Спасибо большое Анастасии Шевченко, как раз недавно подсел на ее канал. Еще вот недавно друг и издатель Артем написал лестный отзыв. Коллеги, купите уж «Комнату Вагинова», как раз для нее настает лучшее время: впереди безнадежность и холода.
Forwarded from Заметки панк-редактора (Asya Shev)
Пятница повела себя непотребно и выступила как полноценный понедельник на острове Невезения. Поэтому я тоже смухлюю. Помните, конечно, историю о том, как Киз получил за рассказ «Цветы для Элджерона» премию «Хьюго», а за одноименный роман — «Небьюлу» (у меня нет сил перепроверять, если напутала, старшие товарищи поправят). Вот так у меня вышло с «Комнатой Вагинова» Антона Секисова.
Однажды этот текст уже был пятничной book of calm — но как аудиосериал на Букмейте, а сегодня на сайте вышел мой материал о бумажной книге, потому что роман получил премии моего сердца минимум дважды. Еще и недописанная полнокровная рецензия болтается в заметках: в ней я, как герои «Комнаты Вагинова», блуждаю между остранением и абсурдом, вспоминаю о новом варварстве, доминантах кэмпа и отсылках на подвал Клегга, — словом, обо всем, что не влезло в релиз, и, полагаю, добавлю что придумается по дороге. Так что это дело далеко не на одну трубку.
Однажды этот текст уже был пятничной book of calm — но как аудиосериал на Букмейте, а сегодня на сайте вышел мой материал о бумажной книге, потому что роман получил премии моего сердца минимум дважды. Еще и недописанная полнокровная рецензия болтается в заметках: в ней я, как герои «Комнаты Вагинова», блуждаю между остранением и абсурдом, вспоминаю о новом варварстве, доминантах кэмпа и отсылках на подвал Клегга, — словом, обо всем, что не влезло в релиз, и, полагаю, добавлю что придумается по дороге. Так что это дело далеко не на одну трубку.
...вообще создается ощущение, что все герои обитают в лимбе — том, что у режиссера Нолана в его многоуровневых снах, а не том, что первый круг ада по Данте (впрочем, не точно и это). Не зря же хозяйка прямо указывает Сене на иллюзорность происходящего: «А вы знали, что человек видит сны круглосуточно, даже когда не спит? Просто разум их подавляет».nonfiction.ru
Сон разума в комнате Вагинова / Лента / Альпина нон-фикшн
Сене 29 лет, он пишет биографию Константина Вагинова и для этого заселяется в коммуналку, в одной из комнат которой предположительно жил поэт. С этого момента сквозь современный Петербург будто проступает довоенный Ленинград, но именно тот, со страниц вагиновской…
Удалось все же протиснуться в заветные Топ-10 Фаланстера, практически слившись с «Историей усталости»
Forwarded from Альпина.Проза
«Комната Вагинова» на девятом месте в тридцатке самых продаваемых книг октября в магазине «Фаланстер».
Не дает покоя статья в «МК Карелия» про скандал вокруг выставки «Карельская мифология» в петербургской библиотеке имени Чехова (увидел у Максона). В этой статье есть что-то непостижимое, и в то же время наглядно отражающее дух времени.
Произошло то, что в Петербурге царит повсеместно: выставили на общее обозрение каких-то бесов, чертей, чтобы люди приходили им поклоняться под видом некоего просветительского досуга (в конкретном случае — якобы чтоб «познакомить петербуржцев с верованиями и традициями карелов»). Антигерои этой истории, возмущенные выставкой православные активисты, быть может, нечасто захаживают в музеи Петербурга, а ведь бесы широко представлены в каждом из них. В Этнографическом музее их, например, столько, и формы их столь разнообразны, что даже мне под конец посещения стало не по себе. Ну а кому в петербургских музеях еще стоять, кроме чертей, ведь Петербург — это храм Сатаны под открытым небом, что я буду тут распинаться, сами знаете, что второе название Петербурга — Чертоград. Возьмите любой роман о Петербурге, хотя бы вот роман Алексея Толстого «Сестры» (первая часть «Хождения по мукам»), и там сразу на первой странице этого реалистического произведения черт на извозчике едет по Васильевского острову.
И эти православные активисты, которые годами, десятилетиями живут в городе Дьявола, возмутились почему-то только сейчас и стали «бить тревогу» в связи с насаждением сатанизма. «Одумайтесь! У нас война идет с этой бесовщиной, пора бы наконец хотя бы мозги включать, что сатанизм нужно искоренять, а не всеми способами насаждать!» Они бы еще приперлись в Лаг-Вегас и устроили там войну игровым автоматам. Бегали бы по казино и кричали: «Одумайтесь!»
Самое нелепое в том, что активисты зачем-то прикрылись именем Чехова (чье имя носит библиотека). Вот такая цитата от православной активистки: «От себя уверена, что Антон Павлович Чехов, именем которого названа библиотека, также имел бы категорические возражения против проведения данного оккультного действа, которое является откровенным неуважением к памяти великого русского писателя». По-моему, тут просто бесстыдно пародируется тенденция заочно вписывать тех или иных мертвых деятелей культуры в сторонники/противники чего бы то ни было.
