#Анализ

Майский рост экспорта редкоземельных металлов из Китая на 23% — это не просто торговая динамика, а стратегический сигнал. На фоне сохраняющегося геоэкономического противостояния с США, Пекин демонстрирует гибкость в управлении своими критическими ресурсами. Хотя общий уровень поставок всё ещё ниже прошлогоднего, сам факт наращивания экспорта может свидетельствовать о пробном манёвре в преддверии ключевых переговоров — попытке перезапустить каналы влияния через экономику, а не санкции.

Редкоземельные металлы — основа глобальной технологической цепочки: от оборонки до «зелёной» энергетики. И КНР, контролирующая до 70% их производства и переработки, традиционно использует это преимущество как рычаг внешнеполитического давления. Увеличение экспорта в мае следует рассматривать как часть стратегического торга — Пекин даёт понять: смягчение ограничений возможно, но не бесплатно.

Предстоящая встреча в Лондоне приобретает особую значимость. Для США это возможность добиться доступа к ключевым компонентам высоких технологий без эскалации тарифной войны. Для Китая — шанс продемонстрировать конструктивность, сохранив контроль над критическим ресурсом и одновременно добиться уступок в других секторах. Таким образом, редкоземельные становятся не просто темой встречи, а центром экономической дипломатии будущего.

#Авторынок #Импорт

Ценовой разрыв между иномарками и автомобилями отечественного производства становится все более системным. Согласно последним данным, темпы роста цен на иностранные авто опережают динамику цен на Lada в 1,5 раза. Причины лежат не только в логистике и курсовой волатильности: ключевым фактором становится геополитическая переоценка стоимости доступа к импортным технологиям.

Это формирует структурную инфляцию в сегменте внешних поставок, превращая иномарки в маркер ограниченного доступа, а не универсального потребительского выбора. Напротив, отечественный автопром, опираясь на расширенные меры господдержки, локализацию узлов и синергию с азиатскими партнерами, удерживает ценовую предсказуемость и начинает восприниматься как платформа для формирования нового потребительского стандарта.

В перспективе — это больше, чем конкуренция за рынок. Это трансформация модели потребления: импортный автомобиль — инструмент престижа и исключения, локальный — признак функциональной рациональности и перехода к более устойчивой экономике. В таких условиях реиндустриализация автопрома становится не просто задачей, а точкой опоры экономической стратегии России.

#Инсайд

Индекс биткоина от Мосбиржи — первый слой цифрового покрытия контрактов на сырьё

С 10 июня Мосбиржа начинает публикацию индекса биткоина — шаг, который многие восприняли как репутационный жест. Однако, по информации источника, близкого к внешнеторговому блоку правительства, за этим стоит необходимость адаптировать инфраструктуру к новому формату расчётов, который уже обсуждается с рядом крупных экспортёров и финансовых посредников в ОАЭ и Восточной Азии.

Инициаторами запуска стали экспортные группы в сырьевом и энергетическом секторах, заинтересованные в формировании альтернативной цифровой привязки для будущих поставок. В частности, речь идёт о тестировании схем, при которых опорным ориентиром выступает индекс BTC/USDT, отражающий мультивалютную ликвидность вне зависимости от западных расчётных систем.

Формально — это просто индекс. По факту — блок в новой архитектуре цифровых трансграничных расчётов, где криптоактивы выступают не как спекулятивные инструменты, а как «клиринговые прокси» для контрактов в товарах и логистике. Готовятся схемы, в которых биткоин становится частью механизма хеджирования и расчёта — с возможным зеркалированием в цифровом рубле или юане.

Этот механизм особенно важен в условиях готовящегося выхода части контрактов из-под доллара и евро. В Кремле делают ставку на то, что цифровая инфраструктура должна быть готова до того, как наступит политическое окно возможностей.

Россия не признаёт криптовалюту платёжным средством, но готовит её как инструмент нового внешнеэкономического суверенитета. Индекс — лишь интерфейс, за которым запускается новая логика расчётов.

#Агропродукция

Мировые цены на продовольствие в мае продемонстрировали коррекцию после многомесячного роста: индекс ФАО снизился на 0,8%, чему способствовало сезонное удешевление зерна, масел и сахара. Но за кажущейся стабильностью скрываются структурные сдвиги, которые важно учитывать в национальной стратегии продовольственной и экспортной политики.

