Хотел к столетию Крымской эвакуации написать что-нибудь о Гражданской войне, но забегался, а дата прошла. Поэтому сам много писать не буду, а лучше дам ссылку на хорошую заметку А. Немировского. Самая важная мысль там про то, что победа красных - это, в сущности, чистая механика: даже в самые тяжелые периоды войны красные контролировали территории с населением как минимум в 2 раза большим, чем у белых, а численность РККА всегда превосходила численность оппонентов как минимум на 30-50%. Учитывая соотношение промышленных ресурсов, находящихся в руках каждой из сторон, проигрыш красных был весьма маловероятен, несмотря на низкую боеспособность их армии. Поэтому террор, недочеты аграрной программы белых, неэффективность их пропаганды - все это играло второстепенную роль.

Стоит добавить, что второстепенную роль играли и симпатии местного населения. Гражданскую войну обычно воспринимают как своеобразный референдум - коль скоро одна из сторон победила, значит, ее поддержал "народ". В реальности же "народ" (если понимать под таковым крестьян) получил все, что хотел (т.е. земли и мира), к началу 1918 г. После этого крестьяне желали только двух вещей: чтобы не было реквизиций и чтобы не было мобилизации. Если реквизиции и мобилизации происходили, то начинались бунты - и против красных, и против Колчака, и против КОМУЧа (который чаще всего выдвигают на роль третьей силы). Однако крестьянские восстания на ходе боевых действий сказались мало (да и были с самого начала обречены на неудачу). Чапанная война весны 1919 г. в тылу красного Восточного фронта не помогла Колчаку дойти до Волги, а антоновщина не помешала красным разбить Врангеля осенью 1920 г. В конце 1918 г. крестьянские восстания и вовсе охватили половину всех подконтрольных большевикам уездов - что в итоге никак не повлияло на исход войны.

Проницательный читатель спросит: как же получилось, что красные сумели взять под контроль всю Центральную Россию, если они не пользовались там широкой поддержкой? Про причины "триумфального шествия советской власти" я как-то уже писал. Решающую роль там сыграла организация: большевики между Февралем и Октябрем с умом использовали слабость правительства, создав собственные вооруженные отряды, которым антибольшевистские силы в "час X" ничего не смогли противопоставить. Октябрьская революция, как и Февральская, в теории вообще должна была пройти "бескровно" (точнее, сразу перейти в фазу кровавых, но безопасных для центральной власти крестьянских восстаний, т.е. в 1920 г.). Возможность организованного антисоветского сопротивления появилась благодаря, в общем-то, случайным обстоятельствам: наступлению немцев, которое привело к изгнанию красных с Украины, и восстанию чехословаков, свергнувшему советскую власть в Поволжье, на Урале и в Сибири. Поэтому уже само то, что белые сумели сопротивляться несколько лет, было следствием исключительно удачного стечения обстоятельств.

На дружественном канале справедливо отметили, что коррупция далеко не всегда снижает эффективность государственных институтов: "...есть страны с запредельным, по меркам Transparency International, уровнем воровства, которые вполне справляются с задачей отъема у людей денег и превращения их во что-то важное для власти". Любопытно, что под это описание, правда, с рядом оговорок, подходит и сталинский СССР. Ведь коррупция цвела пышным цветом уже тогда: попадание в номенклатуру означало не только доступ к спецснабжению, но и массу полузаконных и незаконных способов заработка, включая банальное мздоимство, "самоснабжение" за счет колхозов, премии за липовое перевыполнение плана и т.п. (пара ссылок, чтобы не быть голословным: вот хорошая диссертация на тему и любопытная статья о быте ленинградской партийной элиты после войны).

