Мой хороший приятель Миша Наконечный пишет книжку об актировках (т.е. освобождении тяжело больных) из ГУЛага. Актировки нужны были для занижения смертности: многие из освобожденных скончались либо в дороге, либо вскоре после приезда домой. Увы, о масштабах смертности актированных мы можем только гадать: судьбу конкретных людей после освобождения проследить очень сложно. Тем важнее собрать воедино как можно больше историй отдельных заключенных. Если у вас есть актированные родственники (и, возможно, остались какие-нибудь документы) и вы хотите помочь этой работе, то, пожалуйста, напишите Мише на [email protected]

Любопытно, что с 1937 по 1943 гг. в СССР не было серьезных засух, хотя до этого они регулярно, как по часам, случались в первый год каждого нового десятилетия (1891, 1901, 1911, 1921, 1931). Поскольку в советском тылу и без того был страшный голод, это совсем не такой пустяк, как может показаться: не будь природа благосклонна к Советскому Союзу, число жертв войны легко могло бы перевалить за 30 миллионов и непонятно, как все это сказалось бы на самом ходе войны.

(Поскольку посты я обычно пишу, только чтобы порекомендовать какой-нибудь стоящий материал, то держите в нагрузку хорошую современную книжку о том, как было устроено продовольственное снабжение фронта и тыла).

(Вайнштейн А.Л. Обложение и платежи крестьянства в довоенное и революционное время (опыт статистического исследования). Москва, 1924).

Налогообложение крестьян перед Первой мировой войной. Я уже писал как-то, что дореволюционная Россия была страной низких налогов и низких государственных расходов. Действительно, у обследованных крестьянских хозяйств прямые налоги и обязательные страховые платежи в среднем поглощали всего 1-4% валового дохода. И это еще много: у рабочих в бюджетах прямые налоги занимали 0,3 (три десятых) процента валового дохода. Еще 2% приходилось на косвенные налоги (в основном, на водку) и заложенные в цену товаров таможенные пошлины. Не учтены, правда, натуральные повинности (дорожная, полицейская, продовольственная и т.д.), но это, по большому счету, копейки.

Низкие налоги - это, конечно, хорошо, однако у медали, как водится, есть и обратная сторона: ведь государственные расходы тоже могли быть очень скромными (отсюда, например, слабое развитие социальных программ).

Электоральные технологии, 1912 год:

"Другим крупным событием в бытность Макарова были выборы в IV Государственную думу. Желая оставаться на почве закона, министр, по-видимому, все же хотел при посредстве своих органов на местах содействовать, по возможности, избранию более умеренных элементов. Руководство выборной кампании, в сфере компетенции Министерства внутренних дел, Макаров поручил своему товарищу по должности Харузину. Надо отдать справедливость, последний вместо того, чтобы руководить, на самом деле своими циркулярами только путал дело и в конце концов, как рассказывали потом в министерстве, настолько запутался сам, что уничтожил отпуска части своих циркуляров и некоторые целые переписки по выборам. В общем, однако, выборы прошли благополучно и думская Мандатная комиссия утвердила почти все выборы. Хотя некоторыми губернаторами принимались меры, далеко не свидетельствующие об их объективности. Слухи по этому поводу ходили разные, я их передавать не стану. Расскажу лишь слышанное мною от самого бывшего нижегородского губернатора, затем члена Думы IV созыва и, наконец, министра внутренних дел А. Н. Хвостова о том, что он проделал во время выборов по Нижегородской губернии. Назначив выборы в 8 часов утра, он накануне отдал приказание полицмейстеру развести утром мост через Оку, соединяющий с городом его заречную часть, где жили рабочие, и занять все лодки до 10 часов утра, прекратив таким образом всякое сообщение заречной части с городом, что и было исполнено. Утром выборщики заречной части города подошли к переправе, мост оказался разведенным, и ни одной лодки у берега. Напрасно они метались по берегу и звали лодочников. В 10 часов по одиночке стали появляться лодки, начали наводить мост. Выборщики бросились в город, но оказалось поздно. Выборы уже были закончены, губернатор прождал выборщиков с полчаса и приступил к выборам. Форма была соблюдена и выборы дали желанные результаты, а губернатор Хвостов с гордостью потом рассказывал о своей находчивости".

