Telegram Web Link
Это не просто так ссылка, а ссылка на программу книжного фестиваля на Красной площади. Презентация Калечины-Малечины, дискуссия о выборе книг для перевода и разговор про историческо-фантастическую литературу - и это всё только первый день!
В Москве выступит Пэ Мёнхун, южнокорейский фантаст - маст си, потому что такого, вроде бы, не было совсем никогда (?).
Встреча с ним пройдёт 7 июня в Центре восточной литературы РГБ (Моховая 6), начало в 17:00. Вход свободный!
Ничего из Пэ Мёнхуна пока не издавалось на русском, но это не страшно: заявлена небольшая его лекция на тему "Научная фантастика из маленького мира" в том числе про то, чем южнокорейская фантастика отличается от американской.
Похоже, встречу организовала Вышка, где сейчас рабочая группа Школы востоковедения переводит один из рассказов.
То, чего вы не ждали: пересказ лекции и Q&A Пэ Мёнхуна, из которых мы
узнаём, что в корейской литературе заселение космоса – это проблема,
фантасты защищают феминизм, рассказы про искусственный интеллект имеют
восточный колорит, а Северной Кореи не существует

Корейцы почти всегда, говоря о своей стране, начинают с того, что она
маленькая – большую часть времени она находилась на периферии
глобальных процессов. Этот взгляд на своё место в мире во многом
повлиял на то, как пишут южнокорейские авторы: они работают в «узком
мире», наиболее удобное пространство для них представляет маленький
район или город – там сохраняется то же ощущение оторванности от
большого мира. Эта же особенность восприятия повлияла и на
южнокорейскую фантастику. Основные sci-fi-сюжеты про космос в Южной
Корее невозможны: инопланетяне частенько высаживаются в Нью-Йорке, но
никогда – в Сеуле. К тому же, в случае иноземного вторжения местные
жители должны обратиться к каким-то спецслужбам – но предположение,
что уничтожение инопланетных захватчиков находится в компетенции
южнокорейских спецслужб, вызовет у читателя (и вызвало у аудитории Пэ
Мёнхуна) приступ гомерического хохота. Южные корейцы привыкли считать,
что такими важными проблемами занимаются другие страны. Сложно
вообразить и покорение корейцами других планет – у Республики Корея
нет космической программы и есть только одна-единственная
женщина-космонавт). Из-за этого и в литературе у корейцев как будто
нет права на освоение космического пространства.
Впрочем, в последние пару десятилетий Корея понемногу выползает с
обочины мировой культуры (сложно сказать, насколько именно это связано
с “корейской волной”) и, к тому же, поколения корейских фантастов,
пытавшиеся несколько расширить привычные для читателя границы,
облегчили работу современных авторов.
Тем не менее, в учётом того, что sci-fi-литература Южной Кореи много
лет развивалась под сильным влиянием американской, до сих пор
существует две больших проблемы, которые южнокорейским авторам ещё
только предстоит решить:
1)      Проблема приземления инопланетян в Сеуле – иными словами, вопрос о
том, когда же южнокорейская фантастика начнёт концентрироваться на
собственно корейских героях
2)      Проблема коммуникации с инопланетянами и изобретения названий для
городов и колоний в космосе
Для англоязычной фантастики – особенно для американской – таких
проблем практически не существует. Авторы не смущаются, привычно
называя героев, планеты – да и любые, в принципе, объекты – не особо
задумываясь, какие ещё опции существуют. Возможно, как раз более
бережный  и вдумчивый подход южнокорейских авторов к вопросам
коммуникации и присвоения названий делает их восприятие космоса менее
конониальным. Ещё одним побочным эффектом этого является и то, что в
произведениях корейских фантастов реже появляется такой гаджет как
переводчик на универальный язык или с любого языка на любой.
Есть, впрочем, два варианта решения этих проблем:
Вариант 1. Всех героев без всяких объеснений делать корейцами, а
базовый язык – корейским. Это позволило бы сделать корейский антураж
более привычным для читателей. Такой подход был использован Пэ
Мёнхуном в его произведении 2015 г. “Первое дыхание”, где речь идёт о
колонии пятисот тысяч человек, населённой исключительно корейцами. Это
решение очень удивляет читателей, но оно же и предлагает много
интересных возможностей для обсуждения в рамках sci-fi социальных
проблем, важных для современного корейского общества. Наиболее важной,
на настоящий момент, является тема феминизма. Республика Корея в
вопросе гендерного равенства сильно отстаёт от других развитых стран,
и фантасты пытаются выровнять ситуацию «на отчётном участке».
Вариант 2. Фокусироваться на проблематике языка, переводимости и
других похожих вопросах. Хорошим примером можно назвать повесть Теда
Чана «История твоей жизни», на основе которой был снят фильм
«Прибытие». И в повести, и в фильме пришельцы пользовались
письменностью, принципиально отличающейся от земной и отдалённо
напоминающей иероглифику. Автор идеи – американец китайского
происхождения, и, возможно, именно его бэкграунд повлиял на такой
взгляд на проблему языка. Пэ также пробовал этот вариант. В частности,
рассказ «Танцующая посланница», который сейчас переводит рабочая
группа Школы востоковедения ВШЭ под руководством бесподобных Хохловой
и Андрющенко, повествует о прибытии вестницы, коммуницирующей с
землянами при помощи жестов. Иначе говоря, Пэ стремился показать
сложности дешифровки произведений «чужого», «их» искусства – в данном
случае искусства танца.
Q&A