Думается, что коррупция уже тогда играла роль цемента, скрепляющего единство совпартэлиты. Именно поэтому власти, как правило, закрывали глаза на разные "мелочи", не выходившие за определенные рамки: ведь возможность разнообразного "самоснабжения" была одним из способов покупки лояльности. Кроме того, благодаря повсеместному казнокрадству всегда имелся (дополнительный) предлог отдать под суд любого нелояльного или неудобного функционера (именно это случилось с партийным руководством Ленинграда в 1950 г.). Лояльным же сходило с рук многое: например, партийное руководство Азербайджана после выявившей массу нарушений ревизии в 1948 г. сумело дать укорот ни много ни мало Министерству госконтроля, возглавляемому небезызвестным Львом Мехлисом (который, помимо прочего, считался экономистом и даже был доктором наук).

Конечно, по сравнению с сегодняшним днем коррупция той эпохи выглядит детской игрой. Но причина этого, скорее, в узости "кормовой базы". СССР был бедным государством, и коррупционеры не брезговали самыми простыми вещами: продуктами, алкоголем или одеждой (например, в диссертации, на которую ссылаюсь выше, приводятся примеры того, как прокурорам в послевоенные годы давали взятки колбасой, салом и сливочным маслом).

Кстати, об особой роли алкоголя в послевоенном СССР. В диссертации, на которую я дал ссылку выше, есть любопытный раздел про "ульяновское спиртовое дело": после войны внезапно выяснилось, что партийные работники массово разворовывают казенный спирт, причем не столько для спекуляции, сколько для собственного потребления. Одной Ульяновской областью это, конечно, не ограничивалось. Рекомендую почитать, дает представление о быте и нравах тогдашней партийной элиты:

«Хищение спирта свирепствовало, как эпидемия гриппа или холеры. Оно приняло такие размеры, что в нем участвовали работники партийных, советских и хозяйственных органов. Особенно больших размеров хищения спирта имело место в военное время, буквально цистернами похищенный спирт отправлялся на фронт по нарядам госучреждений, а деньги присваивались жуликами. <...> Управляющий Ульяновским спиртотрестом Суханов <...> в целях усыпления бдительности встал на путь втягивания и подкупа руководителей областных организаций, не исключая, конечно, работников обкома партии. Сначала спирт развозился по квартирам ответственных работников к всенародным праздникам, затем для организации коллективных пьянок, ну а потом <...> для спекуляции и личной наживы. Всегда в здании обкома стояла бочка со спиртом, который "предназначался", так сказать, для работников аппарата обкома при "поездке в командировку", во время праздников и др. Какое количество разбазарено и похищено, сказать трудно, никакому учету объем разворованного спирта не поддается».

«Выдача спирта ответственным работникам приурочивалась к праздникам 1 мая, Октябрьской революции и Новому году, — писали в ноябре 1950 г. в совместной докладной записке ответственный контролер КПК B.C. Сарафанов и инструктор отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б) Н. Морозов, — за исключением первого секретаря обкома ВКП(б) и председателя облисполкома, которые получали спирт в любое время. По указанию Т<...> [первого секретаря обкома партии] спирт получали секретари обкома ВКП(б), заведующие отделами обкома и их заместители, председатель облисполкома и заместители председателя облисполкома, а всего до 30 человек. С 1947 г. круг работников, получавших спирт, по предложению Т<...> [первого секретаря обкома] был сужен до 10-12 человек. Норма выдачи спирта колебалась в зависимости от занимаемого положения. Первый секретарь обкома ВКП(б) и председатель облисполкома получали спирт при каждом распределении от 3 до 5 литров, секретари обкома партии и заместители председателя облисполкома по 2-3 литра и зав. отделами обкома по 1-2 литра <...> Секретарям обкома ВКП(б) и председателю облисполкома спирт доставлялся на квартиру лично главврачом спецполиклиники».

"Всего первый секретарь таким образом получил 150 литров спирта, председатель облисполкома - 100 литров, другие ответственные работники - в пределах 50 литров. Дело закончилось достаточно безболезненно для его фигурантов: решением Бюро КПК от 28 ноября 1950 г. секретари обкома, председатель облисполкома получили выговоры, другим просто поставили «на вид». Первый секретарь был отправлен на курсы переподготовки, а затем был назначен первым секретарем в соседнюю область".