(Кафафов К.Д. Воспоминания о внутренних делах Российской империи // Вопросы истории. 2005. № 3. С. 108-109).

Откровенно (еще примечательно, что дело происходило в июне 1919 г., т.е. после 8-го съезда, который объявил курс на союз с середняком, "не сметь командовать" и это вот все):

"Первым выступил редактор «Известий» Ю. М. Стеклов (Нахамкис), работавший в Вятской губернии. Позволим себе поподробнее его процитировать, тем более что-то, о чем он говорил, нельзя отыскать ни в одном номере его газеты.

«Основываясь на опыте Вятской губернии, я утверждаю, что если не во всей России, то в чисто крестьянских и малопролетарских губерниях Советская власть вообще и коммунистическая партия в частности не имеет социальной базы. Вы не найдете там широких слоев населения, которые преданы нам, разделяют нашу программу и готовы за нас выступить. Я не говорю о кулаках или остатках буржуазии, которой там почти не осталось. Я говорю о широких массах рабочих, кустарей и главным образом крестьян. Среднюю массу и бедняков мы умудрились от себя отпугнуть, и сколько бы мы ни старались убедить крестьян, что только благодаря Советской власти они получили раскрепощение и политическое и экономическое, это не действует. Положение получается трагическое. Волостная мобилизация провалилась. Добровольческая мобилизация провалилась. Мы встретили отказы целых профессиональных союзов дать хотя бы одного человека. С крестьянами дело обстояло отвратительно. Я не скажу, чтобы там были сознательные контрреволюционные силы. Этого нет. Есть только ничтожные группки контрреволюционеров, остальная масса населения настроена безразлично, к нашей партии настроение враждебное. Во многих местах ожидают Колчака. Правда, когда он подходит, настроение меняется в нашу пользу, но ненадолго. Причин этому много. Центральная причина и общероссийская — это то, что мы крестьянину фактически ничего не дали, кроме отрицательного. Как некогда город был эксплуататором для деревни и ничего не давал, к сожалению в Советской России повторяется то же самое… Мобилизации и реквизиции производятся ежедневно, забирается все. Никогда, даже в злейшие времена царского режима не было такого бесправия на Руси, которое господствует в коммунистической России, такого забитого положения масс не было… Террор господствует, мы держимся только террором»".

(Павлюченков С.А. Крестьянский Брест, или Предыстория большевистского НЭПа. М., 1996).

К вопросу о продовольственных проблемах в позднем СССР. В закладках попался вот такой документ - "Письмо заместителя начальника Управления торговли Пермского облисполкома И.Н. Волкова в Пермский обком КПСС о результатах проверки Чусовского торга" от 11 апреля 1980 г. (ссылка). Среди прочего, там указан размер фонда мяса, выделенный в 1979 г. городу Чусовому - 453 тонны. Википедия сообщает, что население города тогда равнялось 56 тыс. человек. То есть, на одного жителя в 1979 г. пришлось только 8 кг мяса в год. Вероятно, что-то покупалось на колхозных рынках, что-то шло из подсобных хозяйств, но количество все равно микроскопическое (о качестве уже и не говорю).

Из документа можно узнать и другие интересные вещи. Например, уже с 1977 г. мясо продавалось по талонам (и Чусовой тут не одинок: талоны появляются во многих городах СССР именно в конце 70-х - начале 80-х). Или описание ассортимента продовольственных магазинов:

"В момент проверки в продаже был следующий ассортимент товаров: макаронные изделия 5 наименований, крупа 1-2 наименования, мука 1 сорта и оладьевая; жиры 3 наименования, масло растительное, сало-шпиг, кость пищевая; молоко разливное, сметана, сыр литовский; овощные консервы; борщ в 3-х литровых баллонах, капуста маринованная, рассольник, маринованные огурцы, помидоры, кабачки в 3-х л. баллонах. Есть в продаже свежий картофель,свекла, соленые помидоры и огурцы.