Цены на растительные масла просели вслед за расширением производства в Юго-Восточной Азией, спрос на подсолнечник снижается. Сахар теряет позиции уже третий месяц подряд — эффект торговых войн США и глобального охлаждения спроса в индустриальных кластерах. А зерновые под давлением из-за хорошей погоды и ожиданий рекордного урожая в США.

Для России это двойственный сигнал: с одной стороны, растущие запасы и усиление конкуренции на внешних рынках могут ограничить экспортную маржу. С другой — создаются условия для удешевления внутренней продовольственной корзины и опережающего насыщения аграрного сектора ресурсами. Учитывая прогноз по росту мирового производства зерна в следующем сезоне, уже сейчас стоит переосмыслить логистические и торговые приоритеты.

В краткосрочной перспективе — стабилизация цен, в долгосрочной — необходимость технологического апгрейда и углубления переработки как способа повышения добавленной стоимости.

Возвращение Японии к закупке российской нефти — это не просто логистический эпизод, а маркер растущего расслоения в глобальной санкционной архитектуре. Сделка Taiyo Oil, даже если и оформляется как исключение, свидетельствует об изменении ключевого приоритета: от политической лояльности — к энергетической рациональности.

С экономической точки зрения это означает следующее:

Гибкость Востока усиливается. Страны Азии всё более чётко выстраивают баланс между международными обязательствами и внутренней энергетической безопасностью. Потребность в надёжных поставках начинает доминировать над риторикой санкционного давления.

Российская нефть сохраняет конкурентные преимущества. Даже в условиях логистических и политических барьеров, предложения по цене и стабильности остаются привлекательными — особенно на фоне глобальной волатильности рынков энергоносителей.

Формируется новая энергетическая география. Если подобные кейсы получат продолжение — мы увидим постепенное восстановление российской доли на «вторичном» рынке: не в декларациях, а через параллельные каналы и посреднические схемы.

Остро обозначившийся отток студентов в мегаполисы — это не просто вопрос образовательной миграции, а индикатор разрыва в системе регионального воспроизводства человеческого капитала. Там, где молодёжь массово покидает свои города ради Москвы, Санкт-Петербурга или Казани, рано или поздно формируется кадровая воронка: экономика работает, но специалистов нет. Причём речь идёт не о высоких технологиях, а о базовых отраслях — медицине, инженерии, сельском хозяйстве, образовании.

Региональные экономики теряют не только «головы», но и энергию развития. Кадровый голод тормозит инвестиции, а отсутствие квалифицированных управленцев и рабочих рук мешает модернизации производства и социальной сферы. Даже при наличии финансирования, многие программы инфраструктурного обновления или импортозамещения буксуют именно из-за дефицита специалистов на местах.

Решение — в целевой модернизации региональных вузов, создании экономических кластеров с гарантированным трудоустройством и развитии локальных «точек притяжения» — от науки до аграрных технологий. Только так можно удержать людей не уезжать, а развивать свою территорию.

#Энергетика

На фоне усложнившегося инвестиционного климата и высоких процентных ставок в РФ, энергетический сектор находит гибкие формы финансирования новых инфраструктурных проектов. Один из них — механизм авансовых платежей за мощность (CWIP), предполагающий, что крупные потребители электроэнергии могут частично финансировать строительство новых ТЭС до их ввода в эксплуатацию. Это снижает потребность в дорогом проектном кредитовании и ускоряет запуск новых объектов.

Идея выглядит не как экстренная мера, а как системный ответ на макроэкономические вызовы. Россия, не полагаясь на западное фондирование, фактически активирует внутренние резервы капитала — через корпоративный сектор, инфраструктурные бюджеты и адресные расчётные модели. При правильной настройке регуляторики и прозрачности отчетности, CWIP может снизить совокупную стоимость мощности для потребителя и простимулировать локализацию в машиностроении.