Q: расскажите о любимых писателях?
А: фанат рассказов Ф. Дика, но категорически не нравятся его крупные
произведения. всю зарубежную фантастику читаю в переводе на корейский
язык. читал Ефремова; вообще русскоязычную фантастику отличает большой
размах, которому со стороны завидуешь.

Q: происходит ли в Корее сближение фантастики с другими жанрами, с
высоколобой интеллектуальной литературой?
А: очень редко авторы пишут только фантастику, гораздо чаще в их
арсенале и триллеры, и магический реализм и т.д.

Q: есть ли западные авторы, чьи произведения атмосферой напоминающие
корейскую фантастику?
А: конкретные фамилии не приходят на ум, но очень «по-корейски»
воспринимаются произведения, в которых речь идёт о развитии
искуственного интеллекта, который внезапно осознаёт себя («достигает
просветления»).

Q: всё-таки корейская фантастика в основном про космос или нет?
А: с космосом по-прежнему некоторые проблемы. с другой стороны,
фантастика ведь про будущее, и всё чаще в нашем воображении оно
ассоциируется не с летающими машинами и не с покорением других планет,
а с развитыми информационными технологиями – а вот в этом Республика
Корея как раз добилась значительных успехов.
Q: включают ли южнокорейские фантасты в свои произведения КНДР и если
да, то как?
А: поразительно, но северокорейская проблема в южнокорейской
фантастике практически отсутствует, не артикулируется вовсе. возможно,
это происходит потому, что для Сеула существование Севера не
воспринимается как Постоянно Нависающая Над Головой Угроза, а скорее
как унылая часть повседневности, не вызывающая хоть сколько-нибудь
значительных эмоций. с другой стороны, атмосфера, создаваемая
постоянным присутствием невидимого соседа, часто неосознанно
воспроизводится авторами в произведениях. например, у самого Пэ
Мёнхуна в уже упомянутом «Первом дыхании» описывается жизнь корейской
колонии, которая путешествует на одном из отсеков космического
корабля. отсеки для баланса вращаются в противоположных направлениях,
и, хотя мы ничего не знаем о жизни в другой половине корабля, её
существование постоянно подчёркивается.

Q: популярен ли в Кореее киберпанк?
А: южнокорейская фантастическая литература и игры развивались разными
путями. литература испытала больше влияния американских вариантов, а в
американской литературе киберпанк уже скорее устарел. игры же
находятся под сильным влиянием Японии, и вот там киберпанк процветает.

Q: привлекают ли корейских фантастов к мозговым штурмам на тему
возможных сценариев развития будущего?
А: нет, но привлекают к работе в группах учёных в сфере современных
технологий, чтобы осмыслить последствия развития, например, ИТ в
культуре.
Историческое фото: Пэ Мёнхун рассказывает, как КНДР просочилась в его произведение и живёт в одном из отсеков космического корабля
День "Улисса", шествия Леопольда Блума, монолога Молли и бараньих почек на углях прошёл, но Джойс вечен, поэтому вот небольшая подборка симпатичных ссылок.


