Грузия: институциональный суверенитет под знаком прагматизма

Последние шаги грузинского руководства — закрытие Информационного центра НАТО и ЕС с 1 июля и принятие новых миграционных норм — сигнализируют не столько о разрыве с Западом, сколько о попытке перезапуска политической субъектности на новых основаниях.

Центр, созданный в 2005 году как элемент евроатлантического «институционального якоря», лишается самостоятельного статуса и встраивается в структуру МИДа. Это снижает политическую автономность наднациональных игроков в грузинской внутренней повестке. Параллельно, реформирование миграционного режима (включая запрет на въезд без апелляции и ускоренную экстрадицию) исключает возможность использования Грузии как транзитной зоны для политических сетей и оппозиционных акторов.

На повестке — не демонстративный разворот, а формирование модели управляемого нейтралитета, позволяющего проводить внешнюю политику вне зависимости от санкционного или грантового давления.

Форсайт-прогноз (2025–2029):

2025–2026: Нормативная коррекция

— Консервация ключевых каналов управления: миграция, НКО, информационные структуры;
— Минимизация рисков уличной мобилизации на фоне электорального цикла;
— Перезапуск коммуникаций с Турцией и Китаем и укрепление конструктивных отношений с Россией.

2027–2028: Геоэкономическая адаптация

— Расширение экспортно-импортных потоков через восточные направления и порты Чёрного моря;
— Стимулирование притока капитала и инфраструктурных инвестиций вне зависимости от геополитической принадлежности источника;
— Конфигурация «внешнеполитического буфера» между НАТО, Россией и Ближним Востоком.

2029 и далее: Формирование новой региональной роли

— Грузия выходит из логики фронтира и трансформируется в узел транзитной нейтральности;
— Перераспределение внешней зависимости с Европы на Восток в рамках многовекторной адаптации;
— Возможность институционального партнёрства с ЕАЭС и БРИКС — точечно и без политической ангажированности.

Текущие шаги грузинских властей — это не разрыв с Западом, а деконструкция прежней архитектуры внешнего давления. На месте прежней формулы «евроинтеграция любой ценой» появляется управляемый прагматизм. Грузия вступает в фазу нормативной трансформации, где важен не союз, а контроль над условиями участия. Россия, в этих условиях, получает не союзника, но предсказуемого соседа вне враждебных альянсов.

Евросоюз всё ещё пытается выдавать санкционную линейку за стратегию, но внутри блока всё чаще звучит простая интонация: хватит. Венгрия и Словакия открыто могут заблокировать 18-й пакет санкций, и дело не в «симпатии к Москве», а в нежелании снова платить из бюджета за геополитику, к которой их никто не допускал.

Санкции, которые должны были быть инструментом давления, всё чаще превращаются в фактор внутреннего напряжения. Брюссель наращивает тон, а Восточная Европа начинает ставить условия. Не потому что может — а потому что вынуждена. Очередные ограничения вновь бьют не по Москве, а по ценам, субсидиям и уязвимым секторам на периферии ЕС.

Разговор о «временных разногласиях» теряет убедительность. Это уже не сбой, а стабильное расхождение интересов. Страны с разной энергетической и социальной логикой не хотят играть по одинаковому лекалу — особенно если последствия распределяются по принципу «центр решает, остальным — издержки». Пока часть Европы по-прежнему говорит языком «ценностного единства», другая часть просто считает убытки.

США–Китай: передышка или перенастройка конфликта

Дональд Трамп объявил о готовности к подписанию масштабной торговой сделки с председателем Си Цзиньпином. Вашингтон снизит пошлины на китайские товары до 55%, а Пекин — на американские до 10%. Китай также отменит ограничения на экспорт редкоземельных металлов, а китайским студентам снова открыт доступ к американским вузам.

Формально это перемирие — но в реальности речь идёт о перезапуске конфронтации в новом формате. После пикового обострения весной, когда пошлины доходили до 145% с обеих сторон, США и КНР делают шаг назад не из-за симпатии, а из-за перерасчёта интересов. Ведущие экономические державы не выходят из конфликта — они его архитектурно перестраивают.

Форсайт-прогноз (второе полугодие 2025 – 2027):

1. Протекционизм нового цикла
Сделка будет использована Трампом как аргумент в избирательной кампании в Конгресс и основание для перевода дискуссии от тарифов к технологическим ограничениям. США ужесточат контроль за инвестициями и экспортом чипов, ИИ и биотехнологий. Пошлины снижаются, но уровень стратегической конфронтации — нет.