Но в целом история, понятное дело, скорее гнусная, чем веселая. Там же в статье обеспокоенный гражданин и «ценитель традиционной карельской культуры» (решил назвать его так, а не сатанистом, из чувства симпатии) справедливо и горестно замечает (на страницах сервильной газеты МК!): «Видимо, время сейчас правда такое, что доносчики и линчеватели силу почувствовали и безнаказанность».
https://karel.mk.ru/amp/social/2023/11/01/vystavka-o-karelskoy-mifologii-vyzvala-skandal-v-sanktpeterburge.html
Произошло то, что в Петербурге царит повсеместно: выставили на общее обозрение каких-то бесов, чертей, чтобы люди приходили им поклоняться под видом некоего просветительского досуга (в конкретном случае — якобы чтоб «познакомить петербуржцев с верованиями и традициями карелов»). Антигерои этой истории, возмущенные выставкой православные активисты, быть может, нечасто захаживают в музеи Петербурга, а ведь бесы широко представлены в каждом из них. В Этнографическом музее их, например, столько, и формы их столь разнообразны, что даже мне под конец посещения стало не по себе. Ну а кому в петербургских музеях еще стоять, кроме чертей, ведь Петербург — это храм Сатаны под открытым небом, что я буду тут распинаться, сами знаете, что второе название Петербурга — Чертоград. Возьмите любой роман о Петербурге, хотя бы вот роман Алексея Толстого «Сестры» (первая часть «Хождения по мукам»), и там сразу на первой странице этого реалистического произведения черт на извозчике едет по Васильевского острову.
И эти православные активисты, которые годами, десятилетиями живут в городе Дьявола, возмутились почему-то только сейчас и стали «бить тревогу» в связи с насаждением сатанизма. «Одумайтесь! У нас война идет с этой бесовщиной, пора бы наконец хотя бы мозги включать, что сатанизм нужно искоренять, а не всеми способами насаждать!» Они бы еще приперлись в Лаг-Вегас и устроили там войну игровым автоматам. Бегали бы по казино и кричали: «Одумайтесь!»
Самое нелепое в том, что активисты зачем-то прикрылись именем Чехова (чье имя носит библиотека). Вот такая цитата от православной активистки: «От себя уверена, что Антон Павлович Чехов, именем которого названа библиотека, также имел бы категорические возражения против проведения данного оккультного действа, которое является откровенным неуважением к памяти великого русского писателя». По-моему, тут просто бесстыдно пародируется тенденция заочно вписывать тех или иных мертвых деятелей культуры в сторонники/противники чего бы то ни было.
Но в целом история, понятное дело, скорее гнусная, чем веселая. Там же в статье обеспокоенный гражданин и «ценитель традиционной карельской культуры» (решил назвать его так, а не сатанистом, из чувства симпатии) справедливо и горестно замечает (на страницах сервильной газеты МК!): «Видимо, время сейчас правда такое, что доносчики и линчеватели силу почувствовали и безнаказанность».
https://karel.mk.ru/amp/social/2023/11/01/vystavka-o-karelskoy-mifologii-vyzvala-skandal-v-sanktpeterburge.html
Все явственней ощущаю приближение старости: недавно, например, написал отрицательный отзыв на пункт доставки со словами «форменное безобразие». Или вот раньше проза Юрия Трифонова казалась мне скорее унылой, чем какой-либо еще, а сейчас читаю ее с восторгом: поэтичная, захватывающая! Прочитал повесть «Другая жизнь» мгновенно, не в силах оторваться ни на минуту. Тотчас перешел на «Дом на набережной» и так прочитал/перечитал весь цикл московских повестей.
Теперь дошел до «Опрокинутого дома» — сборника путевых очерков/эссе/рассказов. Понравился там такой эпизодический персонаж: советский человек Боря. Он никогда не бывал за границей, и вот встречает Трифонова, который только вернулся из поездки в Лас-Вегас.
— Ну, как там? Все ясно? — уточнил Боря
«Я ответил: "Все ясно" — и больше он ни о чем не спрашивал».
Еще Трифонов своим существованием отчасти опровергает теорию о том, что журналистика — это вообще худшее, что может приключиться с писателем: она губит стиль, чувство слова, вызывает словесное недержание (на своем примере это пагубное влияние, увы, довелось ощутить).
Но вот Трифонов же супер-стилист и при этом столько лет писал для спортивных изданий репортажи и очерки. Читая эти путевые заметки/эссе Трифонова, понял, что по крайней мере написание репортажей может стать преполезной практикой. Во всяком случае для тех, чьей прозе не хватает энергии и внимания к деталям.
Теперь дошел до «Опрокинутого дома» — сборника путевых очерков/эссе/рассказов. Понравился там такой эпизодический персонаж: советский человек Боря. Он никогда не бывал за границей, и вот встречает Трифонова, который только вернулся из поездки в Лас-Вегас.
— Ну, как там? Все ясно? — уточнил Боря
«Я ответил: "Все ясно" — и больше он ни о чем не спрашивал».
