​​Последняя забастовка

В последние годы Веймарской республики марксистское движение было расколото между социал-демократами и коммунистами, которые обоюдно считали друг друга либо «социал-фашистами», либо «красными фашистами» соответственно. Раскол негативно сказывался на способности совместно «слева» противостоять авторитарным президентским кабинетам и НСДАП, однако я уже писал, что сама по себе левая коалиция СДПГ и КПГ в начале 1930-х гг. ещё никоим образом не означала победы над Гитлером.

Марксисты могли претендовать только на относительное большинство в парламенте, но никак не на абсолютное. Непонятно, с чего бы авторитарно-консервативному президенту Гинденбургу поручать левым формирование «красной коалиции», а другим партиям – терпеть такой «кабинет меньшинства»? Перспективы совместного вооружённого восстания «Ротфронта» и «Рейхсбаннера» против армии, полиции, «Стального шлема» и штурмовиков СА тоже были сомнительными.

Коммунисты регулярно призывали к участию в совместных забастовках, тогда как социал-демократы придерживались стратегии легализма и отказывались обострять ситуацию, чтобы не дать повода авторитарному президентскому режиму силой разогнать всё марксистское движение. Более того, в условиях массовой безработицы существовали большие сомнения, что рабочие поддержат забастовку, и всё не обернётся позорным конфузом. В итоге коммунисты получали подтверждение, что социал-демократы сливают движ, и принимали поток новых разочарованных избирателей, а социал-демократы утешались тем, что не ведутся на провокации и хранят себя для будущих сражений.

Так произошло и 31 января 1933 г. на следующий день после того, как президент Гинденбург назначил Гитлера канцлером. КПГ призвала ко всеобщей забастовке, СДПГ же советовала не «раскачивать лодку» и не подставляться. В итоге со всего Рейха на призыв отреагировал лишь небольшой рабочий посёлок Мёссинген в Вюртемберге с населением в 4 тыс. человек, где большую часть жителей составляли рабочие, ремесленники и мелкие фермеры. Позиции СДПГ в рабочей среде здесь были слабыми, а КПГ имела безусловный приоритет.

Забастовка началась в полдень, когда коммунистический актив пошёл маршем по направлению к трём местным ткацким фабрикам. Рабочие первого предприятия последовали за бастующими, благо не возражали даже сами владельцы, которые были евреями. Однако ткачихи второй фабрики не пожелали бросать работу, и их пришлось силой выгонять из помещений. Владелец предприятия сначала обратился к либеральному мэру, но тот посоветовал дождаться, пока забастовка сама рассосётся. Бизнесмен ждать отказался и самостоятельно вызвал полицию. Третья фабрика вовремя закрыла ворота и не пустила бастующих, а подоспевшие полицейские вскоре разогнали демонстрантов. Всего в забастовке приняли участие около 800 человек.

Уже летом и осенью 1933 г. суды осудили около 80 из них за нарушение общественного порядка и приговорили к срокам заключения от нескольких месяцев до 2,5 лет. Многие из участников и организаторов забастовки пережили войну и снова стали заниматься политикой после 1945 г. Упадок КПГ здесь произошёл лишь в 1950-е гг. после очередного запрета этой партии уже в Федеративной республике.

Долгое время в ФРГ игнорировали коммунистическое Сопротивление, так как Западная Германия находилась на передовой «Холодной войны» против СССР и ГДР. Вместо этого всё общественное внимание было приковано к консервативным военным или христианским оппозиционерам. О забастовке в Мёссингене вспомнили только в 1980-х гг., но до сих пор в Германии идут споры о том, как правильно вспоминать «красных» противников Гитлера, которые активнее многих боролись против нацизма и претерпевали от него, но при этом сами являлись сторонниками Сталина и его системы.

Что же до Мёссингена, то он удачно интегрировал память о забастовке 31 января 1933 г. в свою локальную идентичность, которую можно продавать туристам. О событии и связанном с ним историческом контексте также можно прочитать на отдельном сайте:

https://moessinger-generalstreik.de/

​​انتباه!

В новом выпуске подкаста «Стального шлема» и «Берсальеров» к нам в гости пришёл автор канала «Junger Orientalist», который рассказал, как в 1930-е гг. активная ливанская молодёжь косплеила популярные европейские движения со вскидыванием руки и военными парадами в едином строю. Эта мода увлекла тогда молодых сторонников аж трёх конкурирующих вариантов национализма на территории Ливана: ливанского, сирийского и панарабского.