«На одном из вечеров, посвященном 25-летию прокуратуры, устроенном вскладчину, участвовало до 90 человек, — докладывал ответственный контролер КПК И.В. Бышов в 1949 г. — <...> Спирт был привезен с завода непосредственно в здание прокуратуры и в комнате спецотдела был перелит в бак, куда вылили два ведра воды и полведра сиропа для закраски. Такие вечера в облпрокуратуре устраивались каждый праздник ежегодно, начиная с 1945 г.»

Встретился любопытный материал о том, откуда пошли наши сегодняшние проблемы с липовыми диссертациями:

"Поскольку есть люди, чувствующие в себе силы на пробивание, и люди, которых хватает только на компонование научных работ на любую заданную тему, они начинают искать друг друга, и возникает любопытный персонаж: шабашник по написанию диссертаций. За последние годы он стал заметной фигурой в «научном» мире [речь идет о 70-х гг. - Е.Б.]. Расценки его колеблются около 5 тысяч рублей за кандидатскую и около 10 тысяч за докторскую. Соискатель сообщает ему название темы и кое-какие цифровые данные, а дальше тот уже благодаря своему умению обращаться со справочниками, словарями, энциклопедиями и научной периодикой выпекает такие шедевры компиляции, что может подвергнуть заказчика большой опасности, а именно: вызвать к нему интерес серьезных ученых.

Конечно, пробивать статьи, рефераты и отзывы гораздо легче, если ты пользуешься влиянием и властью. А у кого больше власти, чем у кадровых партийных работников? Мода на ученость среди них распространяется все шире, так что шабашники без работы не остаются. Процент номенклатурных работников с ученой степенью составлял в 1969 году по Азербайджану 63 %, Прибалтике — 62 %, Средней Азии — 58 %, Грузии и Армении — 71 %. Первый секретарь Азербайджанского ЦК Ахундов сделал себя действительным членом Азербайджанской академии наук и уже почти прорвался во Всесоюзную, но не успел — сняли с поста (И. Земцов. «Разворованная республика»).

За учеными званиями гонятся не только из престижных соображений. Степень — это практически право на пожизненную ренту, которую энергичный человек может еще и приумножить различными способами. Ученому секретарю экспертной комиссии ВАК по политэкономии В. Митрофанову, «когда он работал в Министерстве высшего и среднего специального образования СССР в должности заместителя начальника отдела, совместительство было разрешено в нерабочее время. Однако он, помимо энергичной деятельности в ВАК, ухитрялся еще преподавать в трех институтах. В целом, как установило следствие, Митрофанов физически не мог одолеть тот объем работы, за который он расписывался в платежных ведомостях» (ЛГ 20.10.76).

За этим же Митрофановым были обнаружены следующие деяния:
1. При защите докторской диссертации на тему «Процесс социалистического производства» включил в список опубликованных научных трудов работы, которые нигде опубликованы не были.
2. Секретарствовал и на тех заседаниях экспертной комиссии ВАК, на которых обсуждалась его диссертация.
3. За несколько недель до этого провел через ту же комиссию кандидатскую диссертацию некоего Зарецкого, в которой экспертиза обнаружила около 200 страниц, дословно совпадающих с текстом его собственной диссертации (кто у кого списывал, выяснить так и не удалось).
4. Был замешан в скандальном деле, связанном с «фабрикой диссертаций» афериста Горбатенко (1973-74 годы).
5. Получил из кассы Якутского университета около тысячи рублей за «руководство» аспирантами, научным руководителем которых он официально не был назначен.

Ознакомившись со всеми этими фактами, ученый совет Московского государственного педагогического института (там проходила в свое время защита) подтвердил научную состоятельность В. Митрофанова как доктора наук и заявил, что его диссертационная работа отвечает предъявляемым требованиям (там же).