Еще Трифонов своим существованием отчасти опровергает теорию о том, что журналистика — это вообще худшее, что может приключиться с писателем: она губит стиль, чувство слова, вызывает словесное недержание (на своем примере это пагубное влияние, увы, довелось ощутить).
Но вот Трифонов же супер-стилист и при этом столько лет писал для спортивных изданий репортажи и очерки. Читая эти путевые заметки/эссе Трифонова, понял, что по крайней мере написание репортажей может стать преполезной практикой. Во всяком случае для тех, чьей прозе не хватает энергии и внимания к деталям.
Не удержусь и запощу рецензию Кирилла Ямщикова на «Комнату». Она очень хорошая и лестная, и что немаловажно: Ямщиков продвигает созвучную мне мысль про то, что проза Константина Вагинова в «постфевральской» России актуальна как никогда. Сейчас, кстати, готовятся к печати записные книжки Вагинова (в издательстве ЕУ), и это как будто бы неслучайно. https://magazines.gorky.media/volga/2023/11/poedanie-dikogo-kabana-naglyadno.html
Прочитал еще одну книгу Каррера: на этот раз биографию писателя Филипа Дика. Когда слышу романы Дика в пересказе, очень нравится, да и сам Дик вызывает симпатию, но когда обращаюсь к первоисточнику, почему-то быстро бросаю. Так что биография Дика с кратким пересказом романов — самое то.
Биография Дика полна поразительных фактов. Больше всего поразило не то, что Дик написал кучу доносов в ФБР на друзей-«марксистов» и на коммунистов-телепатов из СССР, которые вторгаются в его сны и внедряют свои мысли. И даже не то, что после однократного приема лсд в Дике поселилась альтернативная личность — христианин первых веков по имени Томас (Дик сожительствовал с ней много лет). А то, что Дик всегда мечтал писать не фантастические романы, а настоящую «серьезную» литературу. Сейчас это кажется смехотворным, вроде и так понятно, что Дик серьезный писатель, какая разница, что фантаст. Но он, оказывается, написал таких романов целую гору, 11 штук подряд.
При их создании Дик руководствовался известным принципом «криэйтив райтинг»: «пиши про то, что хорошо знаешь», вот он и написал про свой городок, себя, свою жену и приемных детей. С женой и детьми у него были внешне хорошие отношения: жена поддерживала его амбиции серьезного автора, даже содержала его, пока он писал. И в итоге Дик вывел ее в своих серьезных романах психопатической тварью, соседей — сельскими идиотами, ну и так далее, и почти все — с документальной точностью.
«Сукин сын», — сказала жена. «Ты чего, —удивился Дик, — это же вымысел: смотри, главный герой водит машину, а у меня даже нет прав».
Но ни один из своих 11 серьезных романов Дик пристроить не смог, а потом ему дали премию Хьюго за «Человека в высоком замке», и только тогда он решил: черт с вами, буду дальше эту е*** фантастику писать.
Вроде бы у Франзена немного похожая история: он пытался стать писателем-постмодернистом типа Пинчона и только после нескольких безуспешных попыток в этом жанре пришлось с неохотой водрузить на себя венец современного Толстого, автора великих психологических романов.
Биография Дика полна поразительных фактов. Больше всего поразило не то, что Дик написал кучу доносов в ФБР на друзей-«марксистов» и на коммунистов-телепатов из СССР, которые вторгаются в его сны и внедряют свои мысли. И даже не то, что после однократного приема лсд в Дике поселилась альтернативная личность — христианин первых веков по имени Томас (Дик сожительствовал с ней много лет). А то, что Дик всегда мечтал писать не фантастические романы, а настоящую «серьезную» литературу. Сейчас это кажется смехотворным, вроде и так понятно, что Дик серьезный писатель, какая разница, что фантаст. Но он, оказывается, написал таких романов целую гору, 11 штук подряд.
При их создании Дик руководствовался известным принципом «криэйтив райтинг»: «пиши про то, что хорошо знаешь», вот он и написал про свой городок, себя, свою жену и приемных детей. С женой и детьми у него были внешне хорошие отношения: жена поддерживала его амбиции серьезного автора, даже содержала его, пока он писал. И в итоге Дик вывел ее в своих серьезных романах психопатической тварью, соседей — сельскими идиотами, ну и так далее, и почти все — с документальной точностью.
«Сукин сын», — сказала жена. «Ты чего, —удивился Дик, — это же вымысел: смотри, главный герой водит машину, а у меня даже нет прав».
Но ни один из своих 11 серьезных романов Дик пристроить не смог, а потом ему дали премию Хьюго за «Человека в высоком замке», и только тогда он решил: черт с вами, буду дальше эту е*** фантастику писать.
Вроде бы у Франзена немного похожая история: он пытался стать писателем-постмодернистом типа Пинчона и только после нескольких безуспешных попыток в этом жанре пришлось с неохотой водрузить на себя венец современного Толстого, автора великих психологических романов.
