И музыка, и аниме, затрагивающие темы цифрового одиночества, это не единичные примеры рефлексии над интернет-культурой или новыми медиа на рубеже веков, но актуальные формы выражения «позитивно-пессимистической» парадигмы работы с технологической инфраструктурой и инновациями второй четверти XXI века. Технокапиталистическая ре-территоризация компьютерных и кибернетических технологий может вызывать несколько противоположных реакций: от техно-оптимистического следования за корпоративными знаками и формами, хайпом, уничтожающим землю и новые формы разумной жизни ради прибыли, до неолуддитского отказа от платформ, технологий и цифровых инфраструктур в целом в погоне за аутентичным «доцифровым» сосуществованием с природой. Утопическая цифровая меланхолия показывает, что этим магистральным линиям «эффективного» акселерационизма и антироста можно противопоставить ксеногостепреимный cute/глитч-акселерационизм, который снимает дихотомию контроль-свобода. Кендзи Сиратори в статье «What is Xenopoem» пишет о том, что такой ксенопоэзис выдвигает на первый план отчуждение как пространство инноваций, бросая читателю вызов в отношении незнакомого, ненормативного, чужого, которое при этом становится «своим». Глитчи, ошибки в алгоритмах, разрывы в коммуникации — это не недостатки, а источники устойчивости и креативности, дестабилизирующие нормы, хромосомные мутации мира кибернетических взаимосвязанных сетей, окружающих нас в нашей меланхолии к новым продуктам технокапитала, тормозящим акселерацию с нечеловеческим.

Рождается эпоха [«второй машинный век»] во многих смыслах исторически уникальная. Новые технологии распознавания автоматизируют не только рутинные, но и нерутинные задачи: сложные коммуникационные технологии позволяют компьютерам обогнать людей в выполнении определённых задач, требующих высокой квалификации, а развитие робототехники приводит к тому же эффекту в самых разных видах ручного труда. Так, например, беспилотные автомобили подразумевают автоматизацию нерутинной физической работы, а нерутинную интеллектуальную работу, такую как написание новостных историй или исследование юридических прецедентов, теперь умеют делать роботы. В перспективе это означает, что каждый, от биржевого аналитика до строителя, от шеф-повара до репортёра, рискует быть заменённым машиной. Работники, которые перемещают символы по экрану, точно так же находятся в зоне риска, как и те, кто перемещает товары по складу.

Нынешний ажиотаж вокруг искусственного интеллекта не будет длиться вечно. По мере того как ограничения генеративного ИИ становятся все более очевидными, а экономическая отдача от масштабных корпоративных инвестиций не достигает ожидаемых масштабов, спекулятивный пузырь неизбежно лопнет. Когда этот момент наступит — как это было после краха доткомов и после ажиотажа вокруг роботов в 2010-х годах, — мы окажемся перед критическим выбором. Мы можем смириться с очередным циклом технологического разочарования или задать более фундаментальные вопросы о том, как технологии могут действительно служить человеческим потребностям. Если мы хотим справиться с вызовами ближайших десятилетий — от климатического кризиса до завершения демографического перехода и стремления к более свободной и осмысленной жизни, — нам понадобятся не рассуждения о машинах, которые нас спасут, а продуманные коллективные действия по формированию нашего технологического будущего.

Предстоящая задача состоит не только в том, чтобы предугадать, что сделает с нами ИИ. Она заключается в том, чтобы определить, что мы, как общество, намерены делать с ИИ. Мы должны настоять на том, чтобы технологическое развитие оценивалось не по прибыли акционеров, а по вкладу в построение более справедливого и гуманного мира.

ИИ никогда не сможет думать так, как люди (а должен ли? — прим. ред.), пока его физической основой является кремний. Настоящий интеллект — это не просто быстрые вычисления, он текучий, гибкий и подпитывается случайностью. Вот почему все живые организмы основаны на воде. Вода — это практически неограниченный источник случайного движения, которое движет творчеством, сознанием и мыслью. Если ИИ не может быть построен из воды, он останется просто умным, а не по-настоящему творческой формой интеллекта.

Земля Мерло-Понти — это плоть мира, тотальное бытие тела, уходящее от оппозиции «духа и плоти». Это элемент среди других элементов — воды, огня, воздуха. Это «элемент Бытия», говорит Мерло-Понти. Поэтому вот наши первые вводные насчет его продолжения гео- феноменологии: Земля есть гиперболизированная геологическая телесность, которая не оттеняет исторические процессы и природу, а, напротив, стягивает их в своеобразном сплетении времени и пространства, чей синтез образует «трансцендентальную геологию»