Другой крупный скандал недавнего времени, происшедший в высоких научных сферах, связан с именем бывшего ректора Украинской сельскохозяйственной академии В. Юрчишина. Этот списал для своей докторской диссертации 250 страниц из официальной методики Всесоюзного НИИ садоводства. Затем на основе диссертации издал монографию, где даже не сослался на профессора — истинного автора методики. А в следующей своей книге — «Экономика садоводства» — уже просто объявил автором себя. После разоблачений он был исключен из партии, но остался членом-корреспондентом ВАСХНИЛ и заведующим кафедрой в Украинской сельхозакадемии. Ведь было бы бесчеловечно уволить его из учреждения, где родственные узы связывают его примерно с сотней сотрудников (ЛГ 20.10.76)."

Игорь Ефимов. Без буржуев, Франкфурт-на-Майне, 1979.
(Очень хорошая книжка о том, как работала позднесоветская экономика, рекомендую).

(ЛГ - Литературная газета)

​​Ув. подписчики, обратившие внимание на замечательный пост Толкователя (о «советском» происхождении «элиты РФ»), задали интересный вопрос - что, если практика занижения зарплаты, очевидная в РФ, «принесена» постсоветскими «элитариями» из советского же опыта?

Проще - как полвека назад дедушка-директор предприятия недоплачивал работникам, прикрываясь «планом», так сегодня внук-хозяин того же предприятия так же недоплачивает работникам, прикрываясь «рынком». Или не так?

Ну, для начала надо ответить - занижали ли зарплату в СССР?

А как же!
Сомневающимся рекомендую официальный советский Доклад ЦСУ СССР о материальном благосостоянии рабочих , колхозников и служащих в 1964 году (РГАЭ Ф.1562, Оп. 41, Д.822, Л.1-20). В то время на «Докладе» был гриф «Секретно», сейчас он рассекречен и доступен по ссылке здесь.

Благосостояние там было вот какое.
Денежный расход семьи «рабочих промышленности» (стр. 26 Доклада) оценивался советской статистикой в 2393 рубля в год, из которых 1042,7 рубля уходили «на питание».
То есть 43% семейного бюджета «проедалось». Это очень много, это значит, люди работали в прямом смысле слова «за еду». (Сейчас "проедается" около 30%)

У колхозников бюджет семьи составлял 1761,9 рубля в год, при этом «проедалось» 910,5 рублей. Кстати, работа в колхозе давала советскому крестьянину 43,3% его доходов, а 43,9% обеспечивало маленькое «личное подсобное хозяйство» (это к вопросу о производительности «колхозного труда»)

Так может быть, еды хватало? Нет, говорят авторы «Доклада» буквально на второй странице
«как видно из приведенных данных, в 1964 году населением страны потреблялось меньше чем рекомендуется нормами потребления мяса и мясопродуктов на 52%, яиц и фруктов на 59%, молока и молочных продуктов на 43%, потребление сахара было близко к норме. В то же время населением больше потреблялось хлебных продуктов и картофеля на 12-21%». Добавим - рыбы - 61% от "нормы", овощей - 54% от "нормы"

То есть заработков хватало на хлеб и картошку.

На третьей странице Доклада приводится сравнительная таблица подушевого потребления продуктов в СССР и в «главных капиталистических странах» - там та же история - мяса едят в СССР в два раза меньше, хлеб и картошку - в два раза больше.

Вообще, рассекреченная статистика ЦСУ СССР - это чудо просто, будем читать дальше?

PS. Спасибо ув. коллегам из Russian Economic History за рекомендацию по поиску данных

Доля социальных расходов (пенсии + здравоохранение + пособия по безработице + помощь бедным + жилищные субсидии; образование не включено) в ВВП пяти государств с 1880 по 1980-е гг.

