https://telegra.ph/Debora-Smit-Korejskij-feminizm-v-perevodah-02-16
«Вегетарианка» Хан Ган не только привлекла к себе внимание аудитории благодаря своим художесвенным достоинствам, но и – в переводе на английский язык – оказалась в центре ожесточённой дискуссии о художественном переводе.
Англоязычный вариант романа получил престижную литературную премию, но на поверку оказался полон фактических и стилистических неточностей. Несмотря на оглушительную критику, обрушившуюся на переводчицу Дебору Смит, она выпустила несколько эссе в защиту своего подхода к работе с текстом. Сегодня мы предлагаем познакомиться с одним из них, опубликованным в Korean Literature Now.
Эссе крайне противоречивое, его содержание, как и других выкладываемых материалов, может не совпадать с позицией организаторов клуба; все публикации делаются в ознакомительных целях, для освещения существующей дискуссии и приглашения к обсуждению.
Обстоятельная конструктивная критика перевода, сделанного Смит, изложена, например, в этих статьях:
Charse Yun, «You Say Melon, I Say Lemon: Deborah Smith’s Flawed Yet Remarkable Translation of “The Vegetarian”». Korea Exposé, 02.07.2017. https://www.koreaexpose.com/deborah-smith-translation-han-kang-novel-vegetarian/
2. Jiayang Fan, «Han Kang and the Complexity of Translation», The New Yorker, 08.01.2018. https://www.newyorker.com/magazine/2018/01/15/han-kang-and-the-complexity-of-translation

А вот и "Ясная поляна" огласила список победителей, в номинации "Иностранная литература" ещё одно корейское имя✨

https://rg.ru/amp/2024/10/10/premiia-iasnaia-poliana-nagradila-laureatov-ot-manchzhurii-do-severnogo-ajdaho.html

«Париж Франция» Гертруды Стайн – воспоминания, которые надо анализировать, чтобы втянуться, и мне в итоге всё равно не понравилось.

Стайн (собирательница и пропагандистка современного искусства, литературный критик, писательница и поэтесса), которая во время своей жизни в Париже была хозяйкой известнейшего салона, повлияла, как считается, на облик целой эпохи в искусстве – по крайней мере, в литературе и живописи. Наиболее известными гостями, которых она принимала, были, например, Пикассо, Хемингуэй и Фитцджеральд.

Это короткая книга воспоминаний о жизни Стайн во Франции в детстве и во взрослом возрасте, в ней есть несколько ключевых мотивов: «французскость», искусство, война, логика и мода, революция, цивилизованность. Все размышления на эти темы записаны в афористичной манере, с обобщениями, с замахом на истину, выведенную из личного опыта.

Собственно, эти обобщения первым делом и бросаются в глаза. Например, обсессивные попытки определить, что такое французский образ мышления и жизни (как французские женщины и мужчины относятся друг к другу и детям, к земле и животным, что думают о войне, жизни и смерти) кажутся по нынешним временам почти постыдными: слишком они близко к стереотипам. Происходит странная экзотизация почти что, хотя речь о близкой культуре, о близком обществе.

Раздражалась, пока читала, а потом, подумав, вспомнила, как переехавшие или переезжающие друзья говорят иногда: “ну, у армян так”, или “о, это берлинская тема” или “я теперь тоже [insert action], совсем как местные” – и как-то сразу смягчилась. Может, такие болезненные попытки наклеить ярлычок, отнести ту или иную модель поведения к какой-то категории (”американскость”, “французскость”) это результат стремления разобраться, живя то тут, то там, откуда в тебе самом всякое. Или, может, это из-за того, что хочется понять, почему так непросто быть где-то ещё, не там, где раньше. Наверное, учитывая биографию Стайн, всё же первое.

Всё это я пишу уже спустя какое-то время после того, как прочитала – и теперь с удивлением понимаю, что текст межвоенный, а про войну я из него не запомнила почти ничего.