О том, как возникли, как развивались и к чему уже во второй половине XX столетия пришли представители этих трёх националистических движений в Ливане, слушайте на любых удобных для вас платформах:

stahlhelmdelbersagliere.co.uk

Яндекс.Музыка

​​105 лет назад, 7 февраля 1920 г., в Иркутске большевики расстреляли Верховного правителя Российского государства Александра Колчака.

Специально к этой годовщине я прочитал книжку «Внешняя политика правительства адмирала Колчака (1918 – 1919)», которую ещё в 2017 г. издал Европейский университет в Санкт-Петербурге в серии «Эпоха войн и революций». Её автором является историк Анатолий Шмелёв – научный сотрудник Гуверовского института войны, революции и мира Стэнфордского университета.

В советской историографии было закреплено представление о «белых» в целом и Колчаке в частности как о марионетках Антанты. Шмелёв, опираясь на архивные источники, включая дипломатическую переписку, развенчивает этот взгляд – «белые» являлись не объектом, но субъектом политики. Другое дело, что субъектом они были слабым и зависимым от внешней поддержки, что шло в диссонанс с их собственным представлением о себе как о представителях «единой великой России», будто на дворе 1914 г., а не 1919 г.

С моим конспектом этой книги вы можете ознакомиться на Boosty и на Patreon. Для затравки, обозначу ряд сюжетов, которые меня больше всего впечатлили.

Борьба русских лоббистов за Колчака и русских лоббистов против Колчака. За адмирала перед Союзниками ходатайствовали такие разные люди как глава царского МИДа Сазонов, кадеты князь Львов и Маклаков, народник Чайковский и эсер Савинков. Против адмирала с позиции «ни Ленина, ни Колчака» агитировали эсеры Керенский и Авксентьев.

Адмирала часто обвиняют в том, что из-за идеалистических представлений о «единой и неделимой России» он отказался признавать независимость Финляндии и тем самым сорвал освобождение Петрограда. Автор доказывает, что отношение Колчака к фактической независимости окраин было прагматичным, резоны отказывать в юридическом признании – рациональными, а вероятность финской помощи в наступлении на Петроград – сомнительной.

Наконец, книга важна для понимания, что нет никакого «коллективного Запада», а есть разные государства с собственными интересами. И более того, даже внутри одного и того же кабинета есть разные бюрократические структуры, которые могут иметь разные мнения по одному и тому же вопросу. Госдепартамент США и Военное министерство Великобритании оказывались более солидарны друг с другом в вопросе о поддержке «белых», чем, например, Военное министерство США или Министерство иностранных дел Великобритании.

В целом, в начале 2025 года я констатирую, что за несколько лет расписал почти все исторические сюжеты, которые мне хотелось описать в формате телеграм-поста на 4 тыс. знаков. Думаю, что в грядущем году я буду куда больше концентрироваться на подобных книжных обзорах для Boosty и Patreon; стримах на YouTube; будет ещё кое-что, связанное с @pontusacademia, туда тоже подписывайтесь. Привычные длинные посты в Телеграмме, конечно, ещё будут появляться, но полагаю, что уже реже, чем раньше – в общем, «Стальной шлем» не уходит, но постепенно меняет форматы.

​​Как Юг перестал быть демократическим и стал республиканским

В комментариях под недавним постом об особенностях американской партийной системы спросили о примерах, когда группа интересов покидала свою прежнюю партийную коалицию и присоединялась к её конкурентам. Самым очевидным и относительно недавним примером такого рода является судьба американского Юга.

С конца 1870-х гг. и до 1960-х гг. Юг за редкими исключениями всегда голосовал за кандидатов от Демократической партии – этот феномен известен как «Монолитный Юг» («Solid South»). Возникло даже выражение «Yellow dog Democrats», которое означало, что белые избиратели Юга проголосуют хоть за жёлтую собаку (так ещё называли породу каролинских псов), если её выдвинут от демократов. И уж точно такая собака будет предпочтительнее, чем любой из республиканцев.