(Peter H. Lindert. Growing Public: Social Spending and Economic Growth Since the Eighteenth Century. Volume 1, The Story. New York: Cambridge University Press. 2004).

Историческая динамика социальных расходов примечательна тем, что полностью не укладывается ни в "левый", ни в "правый" нарратив. С одной стороны, данные скорее не подтверждают распространенную теорию о том, что буржуазия капиталистических стран создала социальное государство, испугавшись революции в России. Основные социальные программы возникли еще до 1917 г., а период наиболее быстрого роста расходов пришелся на 1930-1960 гг. Таким образом, Великая депрессия и Вторая мировая война повлияли на создание социальных государств в гораздо большей степени, чем страх перед коммунизмом.

Кроме того, развитие социальных программ на Западе не прекратилось и после распада СССР: если средняя доля социальных расходов в ВВП стран ОЭСР составляла в 1991 г. 17,4%, то в 2017 г. - 19,9%. Конечно, рост далеко не везде был равномерным, а в некоторых странах доля социальных расходов существенно снизились. Примечательно, что произошло это вовсе не в США или в Великобритании, а, например, в Нидерландах (с 24,2% в 1993 до 16,6% в 2017 г.), Швеции (с 33,7% до 26,1%) и в Ирландии (с 18,5% до 14,2%). Обычно неолиберализм у нас ассоциируется с именами Рейгана и Тэтчер, а вот пример Нидерландов как-то не на слуху.

С другой стороны, исторические данные не подтверждают и простую и интуитивно понятную гипотезу о том, что рост социальных расходов замедляет рост экономики. П. Линдерт, автор книги, на которую я ссылаюсь выше, подсчитал, что корреляция между этими величинами, если и присутствует, то скорее положительная, а не отрицательная. Это штука контринтуитивная и потому весьма любопытная.

К предыдущему репосту

Уважаемые коллеги из Russian Economic History со ссылкой на классическое исследование «экономики вэлфера» Питера Линдерта, cобратили внимание что «исторические данные не подтверждают и простую и интуитивно понятную гипотезу о том, что рост социальных расходов замедляет рост экономики. … корреляция между этими величинами, если и присутствует, то скорее положительная, а не отрицательная. Это штука контринтуитивная и потому весьма любопытная, пишут коллеги.

Попробую предложить (в максимально упрощенном виде, без цифр) объяснение этого кажущегося феномена.

Рост социальных расходов оказывает сложное влияние на рынок труда. Одно из долгосрочных последствий - люди, получая социальные выплаты, снижают свою зависимость от работодателя, что в краткосрочной перспективе сказывается на производительности труда - зачем вкалывать до посинения, когда социалка компенсирует тебе твои потери? Но потом картина меняется - высокопроизводительные работники (а драйверы роста - это именно они), снизив трудовую активность, получают другую ценность - свободное время.

Время тоже является ценностью, т.к.может быть использовано для восстановления сил (что снижает нагрузку на медицинскую систему), для получения новых навыков (увеличение человеческого капитала плюс спрос на образовательные и другие интеллектуальные сервисы), поиск другой работы или другого места работы (человеку уже не надо хвататься за первое предложение, что провоцирует рост конкуренции среди работодателей).

В целом же рост объемов соцподдержки увеличивает цену труда, на что работодатели могут реагировать двояко - предлагать высокие зарплаты, что потребует от них повышения эффективности или перераспределения части прибыли в пользу работников, или инвестировать в какие то технические инновации, повышающие производительность.

Но внедрение таких инноваций требует привлечения на работу новых квалифицированных специалистов, которые так же стоят дорого (образование, дефицит профессионалов и т.п.), что требует роста расходов на зарплату. Деньги в руках у работников попадают на потребительский рынок, вызывая спрос на товары и услуги компаний - вот вам и экономический рост.

В целом можно сказать, что рост социальных расходов, «высвобождает время» работников и заставляет компании конкурировать за высокопроизводительные трудовые ресурсы, предлагая им адекватную компенсацию этого "времени".
Компании, «проигравшие» такую конкуренцию «выбывают», а для работников ничего особо мне меняется - благодаря наличию свободного времени и сил они могут осваивать новые рабочие места.

То есть рост социальных расходов заставляет компании конкурировать за работников, избавляя людей от необходимости убиваться за рабочее место.
Поэтому российское начальство боится вэлфера как огня - ведь рост доходов людей моментально отзовется снижением прибылей государственных олигархов.

Попалось несколько любопытных материалов о "неудобной" городской топонимике, которая в первые годы после революции кое-где продолжала существовать по недогляду властей. Например, в Минске до 1923 г. одна из улиц продолжала называться Жандармской, а в Киеве и в 1926 г. была Полицейская улица. Но встречаются и более забавные казусы. Например, в Казани с 1918 до 1954 гг. была улица 6 августа (сейчас Ватутина). Название, видимо, звучало достаточно революционно, чтобы не вызывать подозрений, и никто не стал проверять, что же, собственно, в этот день случилось. А следовало бы: на самом деле улица была переименована городскими властями по случаю освобождения Казани войсками Каппеля 6 августа 1918 г.

(Выше - фрагмент карты Казани 1939 г., на котором видно название).

Листаю случайно попавшийся статистический сборник по Татарской АССР 1940 года издания, глаз цепляется за разные цифры. Например, в 1927-8 гг. в крупной промышленности было занято 26,4 тыс. чел., а в 1939 г. – 86,4 тыс. (рост в 3,27 раза). А вот валовая продукция за тот же период увеличилась с 104,4 млн руб. до 1024,3 млн (в ценах 1926-7 гг.) – рост в 9,81 раза. Получается, производительность труда увеличилась ровно в 3 раза, т.е. росла на 9-10% ежегодно (число рабочих часов за год за этот период практически не изменилось).

Первая мысль, которая приходит в голову, - в республике появились какие-то высокотехнологичные отрасли промышленности. В сборнике есть список из 20 крупнейших предприятий, введенных в эксплуатацию за две первые пятилетки. Действительно, в Татарстане построили завод холодильного оборудования, завод синтетического каучука, а также автокузовной завод и две ТЭЦ. Все это, конечно, хорошо, но явно недостаточно. (Остальные предприятия в списке - это легкая, пищевая, деревообрабатывающая промышленность и т.п.: фанерный и шпалопропиточный заводы, два хлебозавода, меховой комбинат, завод сухого молока и т.д. Еще была построена экспериментальная фабрика кинопленки). Т.е., по большому счету, индустриализация обошла ТАССР стороной.

Это все к вопросу о том, что во время индустриализации экономика якобы росла на 15% в год (реальный рост в 1928-40 гг. был куда скромнее - около 5%).

Еще пара занятных цифр. Численность населения с 1897 по 1939 гг. увеличилась всего на 23% ("голодающее Поволжье"). При этом уровень урбанизации в 1939 г. – 21% (в 1897 г. – 8,5%, перед революцией, вероятно, было в диапазоне между 10 и 15%).

Любопытная табличка о том, когда в разных западных странах впервые появились те или иные социальные программы. У всех все по-разному, хотя можно заметить несколько схожих траекторий (например, Германия, Великобритания, Дания и Швеция; Италия и Испания). В США все, конечно, по-особенному.

В годовщину раскулачивания хочу немного написать об экономической эффективности (или, точнее, неэффективности) коллективизации. На картинке выше - сельскохозяйственное производство в пересчете на душу населения в 1928-39 гг. (в сопоставимых ценах; 1928 г. = 100%; оранжевый - животноводство, синий - растениеводство; данные из The Economic Transformation of the Soviet Union, таблица 18). Непосредственным эффектом коллективизации стало падение производства, причем главные потери понесло животноводство. В первой половине 30-х даже горожане, не говоря уже о колхозниках, стали вынужденными вегетарианцами, а государство пропагандировало употребление сои и пыталось заменить традиционные говядину и свинину кроличьим, тюленьим и даже дельфиньим мясом. Важно, что и к концу 30-х гг. восстановления производства до прежнего уровня так и не произошло. Таким образом, в этом отношении коллективизация была очевидным провалом.