Из кондитерских изделий - карамель 5-6 наименований, пряники 1-2 наименования, печенье 4-5 наименований, вафли; рыботовары: рыба-путассу, сардина свежемороженая, сельдь «иваси» баночная и весовая, сардинелла пряного посола, консервы - «завтрак туриста».

Ежедневно 5-6 магазинов (из 27-ми) торгуют колбасными изделиями. В день продается в среднем 1,5-1,8 тонны колбасы".

Кстати, письмо местной жительницы, после которого и случилась проверка, тоже очень примечательное:

"...Нет не только мыла, нет вообще никаких стиральных средств, нет стирального порошка, паст. Нечем кормить малышей, нигде не могу купить манной крупы, нет масла сливочного, чтобы положить в кашку. Нет зубной пасты в продаже, зубных щеток. Мяса вообще не было 2 года. Вот недавно дали нам по талонам немножко 0,500 гр. на 1 человека, так это бывает 1 раз в году...

Нет никакой рыбы, хек, камбала, треска - это вообще дефицит. Бывает иногда минтай, но и это редко. А о шоколадных
конфетах вообще речи нет, их даже не бывает. Перебои с мукой...

С питанием плохо, с предметами первой необходимости плохо, зато с водкой в магазинах хорошо, очень хорошо. Наши мужики спились все, пьют даже на работе и это считается в порядке вещей. Рабочий стоит в очереди за колбасой, которую привозят 1 раз в неделю, а водку возят каждый день в избытке, так что остается делать, есть нечего, они пьют. В городе сплошное хулиганство, только тут и слышишь, там убили, тут изнасиловали, тут раздели, а милиция не может найти преступников, она сама боится".

В общем, как еще в 1953 г. говорил Никита Сергеевич, "объявили переход от социализма к коммунизму, а муку не продаем. А какой же коммунизм без горячих лепешек, если говорить грубо?"

Ув. Дмитрий Прокофьев написал интересный цикл постов о причинах введения НЭПа в 1921 г. Хочется сделать только небольшое дополнение. На мой взгляд, совершенно правильно мнение, что с окончанием войны большевики вовсе не собирались отказываться от "военного коммунизма" (или, точнее, от господства принудительных мер в экономике). Действительно, Гражданскую войну красные выиграли самое позднее в феврале-марте 1920 г. (а на самом деле, конечно, еще раньше). Однако отменять продразверстку и разрешать свободную торговлю никто не спешил. Более того, степень принуждения только увеличивалась. В январе 1920 г. создается первая трудармия. Делаются попытки распространить введенную еще в 1918 г. трудовую повинность уже на все население (Троцкий считал трудовую повинность "краеугольным камнем в здании социалистического хозяйства"). Осенью 1920 г. под каток государства попало и крестьянское хозяйство: бывший председатель ВСНХ Осинский на страницах "Правды" призвал к его "перестройке". Под перестройкой понималась "принудительная массовая организация производства". Для начала крестьянам установили обязательный план засева полей. Крестьянское семенное зерно перешло в распоряжение введенных в январе 1921 г. посевкомов. Кроме того, для помощи хозяйствам бедняков и красноармейцев местным властям было вменено в обязанность "устанавливать в селениях правильное использование живого и мертвого инвентаря, путем трудовой взаимопомощи крестьянства" (следующим шагом могло быть уже только полное обобществление всех средств производства - коллективизация, проще говоря). Словом, советское руководство во второй половине 1920 г. - начале 1921 г. искренне верило, что сочетание принуждения, сознательности масс и технических улучшений* после окончания войны способно сотворить чудо, а никакого рынка и прочих капиталистических пережитков для восстановления экономики не понадобится.

* Главной технической палочкой-выручалочкой, которая должна была удвоить ВВП "производительность народного труда" за 10 лет, была электрификация. Знаменитая фраза Ленина была произнесена как раз в ноябре 1920 г., спустя несколько дней после победы над Врангелем.

Прогрессивное налогообложение по-сталински (из статьи К.М. Александрова). Делалось все это исключительно для того, чтобы единоличник либо вступал в колхоз, либо "самораскулачивался" (т.е. бежал в город).

Доход при этом не фактический, а вмененный, обычно сильно завышенный.