Прочитал книжку «История человеческих жертвоприношений» и почерпнул из нее следующую мысль. В разные периоды в разных регионах, где человеческие жертвоприношения пользовались большой популярностью — например, в Карфагене или Мезоамерике, — появлялись гуманные деятели, которые отменяли или пытались заменить ритуальные убийства людей на что-то помягче: типа убийства животных или вовсе символических жертв. Но чаще эта гуманизация заканчивалась провалом: без человеческих жертв ничего не работало — боги делались недовольными и насылали бедствия, и все откатывалось назад, к чудовищным ритуалам.
На тему человеческих жертвоприношений есть отменная книжка Эдварда Хьюмса (увы, пока не переведенная на русский язык) — Buried secrets. Это документальный роман про Адольфо Констансо — колдуна и лидера банды «нарко-сатанистов». Адольфо практиковался в так называемой религии Пало Майомбе, в основе которой лежат человеческие жертвоприношения. Благодаря ним Адольфо проворачивал чудеса на любой вкус, как настоящий Антихрист — чем снискал небывалую славу в Мексике.
Среди прочего он обеспечивал магическую защиту мексиканским контрабандистам, которые настолько уверовали в силу его магии, что мчали с полным багажником героина мимо всех полицейских постов, и ничего им не было. Читая жизнеописание Констансо, поневоле приходишь к выводу: человеческие жертвоприношения — это ужасно, но схема, похоже, все же рабочая! Древние люди кое-чего соображали, и получше нас.
Но в какой-то момент Констансо до того обнаглел, что принес в жертву американского гражданина, сына вроде бы дипломата, который приехал в Мексику отдохнуть. Ну и тут сразу же пришли англосаксы со своим скучным рационализмом и всех пересажали или переубивали из кольтов и винчестеров, несмотря ни на какие магические ухищрения. До обидного быстро магия кончилась.
На тему человеческих жертвоприношений есть отменная книжка Эдварда Хьюмса (увы, пока не переведенная на русский язык) — Buried secrets. Это документальный роман про Адольфо Констансо — колдуна и лидера банды «нарко-сатанистов». Адольфо практиковался в так называемой религии Пало Майомбе, в основе которой лежат человеческие жертвоприношения. Благодаря ним Адольфо проворачивал чудеса на любой вкус, как настоящий Антихрист — чем снискал небывалую славу в Мексике.
Среди прочего он обеспечивал магическую защиту мексиканским контрабандистам, которые настолько уверовали в силу его магии, что мчали с полным багажником героина мимо всех полицейских постов, и ничего им не было. Читая жизнеописание Констансо, поневоле приходишь к выводу: человеческие жертвоприношения — это ужасно, но схема, похоже, все же рабочая! Древние люди кое-чего соображали, и получше нас.
Но в какой-то момент Констансо до того обнаглел, что принес в жертву американского гражданина, сына вроде бы дипломата, который приехал в Мексику отдохнуть. Ну и тут сразу же пришли англосаксы со своим скучным рационализмом и всех пересажали или переубивали из кольтов и винчестеров, несмотря ни на какие магические ухищрения. До обидного быстро магия кончилась.
Завел на кенотафе рубрику «писатели учителя жизни», в которой писатели будут наставлять нас по поводу различных бытовых вопросов. Открывает ее блистательный Ал.Снегирев
Forwarded from Кенотаф
Участники кенотаф-медиа — люди большей частью «старой формации», с детства привыкшие получать от художественной литературы не только эстетическое удовольствие, но и ответы на абсолютно все вопросы, касающиеся мироздания. Главный из которых — «как жить»? Ведь, как сказал классик, «литература — учитель жизни». Потому мы по старой привычке будем обращаться к писателям за уроками жизни, будь то вопрос как правильно выбирать авокадо, завтракать, ездить на электричках, как нормализовать работу кишечника или красить забор.
Первый гость нашей новой рубрики «Писатели — учителя жизни» — писатель Александр Снегирев.
Как правильно красить деревянные поверхности?
Так сложилось, что я немало построил и, видимо, ещё построю что-то. В результате немного знаю о процессе. Расскажу про покраску деревянных поверхностей. Вагонка, брус, бревно, скамейки, заборы и всё деревянное. Существует представление, что для этого используют либо тупо краску, либо антисептик, либо лак. В советское время вагонку, которой обшивали комнатки летних дач, крыли олифой, подчёркивающей не особо выразительную текстуру сосновых досок. С тех пор массовое увлечение «натуральностью» так и не схлынуло, разве что на смену олифе пришли лаки. Речь моя, однако, не про эстетику, а про функционал. Итак, краска. Маслянная сейчас используется редко, по большей части красят водорастворимыми красками, колеруемыми на любой вкус. Всё бы ничего, но такое покрытие рано или поздно (обычно рано) начинает шелушиться и облупляться, а чтобы нанести новый слой, остатки предыдущего надо счистить. Это трудоёмкий процесс. С лаком похожая тема. Так называемые яхт-лаки, предназначенные для суровых погодных условий, для террас и уличной мебели, на поверку не выдерживают больше одного сезона, после чего начинают шелушиться со всеми вытекающими. Антисептики теоретически защищают от гниения, но защита так себе, а цвета сплошь банальные. Выход один — масло. Именно масло, а не масляная краска. Масло — самый дорогой, но и самый эффективный по совокупности свойств материал. Коктейль растительных масел с добавлением восков, антисептических присадок и колеров по желанию. Масло впитывается в дерево, не образуя плёнку, защищает его, придаёт благородный внешний вид. Со временем масло не облупляется, оно просто вымывается (в уличных условиях), и поверхность не требует никакой подготовки перед следующим покрытием. Масло — самый устойчивый к погодным капризам материал и в интерьерах тоже чрезвычайно хорош. Тот же паркет куда лучше покрыть затонированным маслом и специальным воском, чем, по позднесоветской традиции, лакировать. Разоритесь на масло и не пожалеете.