Определенный прогресс был в сфере производительности труда. Число взрослых, занятых в сельском хозяйстве, сократилось в 1928-39 гг. с 61,6 млн чел. до 48,2 млн, и выпуск в пересчете на одного работника увеличился приблизительно на 28%. Однако приписывать весь этот рост коллективизации было бы неверно. Так, по расчетам П. Грегори, производительность труда в сельском хозяйстве между 1897-1901 и 1909-13 гг. росла в среднем на 1,3% в год. Если бы дореволюционные темпы роста сохранялись в 30-е годы, то между 1928 и 1939 гг. производительность труда увеличилась бы приблизительно на 15%. Хотя это и очень грубая прикидка, очевидно, что выигрыш в производительности труда был небольшим и не стоил цены, которую заплатила за него деревня.

В качестве дополнительного чтения: статья Штефана Мерля о том, почему инвестиции в сельское хозяйство не дали заметного эффекта (ответ банален: мелочный контроль государства, отсутствие заинтересованности в качестве работы, репрессии).

К вопросу о том, поддерживали ли во время Гражданской войны крестьяне большевиков. В конце апреля 1919 г., в самый разгар колчаковского наступления, власти решают провести мобилизацию добровольцев "из среднего и беднейшего крестьянства". Незадолго до этого, в марте, на 8-м съезде партии объявлен курс на союз с середняком, поэтому надежды были самые радужные. Тем не менее, мобилизация с треском проваливается:

"В первых числах мая 1919 г. Калужский губком РКП(б) оценивал настроение местного крестьянства, как приподнятое, и делал оптимистичный прогноз относительно «волостной» мобилизации. Однако прогноз не оправдался, добровольцев среди калужских крестьян оказалось очень мало. Во многих местах крестьяне весьма сочувственно встречали агитацию, слушали с большим вниманием, охотно беседовали, соглашались, но добровольцев не выделяли. Калужский уезд, например, был разбит на 9 районов, в них выехали 9 лучших агитаторов, а устроенные ими мероприятия, по оценкам самих организаторов, прошли грандиозно. Но это мало сказалось на результатах, в уезде оказалось всего 5-6 добровольцев. В Лихвинском уезде крестьяне также проявляли интерес и сочувствие к агитации, но не решались оторваться от семьи и полевых работ. Дезертиров в уезде было около 2000 чел. (по другим данным - 5000). Здесь нашлось 20 добровольцев. В Перемышльском уезде - 7 добровольцев. В Мещовском уезде насчитывалось около 800 дезертиров, а добровольцев оказалось - 7. В Мосальском уезде, где «дезертиров было больше, чем в любом другом районе губернии» оказалось 3 добровольца. В Тарусском уезде агитационная кампания вообще не имела успеха по случаю полевых работ (2 добровольца). В Боровском уезде на призыв откликнулась лишь одна Ильинская волость, где активно работали ячейка РКП(б) и исполком (5 добровольцев). В Медынском и Жиздринском уездах добровольцев не оказалось".

(Щербакова, Н.А. "Волостная" мобилизация весны 1919 г. в Калужской и Тульской губерниях // Научные ведомости БелГУ. Сер. История. Политология. Экономика. 2008. №5 (45), вып. 7).

Всего по стране власти рассчитывали на 140 тыс. добровольцев, но в итоге всеми правдами и неправдами удалось наскрести только 25 тыс. Справедливости ради, по ту сторону фронта дела обстояли схожим образом: после Первой мировой желающих еще повоевать (неважно, за что) было не так много.