В реальности бывало и покруче. Вот пример расчета налога на одно конкретное единоличное хозяйство в Сибири в 1933 г. (из ФБ ув. Алексея Бабия; там же фотография документа):

"Итак, что мы видим. 1933 год. Хозяйство лишенца облагают индивидуальным налогом. ЕСХН (Единый сельскохозяйственный налог) он уже уплатил - 103.90, исходя из размеров его пашни, количества КРС и т.д. То есть доход его был рублей триста.
Но, как лишенцу, ему сначала включают кратный коэффициент при подсчёте дохода. Лошадь теперь "стоит" не 16 рублей, а 32, овца не два рубля, а четыре, гектар луга не 10 рублей, а 20, и так далее. Плюс добавляют доход от временной мельнички, с которой он на самом деле доход не имел (молол для себя), охоту и.д.

Годовой доход получился 2119 рублей. Запомним эту цифру. Сельхозналог с этого дохода - 840 руб. Но это ещё не всё.
На получившийся, уже восьмикратный, налог ему включают ещё одну кратку.

Самообложение 1680 (т.е. 840*2)
Единовременный налог 3360 (840*4)
Культурный сбор 1680 (840*2)
И, до кучи, 112 рублей страховых обязательств по индивидуальному налогу.
И получается 7672 рубля налога.

С посчитанного дохода в 2119 рублей (а на самом деле его доход по ЕСХН был вообще примерно 300 рублей).
Дальше всё просто. Либо крестьянин распродаёт хозяйство, чтобы уплатить налог (и то вряд ли хватит) - и хозяйства больше нет. Или он налог не выплачивает, и имущество конфискуют (могут ещё и выслать его вместе с семьёй). Либо он бросает всё к чёртовой матери и бежит с семьёй куда-нибудь на другой конец страны. В любом случае он лишается имущества и терпит лишения.

Так вот, это Закон о реабилитации не считает репрессией (как и лишение избирательных прав, кстати). Если бы хозяйство просто экспроприировали, тогда да. А если изъяли за долги - то нет. Хотя очевидно, что это самая что ни на есть политическая репрессия: власть решает политическую задачу, выдавливая единоличника из села. Действует якобы экономическими методами, но очевидно, что эти "экономические" методы - самые что ни есть политические и репрессивные.
Я видел тысячи таких листков. Каждый из них - ограбленная семья и сломанные судьбы, Но государство до сих пор считает этих людей преступниками, не уплатившими налоги.

Енисейский районный архив, ф. Р-162/Р-2, оп.4,д. 158".

(Peter Lindert. Making Social Spending Work. Cambridge: Cambridge University Press, 2021).

Социальные расходы в разных странах в 19-м - начале 20-го века (в процентах от ВВП; без расходов на образование). К началу Первой мировой войны нигде не было ничего даже отдаленно напоминающего современные социальные государства (хотя лидерство скандинавских стран обозначилось уже тогда): ни в одной стране расходы не превышали двух процентов ВВП (сегодня среднее по странам ОЭСР - 20%). Еще 1-2% ВВП сверх этого правительства тратили на образование (сейчас РФ тратит около 5%, а лидеры в этой области среди развитых стран - Дания, Норвегия и Швеция - около 8%). Российская империя в 1910-х гг. тратила на социальные нужды порядка 0.6% ВВП и, на глазок, где-то еще 1% на образование.

Секрет роста социальных расходов в 20 в. прост: демократизация. Когда наименее обеспеченные слои населения получили право голоса, они, разумеется, начали голосовать за политиков, предлагавших расширение социальной поддержки. Череда катастроф первой половины 20 в. - мировые войны, Великая Депрессия, революции, гиперинфляции - показали среднему классу западных стран, насколько нестабильно его положение, и тем самым усилили поддержку социальных программ. И, конечно, сами государства стали достаточно богаты, чтобы позволить себе такие расходы. В результате возникло то, что П. Линдерт назвал "парадоксом Робин Гуда": богатые и эгалитарные общества вт. пол. 20 - начала 21-го века создали наиболее масштабные программы перераспределения, в то время как в бедных обществах с высоким неравенством, где в услугах благородного разбойника нуждаются больше всего, социальные расходы куда ниже.