Однако с конца 1940-х по конец 1960-х гг. белые южане стали регулярно выставлять собственных «третьих кандидатов» на президентских выборах, а также более охотно голосовать за республиканцев. В итоге в течение второй половины XX в. в ходе реализации так называемой «Южной стратегии» («Southern strategy») Республиканская партия перетянула белых консерваторов Юга на свою сторону и превратила регион в свой оплот.

Как так получилось? Читайте на Boosty и Patreon.

Очередная бомба диджитализации!

Яндекс-архив оцифровал, выложил в свободный доступ и снабдил поиском «Известия» с первого выпуска 1917 года до сегодняшних дней. Это более 30 тыс. номеров .

Безумно полезный инструмент для исследователей и всех любопытных!
https://yandex.ru/archive/catalog/4b29b52e-1776-4d64-9eb6-4c4439cc7890/years

#digitalh

​​Крах и победа «Плана Z»

В 1859 г. Молдавия и Валахия объединились в единое румынское государство, которое обрело окончательную независимость от Османской империи в ходе русско-турецкой войны 1877 – 1878 г. С 1881 г. Румыния являлась королевством во главе с немецкой династией Гогенцоллернов. Дополнительные претензии румынских ирредентистов охватывали венгерские Трансильванию и Банат, австрийскую Буковину, русскую Бессарабию и болгарскую Южную Добруджу. Последняя была успешно захвачена в ходе Второй Балканской войны 1913 г.

В начале Первой мировой войны Кароль I склонялся к союзу с Центральным блоком, тогда как большая часть правительства и общественного мнения симпатизировали Антанте. В октябре 1914 г. Кароль умер, и на престол взошёл его племянник Фердинанд I, который был более расположен к Союзникам. Тем не менее Румыния в течение первых двух лет войны сохраняла нейтралитет.

Румынский Генштаб втайне готовил сразу несколько планов войны на все случаи жизни: либо против России, либо против Австро-Венгрии и Болгарии. Летом 1916 г. на фоне русского успеха под Луцком (он же Брусиловский прорыв) сложилось впечатление, что чаша весов склоняется в пользу Антанты. Тогда румыны окончательно утвердили «План Z» – наступление большей частью армии в Трансильвании против Австро-Венгрии и оборона в Добрудже против Болгарии.

17 августа был подписан секретный Бухарестский договор, согласно которому Румыния обязалась в течение десяти дней вступить в войну на стороне Антанты в обмен на признание её территориальных претензий к Австро-Венгрии и военную помощь со стороны Союзников. Утром 27 августа Румыния начала наступление в Трансильвании.

В первые дни румыны даже смогли продвинуться вперёд, но быстро выяснилось, что их армия неопытна и технически неподготовлена к полноценной войне против Центральных держав. С начала сентября объединённая группировка болгар, немцев и турок под руководством фельдмаршала Августа фон Макензена стала успешно атаковать в Добрудже. К концу октября австро-германские войска во главе с генералом Эрихом фон Фалькенхайном вытеснили румын из Трансильвании, здесь себя особо проявил обер-лейтенант Эрвин Роммель. В ноябре боевые действия были перенесены на румынскую территорию, и уже 6 декабря Бухарест пал, большая часть страны оказалась оккупирована, а остатки армии укрылись в Молдавии под защитой русского Румынского фронта.

Бои шли ещё в течение года, причём румыны, нужно отдать им должное, смогли относительно успешно поддержать русское «наступление Керенского» в июле 1917 г. и отразили австро-германскую атаку в августе. Однако крах России к концу года не оставил стране выбора, и в декабре в Фокшанах было подписано перемирие с Центральным блоком.

7 мая 1918 г. в Бухаресте был подписан мирный договор. Карпатские перевалы передавались Австро-Венгрии, а Южная Добруджа – Болгарии. Северная Добруджа становилась кондоминиумом Центральных держав, которые также получили в своё полное распоряжение румынскую нефть, её сельскохозяйственную продукцию и контроль над логистикой. Взамен Румынии разрешили аннексировать русскую Бессарабию.

Однако такое положение раздробленного сырьевого придатка в германской Восточной Европе продлилось недолго. Уже осенью страны Центрального блока стали одна за другой разваливаться, так что 10 ноября – за сутки до подписания Компьенского перемирия – Румыния денонсировала Бухарестский мир и снова вступила в войну на стороне Антанты.