Прежде всего, гид для начинающих про сам праздник и то, почему Джойса можно не понимать и любить при этом (спойлер: потому, что "Улисс" стал модной иконой, и признание факта его значимости и непонятности уже помогает человеку приобщиться к современной культуре): https://www.theparisreview.org/blog/2014/06/13/bloomsday-explained/


Рецензия в NY Times на "Улисс" 1922 года - одна из первых и наиболее подробных, вышедших в США после публикации романа целиком. Оцените начало: "A few intuitive, sensitive visionaries may understand and comprehend "Ulysses," James Joyce's new and mammoth volume, without going through a course of training or instruction, but the average intelligent reader will glean little or nothing from it- even from careful perusal, one might properly say study, of it- save bewilderment and a sense of disgust. It should be companioned with a key and a glossary like the Berlitz books. Then the attentive and diligent reader would eventually get some comprehension of Mr. Joyce's message.
That he has a message there can be no doubt".

https://archive.nytimes.com/www.nytimes.com/books/00/01/09/specials/joyce-ulysses.html


Краткий список книг-помощников при чтении:

https://bloomsandbarnacles.com/2018/11/05/5-reading-guides-for-james-joyces-ulysses/amp/


Лекция Набокова об "Улиссе" с подробными комментариями:

http://www.james-joyce.ru/articles/nabokov-ulysses.htm


Все, конечно, обожают последнюю главу, но мне интереснее всего было читать "Быков солнца", поэтому вот немного про неё:

https://modernism.coursepress.yale.edu/the-oxen-of-the-sun/

https://jamesjoyce.omeka.net/exhibits/show/from-death-into-life--an-analy/style

http://www.geneticjoycestudies.org/GJS9/GJS9_SarahDavisonOxen.htm

Последняя пообъёмнее, запаситесь терпением
Конечно, вместо этого лучше читать Хоружего "Улисс" в русском зеркале" и его комментарии к тексту, потому что это восхитительно - а тут всё больше так, для баловства
Вопреки названию, это не статья о Салли Руни, она о гораздо более важном: как так вышло, что мы недооцениваем книги женщин о женщинах, даже если те хорошо написаны?

Произведения, представляющие собой slice of life молодой героини, а не героя (особенно если присутствует любовная линия - и тем более, если она заканчивается замужеством), изданные под не слишком удачной обложкой, могут навсегда быть похоронены приклеенным на них ярлыком "книжечки для чик". К сожалению, по-прежнему женский опыт, женская перспектива многими (подсознательно?) воспринимаются как менее ценные, менее полезные.

Вот этот пассаж из статьи особенно понравился:
There isn’t “men’s fiction,” after all; for men, there’s just “fiction.” Stories about men are universal stories about the human condition. Women are expected to be able to sympathize with male characters while men can find women impenetrable or uninteresting. No woman would skip a book that centers on a boy’s coming of age or marriage from a man’s point of view, yet stories about a young woman’s first romance or a struggling mother become women’s fiction, a thing apart. Worse, these stories are marketed with cheesy book covers and grouped with mass market thrillers as something you should read when you’re half-fried on the beach, which makes them unappealing to readers of any gender who want more serious fiction. It’s frustrating that women who want to read literary fiction end up ignoring many of the stories that reflect and explore their own experience just because they’ve been shelved in a different section of the bookstore, but it’s hard not to internalize the implication that women’s fiction isn’t very good or else it would be called literary fiction.

https://electricliterature.com/why-cant-we-make-up-our-minds-about-sally-rooney/
"Линкольн в бардо" сегодня в меню.

Джордж Сондерс автор преимущественно коротких рассказов и новелл: его сборники заслужили много премий, а отдельные вещи появлялись - конечно же - в Нью-Йоркере.

"Линкольн…" отчасти наследует предыдущему опыту автора в том, что он камерный, маленький, и тематически - призраки, пытающиеся понять, что они не живы, у Сондерса уже встречались. Сюжет с подробностями можно упаковать в абзац, но если совсем коротко: Гражданская война, у Авраама Линкольна от болезни умирает одиннадцатилетний сын Уильям; президента осуждают и в том, что он плохой лидер, и в том, что плохой отец; а Уилли после смерти оказывается призраком среди душ, которых что-то удерживает на земле.

