффектами пребывания любого артиста «не в себе»; герой не всегда положителен — и не от хорошей, разумеется, жизни. В целом, невсебейность (героя) Томаса была скорее на грани абсурдного, чем на грани дозволенного — он был (во всех смыслах) слишком тяжеловесен, чтобы зайти на территорию вреда кому-то, а уж тем паче себе. Музыка была силой, что одновременно его раззадоривала и купировала его же образа излишнюю буйность; сам покойный однажды описывал функционирование своей группы на примере одноразовой питьевой тары — ну и да, горячий кофе через край иногда делает больно, но чаще в таких ситуациях бывает просто смешно.

Не сказать что блещу знанием дискографии Pere Ubu или Томаса сольно — поэтому в выборе поминальной песни едва ли буду оригинален; вот одно из моих любимых — пусть и традиционно слегка пугающих — выступлений в дисциплине «буря в стаканчике»: текст истерично вертится вокруг пары фраз, в которых герой по-шпионски хочет стать чемоданом, чтобы следовать за неким объектом, скорее всего воздыхания, но понять, что конкретно имеется в виду, трудно. Кажется, понимать и не надо — словно пассажира электрички, в которой раз в месяц мне встречается немолодой человек, выдающий вслух рандомные фразы, а потом, тихо перекрестясь, на одной из станций его встречает жена, и они мирно идут куда-то прочь. С того же ракурса метафизически предлагаю проводить сегодня Дэвида Томаса.

Arseny Morozov — «6» (2025)

От редактора

Есть подозрение, что слово «вненаходимость» достало даже самых терпимых к нему читателей — впрочем, новой лексики пока не подвезли, пользуемся привычной.

На неделе вышли два альбома с текстами на русском языке, настроение которых легко выразить этим понятием; на все вызовы времени оба их автора отвечают — что ты мне сделаешь, я в другой исторической плоскости. Автор одного — эмигрант внешний; автор другого — эмигрант, можно сказать, внутренний: песня Ивана Сердюка из петербургской группы «Жарок» начинается с фразы «на дворе кайнозой», а Арсений Морозов прямиком из отпускного евротура исполняет задорный — и, кажется, сознательно пародирующий пасторальную эстетику создателя групп «Утро» и «Лето в городе» Владислава Паршина — постпанк про родные просторы внутри каждого из нас.

Лично я оказался не готов слушать «Жарок» в формате большого альбома; да, он долгожданный, но этим песням стоит дать настояться — зато к морозовским релизам мой интерес вдруг вернулся. Мой хороший товарищ и давний фанат артиста, Григорий Камильский, поймал себя на той же мысли и решил объяснить, почему вдруг расслышал в новом альбоме АМ близкий себе вайб, несмотря на равнодушие к нескольким предшествующим — риторически довольно резким — релизам сабжа. Текст по-фанатски пестрит эмоцией, но с главным посылом — о пользе самости для художника — я солидарен.

Слово Григорию:

— Кажется, за последнее время я вырос. Возможно, слишком. Вероятно, мне вообще не стоило браться за эти строки. Одиночество — или хотя бы навык выбирать себе окружение — теперь считаю высшей человеческой ценностью. Арсению не повезло родиться в век эрзац-культуры с возведённым в культ неосознанным потреблением — разочаровавшись в паспортно взрослых, он десятилетие делал в проекте Sonic Death сугубо молодёжную музыку. Я ненавидел это опрощение, но терпел — даже ведомый странным желанием нести благую рок-весть в пластмассовый мирок незрелого слушателя, он всё равно был грёбаным лучшим, этот джипити во плоти. А потом он уехал. Я остался. На этом будто бы всё. Но...

Несмотря на легитимные сомнения в адекватности оптики Морозова, вытворять и исполнять за эти трудные для психики оказавшегося по ту сторону изгороди человека годы он точно не разучился; невероятная плодовитость снова при нём — в этом году у Арсения вышли два сольных альбома, и их впервые за долгое время можно слушать, не опасаясь, что исполнитель с ходу примется отделять неких «мы» от неких «они»; если сейчас Морозов это и делает, то скорее по методу старой песни Krol своего лучшего проекта Padla Bear Outfit — любую историческую ситуацию вокруг себя его герой умудрялся (и умудряется, выходит) воспринимать как набор мемов — и в этом смысле, несмотря на собственные опасения оскуфеть, добиться аннигиляции собственного таланта Арсению будет крайне сложно.

Да, мысль моя неглубока — но и сам Арсений скорее расширяет владения своей дискографии, чем пытается до чего-то докопаться; его сольное плавание превратилось в пешее блуждание по руинам песенной культуры, и попытку откопать среди них уместную эпитафию: вдобавок к дежурной цитате из любимого «Аквариума» и неожиданному городскому романсу в «Бездомном», Морозов — кажется, впервые — обращается к наследию Янки Дягилевой. Приятно слышать автора в привычном по временам Padla Bear режиме гиперссылки; видимо, и моё личное слушательское отношение к АМ от вводных этого режима напрямую зависит — в 2022-23 годах первоисточники информации явно вели своего медиума к состояниям злобы, паники и безысходности, теперь же — ведут к той фиксации, что нехитрым способом позволяет взглянуть не на положение вещей, а сквозь него. Одиночество — во всех смыслах — будто бы дару Морозова на пользу; в последний раз музыка заставала его без соратников примерно в 2009 году — и уже скоро первый состав Padla Bear поначалу всех смутил, а затем (не) всех покорил. В комментариях к свежему видео Арсений отвечает: обороты набираются. Снова. Хотелось бы.

Не знаю, где ты
Проводишь свои дни
Но я всегда там
Где находятся мои
Мои, мои, мои
Родные просторы

Оценка: 7/10