#учителя_жизни
Первый гость нашей новой рубрики «Писатели — учителя жизни» — писатель Александр Снегирев.
Как правильно красить деревянные поверхности?
Так сложилось, что я немало построил и, видимо, ещё построю что-то. В результате немного знаю о процессе. Расскажу про покраску деревянных поверхностей. Вагонка, брус, бревно, скамейки, заборы и всё деревянное. Существует представление, что для этого используют либо тупо краску, либо антисептик, либо лак. В советское время вагонку, которой обшивали комнатки летних дач, крыли олифой, подчёркивающей не особо выразительную текстуру сосновых досок. С тех пор массовое увлечение «натуральностью» так и не схлынуло, разве что на смену олифе пришли лаки. Речь моя, однако, не про эстетику, а про функционал. Итак, краска. Маслянная сейчас используется редко, по большей части красят водорастворимыми красками, колеруемыми на любой вкус. Всё бы ничего, но такое покрытие рано или поздно (обычно рано) начинает шелушиться и облупляться, а чтобы нанести новый слой, остатки предыдущего надо счистить. Это трудоёмкий процесс. С лаком похожая тема. Так называемые яхт-лаки, предназначенные для суровых погодных условий, для террас и уличной мебели, на поверку не выдерживают больше одного сезона, после чего начинают шелушиться со всеми вытекающими. Антисептики теоретически защищают от гниения, но защита так себе, а цвета сплошь банальные. Выход один — масло. Именно масло, а не масляная краска. Масло — самый дорогой, но и самый эффективный по совокупности свойств материал. Коктейль растительных масел с добавлением восков, антисептических присадок и колеров по желанию. Масло впитывается в дерево, не образуя плёнку, защищает его, придаёт благородный внешний вид. Со временем масло не облупляется, оно просто вымывается (в уличных условиях), и поверхность не требует никакой подготовки перед следующим покрытием. Масло — самый устойчивый к погодным капризам материал и в интерьерах тоже чрезвычайно хорош. Тот же паркет куда лучше покрыть затонированным маслом и специальным воском, чем, по позднесоветской традиции, лакировать. Разоритесь на масло и не пожалеете.
#учителя_жизни
коллеги, если вдруг собираетесь: буду завтра на Нонфике в 15 у стенда «Все свободны», готовый к смол-току, а в 16 предстоит уже паблик-ток на стенде «Альпины»: в компании ув.коллег Джафарова и Ханипаева
С опозданием все-таки отчитаюсь по вопросу Нонфикшена. В последний раз был на этом мероприятии году в 2011-м, ну и вот наконец дорвался и накупил гору книг. На стенде Ивана Лимбаха вообще случилось какое-то помутнение: пришел в себя уже лишь с полной сумой и пустым кошельком.
Покажу лишь некоторые приобретения! (примерно треть)
Охотился за трилогией Рэйчел Каск, но в наличии было лишь две. Очень советую эту даму, если пока не читали, одновременно поэтичная и афористичная, мало кому удается такое письмо. Вот случайная цитата: «Некоторые люди пишут только потому, что не знают, как жить в моменте, и им приходится воссоздавать его и проживать постфактум».
Лорри Мур «Запертая лестница». Прочел всего пару абзацев и испытал великолепное чувство: когда сразу понял, что книга очень хорошая, и как бы там ни развивался сюжет, следующие сотни страниц не разочаруют.
Стихи Льва Рубинштейна. Стихи Рубинштейна люблю, но не планировал эту покупку. Как раз когда отоваривался на стенде Лимбаха, подошел Рубинштейн. Ребята из Лимбаха стали уговаривать его подписать хоть одну книгу на стенде, а Рубинштейн закапризничал: дескать, если подписывать, то конкретному человеку, а не просто так. Они все пререкались на эту тему, мешая сосредоточиться на покупке книг. Предложил подписать книгу мне, и на том спор прекратился.
Екатерина Бакунина «Тело». Получил в дар от приятного молодого человека Григория из издательства soyapress. ««Тело» — жесткий и отчаянный роман Екатерины Бакуниной, русской писательницы и поэтессы первой волны эмиграции», — так начинается аннотация. Спасибо, Григорий, буду читать!
А также передаю привет коллегам из «Альпины.Прозы». Был необыкновенно рад всех видеть, очень приятно иметь с вами дело, и спасибо «Букмейту», что нас с «Альпиной свели! Заодно поздравляю многоув. Асю Шевченко с премией «Литблог».