Как Россия стала полицейским государством: численность заключенных с 1890 по 1953 год. В 1913 г. заключенных насчитывалось 214 тыс. чел., в т.ч. 26 тыс. в ссылке и 28 тыс. на каторге. В 1953 г. - 5 млн 353 тыс., в т.ч. 1 млн 728 тыс. в исправительно-трудовых лагерях и 2 млн 820 тыс. на спецпоселении.

(Данные - Wheatcroft 2009)

(Коллега в личке сообщает, что Уиткрофт недооценивает пенитенциарное население и для РИ, и для СССР. Ссыльных в 1913 г. было существенно больше - около 150 тыс.).

Социализм - это учет и контроль (ссылка).

Графы:
- Количество случаев людоедства за 1947 г.
- Из них в июне.
- Количество съеденных трупов за 1947 г.
- Из них в июне.
- Количество привлеченных к ответственности в 1947 г.
- Из них в июне.

Каждый раз удивляет, когда кто-то всерьез ссылается на довлатовскую фразу про четыре миллиона доносов. Цифра эта взята буквально с потолка, ей нет вообще никаких документальных подтверждений, а доносительство во время "массовых операций" 1937-8 гг. важной роли не играло. Кстати, вопреки распространенному мифу, у доносчика не было почти никаких шансов и получить квартиру или какое-то другое имущество репрессированного (зато такие шансы были у сотрудников НКВД).

Недостатка в обвиняемых в 1937 г. не было и без доносов. Сначала по картотекам арестовывали разнообразных "неблагонадежных" (обычно освободившихся кулаков, бывших членов небольшевистских партий и просто разнообразных "бывших"), заново заводили старые дела, в которых не было достаточных доказательств (и у которых при новом упрощенном порядке следствия появлялся шанс). Когда картотеки заканчивались, начинали брать просто случайных лиц (например, просматривали домовые книги и выписывали нерусские фамилии, носителей которых следствие затем превращало в иностранных шпионов). Задержанных запугивали и избивали (пытки были разрешены с лета 1937 г.), заставляли сдавать "подельников", арестовывали уже их, и процедура повторялась. Когда следователь решал, что набралось достаточно для очередной антисоветской организации, он посылал дело на тройку или, в случае национальных операций, на "большую двойку" (Ежов + Вышинский) в Москву. В свою очередь, "тройки" и "двойка" приговаривали фигурантов либо к лагерному сроку, либо к расстрелу (шанс был примерно 50 на 50: из 1,37 млн арестованных за контрреволюционные преступления в 1937-8 гг. расстреляно было 0,68 млн, а в лагеря отправлено 0,63 млн).

Вообще, именно "национальные операции" эпохи Большого террора опасно близко подошли к классическому геноциду - тому самому, что по этническому признаку. Высокие партийные чины позволяли себе тогда делать, например, такие заявления: «Довольно играть в интернационализм, надо бить всех этих поляков, корейцев, латышей, немцев и т.д., все это продажные нации, подлежащие истреблению... Всех националов надо ловить, ставить на колени и истреблять как бешеных собак» (первый секретарь Красноярского крайкома С. М. Соболев. В 1939 г. расстрелян сам). В 1937-8 гг. из числа советских поляков был расстрелян каждый шестой, из латышей - каждый пятый.

Хорошая лекция Леонида Прайсмана о Кронштадском восстании. Удивило, насколько ненадежной была Красная армия: при первом же штурме в плен кронштадтцам сдался целый батальон 561-го полка; второй штурм отложили на несколько дней из-за того, что дезертировать задумали два других полка и их пришлось разоружить (документы о настроении войск опубликованы в этом сборнике - презанимательное чтение). Видимо, штыков, на которых можно было сидеть, у большевиков оставалось не так много (отчего и пришлось НЭП спешно вводить).

Кстати, у Прайсмана есть еще одна отличная лекция - о Гражданской войне на Севере.

(Плюс: вот еще интересное видео о Кронштадте на английском языке.)