В течение нескольких месяцев она взяла под контроль все желаемые территории и образовала «Великую Румынию». По ходу дела именно румынские войска в августе 1919 г. свергли Венгерскую Советскую республику и в течение нескольких месяцев оккупировали Будапешт, пока туда на всё готовое не въехал адмирал Миклош Хорти.

В Первой мировой войне Румыния потеряла около 10% своих граждан, но зато по итогу приросла вдвое, как по территории, так и по населению. Теперь страна на 30% состояла из национальных меньшинств, а 4 из 7 крупнейших городов располагались на «новых территориях». С этими проблемами межвоенная «Великая Румыния» будет разбираться до самого 1940 г.

​​Как в Китае не вспоминали войну с Японией

В настоящий момент кажется общим знанием, что китайцы не любят японцев за те зверства, которые Япония совершила в отношении китайского народа в годы Второй японо-китайской войны. Все знают о Нанкинской резне, Отряде 731 и женщинах для утешения, кто-то слышал об японской политике трёх «всех» в оккупированных районах Китая: всех убить, всё сжечь, всех ограбить.

В 2022 г. Европейский университет в Санкт-Петербурге издал сборник статей «Память о Второй мировой войне за пределами Европы», который как раз открывается материалом об исторической политике в Китае в отношении войны с Японией. Так вот, оказывается, что в первые десятилетия после столь разрушительного конфликта китайские власти – причём как Гоминьдан, так и коммунисты – старались не выпячивать тему недавней войны с целью нормализации двухсторонних отношений.

В день оглашения японской капитуляции 15 августа 1945 г. Чан Кайши в своей речи призвал «не отвечать силой на силу» («don't meet force with force») и выразил надежду на устранение милитаристской клики и демократизацию Японии. При этом генерал Ясудзи Окамура, ответственный за ту самую политику трёх «всех», был оправдан китайским трибуналом, а затем вообще нанят в качестве военного советника Гоминьдана. В 1952 г. уже после проигрыша в Гражданской войне и бегства на Тайвань Чан Кайши подписал с Японией мирный договор. Обе страны стали союзницами США в «Холодной войне» против коммунистических СССР и КНР.

До начала 1970-х гг. у китайских коммунистов действительно были плохие отношения с японским государством, но скорее из-за «Холодной войны», нежели из-за травматической памяти о недавнем прошлом. Более того, в этот период из Японии в КНР регулярно приезжали различные левые общественно-политические деятели, которые встречались с Мао Цзэдуном. В ходе бесед они выражали сожаления об японских преступлениях, после чего китайский вождь огорошивал их собственными диалектическими рассуждениями: китайскому народу, наоборот, следует благодарить Японию за её агрессию, ведь без неё коммунисты так и остались бы в изоляции, а Гоминьдан сохранил власть. Японцы же заставили китайцев сплотиться, показали им всю гниль режима Чан Кайши и настолько ослабили его, что КПК смогла победить.

В начале 1970-х гг. «Никсон слетал в Китай», и конфигурация «Холодной войны» изменилась – теперь КНР оказалась на одной стороне с США и Японией против СССР. В 1972 г. коммунистический Китай отказался от всех репарационных претензий к Стране восходящего солнца, а в 1978 г. страны заключили договор о мире и дружбе. Пик двухсторонних отношений пришёлся на 1980-е гг. В другой статье из этого же сборника, посвящённой политике памяти уже в Японии, приводится утверждение, что в тот период китайские делегации прибывали в приграничный округ Немуро префектуры Хоккайдо и участвовали в совместных политических ритуалах с требованием к СССР вернуть Курильские острова японским братьям.

Возрождение интереса ко Второй японо-китайской войне началось со второй половины 1980-х гг. и продолжилось в последующие десятилетия. Отход от маоизма привёл к идеологическому вакууму, который в КПК решили заполнить китайским национализмом, особенно после событий на площади Тяньаньмэнь в 1989 г. К тому же с развалом СССР исчез общий враг, а КНР по мере своего усиления стала всё больше посягать на интересы США и Японии в регионе.

Кажется, что этот пример наглядно демонстрирует, чего стоят любые рассуждения, будто какие-то народы являются «историческими врагами» – когда-то я уже писал нечто подобное по поводу Германии и Франции. В реальности всё увязано с актуальными потребностями тех или иных политических акторов, и как показывает историческая практика, даже недавняя смертоносная разрушительная война способна отойти на второй план в двухсторонних отношениях, если того потребует конъюнктура. И напротив, конфликт прошлого века, который практически никто из живущих уже не застал, способен оказаться в центре политического противостояния.

​​Историческая политика Си Цзиньпина

В прошлом посте я писал о том, как КНР на протяжении нескольких десятилетий фактически игнорировала тему Второй японско-китайской войны и была настроена на улучшение отношений с Японией, особенно в 1970-х и 1980-х гг. в условиях совместного противостояния с СССР.

Разворот в сторону большего внимания к событиям войны начался со второй половины 1980-х гг. Идеологический вакуум после маоизма решили заполнять китайским национализмом, особенно после событий на площади Тяньаньмэнь в 1989 г. Общий враг в виде Советского Союза исчез, а усиление Китая, напротив, привело к политической конфронтации с США и Японией. За несколько десятилетий память об японо-китайской войне не только превратилась в одну из ключевых проблем для двухсторонних отношений, но и стала важным элементом для конструирования национальной идентичности внутри самого Китая. Си Цзиньпин, который пришёл к власти в 2012/13 гг., не только продолжил эту политику, но и внёс значимые коррективы с целью её усиления.

Во-первых, были пересмотрены хронологические рамки конфликта, который в КНР официально именуют «Войной сопротивления японской агрессии». В России, как и на Западе, традиционно отсчитывают её начало с инцидента на мосту Марко Поло 7 июля 1937 г. Долгое время эта хронология была принята и в Китае, где могли писать о «Восьмилетней войне». Однако с 2017 г. Министерство образования постановило впредь писать о «Четырнадцатилетней войне» с 1931 по 1945 гг. Таким образом, начало конфликта стали отсчитывать с захвата Японией Маньчжурии и создания там марионеточного сепаратистского государства Маньчжоу-Го, а июль 1937 г. теперь считают датой начала полномасштабного вторжения в ходе войны, которая к тому моменту шла уже шесть лет.

Также началось активное продвижение термина «Мировая антифашистская война» как китайского аналога устоявшемуся на Западе термину «Вторая мировая война».

Во-вторых, усилился акцент на числе жертв, понесённых Китаем. Первые послевоенные оценки Гоминьдана указывали более чем на 10 млн. убитых и раненых. При Мао коммунисты стали говорить о 10 млн. только погибших, а в 1980-х гг. это число было скорректировано вдвое до 20 млн., включая умерших не только от боевых действий, но и от голода, болезней и стихийных бедствий. В 1990-х гг. впервые была упомянута цифра в 35 млн. «убитых и раненых», которую с 2010-х гг. активно подняли на щит, причём иногда последнее слово «раненых» опускается.

В-третьих, 3 сентября 2015 г. впервые в истории на площади Тяньаньмэнь прошёл военный парад по случаю 70-й годовщины Победы над Японией. До этого военные парады проводились только в юбилейные годовщины 1 октября в честь основания КНР. Впрочем, до ежегодных парадов дело пока не дошло.

Наконец, в-четвёртых, если тема «Войны сопротивления японской агрессии» прочно заняла своё место в китайском кинематографе ещё до Си Цзиньпина, то с 2020-х гг. стали выходить фильмы, посвящённые уже «Войне сопротивления американской агрессии и оказанию помощи корейскому народу» в 1950 – 1953 гг. Об одном из них – дилогии «Битва при Чосинском водохранилище» я уже писал. В общем, Китай усиливает борьбу против США и на внутреннем культурном фронте.

«A Ride for Liberty – The Fugitive Slaves» (1862) художника Истмена Джонсона, который был известен во второй половине XIX в. как «американский Рембрандт».

На картине изображены раб, его жена и двое детей, которые на рассвете верхом на лошади бегут от южных рабовладельцев в сторону армии США, чьи штыки видно на заднем плане. Художник утверждал, что лично видел подобный эпизод 2 марта 1862 г. в окрестностях города Манассас, штат Вирджиния.

Работа уникальна для своего времени тем, что выставляет афроамериканцев субъектами в достижении собственной свободы, а не объектами, которые получили её из рук белых северян. Наряду с бегством из рабства, ещё одной формой подобной «агентности» являлась служба в вооружённых силах США, через которую в итоге прошли около 200 тыс. чернокожих, что составило 10% от всей армии Союза.