Ключевой вопрос — контроль исполнения. Если привязать авансовые платежи к соблюдению графиков и качеству строительства, такой подход создаст синергию между промышленными потребителями, банками и генерацией. В условиях геоэкономического давления это движение к суверенному и прагматичному энергомодернизационному циклу.

Инициатива о введении прогрессивной шкалы пособий на детей отражает очевидную попытку перейти от универсальной модели поддержки к более адресной стимуляции многодетных семей. В условиях демографического спада и ухудшающегося возрастного профиля населения России, подобный шаг может стать значимым с точки зрения макроэкономической устойчивости — через поддержку трудового потенциала на долгосрочном горизонте.

Однако с экономической точки зрения ключевой вопрос — не в размере выплат, а в системности воздействия. Увеличение пособий без сопутствующего улучшения инфраструктуры, рынка жилья и региональных условий труда не приведёт к устойчивому приросту рождаемости. Это создаст нагрузку на бюджет (особенно при росте доли получателей 3–4+ категории), но без мультипликативного эффекта для экономики.

В долгосрочной перспективе мера может быть эффективна лишь как часть более широкой программы «демографического пакета»: налоговых льгот, поддержки занятости родителей, программ переобучения и модернизации региональных вузов. Без этого риск её воспринимать как популистскую инициативу с ограниченным эффектом — сохраняется.

#Рынок_труда

В российской экономике продолжает углубляться структурный разрыв между регионами с избытком рабочей силы и зонами её острого дефицита. Согласно свежим данным исследования «Эйлера», в Амурской области на одного безработного приходится 12 вакансий, в ЯНАО и ЕАО — около пяти. На другом полюсе — Ингушетия, где на 1000 человек — 128 безработных, но практически нет спроса на труд.

Формально, эта диспропорция выглядит как вопрос логистики — но на деле речь идёт о системной несогласованности развития. Восточные регионы демонстрируют инвестиционную активность, но не в состоянии обеспечить миграционный приток. Южные — сохраняют трудовой потенциал, но лишены индустриальных точек притяжения. Между этими территориями не налажен трудовой обмен, нет стимулов к ротации, отсутствует инфраструктура миграционного сопровождения.

Спрос на труд концентрируется в зонах капиталоёмкой добычи и логистики, где производительность труда высока и зарплаты кратно выше среднего. Если Россия заинтересована в устойчивом росте, без создания механизмов управления мобильностью рабочей силы дефицит кадров станет ограничением масштабов модернизации.

#Цифровизация

Биометрическая идентификация переходит в фазу масштабного внедрения в потребительскую и платёжную инфраструктуру. По данным Центра биометрических технологий, на конец 2024 года почти 3 млн россиян зарегистрировались в Единой биометрической системе, причём около 80% — в течение последнего года. Это указывает на ускорение цифровой адаптации населения к новым форматам финансового взаимодействия.

Объём покупок по биометрическим каналам составил 21,6 млрд рублей за 2024 год, что пока сопоставимо лишь с долями рынка раннего этапа. Однако в первом квартале 2025 года только в Москве, по данным «Сбера», с помощью сервиса «Оплата улыбкой» было совершено более 37,5 млн платежей на сумму почти 30 млрд рублей. Таким образом, квартальный показатель превысил годовой результат по всей стране — это отражает как изменение пользовательских практик, так и растущую доступность технологий.

Массовое внедрение биометрических платежей снижает транзакционные издержки, ускоряет обслуживание и повышает надёжность операций, становясь функциональной частью цифровой инфраструктуры. Развитие происходит в рамках российской регуляторной системы, что обеспечивает предсказуемость масштабирования. Биометрия закрепляется как прикладной инструмент в ритейле, транспорте, финтехе и госсекторе, выступая фактором повышения эффективности и качества сервисов.

#Инфляция

Александр Новак на ПМЭФ–2025 обозначил ключевую линию: «российская экономика устойчива, инфляция под контролем, промышленность растёт». Этот тезис сегодня критически важен — не как цитата, а как политико-экономический маркер. Мы анализируем его не как журналистский заголовок, а как системный сигнал о подходе власти к внутренним и внешним рискам.