Стиль письма тоже очень характерный и теме максимально соответствующий; Стайн выступала за речь нередактированную, свободную – и её стремление в целом очень отвечало духу времени; как будто бы в языке тоже было пора деконструировать, переосмыслять. Как говорят, её то ли автоматическое письмо, то ли прото-поток сознания – это первое (?) претворение таких теоретических литературных разработок в более или менее успешную практику, но как же тягостно читать, когда ты знаешь, что подождать вот буквально ещё чуть-чуть, и будут уже дивные Джойс и Вулф. Хотя, конечно, «Париж Франция» - текст довольно поздний, всё равно ощущения от литературного стиля тягостные: как будто он механически решает какую-то поставленную автором задачу (надо сформировать новое, современное письмо? Вот оно). Особенно занятно об этом думать, зная, что Стайн и Вулф друг другу не понравились, и что очень по-разному они воспринимали феминность – и, получается, в письме тоже. Все слова, как не раз писала Стайн, должны значить именно то, что значат; «rose is a rose is a rose is a rose», «there is no there there», всё должно быть прямо – и получилось так, что для меня «Париж Франция» это сборник утверждений, и от них тоскливо, как будто ты сидишь на вечеринке, где уверенный в себе знаток пытается рассудить тебе обо всём на свете; и даже ценность этого стиля и его место в американской (англоязычной?) литературе не впечатляет. Поняла, но всё равно не люблю.

кажется, сюда пришло много людей после поста про Хан Ган - вот тут собрала, что будет на нонфике будет интересного про Восточную Азию

Совсем скоро пройдёт книжная ярмарка Non/fiction №26 - по этому поводу решила собрать все мероприятия, которые могут быть интересны тем, кто любит восточноазиатскую литературу
Сгруппировала события по темам: про Корею, про Восток, про Японию, про Китай, про перевод и про книжную культуру! Внутри блоков порядок хронологический.
Расскажите, на что хотите сходить, какие новинки надеетесь поймать?

когда ему нужно было зачеркнуть что-то в рукописи, он аккуратно замазывал слово черным, чтобы оно не пробилось сквозь чернила, не выскочило на свет. Он одушевлял слова: это прямо-таки синтоистская вера в то, что предмет может ожить, а слово — вырваться.

Нравится это интервью. Иногда думаю, что тесная работа с литературой Восточной Азии в итоге даёт и родной речи что-то непередаваемое, какой-то особенный нежный отзвук.

Смотрите, какой шикарный проект есть: на карте можно посмотреть и почитать, какие мифические существа живут рядом

отношения с поэзией у меня сложные, особенно с поэзией на русском, с которой языковая дистанция меньше и можно воспринимать её непосредственно, лингвистическая инаковость не скрывает её суть. мне не нравится прихотливость в подборе слов, не нравится нарочитая часто игра образами и словами
сегодня читала всякое, натолкнулась на стихи-танкетки и всё как будто сложилось.
похожая на рекламный слоган, эта форма для меня средоточие всего того, что я в поэзии часто не люблю: будучи твёрдой ультракороткой формой, она прямо исходит видящимся мне самолюбованием; автору как будто очень нравится и дорога высказанная идея, так нравится и дорога, что осознанным усилием её втискивали в заданную форму.
откуда уверенность в том, что мысль так ценна, чтобы так возиться с ней, так вытачивать? нервному и неуверенному многословию поверила как будто бы больше.

дальневосточная твёрдая форма, впрочем, привлекает меня слишком сильно; это смущает и заставляет стыдиться внутреннего ориентализма. нравится, что мысль, напротив, не высказана, обозначена намёком и сопряжением напрямую как бы несвязанного (у меня есть подозрение, что я так думаю потому, что чего-то тут не понимаю).