Сразу стоит оговориться, что бардо здесь описывается не в строгом соответствии с буддийским каноном (разных бардо - то есть, пограничных состояний - насчитывается до шести, например, сон, тяжёлая болезнь и т.д.) - это смесь различных стереотипов о посмертном существовании (в частности, можно разглядеть египетскую мифологию). В одном из интервью Сондерс объяснял это тем, что, смешивая разные концепции и используя малознакомый термин, хотел максимально отвлечь читателя от привычных (ха!) представлений о загробной жизни.

Эта терминологическая неопределённость, с другой стороны, даёт Сондерсу возможность оставить читателю подсказку: в пограничном состоянии между чем-то и чем-то находится не только и не столько младший Линкольн, сколько его отец. Его бардо - между личным и общественным, между скорбью и долгом; есть известная, разошедшаяся цитата Сондерса о том, что он хотел соединить в романе мемориал Линкольну и Пьету.
С точки зрения организации текста повествование тоже расщепило на две части, главы чередуются: то о мире живых, то о мире мертвых. Впрочем, этим вряд ли кого-нибудь удивишь, гораздо интереснее другая находка Сондерса - он доводит постмодернистскую практику до абсурда - нет не только единого рассказчика, но и единого автора будто бы тоже нет, нет единого текста. Какое-то время в детстве меня очень увлекала оригинальная, как мне тогда казалось, идея: собрать текст целиком из фраз, которые я бы взяла из лучших (т.е., обожаемых мной) произведений - из Толстого, Остин, Фицджеральда, Маркеса, Вулф, Керуака и других - , чтобы можно было развлекаться тем, чтобы искать источник каждого предложения. “Линкольн …” составлен из высказываний/цитат исследований или воспоминаний о президенте, его семье, о Гражданской войне - и из реплик вымышленных персонажей. Таким образом и читатель тоже падает в своеобразное бардо - между реальностью и выдумкой.

Вроде бы внешне и похоже, но вместо сорочьего собирательства разнородных элементов в одно сомнительное целое Сондерс создаёт и поддерживает полифонию из 166 (!) голосов. Тут же нельзя не отметить не только писательскую смелость, но и невероятную, судя по объёмам исследования, приверженность своему роману.

Проблема в том, что всё это “ну такое”. При всех достоинствах формы содержания как будто не хватает - за почти четыре сотни страниц Линкольн несколько раз посещает кладбище, а читатель успевает мельком посмотреть на загробный мир. Выбор в пользу именно этих исторических декораций тоже остался не вполне ясен. Наличие огромного списка персонажей тоже играет недобрую шутку с автором - стремясь как-то сделать их узнаваемыми для читателя, Сондерс некоторых из них случайно превращает в картонные фигурки, каждая из которых не сколько обладает индивидуальностью, сколько воплощает в себе Проблему, Актуальную Для Эпохи. Тут есть и рабство, и городская бедность, неравные браки, перипетии женских судеб и так далее.

В результате “Линкольн…” видится немного любопытным литературным экспериментом, который из-за своей неуравновешенности интерен скорее как хорошо выполненное постмодернистское упражнение. Возможно, раньше всё это звучало бы свежо, но сейчас отдаёт нафталином. Обозреватели (Лиховицер, Мильчин) уже достаточно остроумно высказались о том, что технически это попытка постмодерна возродиться из мёртвых, поэтому не буду об этом. Сюжетно роман тоже в некотором бардо: слишком костюмированный для семейной драмы, слишком сентиментальный для исторического романа, немножко готический, немножко документальный, вроде бы срез эпохи Гражданской войны, но намеренно современный. Соединение общего и частного хорошо удаётся в форме, но не в содержании. Полторы сотни человек в романе хорошо уживаются, но вот обилие разных сигналов, разных посылов делают из текста детище Франкенштейна.