К предыдущему репосту

Ув. коллеги @rusecon в своем комментарии ссылаются на новейшую книгу Making Social Spending Work (Как сделать социальные программы «работающими») прекрасного экономиста Питера Линдерта -

А лет десять назад Питер Линдерт в соавторстве с Стивеном Нафцигером, опубликовал совершенно замечательное исследование «Русское неравенство накануне революции» (Russian Inequality on the Eve of Revolution).

В этой работе Линдерт доказывает, что имущественное неравенство в России начала ХХ века не было таким уж запредельным, по сравнению с другими странами.

Например, по такому важному показателю неравенства как «доля всех доходов в стране, находящаяся в руках богатейшего 1% населения» европейская часть Российской империи смотрелась очень даже прилично - 13,5% (в Швеции, которую упоминают коллеги, этот показатель в то время достигал 27%, в Англии и Уэльсе - примерно столько же).

Так что, если бы причиной революции было бы только неравенство, то вероятность революции и в Швеции и в Англии должна была быть вдвое выше, чем в России - но все пошло не так. Почему - это уже другой вопрос.

Интересно другое. Линдерт и Нафцигер проанализировали динамику «коэффициента Джини» другого важного показателя, демонстрирующего неравенство. И выяснили, что за сто лет неравенство в России только выросло.

Вот что бы ни происходило - революция, Сталин с колхозами, Хрущев с ракетами, Брежнев с нефтедолларами, Горбачев с перестройкой и все, что было потом - а «верхушка» в РИ-СССР-РФ продолжала подгребать национальное достояние под себя.
В «девяностые», кстати, подрос «средний класс» - ему стало доставаться 37% национального дохода (в 1904 году был 31%). А вот 20% богатейших домохозяйств как получали 47,7% национального дохода в 1904 году, так и продолжали получать 47,1% national income в 1994 году.

И если коэффициент Джини в России, в начале ХХ века составлял 0,362 то в начале ХХI века он превысил 0,4.
Вопреки всем ля-ля насчет «социального государства».

А вот причину этого Линдерт и Нафцигер объясняют особенностями владения собственностью в РФ - чем большими активами владеет человек, тем меньше (в процентном отношении) он платит налогов.
И дело здесь, конечно же, не в "уровне НДФЛ", а именно в системе налогообложения активов, которая поощряет крупных собственников, и компенсирует их фактические льготы по налогам за счет экстремального налогообложения всех, кто не принадлежит к верхушке общества.

Краткая история рабочего времени в развитых странах в XIX - XX вв. (Huberman and Minns 2007). Реальная продолжительность рабочего времени в несельскохозяйственном секторе перед Первой мировой войной повсеместно сокращалось, но медленно: с 3131 часов в год в 1870 г. до 2750 в 1913 г. Затем случился резкий спад: рабочее время к 1929 г. сократилось на 520 часов, т.е. больше, чем за предыдущие сорок лет. Затем снижение снова замедлилось. К концу XX в. годовое рабочее время уменьшилось 1627 часов (1564 в Европе и 1868 в Сев. Америке и Австралии) и продолжает сокращаться (например, в Германии уже почти на 100 ч.). Кстати, с исторической т.з. уменьшение рабочего дня - это как раз возвращение к норме, а 3 тыс. рабочих часов в год - это аномалия, до Промышленной революции работали намного меньше.

(Струмилин С. Бюджет времени русского рабочего и крестьянина в 1922-1923 году. Статистико-экономические очерки.
М.-Л., 1924).

Продолжим экскурс в историю рабочего времени (см. пред. пост). Теперь поговорим о России. В 1922-3 гг. советские статистики провели несколько замечательно интересных обследований быта рабочих Петрограда, Москвы и Иваново-Вознесенска, а также крестьян Воронежской губернии. При этом они измерили не только продолжительность труда, но также досуга и сна (см. картинку выше). Что тут примечательного?

1. Рабочие трудились гораздо дольше, чем крестьяне (а до революции разрыв, вероятно, был еще выше: ведь рабочий день в промышленности сократился, а у крестьян все осталось по-прежнему). Конечно, для крестьян не всегда возможно отделить работу в городском понимании от домашнего труда или даже отдыха (например, в исследовании охота и рыбалка считаются отдыхом), но разрыв все равно велик. Он частично объясняет низкие темпы урбанизации пореформенной Российской империи, ведь большой разницы в доходах между крестьянами и рабочими тогда не было.