плохой, наверное, тон после перерыва приходить с гневной тирадой, но лучше какие-то искренние чувства от текстов, чем никаких

В начале курса по литературе, когда ко мне приходят студент(к)и, до этого проходившие классические корейские тексты, и я спрашиваю их, читали ли они что-нибудь современное, и некоторые мнутся и называют что-нибудь и говорят, что там были некомфортные сцены. Какие, уточняю я. Ну, это не для обсуждения на парах, мнутся они. Если бы, думаю я: велика только та литература, которая нас воспламеняет так или иначе, так что придётся иметь дело с заведомо взрывчатыми веществами.
Перемотка вперёд на два месяца (сейчас), мы дошли до поэзии шестидесятых.
Студенты ждали текстов про любовь, и в поэзии шестидесятых действительно очень много чувственности наконец-то. О чем пишут авторы:
- мужчина занимается любовью со своей женой, но никак не может удовлетворить её; он старается как может и в итоге умудряется продержаться ещё долго после её оргазма, убедив её и почти даже самого себя в том, сколько у него сил. Они смотрят друг на друга, он понимает, что она понимает. Момент интимной близости между ними вызван не сексом, а тем, что оба чувствуют себя увиденными;
- лирическая героиня мучается от переполняющего её романтического томления – от вожделения даже, скажем прямо – и от того, что её любовный интерес слишком для таких чувств возвышен; стоит ей быть с ним хоть немного откровеннее, так он сразу отвергает её – чистый, как Иисус (который бы тоже к её дому за такие грешные мысли не приблизился, от этого она ощущает религиозную вину), он куда-то исчезает и только издалека светит своей благодатностью.
Часть произведений хорошо быть дать студентам прокомментировать, но я не решаюсь, потому что не доверяю своему чувству такта и опыту. Наступает время семинаров. О чем это произведение, спрашиваю я. О недостижимости любви, отвечают студенты и замолкают.
Девушка, решительно принявшись за образ граната в одном из произведений, к моему облегчению, заговаривает о том, как сопрягаются между собой окровавленная плоть, каннибализм и любовь.

Недавно друг у себя на канале рассказывал о том, как в страны соцлагеря во времена холодной войны с большим трудом доставляли литературную "запрещенку". По совпадению вскоре от него я получила пиратскую копию свежих переводов современной северокорейской прозы на английский. Пиратскую, потому что России их не достать: электронку картой не оплатишь, бумажную версию из-за рубежа не доставят; да и, чего уж скрывать, все это в пересчёте на рубли дороговато. Но книжку я искала очень (не осуждайте меня, у каждого своя работа и свои пристрастия).
Торопливо открывая такой желанный файлик с текстами про северокорейских трудяг, я чувствовала, что у меня от предвкушения сейчас кровь носом пойдёт, как у перевозбудившегося персонажа в аниме. Почувствовала ли я определённую иронию момента? О да.

Сегодня День святого Патрика – так получилось, что для меня один из самых дорогих дней в году, люблю его нежно. Не как религиозный праздник, а в том виде, в каком я его узнала в школьные годы: большой, на неделю, а то и на весь месяц фестиваль ирландской культуры. Март с тех пор для меня – зелёный месяц.
Полистала этот канал и поняла, что преступно давно не писала ни о чём ирландском. Исправляюсь незамедлительно: в эфире небольшой, очень скромный пост про Уолтера Мэккина. На русском у него выходили сборники «Бог создал воскресенье» и «Ветер сулит бурю» (обе книги в 2023 году в издательстве «Никея»).
«Ветер сулит бурю» хорош, пусть местами и немного наивен – там есть в том числе и вполне актуальные сюжеты.
«Бог создал в воскресенье» же это отдельная история, особенно заглавный рассказ. Подходила я к тексту с большими опасениями: меня и название смутило, и то, что на русском он вышел в религиозном издательстве – меня искренняя христианская вера смущает. Я взялась за «...воскресенье» и не пожалела, и вот за что мне оно нравится.
Во-первых, Мэккин пишет о простых людях, и это тема и, пожалуй, манера тоже, которые мне полюбились задолго до – например, по «Островитянину» О'Крихиня (ничто для меня с ним не сравнится, конечно). Не скрыты ни бедность, ни несчастья – и всё равно во всём есть жизнелюбие, и энергия, и юмор. Читаешь – словно идёшь по родной деревне. И сразу жаль, что про родную-то деревню таких текстов не найдёшь особо.
Во-вторых, прямолинейная, но рабочая структура. «...воскресенье» поделено на семь частей по дням недели, каждый кусочек - это часть биографии рассказчика, от детских дней до погибели. Конечно, не обходится без ассоциаций со страстями Христовыми – только тут обычные люди переживают и живут. Последняя главка, «Воскресенье», пустая: мы знаем, что в конце «Субботы» герой настроил на завтра планов, вышел в море – и обратно не вернулся.
В-третьих, сюжет: очень незатейливый, но как раз этим и хорош – про то, как после большого шторма, где погибает сразу много селян, главный герой сердится и решает, что преодолеет общую боязнь моря, которая после этого всех охватила. Из-за того, наверное, что рассказчик плотничает и рыбачит, как-то всё сразу такое библейское, святое.