2. Перенастройка глобальных цепочек и торговых маршрутов
Американские корпорации получат окно для возвращения части производств, но Китай компенсирует это усилением экспансии в Юго-Восточной Азии, Африке и Латинской Америке. Логика «сдерживания Китая» смещается в зону «опосредованной конкуренции» за рынки третьих стран.

3. Геополитическая цена компромисса
Торговая пауза вызовет напряжение у союзников США в АТР, особенно в Японии, Южной Корее и на Тайване. Пекин, в свою очередь, постарается закрепить сделку как индульгенцию на более жёсткую политику в отношении внутреннего контроля и внешнего давления. Обоюдные уступки не отменяют логики системного соперничества.

Формальное примирение между США и Китаем — не конец торговой войны, а её второй акт. Конфликт просто сменил оболочку: от пошлин — к инфраструктуре, от цифр — к стандартам, от рынков — к блокам.

Новая миграционная политика — не ужесточение ради рейтинга, а восстановление базовой функции государства: контроля за пространством и людьми внутри него. Переход от численного приёма к отбору по критериям — это разворот от демографической инерции к политической субъектности.

Анклавная модель себя исчерпала. Там, где мигрант не проходит культурную и правовую верификацию, он не становится частью страны — он формирует параллельную зону. Именно поэтому фильтрация, адаптация и персональная ответственность теперь выводятся в главный контур.

В этой логике «жёсткость» — не репрессия, а инструмент зрелости. Государство, которое само устанавливает пороги допуска и диктует формат интеграции, возвращает себе право на управляемость. И здесь миграционная политика становится продолжением безопасности — не на границе, а внутри системы.

До 30 сентября будут уволены все зарубежные сотрудники USAID. Ликвидация зарубежных представительств USAID — не просто бюрократическое решение, а манифест новой политической воли администрации Трампа. Смысл — в демонтаже одного из ключевых инструментариев глобалистов. Своим указом госсекретарь Марко Рубио фактически закрывает эру «экспортной демократии» через гранты, НКО и сетевые структуры влияния. USAID — это не просто донорская организация, это инфраструктура глобального присутствия Вашингтона в чужих повестках.

Блокировка зарубежного финансирования — шаг в пользу «внутреннего суверенитета», как его понимает трампистский лагерь. Это удар по самой ткани международных сетей, живущих за счет внешней подпитки: от эмигрантских СМИ до правозащитных инициатив.

Ликвидации USAID показывает, как Трамп не просто разрывает с наследием Обамы и Клинтонов, но и закладывает основы новой модели глобального присутствия США. Вместо гуманитарного прикрытия и «продвижения демократии» — прямая проекция силы через дипкорпус и спецслужбы.

К сентябрю 2025 года многие грантовые структуры в Восточной Европе, Закавказье и Центральной Азии столкнутся с катастрофически последствиями системного кризиса. Многие проекты, не встроившиеся в рынок, обречены на маргинализацию.

Вероятно, что к 2026 году останутся только те структуры, которые смогут встроиться в модели ЕС или трансформироваться в квазигосударственные. Остальные — сольются, либо будут интегрированы крупными игроками. Особенно тяжело придется командам второго и третьего эшелона: аналитикам, редакторам, менеджерам, которые потеряют кормовую базу и столкнутся с необходимостью реинтеграции.

Израиль запустил фазу психологического давления на Иран — через управляемую «утечку» в издании Ynet, в которой представлены три сценария удара по ядерной инфраструктуре ИРИ. Формально — аналитический обзор, фактически — демонстративный акт запугивания, направленный как на Тегеран, так и на Вашингтон. Медийная рамка создаёт иллюзию «неизбежности» военного сценария и разогревает общественное мнение внутри Израиля, придавая политическому курсу правительства черты защитной неизбежности.

Сценарии эскалации (форсайт 2025–2026):

Одиночный удар Израиля без участия США
– Максимально рискованный сценарий: без внешней разведподдержки и логистики возрастает вероятность провала;
– Ответ Ирана включает массированный обстрел, действия прокси и угрозу регионального конфликта;
– Израиль получает эффект краткосрочной мобилизации, но с долгосрочными стратегическими издержками.