Показатели инфляции формально выглядят умеренно: ~5,3% г/г. Однако в структуре — признаки латентной напряжённости. Инфляция в регионах на услуги, строительные материалы и ЖКХ выше средней. Центробанк удерживает ключевую ставку на уровне 20% — фактически, это не мера роста, а сдерживающий купол против возможной внутренней девальвации и обесценивания частных сбережений. Подобный уровень ставки — не признак стабильности, а симптом системной осторожности в условиях фискального маневра.

Промышленное производство демонстрирует символический рост — около 1,1%. Однако драйверами здесь выступают военный сектор, переработка и отдельные направления продовольствия. Это отражает не столько органический рост, сколько государственную мобилизацию производственных мощностей. Экономическая активность поддерживается не спросом, а инвестиционно-административными мерами, прежде всего — за счёт госзакупок и нацпроектов.

На фискальном треке наблюдается парадокс: несмотря на рост нефтегазовых доходов, бюджетные расходы растут опережающими темпами. Структура заимствований всё более опирается на внутренние ОФЗ и банковскую систему, что делает устойчивость бюджету, но повышает уязвимость частного сектора. Государство постепенно формирует новую конфигурацию макроэкономического суверенитета, в которой контроль важнее.

Исполнение бюджета — это не просто финансовый отчёт, а показатель работоспособности управленческой системы. Если контракты срываются, нацпроекты буксуют, а штрафы растут — значит, нарушена логика бюджетного цикла и снижается эффективность расходования публичных средств.

В Ульяновской области бюджетная система демонстрирует признаки функционального сбоя. Финансовые потери уже носят не точечный, а системный характер: речь идёт о неосвоенных средствах, санкциях за невыполнение обязательств и затягивании ключевых фаз госпрограмм. Такие сбои переносятся на весь экономический контур — от подрядчиков до муниципального звена, формируя каскад неопределённости.

При этом регион теряет ключевое конкурентное преимущество — управленческую надёжность. Инвесторы и федеральные заказчики учитывают не только объёмы финансирования, но и способность территории обеспечить реализацию. На фоне текущих сбоев Ульяновская область становится менее привлекательной для новых проектов, поскольку риски срыва сроков, перерасхода и регуляторной нестабильности выходят за допустимые пределы.

#Инвестиции

Доходность краткосрочных вкладов в ряде российских банков впервые с весны опустилась ниже 19%, несмотря на ключевую ставку ЦБ в 20%. На поверхностном уровне это может казаться сигналом к стабилизации. Однако с позиции системного анализа — это отражение перераспределения рисков между государством, банковской системой и населением.

В условиях текущей макроэкономической архитектуры банковский сектор не действует исключительно рыночно. Ставка по вкладам — уже не инструмент привлечения пассивов, а элемент фискальной логики: сокращение процентной нагрузки на бюджет и госпрограммы. Поскольку большая часть эмиссионной массы распределяется через нацпроекты, оборонные заказы и дотационные механизмы, банкам достаточно сохранять доверие к устойчивости системы, а не конкурировать за ликвидность.

Важно, что снижение доходности происходит на фоне сохраняющихся инфляционных ожиданий выше официальной цифры. Это означает, что реальная доходность вкладов может вернуться в отрицательную зону. Возникает интересный парадокс: сбережения населения фактически субсидируют устойчивость бюджетной системы, а не защищают от обесценивания.

На международном уровне это решение также имеет вес. Высокая ключевая ставка сигнализирует жёсткую монетарную дисциплину для расчётов в рублях — особенно в торговле с Югом. Но снижение доходности внутри страны позволяет минимизировать издержки по внутреннему долгу. Таким образом, формируется асимметричная финансовая модель, в которой рубль остаётся сильным инструментом расчётов, но внутри — управляемо теряет привлекательность как средство накопления.

Смысл происходящего — не в доходности как таковой, а в управлении доверием. Рынок не платит за деньги — он требует стабильности, и население в этой конструкции выступает не как инвестор, а как контрагент государства в деле поддержания баланса.

Экономические блоки нового типа строятся не на декларациях, а на синхронизации систем жизнеобеспечения — логистики, технологий, финансов. Когда ISW говорит о неразрывности связки России и Китая, речь идёт именно об этом: зависимость стала симметричной и продуктивной. Пекин закрыл критические пробелы в станках, электронике, разведке. Москва — в сырье, безопасности, геополитическом манёвре.

Это не альянс в классическом смысле, а замкнутый контур устойчивости. Против него не работают методы холодной войны — ни «карта Никсона», ни санкционный прессинг. ISW, по сути, фиксирует не союз, а появление альтернативного центра экономического тяготения.

Суть не в том, что Россия и Китай сблизились — суть в том, что Запад утратил монополию на проект будущего. И именно это теперь отражается в аналитике его же институтов.

#Внешэконом

Великобритания столкнулась с сокращением рабочих мест на фоне повышения налоговой нагрузки — вопреки прогнозам правительства о якобы стимулирующем эффекте для экономики. Эта ситуация разрушает старую парадигму: идея о том, что налоговое давление может служить источником модернизации, в реальности натолкнулась на предсказуемую поведенческую реакцию бизнеса — сокращение издержек за счёт персонала и инвестиций.

Фискальные меры, предпринятые кабинетом Сунака, должны были стать механизмом сбалансирования бюджета после пандемийных и энергетических шоков. Однако попытка компенсировать долг за счёт частного сектора без опоры на индустриальную или логистическую реиндустриализацию не привела к росту, а ускорила стагнацию. Отрасли, ориентированные на внутреннее потребление и физическое присутствие — розничная торговля, строительство, услуги — первыми начали оптимизацию, переключаясь на цифровые и удалённые форматы.

Системно это означает, что даже в развитой экономике с глобальной валютой в условиях неопределённости не работает фискальный шок как точка перезапуска. Бизнес действует рационально: в условиях регуляторной нестабильности он не увеличивает занятость, а минимизирует риски.

Для суверенных экономик с зависимостью от внутреннего спроса и структурной уязвимостью к оттоку капитала этот кейс — критически важный. Он показывает пределы налогового давления без параллельного доверительного диалога с частным сектором. Фискальный контроль — не только инструмент макроэкономики, но и политического баланса. Если его навязывать, а не согласовывать — он срабатывает против самого бюджета.

#Уголь

Кредитная нагрузка угольной отрасли с 2022 года выросла почти в полтора раза — с 866 млрд до 1,2 трлн рублей. На фоне ключевой ставки в 20% это создало не просто рост финансовых издержек, а фактический блок на любые инвестиционные решения. При такой цене заёмных средств угольные компании теряют доступ к капиталу: кредиты становятся экономически бессмысленными, а долг — стратегическим тормозом.

В первом квартале 2025 года более 62% игроков отрасли вышли в убыток, а совокупные финансовые потери превысили 126 млрд рублей — это больше, чем за весь 2024 год. В результате уже остановлена добыча на 18 предприятиях, ещё 29 находятся под угрозой закрытия в ближайшие полгода. На этих уровнях отрасль теряет способность не только к развитию, но и к стабилизации. Рынок отказывается от расширения и начинает инерционное сворачивание.

Такая динамика трансформирует экономику регионов. Там, где уголь — не только источник экспортной выручки, но и база регионального бюджета, начинается сжатие занятости, снижение налоговых поступлений, рост социальной уязвимости. В этих условиях ставка ЦБ — де-факто выступает регулятором не инфляции, а скорости деиндустриализации. Она стабилизирует финансовые показатели на макроуровне, но делает невозможной среднесрочную устойчивость на уровне отраслей.

Модель, в которой устойчивость рубля и сдерживание инфляции обеспечиваются за счёт отказа от роста в капиталоёмких секторах, может быть приемлемой только при наличии компенсационных механизмов. Иначе это не баланс, а перераспределение давления: финансовый центр стабилен, а промышленная периферия теряет ликвидность, перспективу и управляемость.

#Самозанятость #Рынок_труда

7 миллионов «невидимых» самозанятых: что стоит за цифрой без дохода

Половина зарегистрированных самозанятых в России — более 7 миллионов человек — не демонстрируют зафиксированного дохода. Это не просто аномалия в учёте, а симптом глубинной деформации структуры занятости. Формальный рост охвата сопровождается отсутствием экономического наполнения. Такая конструкция становится следствием управленческих механизмов адаптации: статус оформляется, чтобы снизить давление на показатели безработицы, но реальная вовлечённость в экономику остаётся вне поля статистики.

За последние годы самозанятость стала удобным инструментом для гибкого встраивания в рынок труда: от водителей и репетиторов до программистов и специалистов на фрилансе. Однако реестр растёт быстрее, чем формируются устойчивые бизнес-модели. Это приводит к ситуации, когда статус зафиксирован, а экономическое содержание — нет.

В ряде регионов службы занятости стали использовать регистрацию самозанятых как мягкий механизм социализации — альтернатива постановке на учёт по безработице. Это снижает давление на показатели, создаёт формальный охват, но не всегда даёт экономический результат. В итоге государственная статистика фиксирует занятость, но не всегда может отразить реальную вовлечённость в экономику.

Такая картина требует корректной интерпретации. Необязательно речь идёт о фикции — скорее, о системе в поиске равновесия. Ключевая задача на этом этапе — не пересматривать модель, а научиться различать статус и активность, учитывать динамику вовлечения и обновить подход к оценке качества занятости.

Рынок труда стал более гибким, но и более фрагментированным. Задача аналитики — удерживать это понимание в балансе между цифрой и реальностью.

#Золото

Золото официально обогнало евро и стало вторым по значимости резервным активом в структуре международных центральных банков. По данным ЕЦБ, его доля достигла 20%, превысив 16% у евро и уступив лишь доллару с 46%. Это не просто результат рыночной переоценки металла, а отражение системного сдвига в логике глобального резервирования.

Центробанки крупнейших экономик возвращаются к физическому активу, который не подчинён юрисдикциям, санкциям или цифровым расчётным ограничениям. При текущей геополитической конфигурации золото становится не столько антикризисным активом, сколько универсальным символом нейтралитета. Его рост в резервах — институциональный ответ на разрушение прежней архитектуры доверия. Прежний принцип распределения резервов между долларом и евро как якорными валютами больше не воспринимается как достаточный для защиты от внешнего давления.

Показательно, что мировые запасы золота в ЦБ вплотную подошли к максимумам середины 1960-х годов — периода, когда Бреттон-Вудская система ещё обеспечивала валютную стабильность. Фактически мы наблюдаем попытку перезапуска той логики, но на новых основаниях — без единой валютной привязки, но с приоритетом физического обеспечения.

Для России это движение лишь подтверждает обоснованность сделанных ранее шагов. Централизация золота в резервах, снижение зависимости от токсичных валют и диверсификация расчётных механизмов позволяют встроиться в новую модель, где актив важнее эмитента, а устойчивость измеряется вне системы SWIFT.

#Прогноз

Системное сжатие угольной отрасли в текущих макроусловиях переходит из стадии финансового напряжения в фазу управляемой стагнации. Отсутствие доступа к инвестиционному ресурсу при сохраняющемся долге и ухудшении экспортной маржи делает невозможным не только наращивание производства, но и поддержание текущего уровня загрузки. В этих условиях прогноз развития на 2025–2026 годы строится не вокруг восстановления, а вокруг сценариев адаптации к длительной фазе экономической невосприимчивости отрасли к рыночным стимулам.

Форсайт-дискреты формируются под влиянием трёх взаимосвязанных процессов:

— Дальнейшее обесценивание долгового ресурса. Даже при сохранении номинальной поддержки, ставка выше 15% при убыточной операционной модели делает любое рефинансирование экономически нецелесообразным. Уголь становится вне досягаемости не только рыночного, но и околорыночного капитала — в первую очередь для малых и средних компаний, не встроенных в госкорпоративные цепочки.

— Локализация кризиса в территориальных бюджетах. Происходит перераспределение нагрузки: федеральный уровень стабилен за счёт выручки от сырьевого экспортного ядра, но региональный — теряет доходы, занятость, налоговую базу. Угольные регионы переходят в зону фискальной зависимости, что требует институциональной реорганизации межбюджетных отношений.

— Сворачивание инвестиционной мотивации. В условиях неопределённой доходности и отсутствия гарантий на экспортных рынках, частные вложения становятся иррациональными. Появляется институциональный вакуум: даже при доступности субсидий отсутствуют механизмы, способные трансформировать их в устойчивую стратегию отраслевого выживания.

На горизонте 2025–2026 годов вероятны следующие сценарии:

— Сценарий целенаправленного сворачивания: отрасль переходит на модель ограниченного производственного ядра, обеспечивающего внутренний спрос в рамках энергетики и теплофикации. Часть активов консервируется, часть выводится из эксплуатации. Поддержка сохраняется в виде точечной логистической и социальной компенсации.

— Сценарий "административной архаизации": уголь фиксируется как стратегический, но неэкономический ресурс. Возвращаются формы административного регулирования объёмов, тарифов, логистики и занятости. Это не восстановление отрасли, а перевод её в режим контролируемой инерции с высокой зависимостью от дотаций и межведомственной координации.

— Сценарий управляемой конверсии: начинается попытка перепрофилировать часть активов и территорий под задачи внутреннего ТЭК, переработки, логистики или новых производственных функций. В этом случае уголь выполняет роль "якоря трансформации" в моногородах, но успех возможен только при системной интеграции с программами технологического суверенитета и промышленного планирования.

Общая траектория предполагает устойчивое сокращение доли угля в макроэкономике, при сохранении его веса в региональной социальной и политической стабильности. Это означает, что дальнейшее регулирование сектора будет носить преимущественно экосистемный характер — с приоритетом на управляемость, а не на эффективность.

Уголь теряет смысл как рыночный актив, но сохраняет значение как структурная нагрузка, которую нельзя игнорировать без последствий. В условиях высокой ключевой ставки и дефицита компенсаторных механизмов, отрасль становится маркером глубинной диспропорции между макроэкономической устойчивостью и отраслевой выживаемостью. И чем дольше сохраняется этот дисбаланс, тем труднее будет сформировать новый контур промышленной политики в принципе.

#Анализ

Стагнация первичного рынка жилья в крупнейших городах России демонстрирует накапливающийся дисбаланс между институциональной логикой жилищной политики последних лет и новым потребительским поведением. После сворачивания льготной ипотеки в середине 2024 года объём ипотечных кредитов на первичке упал почти в три раза — с ₽475 млрд до ₽167 млрд в месяц. Девелоперы в 11 из 16 крупнейших агломераций оказались в зоне риска, где доля проданного жилья к его строительной готовности опустилась ниже 70%. В Омске — 61%, в Челябинске — 63%, в Краснодаре — 48%.

Проблема не сводится к падению спроса как таковому — речь о фундаментальном сдвиге в модели рынка: от ипотечно-субсидируемой экспансии к стагнации, в которой рост стройготовности уже не означает рост продаж. Даже в относительно устойчивых регионах снижение составило 22–36% год к году. Нижний Новгород потерял 36 пунктов, Екатеринбург — 25, Казань — 22. Это свидетельствует о том, что переоценка потенциальной ёмкости спроса была системной и недооценивала новые параметры домохозяйственного поведения — рост осторожности, снижение долговой готовности, переключение на аренду.

Нерезкое, но устойчивое сокращение распроданности жилья в крупнейших центрах сопровождается ростом числа девелоперских банкротств. В ряде регионов — Ростов, Чувашия, Владимирская область — строительные компании уже признаны несостоятельными. Одновременно инвестиции в жилищное строительство в апреле снизились на 50% — с ₽179 до ₽90 млрд.

Механизм рынка оказался выстроен в логике экстенсивного роста, который был валидирован административными целями: вводом квадратных метров как KPI региона. После отмены льгот этот KPI превратился в нагрузку — инфраструктурную, финансовую, а теперь и политическую. Переоценка спроса, не подтверждённого платежеспособностью, создаёт внутренний риск для строительного сектора как одного из немногих очагов мультипликативной занятости.

Продолжение инерционного ввода без адаптации спросовых инструментов (например, адресной субсидии на вторичный рынок) грозит ускорением банкротств и перегрузкой банков активами, не поддающимися монетизации. В этой логике снижение темпов застройки — не тревожный сигнал, а необходимый механизм адаптации к новой фазе экономики: фазе осторожного спроса и возврата к реальным потребительским ограничениям.