PS - оказывается, «Бог создал воскресенье» уже переводился и печатался много лет назад, в 1964 году в издательстве «Молодая гвардия», можно даже почитать

Мало что сравнится с азиатскими круглосутками-конбини. Японские (и южнокорейские) магазинчики у дома – поистине на все случаи жизни. Заглянуть туда за едой чуть ли не удобнее, чем к себе в холодильник - можно даже не идти домой готовить, а разогреть охлаждённые блюда тут же или заварить себе лапшу кипятком из местного чайника и, запивая пивом, на месте и съесть. Можно купить носки, канцтовары, товары для дома, мелкую бытовую технику, что-нибудь отксерить, купить билеты на концерт, уплатить налоги, снять наличку. Дорога лежит прямо в ярко освещённую круглосутку вне зависимости от того, находишься ли ты на вершине мира от счастья или переживаешь худшее в жизни горе. Конбини всегда рядом, всегда работает, всегда придёт на помощь. Конбини автоматически выполняет твои простенькие желания, и его работа никогда не стопорится и не выбивается из заведённого порядка. Конбини это островок стабильности и предсказуемости, существующий автономно от всего остального мира. В общем, как можно было понять из этой тирады, азиатские круглосутки я люблю – и прочитала как раз про них «Человек-конбини» Саяки Мураты.

Главная героиня, Кейко Фурукура, работает на частичной ставке в круглосуточном сетевом маркете – вот уже восемнадцать лет (как и сама писательница), и не собирается что-то менять. Мир людей, социальных отношений сложен и непредсказуем, ожидания от неё слишком непонятные: почему всем вокруг есть дело до того, найдёт ли она более солидную работу, заведёт ли себе отношения, будет делать то или это. Сориентироваться в условностях этикета ещё более сложно: можно только попытаться выработать для себя алгоритм, набор поведенческих паттернов, которые позволят справиться с наиболее распространёнными ситуациями. Конбини и правила работы в нём очень помогают: есть чёткая инструкция, как себя вести и что делать, как улыбаться, как здороваться, как подавать покупателю оплаченную покупку. Да и сам магазин живёт по своему жёсткому, не меняющемуся распорядку: в этот день скидка на одно, в тот – на другое, сезонные продукты сюда, распродажные – туда. Попадая в эту систему, можешь уже не думать и не тревожиться, принимая миллион маленьких решений по поводу всего подряд – ритм работы, нет, жизни в круглосутке избавит тебя от тяготы раздумий.
Попав туда маленьким винтиком, легко применить эти уроки к жизни вне магазина: можно зазубрить интонации, вежливые фразы для общения со знакомыми, как заучиваешь формулировки из служебных руководств для сотрудников – чтобы лавировать в разговорах на какие-то сомнительно личные темы. Это делает тебя понятным, похожим на всех остальных. Нормальным по возможности.