Координированная, но формально односторонняя операция с прикрытием США
– Вашингтон предоставляет разведданные, маршруты и элементы ПВО, оставаясь вне прямого конфликта;
– Израиль наносит удар, США ограничиваются дипломатической поддержкой;
– Эскалация локализуется, но напряжение сохраняется, давление на Иран переходит в экономико-дипломатическую плоскость.

Полномасштабная коалиционная атака с участием США и ряда союзников
– Самый эффективный, но маловероятный сценарий: требует широкой политической поддержки, которой сейчас нет;
– Коалиция (США, Британия, Франция, Греция) наносит удары по Ирану с нескольких направлений;
– Реакция ИРИ — фронтальная, включая атаки на базы США в регионе и угрозу Ормузскому проливу.

Эта публикация — не военная стратегия, а инструмент давления и провокации. Она оформляет желание израильских элит втянуть США в большую игру, в которой ультраортодоксы пытаются зацементировать власть через перманентную угрозу. И чем слабее готовность Белого дома к прямому вмешательству, тем громче будут такие утечки как форма стратегического шантажа.

Программы льготной ипотеки стали одним из самых масштабных инструментов социальной поддержки последних лет. Они действительно сыграли свою роль в стабилизации строительной отрасли, поддержке занятости и расширении возможностей для приобретения жилья молодыми семьями. Но по мере того, как демографическая ситуация выходит на новый уровень напряжения, становится очевидным: текущий формат ипотечного стимулирования требует перенастройки. Государственная политика задала импульс — теперь важно встроить его в долгосрочную стратегию пространственного и семейного развития.

Проблема не в самой ипотеке, а в том, какие механизмы она активирует. Если дешёвый кредит приводит к росту цен и долговой нагрузки, это не значит, что инструмент ошибочен — это значит, что нужно сопровождать его комплексными мерами: контролем за ценообразованием, поддержкой малоэтажной застройки, развитием инфраструктуры в новых кварталах и особенно в регионах. Важно, чтобы льготные ипотечные пакеты действительно работали на семьи с детьми, а не уходили в формат спекуляции.

Сегодня у России есть шанс перейти от точечной финансовой поддержки к интегральной демографической политике, в которой ипотека будет не отдельной субсидией, а частью единой среды принятия решений в пользу семьи. Это требует политической воли, гибкости и межведомственной координации. Но главное — это уже не старт с нуля. База создана. Важно не отказаться, а трансформировать механизм, сохранив доверие граждан и усилив эффект за счёт социального и территориального баланса.

https://www.tg-me.com/politkremlin/34758

Публикации Financial Times о российской экономике демонстрируют устойчивую когнитивную ловушку — оценку новых экономических моделей через параметры предыдущей глобализации. В этой оптике любое отклонение от западного стандарта трактуется как «временное», «репрессивное» или «неустойчивое».

Однако с 2022 года Россия вышла за пределы прежнего парадигмального контракта: участие в мировой экономике в обмен на зависимость от внешних поставок, капитала и брендов. Ушедшие компании не были просто операторами — они выполняли функцию архитекторов нормативного пространства. Их уход открыл не только рыночные ниши, но и возможность перестраивать саму рамку управления экономикой.

В этом контексте «импортозамещение» — не про копирование западных решений, а про отказ от прежней архитектуры лояльности через экономическую встроенность. Возвращение иностранных брендов в будущем, даже если оно состоится, уже не будет означать возвращения прежнего порядка. Рынок работает, но правила игры изменились.

Что западные обозреватели называют «лоббизмом» и «спекуляцией» — в реальности есть признаки формирования автономной модели накопления, адаптированной к новой геоэкономической среде. Важен не брендинг, а способность системы производить, распределять и контролировать критические ресурсы без внешней зависимости.

Запад продолжает смотреть на Россию через призму глобализации, которая уже не существует. Это и есть стратегическая ошибка.

Возвращение ИГИЛ: попытка использовать геополитический вакуум

Информация о попытке Исламского государства реанимировать инфраструктуру в Сирии и Ираке свидетельствует не столько о силе самой группировки, сколько об ослаблении внешнего контроля и управляемости регионов. По данным из более чем 20 источников — от служб безопасности до политиков — ИГИЛ разворачивает базовые механизмы для формирования боевых ячеек: мобилизация, логистика, пропаганда и координация.

Характерно, что всплеск активности происходит на фоне структурной турбулентности:

– в Ираке сохраняется институциональный кризис, усиленный коррупцией и фрагментацией шиитского блока;
– в Сирии дестабилизация усиливается на фоне де-факто утраты централизованного контроля на востоке страны и снижения международного военного присутствия;
– США продолжают стратегический отвод внимания с Ближнего Востока, сосредотачиваясь на Китае и внутренних конфликтах.

Таким образом, ИГИЛ не создает фронт — она заполняет пустоту.

Форсайт-прогноз (2025–2027):

1. Локализованный партизанский контур
– ИГИЛ фокусируется на небольших очагах активности — рейды, диверсии, захват тактических объектов в провинциях Дейр-эз-Зор, Ниневия и Анбар.
– Цель — не территориальный контроль, а подрыв легитимности властей и демонстрация живучести.
– Угроза нарастает для гуманитарных миссий, критической инфраструктуры и нестабильных приграничных районов.

2. Прокси-эскалация на фоне шиитско-суннитского напряжения
– ИГИЛ может использовать обострение между проиранскими формированиями и суннитскими кланами, позиционируя себя как «альтернативную силу порядка».
– Возможен рост поддержки со стороны недовольных локальных элит и трансграничных джихадистских сетей.
– Прямая угроза стабильности Ирака и удары по символическим и политическим объектам.

3. Внешний экспорт угрозы через афилированные структуры
– Активизация филиалов в Сахеле, Афганистане, Йемене, где ИГИЛ уже действует как трансрегиональная структура.
– Цель — размывание границ конфликта и вовлечение новых внешних игроков через теракты и нападения вне Ближнего Востока.
– Давление на ЕС и соседние страны через миграционные волны, террористические риски и киберпропаганду.

Израиль — Иран: война перешла в открытую фазу

Израиль начал полномасштабную операцию против Ирана, уничтожив ядерные и ракетные объекты, а также убив ключевых генералов и учёных. В ответ Иран запустил более 800 дронов, пообещал «жуткое возмездие» и предоставил армии полную свободу действий. В Израиле введено ЧП и началась мобилизация десятков тысяч резервистов. США пытаются дистанцироваться, заявляя, что не участвовали в атаке.

Это не размен ударами — это точка невозврата.

Форсайт-прогноз (июнь — ноябрь 2025):

1. Долгосрочная фаза прямого конфликта
— Израиль не сможет быстро добиться стратегического успеха;
— Иран задействует весь арсенал прокси-структур и усилит давление по линии ХАМАС и йеменских хуситов;
— Военные действия перерастут в дугу нестабильности от Леванта до Ормузского пролива.

2. Глобальные экономические последствия
— Рост цен на нефть и газ, перебои поставок в ЕС и Азию, спекулятивные скачки на рынках;
— Удар по мировой логистике, особенно через Персидский залив и Красное море;
— Фокус инвесторов сместится в зоны «экономической тишины» — усиливается турбулентность в долларовой и сырьевой корзине.

3. Отвлечение внимания от Украины и снижение приоритетов Восточной Европы
— США втягиваются в ближневосточную воронку, уменьшая политическую и военную вовлеченность в конфликт на Украине;
— Европа переориентируется на вопросы беженцев, энергетической безопасности и ближневосточного террора;
— Зеленский теряет информационную инициативу: медиа и дипломатия переключаются на Иран.

Начинается новый затяжной конфликт с элементами тотальной войны. Любые попытки остановить эскалацию — будут временными. Это геополитическая перезагрузка, в которой Украина отходит на второй план, а Ближний Восток снова становится эпицентром глобального мирового передела.

Иран после удара: три дороги в сторону утраты субъектности

Израильская операция по уничтожению ядерной и ракетной инфраструктуры Ирана нанесла не только военный, но и символический удар: ликвидация высших офицеров и ключевых учёных, разрушение оборонной логистики и стратегических объектов превратили Тегеран из актора в объект игры. Реакция Ирана — пока лишь поток риторики и дронов, без стратегического эффекта.

Иран теперь стоит перед тремя сценариями — и ни один из них не возвратит статус-кво.

1. Симметричный ответ и затяжная война
Попытка нанести сопоставимый ущерб Израилю — маловероятна. Система ПВО работает, армия мобилизована, инфраструктура защищена. В этом сценарии Иран просто втягивается в изнуряющий конфликт, в котором будет терять по периметру — от Ливана до Ормузского пролива.

2. Ядерный триггер
Слухи о возможном ответе с использованием тактического ЯО — политический блеф или отчаяние. После разрушения критических объектов, включая ядерные центры и ракетные шахты, техническая возможность такого ответа под вопросом. Его реализация может привести не к победе, а к стиранию Ирана как государства.

3. Геополитическая эрозия
Наиболее реалистичный сценарий: Иран превращается в региональный каркас без реального суверенитета. Лишённый стратегической инфраструктуры, дискредитированный в глазах шиитского мира, уязвимый для изоляции и санкций. Ось «Персия–КСИР» теряет управляемость.

На фоне удара цены на нефть резко выросли, что дало позитивную динамику по бумагам российского нефтегаза (+2–5%). Однако рост неустойчив — в случае региональной войны возможны как скачки выше $100, так и обратные коррекции на фоне манипуляций хедж-фондов. Российская экономика выигрывает краткосрочно, но системно — усиливается давление на логистику и финансы.

Поражение Ирана в этой фазе — не только военное. Это коллапс модели регионального лидерства, крушение образа недоступной «персидской стены» и старт реорганизации Ближнего Востока. Шахматная доска сдвинута — фигуры теряют значение, а сценарий диктует не дипломатия, а система ПВО и количество летающих дронов.

Россия продолжает сталкиваться с критической проблемой, которую, несмотря на все заявления и инициативы, не удаётся решить — это отсутствие эффективной и доступной инфраструктуры для детского отдыха и социализации. Заявление Вячеслава Володина о необходимости улучшения системы дополнительного образования для школьников и создания возможностей для бесплатных спортивных секций и летних лагерей только подчеркивает серьёзность ситуации.

В стране существует около двух тысяч летних лагерей, но этого явно недостаточно для того, чтобы удовлетворить потребности всех детей. Более того, большая часть этих лагерей находится в частных руках, и зачастую они не соответствуют государственным стандартам и не интегрированы в общую образовательную и воспитательную систему. Это не просто недостаток инфраструктуры, это проблема отсутствия долгосрочной стратегии в создании здоровой социальной среды для подрастающего поколения. Летний отдых для детей стал товаром, а не процессом социализации. Это серьёзная проблема для общества, где воспитывается новое поколение, которое, возможно, не получит те ценности и навыки, которые могло бы получить в полноценной воспитательной среде.

Иран и Израиль: геополитика без финала

Израильская кампания против Ирана вошла в фазу затяжного давления, где приоритет — не победа, а изнурение. Воздушные удары, ликвидации, психологическое давление и информационные вбросы — всё направлено на подрыв доверия к иранскому руководству и размывание его легитимности.

Тегеран, несмотря на громкие заявления, пока ограничивается точечными ответами через прокси и угрозами. Прямой симметричный удар по Израилю может втянуть в конфликт США, чего руководство ИРИ стремится избежать. Но принять израильский ультиматум — то же самое, что объявить о капитуляции, а на это Иран пойти не может. Вариантов не так много, и каждый несёт системные риски.

Форсайт (июнь – декабрь 2025):

Затяжной конфликт малой интенсивности (базовый сценарий)
– Израиль продолжает точечные удары и диверсии;
– Иран отвечает через прокси, Ормуз и риторику;
– Кризис репутации режима аятолл, но без его обрушения.

Сделка под давлением (вероятность снижена)
– Тегеран соглашается на частичные уступки ради прекращения атак;
– США формируют промежуточный переговорный формат.


Дестабилизация Ирана (кризисный сценарий)
– Рост внутренних протестов, возможный элитный раскол;
– Попытка перекрыть Ормуз — шаг отчаяния с риском втягивания США;
– Региональная волна шиитской радикализации и удары по диппредставительствам.

Эскалация через удары по американским базам
– Иран наносит удары по военным объектам США на Ближнем Востоке;
– США вовлекаются в прямой конфликт, политически подрывая администрацию Трампа;
– Конфликт выходит за рамки двустороннего и приобретает глобальный характер.

Ядерный ультиматум
– Иран ускоряет создание ядерного оружия и проводит его испытание;
– Тегеран выдвигает ультиматум Израилю и США, усиливая риски глобального конфликта;
– Угроза ядерной эскалации становится инструментом давления на всех внешних акторов.

Прокси-эскалация и дипломатическое наступление
– Удары по дипломатическим миссиям Израиля и союзников;
– Атаки через шиитские сети в Ираке и Йемене;
– Попытка Ирана создать дипломатическую коалицию давления против Израиля через ООН и саммиты БРИКС.

Военного решения нет. Это не блицкриг, а управляемое истощение. Ближний Восток превращается в арену прокси-войны нового поколения.

Феномен протестной эскалации в Лос-Анджелесе используется либеральными медиа не как тревожный сигнал, а как историческое окно возможностей. За кажущейся солидарностью с «гражданскими активистами» скрывается политическая ставка: кризис должен не просто дестабилизировать систему, а ударить персонально по президенту. В публичной риторике — забота о правах, в скрытом расчёте — надежда на ослабление или смещение Трампа.

Конфигурация протестов всё меньше напоминает социальный взрыв и всё больше — управляемую перетяжку легитимности. Медиа не просто сопровождают события — они формируют для них нарратив «справедливого сопротивления», в котором федеральная власть по определению неправомочна. Это не критика, это делегитимация — системная, последовательная, с прицелом на восстановление контроля над США глобалистами через смену фигуры главы Белого Дома.

Сценарии развития конфликта на Украине с учетом войны Израиля и Ирана

Геополитическая обстановка продолжает оставаться нестабильной, и война Израиля и Ирана оказывает влияние на развитие конфликта на Украине. Рассмотрим ключевые возможные сценарии и их влияние на ситуацию:

Сценарий 1:

Позиционное преимущество России через "военный перегруз" США
Запад перегружен поддержкой Израиля, что создает возможность для России усилить давление на Украину, оставаясь при этом в переговорной повестке.
Активизация ударов по инфраструктуре Украины с целью дестабилизации.
Сокращение поставок оружия в Украину — Запад вынужден перераспределять ресурсы в поддержку Израиля.

Сценарий 2:

"Гуманитарное окно" и замораживание конфликта
Россия через «стамбульский трек» и формат «глобальной перезагрузки» предлагает вариант разрешения конфликта, когда Запад начнет искать пути деэскалации из-за усталости от двух войн.
Условное перемирие с сохранением контроля России над текущими территориями.
Закулисные переговоры России и США — создание связки между Украиной, Ближним Востоком и Китаем для достижения компромисса.

Сценарий 3:

Эскалация по "двум фронтам" и новый глобальный конфликт
Параллельная эскалация на Ближнем Востоке и в Украине провоцирует глобальную конфронтацию, что может привести к новой «холодной войне 2.0».
Конфликты сливаются в один фронт Запад против Антизапада (Россия, Иран, частично Китай).
Увеличение военного производства в США и НАТО.
Россия усиливает наступление, чтобы воспользоваться расколом внимания Запада.

Прогноз:

С большой вероятностью, в ближайшие 12–18 месяцев Украина будет терять дополнительные территории, в том числе в Днепропетровской области и других стратегически важных регионах. Эти потери усилят внутреннее давление в Киеве, где в конечном итоге придется искать компромиссные решения, чтобы избежать дальнейших территориальных утрат. Запад, переживая внутренние политические кризисы и столкнувшись с растущим числом вызовов, скорее всего, будет склоняться к менее агрессивной политике по отношению к России, что откроет возможности для России по укреплению своих позиций как на поле боя, так и в рамках переговоров.

США, уставшие от двух фронтов, могут в какой-то момент начать склоняться к поиску мирных решений. Это приведет к переговорам, где Россия может настаивать на закреплении своих территориальных завоеваний в обмен на определенные дипломатические уступки.

Риски эскалации на два фронта, как в Украине, так и в регионе Ближнего Востока, остаются средней вероятностью, особенно, если обе стороны будут склоняться к еще большей непримиримости. В таком случае мы можем стать свидетелями расширения конфликта, что приведет к еще большей глобальной нестабильности. Западные страны, под давлением внутренней политической усталости и экономического кризиса, будут вынуждены адаптировать свои позиции, возможно, с оглядкой на более прагматичный взгляд на роль России в мировой политике.

США отказываются снижать потолок цены на российскую нефть — это не просто сопротивление, а сигнал стратегической линии Вашингтона. Том Зелен: США хотят сохранить рычаг, который не только экономически давит, но и геополитически мобилизует.

Параллельно Пушков напомнил про силовые риски возле стратегических проливов. Если Иран или хуситы усилят давление, цена нефти может взлететь выше 110 $. Это превращает западную инициативу в идею управления ценой в декорацию, когда реальная угроза задаёт тренд.

Вероятно для Европы с практической точки зрения было бы эффективно продолжить диверсификацию энергосистемы и укреплять национальные энергетические резервы. Без перенаправления курса и резерва прочности санкции будут бить по собственным экономическим интересам Евросоюза.

Следующая фаза санкционного противостояния может перенестись в зону проливов. В этом сценарии европейские страны вынуждены будут искать реальные, а не риторические решения для стабилизации рынка. Если же политика будет подченина глобалистской повестки, то это серьёзно ударит по экономике стран Европы.

Иранское заявление о возможности закрытия Ормузского пролива — это стратегическая демонстрация силы, направленная как на внешний, так и на внутренний аудитории. На фоне военной кампании Израиля и растущего политического давления, Тегеран приближается к рубежу, за которым — точка необратимого конфликта с мировыми державами. Ормуз — не просто узкое место для танкеров. Это — артерия мировой энергетики: через неё ежедневно проходит до 20% глобального экспорта нефти и треть всего сжиженного природного газа.

Угроза перекрытия пролива — это не просто риторика. Это политико-экономический шантаж, рассчитанный на три аудитории: Вашингтон, который пытается держать дистанцию от прямого конфликта; Эр-Рияд и Доху, для которых удар по поставкам — удар по бюджету; и мировые рынки, особенно европейские и азиатские, зависящие от стабильности в регионе.

Сценарий перекрытия Ормуза будет представлять собой эскалационную спираль. Начаться он может с прокси-действий — атаки на коммерческие суда, подрывы танкеров или "необъяснимые инциденты". Далее — размещение морских мин, действия ВМС Ирана и объявление "зоны риска" с ограничением прохода. Даже при отсутствии полной блокады, одних угроз будет достаточно для скачка цен на нефть до $150–200 за баррель и спровоцирует глобальный энергетический кризис. В ответ США и их союзники могут развернуть военную операцию по обеспечению свободы судоходства.

Форсайт на июнь – декабрь 2025 года:

Гибридное перекрытие
– Иран создаёт условия для неопределённости: инциденты на танкерах, радиопомехи, атаки дронов.
– Резкий рост страховых тарифов, логистическая паника, переброска ВМС США и Великобритании в зону Ормуза.
– Страны Персидского залива выступают с инициативой по региональному регулированию ситуации, но без успеха.

Частичное перекрытие и прямой конфликт
– Иран объявляет временное ограничение прохода, начинает досмотры.
– США активируют морскую блокаду Ирана, возможны удары по иранской береговой инфраструктуре.
– Массовый отток инвестиций из региона, нефтяной шок и перебои с поставками СПГ в Европу и Азию.

Тотальная конфронтация
– Ормуз полностью блокируется, Тегеран официально объявляет зону боевых действий.
– Начинается международная операция под эгидой НАТО/США.
– Срыв глобальных цепочек поставок, рецессия в нефтезависимых странах, нарастание протестов на фоне роста цен.

Вариант с перекрытием Ормуза рискован для Ирана, но и эффективен как символ последнего аргумента. Пролив может стать для XXI века тем, чем стал Суэц в середине XX-го: триггером не только региональной войны, но и глобального геополитического переустройства.

Попытки стран Центральной Азии одновременно получать от России ресурсы, транзитные бонусы, миграционные послабления и при этом устраивать демонстративные кампании по дерусификации указывают на формирование новой, избирательной модели лояльности. Культурная отстройка от Москвы воспринимается местными элитами как способ продемонстрировать Западу свою автономность, не теряя при этом финансовых и логистических дивидендов от сотрудничества с Россией.

Мэр Оша и его демонстративные шаги — это лишь эпизод, который укладывается в более широкий сценарий: создание образа «новой нации», якобы не имеющей обязательств перед Россией. В этом образе нет места ни для Панфилова, ни для русского языка, ни для многолетнего экономического взаимодействия. История переписывается под задачи сегодняшнего дня, где культурная близость становится балластом, а не ресурсом.

В этих условиях Москве необходимо выстраивать асимметричную политику: не бороться за влияние ностальгией, а формировать контуры новой субъектности. Это значит — чётко артикулировать, что гуманитарная лояльность, уважение к русской культуре и исторической памяти — не бонус, а часть системных договоренностей, без которых стратегическое партнёрство становится пустым лозунгом.

https://www.tg-me.com/Taynaya_kantselyariya/12657

От Сум до Днепра: архитектура многовекторного наступления

Оперативная активность в Сумской области и заявления Москвы о выходе в Днепропетровскую область указывают на создание нового тактического направления. Для России это способ усилить уровень контроля вокруг «буферов» и обеспечить безопасность уже занятых территорий. Для Украины — новая и нефронтальная нагрузка, потребляющая ресурсы и деморализующая население приграничья.