2. Как писал один из корреспондентов тенишевского "Этнографического бюро", "на брак народ смотрит как на обычай, освященный веками и церковью, который дает возможность приобретать для дома даровую рабочую силу" (если хотите почитать о быте великорусских крестьян на рубеже веков, то ничего лучше материалов тенишевского бюро не найдете, очень рекомендую). Действительно, и в начале 20-х в городе женщины трудились почти на четверть дольше, чем мужчины, в деревне - почти на треть, причем разница эта образовывалась почти полностью за счет домашнего труда (пища, уборка, уход за детьми, починка одежды и т.д.). Неудивительно, что тогда так широко распространились разные проекты "рационализации быта".

Статистика применения "трудовых указов" в СССР в 1940-56 гг. (подсмотрел в ФБ у ув. К. Богуславского). За самовольный (т.е. без разрешения директора предприятия) уход работы по указу 26.06.40 осудили 3,4 млн чел., из них реально посадили в тюрьму 2,9 млн (2-4 мес. заключения). Наказание за прогул было мягче: приговаривали к "исправительно-трудовым работам": на прежнем месте, но с вычетом 25% зарплаты на срок до 6 мес. (плюс, конечно, судимость). Зато осуждено за прогулы было куда больше - почти 11,5 млн чел., а всего по указу от 26.06.40 - 14,8 млн чел.

Для колхозников еще в 1939 г. был установлен (а в 1942 г. повышен) обязательный минимум трудодней, за невыполнение которого осудили еще 1,7 млн чел. Формально наказание было таким же, как и за прогулы: 25-процентный вычет из оплаты на срок до 6 мес. Однако осужденные исключались из колхоза и теряли право на приусадебный участок, что в иные годы было равносильно голодной смерти. Любопытно, что товарищу Сталину так понравились военные методы управления экономикой, что он и не стал их отменять: указ 26.06.40 и указ 13.04.42 г. преспокойно существовали до 1953-6 гг. и активно применялись.

Это все к чему. Часто забывают, что от сталинизма больше всего пострадали самые обычные рабочие и крестьяне. Вообще, бОльшая часть жертв коммунистических режимов - и в России, и, например, в Китае - это умершие от голода сельские обыватели.

Вышла книга украинского историка Ярослава Тинченко, посвященная крымским расстрелам 1920-1 гг. Тинченко - автор книги "Голгофа русского офицерства в СССР" о деле "Весна". Теперь он попытался максимально точно установить число убитых чекистами в Крыму и, по возможности, составить их поименный список (благо архивы сохранились неплохо). Документально ему удалось доказать казнь 10,5 тыс. чел. (из них 7,7 тыс. известны поименно). По мнению автора, цифры именно такого порядка ближе всего к реальности. Они почти совпадают с известной цифрой в 12 тыс. расстрелянных, которая упоминается в наградных документах начальника Крымской ударной группы Е.Г. Евдокимова (именно Евдокимов и В.Н. Манцев, а не одиозные Р. Землячка и Б. Кун, несмотря на персональную злобность последних, были главными исполнителями репрессий). Впрочем, окончательная эта цифра или нет, мы, конечно, не знаем.

Печальная ирония крымских расстрелов в том, что чекисты казнили не непримиримых врагов, а как раз наиболее лояльный элемент: непримиримые либо эвакуировались, либо сразу перешли на нелегальное положение и попытались бежать из Крыма (в книге есть замечательная история про отряд белых, который, переодевшись в красноармейцев, в обозе какой-то красной части доехал аж до румынской границы). А отдельные "бело-зеленые" в Крыму действовали даже в 1925 г. (наиболее известна история группы, бежавшей из СССР в Болгарию в мае 1925 г. на захваченном пассажирском пароходе). В общем, очередная история про то, как органы, получив чрезвычайные полномочия, пошли по пути наименьшего сопротивления и стали вместо врагов хватать тех, кого легче всего схватить.