Там же на Нонфике выяснил, что у «Комнаты Вагинова» дела идут не так уж и плохо пока. Удивился, что «Альпина» решила сразу две тыщи стартового тиража бахнуть («Бога тревоги» вначале напечатали то ли 500, то ли даже 300), но вот прошло каких-то два месяца, а тираж уже постепенно заканчивается. Ну и еще новость: «Все свободны» напечатали третий тираж «Зон отдыха», кайф!
Покажу лишь некоторые приобретения! (примерно треть)
Охотился за трилогией Рэйчел Каск, но в наличии было лишь две. Очень советую эту даму, если пока не читали, одновременно поэтичная и афористичная, мало кому удается такое письмо. Вот случайная цитата: «Некоторые люди пишут только потому, что не знают, как жить в моменте, и им приходится воссоздавать его и проживать постфактум».
Лорри Мур «Запертая лестница». Прочел всего пару абзацев и испытал великолепное чувство: когда сразу понял, что книга очень хорошая, и как бы там ни развивался сюжет, следующие сотни страниц не разочаруют.
Стихи Льва Рубинштейна. Стихи Рубинштейна люблю, но не планировал эту покупку. Как раз когда отоваривался на стенде Лимбаха, подошел Рубинштейн. Ребята из Лимбаха стали уговаривать его подписать хоть одну книгу на стенде, а Рубинштейн закапризничал: дескать, если подписывать, то конкретному человеку, а не просто так. Они все пререкались на эту тему, мешая сосредоточиться на покупке книг. Предложил подписать книгу мне, и на том спор прекратился.
Екатерина Бакунина «Тело». Получил в дар от приятного молодого человека Григория из издательства soyapress. ««Тело» — жесткий и отчаянный роман Екатерины Бакуниной, русской писательницы и поэтессы первой волны эмиграции», — так начинается аннотация. Спасибо, Григорий, буду читать!
А также передаю привет коллегам из «Альпины.Прозы». Был необыкновенно рад всех видеть, очень приятно иметь с вами дело, и спасибо «Букмейту», что нас с «Альпиной свели! Заодно поздравляю многоув. Асю Шевченко с премией «Литблог».
Там же на Нонфике выяснил, что у «Комнаты Вагинова» дела идут не так уж и плохо пока. Удивился, что «Альпина» решила сразу две тыщи стартового тиража бахнуть («Бога тревоги» вначале напечатали то ли 500, то ли даже 300), но вот прошло каких-то два месяца, а тираж уже постепенно заканчивается. Ну и еще новость: «Все свободны» напечатали третий тираж «Зон отдыха», кайф!
Руководствуясь принципами «живи настоящим» и «бери от жизни всё», отправился в Ленинку, где заказал почитать литературный журнал 1922 года «Абраксас». Поэт Михаил Кузмин назвал его в честь гностического божества (обычно Абраксаса изображают с головой петуха и змеями вместо ног). Журнал «Абраксас» стал площадкой, на которой Кузмин провозгласил новое литературное направление «эмоционализм» (известное лишь немногим) и напечатал странные и местами безумные стихи и рассказы своих ув.коллег, от Юркуна до Ахматовой. Среди прочих текстов обнаружил там и первый рассказ Константина Вагинова «Монастырь Господа нашего Аполлона». По сюжету, группа юных художников излечивает от сифилиса древнегреческого бога Аполлона. Воспрянувший бог оказывается кем-то наподобие Ганнибала Лектора и начинает охотиться за художниками и всех по одному пожирать. Прекрасная сюрреалистичная проза: «Сыро в келье моей, Аполлон не приходит. Лежит под липами, а вокруг в черном небе кружатся аэропланы. И на каждом из них сидит схимник из пустыни Оптинской. И следят они глазами, из ночи и жести составленными».
установились идеальные погодные условия для чтения «Комнаты». Пусть же замечательная рецензия Тани Соловьевой вас сподвигнет на это https://www.tg-me.com/GartenundStrassen/1005
Прогуливался тут #нарайоне, оказался возле Нового Донского кладбища. Там стоит церковь, в советское время служившая крематорием. Этот крематорий воспел в своих мемуарах «Живите в Москве» Дм.А.Пригов. В детстве с приятелем он якобы забирался в здание крематория и смотрел, как сжигают покойников (далее идет описание процесса сжигания, так что впечатлительных прошу отвернуться):
«В те времена в печку, где сжигались мертвецы, было вставлено огромное кварцевое огнеупорное полупрозрачное стекло. Когда покойник с поверхности опускался в тесное печное пространство, печка раскалялась до неимоверных, почти адских температур. Первыми, подобно беспорядочно бегающему фейерверку, вспыхивали податливые мгновенные бумажные цветы и украшения. Все это в некоем смазанном, но вполне осязаемом виде можно было различить сквозь стекло.
Затем начинал веселиться, приплясывать сам виновник события – мертвец. Очевидно, сухожилия и связки быстрее поддавались огню и жару, чем сыроватая водянистая плоть с глубоко еще упрятанными костями. Мертвец вскидывался в странном веселье, подергивая конечностями. Правда, возможно даже наверняка, все происходило при полнейшем неведении самого усопшего. Это напоминало мне узнанные гораздо позднее средневековые притчи и гравюрные изображения плясок Смерти».
Не знаю, можно ли верить приговским мемуарам. В следующем абзаце он вспоминает, что вокруг Донского монастыря были пруды, и там плавали головастики. Часть москвичей была обращена в головастиков при Великом московском потопе, и вот они плавают в этих прудах. Если смотреть в глаза головастикам дольше пяти минут, то и сам превращаешься в головастика.
С удивлением обнаружил, что и сам Дм.А.Пригов упокоился тут же, возле этого крематория (у него достаточно эффектная могила). Еще недавно перечитывал «Дом на набережной» Трифонова, а ведь он заканчивается все тем же Донским крематорием:
«В годовщину Сониной смерти, в октябре, мы поехали на кладбище. Соня была похоронена на территории старого крематория, вблизи Донского монастыря. Крематорий уже полтора года был закрыт. Москва сжигала где-то в другом месте, за городом. Говорили, что далеко, неудобно, неуютно. То-то был уют здесь, у Донского! <…>
Я думал о том, что нет ничего страшнее мертвой смерти. Погасший крематорий — это мертвая смерть. И Левка Шулепа в воротах кладбища... Вдруг я понял старика, который не хотел вспоминать. Оглушающе орали вороны, кружась и кружась над нашими головами, очень рассерженные чем-то. Было похоже, что мы вступили в их владения. Или, может быть, начинался их час, когда мы не смели тут появляться. На деревьях вокруг было множество темных и жирных гнезд.
Старик шептал, разговаривая сам с собой:
— Какой нелепый, неосмысленный мир! Соня лежит в земле, ее одноклассник не пускает нас сюда, а мне восемьдесят шесть... А? Зачем? Кто объяснит? — Он стискивал мою руку цепкой клешней. — И как не хочется этот мир покидать…»
«В те времена в печку, где сжигались мертвецы, было вставлено огромное кварцевое огнеупорное полупрозрачное стекло. Когда покойник с поверхности опускался в тесное печное пространство, печка раскалялась до неимоверных, почти адских температур. Первыми, подобно беспорядочно бегающему фейерверку, вспыхивали податливые мгновенные бумажные цветы и украшения. Все это в некоем смазанном, но вполне осязаемом виде можно было различить сквозь стекло.
Затем начинал веселиться, приплясывать сам виновник события – мертвец. Очевидно, сухожилия и связки быстрее поддавались огню и жару, чем сыроватая водянистая плоть с глубоко еще упрятанными костями. Мертвец вскидывался в странном веселье, подергивая конечностями. Правда, возможно даже наверняка, все происходило при полнейшем неведении самого усопшего. Это напоминало мне узнанные гораздо позднее средневековые притчи и гравюрные изображения плясок Смерти».
Не знаю, можно ли верить приговским мемуарам. В следующем абзаце он вспоминает, что вокруг Донского монастыря были пруды, и там плавали головастики. Часть москвичей была обращена в головастиков при Великом московском потопе, и вот они плавают в этих прудах. Если смотреть в глаза головастикам дольше пяти минут, то и сам превращаешься в головастика.
С удивлением обнаружил, что и сам Дм.А.Пригов упокоился тут же, возле этого крематория (у него достаточно эффектная могила). Еще недавно перечитывал «Дом на набережной» Трифонова, а ведь он заканчивается все тем же Донским крематорием:
«В годовщину Сониной смерти, в октябре, мы поехали на кладбище. Соня была похоронена на территории старого крематория, вблизи Донского монастыря. Крематорий уже полтора года был закрыт. Москва сжигала где-то в другом месте, за городом. Говорили, что далеко, неудобно, неуютно. То-то был уют здесь, у Донского! <…>
Я думал о том, что нет ничего страшнее мертвой смерти. Погасший крематорий — это мертвая смерть. И Левка Шулепа в воротах кладбища... Вдруг я понял старика, который не хотел вспоминать. Оглушающе орали вороны, кружась и кружась над нашими головами, очень рассерженные чем-то. Было похоже, что мы вступили в их владения. Или, может быть, начинался их час, когда мы не смели тут появляться. На деревьях вокруг было множество темных и жирных гнезд.
Старик шептал, разговаривая сам с собой:
— Какой нелепый, неосмысленный мир! Соня лежит в земле, ее одноклассник не пускает нас сюда, а мне восемьдесят шесть... А? Зачем? Кто объяснит? — Он стискивал мою руку цепкой клешней. — И как не хочется этот мир покидать…»
С новым годом, коллеги. Решил начать его с небольшого челленджа. Буду в течение месяца сравнительно регулярно писать сюда короткие посты дневникового характера, не каждый день, но раз в два-три дня постараюсь.
И еще одна новогодняя инновация. Теперь строю планы и принимаю решения руководствуясь «Книгой перемен», она же «И цзин». По идее, гадание по И цзин призвано гармонизировать жизнь, учит неспешности, спокойствию и рассудительности. Но вот Филип Дик тоже практиковался в И цзин, и это привело его в дурку, так что посмотрим. Во всяком случае некое разнообразие И цзин сулит.
Первое предсказание года содержит следующие фрагменты:
«Царь приближается к обладателям храма».
«Лошадь сильна. — Счастье».
«Это не то, о чем думают варвары».
Постараюсь все это осмыслить и применить в быту.
И еще одна новогодняя инновация. Теперь строю планы и принимаю решения руководствуясь «Книгой перемен», она же «И цзин». По идее, гадание по И цзин призвано гармонизировать жизнь, учит неспешности, спокойствию и рассудительности. Но вот Филип Дик тоже практиковался в И цзин, и это привело его в дурку, так что посмотрим. Во всяком случае некое разнообразие И цзин сулит.
Первое предсказание года содержит следующие фрагменты:
«Царь приближается к обладателям храма».
«Лошадь сильна. — Счастье».
«Это не то, о чем думают варвары».
Постараюсь все это осмыслить и применить в быту.
Последняя прочитанная книга прошлого года — «Тело» Екатерины Бакуниной. На ярмарке Нонфикшн первым делом стремился приобрести модные новинки Ад маргинем — в частности, «961 час в Бейруте» Рёко Секигути, и, пока пробирался к их стенду, случайно заполучил книгу «Тело» (спасибо Григорию Савченко за подгон), о которой ничего раньше не слышал. В итоге книга «961 час в Бейруте» не произвела впечатления — некая японка, которая почему-то живет во Франции, но при этом пишет про Бейрут, и почему-то в жанре «кулинарной хроники» — а разбираться в этих хитросплетениях должен я, лох из Москвы, стремящийся к трендам.
А вот «Тело» очень понравилось. Короткий (очень короткий, 70 страниц), полный энергии и отчаяния, эмигрантский роман 30-х годов напомнил «Это я, Эдичка». Начало не менее сильное или даже сильнее, и по содержанию очень похоже — описание собственного жилья и жильцов из дома напротив. У Бакуниной так:
Этот старый дом осуждён на слом, и когда я гляжу на него, мне всё кажется, что он снится мне. И жильцы в нём — тени, многолетние, доживающие свой век. Вверху — старуха со вставным глазом, фиолетовыми волосами и попугаем и высохший старик в ермолке. Внизу — в одной половине — вязальщица с парализованными ногами. Она всегда вяжет, придвинутая к окну. Её бледные, непрерывно шевелящиеся пальцы похожи на кишащих червей. Полупьяная консьержка носит ей остатки пищи. Консьержка пьёт, потому что у неё убили в Марокко сына. Окно другой половины всегда завешено грязной, выцветшей соломенной циновкой. За нею прячется зеленоватая женщина в чёрном и раздутый, белый, как рубцы или вымоченная телячья голова, её муж — часовщик.
Жаль, у Бакуниной, видимо, просто не было времени и ресурсов все это как следует расписать. Вот бедолага Лимонов жил на вэлфер в доступном жилье в центре Нью-Йорка и мог без труда исписать уйму страниц, проклиная судьбу и коварных американцев. А Бакуниной приходилось слишком много работать и заниматься семьей, вот и ее отчаянный спич получился скомканным. Но все равно чтение очень хорошее. В книге имеется и послесловие Васякиной, она там интересно запараллелила «Тело» с «Ночными дорогами» Газданова.
А вот «Тело» очень понравилось. Короткий (очень короткий, 70 страниц), полный энергии и отчаяния, эмигрантский роман 30-х годов напомнил «Это я, Эдичка». Начало не менее сильное или даже сильнее, и по содержанию очень похоже — описание собственного жилья и жильцов из дома напротив. У Бакуниной так:
Этот старый дом осуждён на слом, и когда я гляжу на него, мне всё кажется, что он снится мне. И жильцы в нём — тени, многолетние, доживающие свой век. Вверху — старуха со вставным глазом, фиолетовыми волосами и попугаем и высохший старик в ермолке. Внизу — в одной половине — вязальщица с парализованными ногами. Она всегда вяжет, придвинутая к окну. Её бледные, непрерывно шевелящиеся пальцы похожи на кишащих червей. Полупьяная консьержка носит ей остатки пищи. Консьержка пьёт, потому что у неё убили в Марокко сына. Окно другой половины всегда завешено грязной, выцветшей соломенной циновкой. За нею прячется зеленоватая женщина в чёрном и раздутый, белый, как рубцы или вымоченная телячья голова, её муж — часовщик.
Жаль, у Бакуниной, видимо, просто не было времени и ресурсов все это как следует расписать. Вот бедолага Лимонов жил на вэлфер в доступном жилье в центре Нью-Йорка и мог без труда исписать уйму страниц, проклиная судьбу и коварных американцев. А Бакуниной приходилось слишком много работать и заниматься семьей, вот и ее отчаянный спич получился скомканным. Но все равно чтение очень хорошее. В книге имеется и послесловие Васякиной, она там интересно запараллелила «Тело» с «Ночными дорогами» Газданова.