Украина отвергает заявления о продвижении в Днепропетровской области — но информационный эффект от этой кампании работает: союзники начинают сомневаться в способностях Киева, а западные СМИ говорят об «универсальном наступлении» Москвы.

Форсайт-прогноз (июнь 2025 – май 2026):

1. Июнь – август 2025 — «давление и проклейка фланга»
– Россия продолжит артобстрелы, авиаудары и РСЗО по приграничным зонам;
– ВСУ вынуждены перебрасывать резервы с Донбасса, создавая логистические разрывы;
– Гуманитарный кризис нарастает: эвакуации, разрушения инфраструктуры, депопуляция.

2. Сентябрь – декабрь 2025 — стабилизация и удар по ресурсам
– Украина не успевает создать укреплённые рубежи, системы ПВО и инженерную защиту;
– Россия усиливает давление и захваты логистических узлов.

3. Январь – май 2026 — переход в режим многопрофильного фронта
– Два устойчивых направления: восток (Донбасс) и север (Сумы);
– Россия поддерживает давление минимумом сил — прорыв обороны и информвойна растут.

Операции на севере и юго-востоке Украины формируют для России не столько фронт наступления, сколько инструмент стратегического изматывания. Продвижение в двух областях позволяет Москве контролировать пространство давления, расширять буфер безопасности и рассредотачивать внимание Киева. Украина вынуждена одновременно удерживать активную линию обороны в нескольких областях и готовить резервные эшелоны, что усиливает нарастающий дефицит людских и логистических ресурсов. В этом контексте северное направление становится рычагом политико-военного истощения, в котором Россия диктует темп, а Украина — пытается реагировать.

«Тайная Канцелярия» как зеркало идеологического мифа Кремля.

Проекты вроде «Тайной Канцелярии» сегодня занимают особое место в смысловом ландшафте России. Это не просто телеграм-канал — это фабрика идей, формирующая образ будущего через призму геополитической драматургии. Их тексты всё чаще напоминают политико-философские манифесты, насыщенные историческими аллюзиями, метафорами и концепциями, которые призваны легитимировать роль России как якоря в условиях мировой турбулентности.
Но за эффектной риторикой нередко скрывается не анализ, а информационный гипноз — жёсткая схема, где место сомнению, открытости и многосторонности оказывается заранее вычеркнуто. Это уже не просто попытка объяснить реальность, а стремление задать её форму — через архитектуру страха, героизма и мобилизации.

Мы решили проанализировать их смыслы, текст представляет собой цельный политико-идеологический манифест, в котором через систему концептов, метафор и исторических аналогий обосновывается особая роль России в условиях глобальной турбулентности. Ключевые смысловые линии – критика прежнего глобализма и утверждение нового многополярного порядка – переплетены с конкретикой актуальных кризисов (Ближний Восток, Украина) и подняты на уровень больших идей. Автор рисует мир, где старые правила разрушены, но Россия, опираясь на суверенитет и поддержку «глубинного народа», способна не только выжить, но и придать этому миру новые смыслы.
Метафоры вроде «ядерного полумесяца» и «священной крепости» делают изложение образным и эмоционально насыщенным, подчёркивая масштабы угроз и решимость сопротивления им. Исторические параллели (Карибский кризис и др.) встраивают текущие события в эпическую историческую канву, легитимируя стратегию России и предупреждая о ценности компромисса на грани войны. В то же время, скрытая риторика текста превращает аналитический на первый взгляд обзор в призыв к консолидации: читателя фактически убеждают принять идею вечной борьбы и мобилизации во имя высшей цели, как неотъемлемой части национальной судьбы.
В итоге, данный манифест выступает своего рода идеологическим картографом современности, где обозначены новые фронты и роли. Россия на этой карте центр притяжения и силы, «священная крепость» порядка в океане хаоса, противостоящая чуждым глобалистским штормам. Подобная структура аргументации служит одновременно внутренней пропаганде (укреплению веры граждан в избранный курс) и внешнему посланию: мир вступает в новую эру, и место России в ней – в авангарде истории. Такой вывод, насыщенный скрытым пафосом и символизмом, полностью соответствует духу политико-идеологических манифестов, обращённых не столько к разуму, сколько к вере аудитории в особую миссию своей страны.

https://www.tg-me.com/Taynaya_kantselyariya/12662