Особенно запутанной жизнь делается, когда речь заходит о романтических или сексуальных отношениях. Саяка Мурата в целом довольно много внимания уделяет рассуждениям об асексуальности: её героиня, Фурукура, не лишена влечения, а освобождена от него – оно как будто и без того запутывает человеческую жизнь. Зачем нужен партнёр? Фурукура обзаводится по ходу сюжета парнем – чтобы казаться нормальной (это, как он её убеждает, выгодно и ему, и ей). Как персонаж в тексте он, скажу сразу, не состоится, он нужен как пойнт в высказывании (ну и ладно, туда ему и дорога). Держит его Фурукура почему-то в ванной, где ему комфортно – буквально как какую-нибудь домашнюю экзотическую зверушку вроде ящерицы. Как только появляется парень, обычная жизнь Фурукуры даёт трещину и стремится под воздействием его нытья войти в русло общепринятых норм. Он тоже устал от сложностей жизни, но по-своему, он хочет встроиться в общество, чтобы никто не доставал; паразитический домосед, мечтающий о собственном бизнесе и в поисках кормилицы – и вот Фурукура уже ищет себе более «солидную» работу, чтобы снабжать уже и его представления о нормальной жизни.

С появлением бойфренда рушится не только жизнь Фурукуры, но и повествование как будто тоже: вот только ты врос в канву конбини-будней, как вдруг приходится из неё опять вылезать куда-то. В итоге Фурукура не выдерживает (и мы вместе с ней) и возвращается в круглосутку: в первую попавшуюся, там всё понятно, там всё работает как надо, каждый день 24/7.

В обзорах на «Человека-конбини» видела часто фразы типа «enticingly comic» – и искренне не понимаю, где, собственно, comic. На мой вкус так пугающе понятный, близкий к телу текст. С другой стороны, возможно, это я только что прошла своеобразный тест на тревожность и/или аутизм – надо было бы разглядеть, где смешное, а я хоть убей не вижу. Ещё не вижу, чтобы это был какой-то, как можно в обзорах прочитать, подчёркнуто японский текст. И проблемы все знакомые, да даже и реалии уже не такие специфически токийские (привет онигири в магните у дома, ха).
Короче говоря, мне понравилось, грустно, gran autismo 15/10.

А иногда бывает и так, что всё должно совпасть: и сюжет, и язык, и герои – всё то, что тебе нравится, а в итоге как-то всё чуть не то.
Вот со сборником «Сестромам» у меня так: и тематически чуть не каждый рассказ на больную мозоль, и стиль Некрасовой люблю, и всё равно в итоге не сложилось. Может быть, когда слог концентрируется до рассказов, а не распределяется по тексту, как в «Калечине-малечине», то становится как будто бы немножко чересчур.
Знаю, из этого сборника хвалят «Лакомку» и «Лакшми», а мне что-то больше всего зашли «Присуха» и «Несчастливая Москва».
Некрасову от этого опыта читать стало только интереснее – и, наверное, это главное.

Не по теме канала, но поделюсь новостью на правах админки - буду рассказывать ближе к теме своих научных исследований
Приходите – постараюсь показать, что в Пхеньян можно влюбиться, как я влюбилась когда-то

🏙️ х 🇰🇵
Лекция «Современный Пхеньян: прогулка по столице КНДР»

ЦВЛ и Корейский клуб ИСАА МГУ приглашают на лекцию о современном Пхеньяне

Лектор – Анна Поленова, старший преподаватель ГАУГН, исследователь, автор телеграм-канала «Литературная партия Кореи»

4 апреля / пт
18:30
конференц-зал ЦВЛ

подробности и регистрация

Не успела прочитать к книжному клубу "Кусателя ворон", сейчас сидела в метро навёрстываю, а там персонажи набредают на пироги с вязигой. С детства хотел узнать, что такое вязига, говорит один из героев. Я, заранее предвидя гастрономический ужас, полезла гуглить.

Визи́га (также вязига) — название употребляемой в пищу хорды, добываемой из осетровых рыб. Хорда осетровых сохраняется у них всю жизнь в виде непрерывного шнура из довольно плотной пузырчато-клеточной ткани, облечённого слоем волокнистой соединительной ткани (скелетородный слой) с заключёнными в нём хрящевыми частями (верхние и нижние дуги). [...] Визига при варке в воде сильно разбухает и в таком виде, мелко изрубленная, употребляется в приготовлении кулебяк, одна или вместе с какой-нибудь другой рыбой, других применений нет

Я заметила, как кривится моё лицо – прямо как у моих родителей при упоминании всяких суши. Нерусь, подумала я сама себе и выправила лицо обратно.