Впрочем, если её отложить и сосредоточиться на смешении художественного и документального, на складывании единого потока из массы голосов, то получается милая, хотя и очевидная метафора информационного пространства в целом. Всё, что мы слышим и читаем - это “копия копии копии”, интерпретация, искажённая памятью, приукрашенная чужим или нашим собственным стремлением к совершенствованию текста. Наши рассказы о настоящем и прошлом, описание событий в исторических источниках и окрашенные тоской стенания умерших об их жизни имеют примерно равную ценностью. В самом начале романа есть показательный эпизод, в котором с десяток авторов мемуаров, описывая одно и то же событие, не могут сойтись во мнении о том, стояла ли в ту ночь полная луна. Эффект усиливается ещё и за счёт того, что Сондерс взял из буддизма не только термин “бардо”, но и мнение о невозможности отделить зёрна от плевел при изложении событий. Человеку не под силу понять, что важно, а что второстепенно - поэтому при письме следует руководствоваться идеей ненасилия над текстом и фиксировать всё, что возможно. И всё - значит совсем всё. Не доверяйте текстам, в общем.

При этом всём "Линкольн…" мне всё же симпатичен по очень банальной причине - Сондерс, похоже, любит людей.
Чтобы как-то разбавить эти размышления, завершу их коротеньким видео The NY Times, которое основано на событиях романа - панорамный ролик с кладбища, куда приходит Линкольн. Атмосферу передаёт довольно точно: https://www.youtube.com/watch?v=phuCt50JCk8

Вот здесь коротенький рассказ самого Сондерса о том, как писался роман:
часть 1 (больше общей информации)  - https://youtu.be/7TCnjTX78L8

часть 2 (о том, как придать историческому сюжету актуальность) - https://youtu.be/VQh5TWUNTSY

Ещё на "Линкольна…" есть хорошая, развёрнутая рецензия в London Review of Books:
https://www.lrb.co.uk/v39/n07/robert-baird/showers-of-hats

Ещё одна, чуть поскромнее, в The Washington Post:
https://www.washingtonpost.com/entertainment/books/lincoln-in-the-bardo-a-long-awaited-novel-by-george-saunders/2017/02/06/473568b4-e98f-11e6-b82f-687d6e6a3e7c_story.html?noredirect=on&utm_term=.5cd62f939a3a

И жемчужинка напоследок: курс Сондерса по русскому рассказу (на самом деле там далеко не только Чехов), который можно пройти в порядке самообучения - там полная программа с заданиями, списком литературы и всем таким:
https://longreads.com/george-saunders/
Что-то я как-то только проснулась, а ведь "It Devours!" Джозефа Финка теперь можно прочитать на русском, он стал называться "Исчезающий город". Для тех, кто не очень в курсе, это вторая книга, развивающая вселенную подкаста "Добро пожаловать в Найт-Вейл", и если в мире weird fiction подкастов не слушать его, то что тогда.
Сначала немного предыстории. как-то так вышло, что некоторое время я вела историю корейской литературы для студентов. За год мы умудрялись кое-как пробежаться по древности, средневековой классике, китаеязычным стихам и проч. и проч., но помимо этого ребятам нужно было выбрать одну современную книгу корейского (как правило, южнокорейского) автора и на импровизированном книжном клубе в конце семестра рассказать про неё. Мне, соответственно, нужно было освоить всё, что прочитал каждый из них. Эти знания раньше давили на меня, но я вдруг вспомнила, что у меня же канал есть, так что мучайтесь теперь вместе со мной. 


Сегодня будет про Чхве Инхо и его “Город знакомых незнакомцев". 

Сам Чхве Инхо персонаж был занимательный и имел весьма противоречивую репутацию. С одной стороны, в юности был невероятнейший гуляка - насколько, что даже установленная посмертно плашечка с отпечатками его ладоней находится на улице, где он обычно выпивал. Писательствовал крайне импульсивно: одни из наиболее известных рассказов (англ. "Boozer" и переведённая на русский язык "Чужая квартира" были созданы за кратчайшие сроки - за два часа, за ночь). 

С другой же стороны, Чхве был невероятно упорен. В основном он работал на заказ или к конкурсам, где он впервые засветился в 17 лет. В Корее литературные состязания часто проходят при поддержке периодических изданий - и Чхве в дальнейшем много сотрудничал с газетами и журналами. Он стал также автором самого долгоиграющего в истории корейской литературы романа-фельетона "Семья", выходившего на протяжении 25 лет (!).
2025/10/03 13:08:49
Back to Top
HTML Embed Code: