Познакомилась на днях с индонезийской старушкой по имени Мартина, которая ездит по пустыне на фургоне с немецкой подругой Ману, и кормит местных собак. Еду они покупают в отелях по десять фунтов за килограмм. Иногда сажают псов в свой фургон и везут стерилизовать и лечить.

У всех знакомых собак Мартины есть имена, индонезийские или английские. Тот, что долго жил на её пороге — Jaga, «дозорный» по-индонезийски. Та, что улыбается — Happy. «It is not nice, my dear», — говорит ей Мартина и поднимает указательный палец, когда Happy решает нас облаять. Happy улыбается.

Ману строит приют, и там будет маленький круглый домик для Мартины. Они показывали фотографии. И мне кажется, это не только идеальная история и лучшая из возможных маленькая кудрявая старушка для детской книжки с картинками, но и отличный план на +35 лет.

Книжку я бы назвала «Мартина собирает друзей»

Недавно фонд, который помогает молодым взрослым с синдромом Дауна, прислал отзывы подопечных о стажировке в офисах, мастерских и салонах красоты. И там среди рассказов про работу с документами, управление принтером и стрижку под каре, было написано: «Можно полежать, когда захочешь, поэтому я чувствовал себя как человек».

*
Редкие и довольно странные вещи радовали в этом году. Например, в ноябре мы стояли в местной визовой конторе. Восемь утра, толпа, ничего не понятно, нужное окно не работает. Сотрудницы пьют чай, сотрудники хохочут над обложками паспортов. Кто посмелее пытаются их дёргать на всех возможных языках. А перед нами стоит пара, девушка и парень, и тихо ждут с кислыми лицами, как мы.

И я думаю, что в профиль девушка похожа на Н. Н. — из Минска, и может быть, эта девушка тоже из Беларуси. Но только что она кивнула женщине, которая говорит по-немецки, так что, возможно, эта пара из Германии. В Египте много людей из Германии. Стоим с ними у закрытого второго окошка, молчим и мрачно смотрим вокруг. А потом что-то происходит у этих двоих там, и девушка таким лёгким звонким голосом говорит: «Perfetto! Grazie!» И почему-то от этого на несколько секунд становится хорошо.

*
Самое нелепое, что можно было сделать в 2023 году — это уехать в Африку и стремительно завести тут собаку. За эти месяцы вокруг Дружка (здесь его зовут Dru) образовалось три дивана, четыре ветеринара, восемь бабушкиных покрывал, ведро теннисных мячей, а также международная группа поддержки, местных недоброжелателей и остальных любопытствующих.

Однажды к нам подошёл мальчик лет восьми и попросил сфотографироваться, как будто у него есть собака. Встал рядом с Дружком, взял его за поводок и улыбнулся в камеру. Мы сфотографировали их вдвоём, мальчик постоял с нами немного и говорит: «А у меня тоже есть собака, я её кормлю, хоть она и плохой мальчик». Местные люди терпеть не могут уличных собак, используют для общения с ними в лучшем случае камни, и детям в нашем районе запрещено к ним подходить. «Все собаки, которых я встречала — хорошие», — говорю. «Все хорошие, — соглашается. — А моя — плохой мальчик».

Следующим вечером он выходит из дома, оглядывается и убедившись, что никто на него не смотрит, подзывает к себе маленького особо ворчливого дворового пса с непропорционально большой головой. Мы называем его Товарищ. Товарища не погладишь. Целыми днями он охраняет свою гору песка, орёт на машины, птиц и других собак, как вредный дед, которого мало любят. Мальчик зовёт его за угол, где их не будет видно, аккуратно гладит по голове и отламывает кусок своей шаурмы.

*
В декабре умерла одна моя тётушка. Вероятно, это не самая лучшая история для конца года, который и так был тяжёлый и грустный. Но тётя моя была из смешных и лёгких. Выразительно курила, талантливо материлась и отлично справлялась с жизнью, так что хочется рассказать. В моём детстве она работала бортпроводницей и привозила из рейсов лучшие подарки ко дню рождения (баунти и стиморол в Сибири появились позже, чем в Москве) А когда её из-за возраста отправили «на землю», занималась самолётной едой, той самой, которая курица или рыба, и неплохо проводила тут, на земле, время.

В октябре ей исполнилось 75. Юбилей она праздновала с приготовлением восьми блюд на сто персон. Персоны прибыли из воздуха и с земли, надо было их чем-то кормить. Мы разговаривали по телефону в тот момент, когда они провожали её домой из кафе, кино или ещё каких-то аттракционов, и в конце своего обычного торопливого монолога она сказала: «Короче, жить сложно — летать легко», и теперь я часто вспоминаю эту фразу. Хотя, конечно, не чаще, чем «подмандить тумбочку»

А также бытовая зарисовка о том, как на днях я искала маринованные огурцы для извините оливье. Не то чтобы оно мне так уж необходимо, но с ним в этом году как-то устойчивее, так что я уже запланировала на конец недели резку салата и пошла в эти выходные на поиски маринованных огурцов. Их не было ни в одном отделе пикулей ни одного местного супермаркета. Не было в «армянской кулинарии». Не было в сирийском маркете. В «славянском магазине в бритиш резорте» (так его называют в чатах) среди колотого гороха и золотой гречки сидел мужчина и меланхолично собирал ёлку из зелёных ёршиков.

Я говорю: «Здравствуйте, у вас есть маринованные огурцы?» Он такой: «А вам для чего?» «Да мне на оливье», — говорю. Он идёт куда-то, возвращается с ведром, прямо вот с ведром, и говорит: «Вот. Для оливье у нас малосольные. Будете брать?» Потом звонит кому-то и говорит: «Ир, это я. У тебя почём огуцы, девушка на оливье берёт» В общем , взяла шесть штук в целлофановом пакете. Не учла, что без жидкости им нехорошо, а до оливье ещё жить и жить. С другой стороны, чувствую, что миссия моя выполнена и можно обойтись без салата

Недавно решила брать у старших родственниц интервью о прошлом и теперь слушаю по субботам их рассказы про 70-ые в Бухаре и рецепты сливовой пастилы, в которых солнце и крыша сарая — секретный ингредиент. Узнала вот, что фонарные столбы, деревья и вывески у меня в глазах лучатся во все стороны вовсе не потому что мир полон странного, а потому что астигматизм передаётся в нашей семье по женской линии и усиливается с возрастом.

Также узнала, что моя бабушка, оказывается, боялась попов, как кто-то боится чёрных кошек или женщин с пустыми вёдрами. Однажды ей сказали, что при виде священника необходимо покрутиться вокруг своей оси три раза. В доме через дорогу как раз жил священник, и бабушка всегда выполняла этот ритуал. Но просто так вращаться посреди двора ей было неловко, поэтому она делала вид, что танцует. Возможно, идентичность соседки с прибабахом — это что-то вроде астигматизма.

*
Раз в пару дней хожу в овощную лавку и покупаю две или три тыквы. Иногда четыре, если тыквы маленькие. Пёс Дружок по совету врача сидит на лечебной диете и съедает примерно по тыкве в день.

Всё ждала, когда хозяин лавки начнёт задавать вопросы и много раз представляла себе смолток, в котором он спрашивает, зачем мне столько тыкв, а я так небрежно: «Да это для собаки!» Но парень из лавки всё молчал и молчал. А недавно пытался уместить на весах очередные четыре тыквы и говорит:

— You are а pumpkin-girl.
— Sinderella, — соглашаюсь.
Смотрит вопросительно.
— Девушка, которая каталась на карете из тыквы, — поясняю.
— Ммм
— Ей фея её построила с помощью волшебства.
— Угу, — аккуратно по одной снимает тыквы с весов и смотрит ещё так: «теперь понятно».
— Потом она потеряла ботинок и стала принцессой, — быстро закругляю сказку.
— А, ну окей, — говорит. — 95 фунтов. Приходите к нам ещё.

*
Кстати об интервью и других устных столкновениях с людьми. Кроме вольного пересказа текстов Шарля Перро от коммуникативного провала меня удерживают только две вещи: Сибирь и собаки.

Во-первых, на случай важных переговоров всегда должна быть история про какого-нибудь пса. Во-вторых, вокруг полно незнакомых серьёзных людей, которые родились по ту сторону Урала. И когда они по-деловому начинают объяснять, что вот, знаете, Ирина, есть такая Сибирь, туда ещё декабристов ссылали, и там Байкал, а дальше Забайкалье, у нас с ним шесть часов разницы, и располагается оно в 6000 километров от того места, где мы с вами находимся (обычно мы находимся в зуме — прим.) А я отвечаю, что сама из Иркутска и неплохо ориентируюсь в декабристах. И в этот момент меняется сразу всё. Потому что мы больше не два незнакомых человека посреди долбанного хаоса и прерывающейся связи. Мы теперь соседи, друзья, знатоки черёмуховых пирогов и носители слов «гача» и «мультифора»

Самое странное, что как бы тебя ни размотало, надо идти жить дальше. Не в каком-то пафосно-философском смысле, а в смысле чайник ставить, работать, собирать документы, кормить собаку, разговаривать с кассиром. Он такой: хау ар ю? А ты такая: гуд энд ю? Однажды вечером сказала, что соу таерд, он так перепугался, что теперь только гуд. 16, 24 и другого бесконечного февраля иди живи.

В пятницу я делала селёдку под шубой. (Три дня назад редактировала эту фразу в заметках раз восемь, и любые версии кроме «в пятницу» выглядели настолько оглушающими, что просто оставила день недели)

В пятницу у дорогого нашего человека был день рождения. У нас есть давний внутренний мем про шубу для сорокалетних, и вот я дождалась, когда шуба станет кому-то из нас впору и решила изобразить её в виде салата. Утром искала в чатах отзывы на майонез, потом искала свёклу, нашла белую. Сохранила картинку бордовой, ходила по овощным лавкам и всем показывала.

Потом варила овощи. Параллельно слушала наш разговор с одной католической монахиней и отмечала тайм-коды кусков, которые нужны будут для текста. Монахиня была лучезарная, часто говорила «это интересно» и «это очень грустно» и шутила про своё облачение.

Овощи разварились. Всё вокруг было в свёкле. Позвонил курьер, русскоязычный дяденька на веспе и в вязаной шапке из конопли. Как будто 2010-й и мы тут все в Гоа. Привёз специальную гипоаллергенную еду для пса, почему-то смеялся и тысячу раз извинился за то, что перепутал дом. В подъезде, по пути на свой этаж я стала гуглить слои селёдки под шубой и увидела новости. Поднялась и стала делать салат: слой картошки — майонез — слой лука — слой отчаяния — майонез.

В новостях и чатах писали разные слова. Мне кажется, слова давно потеряли силу. То есть буквально: ты говоришь, что тебе больно, или страшно, или жаль, но этого мало. Или пишешь «нет слов», и этого недостаточно.

Вспомнила, как однажды в Казани писала тотальный диктант. Очно — первый и последний раз. В 2021 году автором текста был Глуховский, который теперь иноагент. Диктатор — так назывались люди, которые диктуют тотальные диктанты — демонстративно вздыхал и говорил, мол, зачем это, когда есть великие Пушкин и Достоевский. Было душно, а диктант я, кстати, написала на тройку.

Потом со знакомой разбирали текст целиком. Он был о бабушке автора. Мне запомнилась фраза, которую мы потом использовали в разных контекстах: «Она никак не могла понять, действительно ли вот это всё и есть жизнь».

Все горькие слова этих дней — про то, что тьма не навсегда, и надо не терять надежду, и жизнь продолжается. Cлова как будто потеряли силу, но ещё могут утешать. И самое странное для меня не то, что жизнь продолжается, а то, что всё это — слой за слоем — и есть она

Вокруг полно людей, а я традиционно никого не узнаю и всех путаю. Со зверями оно как-то попроще, честное слово, а люди мало того, что обладают примерно одинаковыми человеческими лицами, так ещё и сразу начинают что-то говорить, и пока я соображаю, что происходит, они уже рассеиваются в воздухе красивыми цветыми пятнами.

Вот, например, Мартина, индонезийская спасительница собак из Нидерландов, всегда со мной здоровается, а я никак не могу запомнить, как она выглядит. Мартина довольно застенчивая и часто бывает так, что она говорит «привет», я прохожу мимо, она отворачивается и делает вид, что вообще не со мной разговаривает. Через десять шагов я понимаю, что это была Мартина, и бегу здороваться, а её там уже нет.

Недавно я приняла решение быть более социальной, увидела Мартину издалека, остановилась возле мусорки и стала ждать специально, чтобы с ней поздороваться. Солнце светило, многочисленные коты глядели на меня из мусорных баков, Мартина медленно шла с мусорным мешком, и когда подошла достаточно близко, я помахала ей, как можно более добродушно сказала «хэлооооу» и поняла, что это какой-то местный дед.

*
Однажды около нас остановилась машина и седой водитель стал спрашивать, как наши дела, как документы, как пёс. Пёс махал ему хвостом, сообщая, что всё хорошо. Я тоже сказала, что всё хорошо. Когда машина уехала, я спросила, кто это. «Это философ»,— ответил Н. Понял, что я ничего не понимаю, и добавил: «Из Дома философа». Подумал и уточнил: «Он приглашал нас с Дружком к себе на кофе». Так я узнала, что «Дом философа» — это не название жилого комплекса или музея, а «философ» — это человек, который преподаёт философию в Университете Каира.

*
Вчера узнала от Леночки, что серый бананоед, во-первых, существует, а во-вторых, по-английски называется grey go-away-bird. Так во вселенной моих внутренних птиц стало на одну птицу больше.

*
Кстати, о птицах. В прошлом месяце один фонд прислал на редактуру историю бездомной кошки из Владивостока по имени Синичка.

«Синичка появилась на улице, худая и явно сбитая с толку. Шли дни, Синичка никуда не уходила и демонстрировала полную беззащитность перед лицом окружающего мира». «Понимаем её на всех уровнях», — сказали все сбитые с толку синички, которым я тогда переслала эту фразу.

Дальше в таких историях почему-то всегда пропускают путь героини и переходят к главному: «Теперь у Синички всё в порядке. Она спит на мягкой лежанке, дважды в день ест гипоаллергенный корм и ждёт своего человека». Хотелось бы однажды стать Синичкой из второй части повествования

Неожиданно для всех и особенно своей ипотеки брат купил мотоцикл, поэтому поздравлял меня сегодня с днём рождения короткометражкой о том, как хорошо быть байкером: мартовский прибайкальский сугроб, солнце в соснах, шлем, врум-врум-врум. «А почему вокруг тайга?» — спрашиваю. «Это спортивный снаряд для полей, лесов и пересечённой местности», — говорит. А ведь к кризису среднего возрата я на шесть лет ближе него.

*
Всем интересующимся моими новостями и достижениями я отправляю портрет собаки или с ходу начинаю рассказывать о приключениях с документами. К. называет это «истории с налётом чуда и бюрократии».

Вот, например, несколько дней назад мы снова собирали бумажки для местной визы, и оказалось, что у меня нет подходящей фотографии. Добыть её среди ночи было сложно, а в 7:30 утра нужно было уже торчать у дверей конторы. Так что я нашла прошлогодний скетчбук с картинками из мусора, журнальных обрезков и старых фоток, выдрала оттуда своё лицо три на четыре, соскоблила ножом двусторонний скотч, чуть обрезала по краям, три часа подержала под ножкой тумбочки и то, что осталось, прилепила к анкете. Боялась, что её с такой фоткой не примут, но дядя в окошке наорал на меня не за это, а за какие-то проклятые копии.

Четыре раза отправлял в очередь к принтеру, размахивал руками, швырялся листами а4, орал с большим вдохновением. Когда я отходила, переключался на пожилого мужчину с розовой футболке. Было неловко перед ним и его швейцарским паспортом. В конце орущий человек открыл мой паспорт на странице со штампами о повторном продлении визы и говорит: «Ирина! Вы давно живёте, я не понимаю, почему вы не знаете, что вам делать?» «Никто не знает», — подумала я и скорчила рожу. Обладатель паспорта Швейцарии засмеялся. Орущий человек ничего не сказал. Наверно, решил, что это моё обычное лицо.

*
А лучшую историю с налётом чуда и бюрократии обеспечила мне консульская система РФ, назначив приём на сегодня около полудня. «Есть такая традиция — в консульство к двенадцати ходить», — сказала К. В этот раз очередь была поменьше и наконец-то дали паспорт. «Дата, подпись, — сотрудница консульства протянула мне очередную бумажку. — Сегодня двадцатое ноль третье» Я расписалась и автоматически поставила дату «20.03.1986». Наверно, потому что в последнее время слишком часто пишу эти цифры в такой последовательности. Сотрудница забрала бланк, поразглядывала его пару секунд и говорит: «Но ведь двухтысячные уже наступили».

*
Со временем, как и со словами, давно что-то произошло. Никак не могу запомнить, какой сегодня год, какой месяц, какой март, а февраль был какой? А жили мы где? Пока искала ту самую фотку в анкету, нашла посадочные на 7 марта 2022. Стало быть, улетели два года назад. Когда появился пёс, завели счётчик дней — вчера он показал 200. Время теперь похоже на пустыню, куда мы с Дружком ходим гулять вечерами: ни начала, ни конца, одни ямы, встречается колючая проволока. Много мусора. Часто бывает страшно, но и красиво тоже. Запрокинешь голову — луна. И Медведиц видно хорошо, как на Байкале или в атласе звёздного неба за пятый класс

Чем дольше сюда не пишешь, тем сложнее начать. Сегодня подумала, что пора бы оживить канал, полезла в заметки в телефоне (записываю туда темы, фразы и диалоги, чтоб не забыть) и прочитала: «5 мая. У супермаркета страшно разросся базилик. На днях продавцы рубили мачете кусты высотой с плечо, иначе было не усмирить».

*
Весной соседка Лена и чихуахуа Вито (как Вито Корлеоне) возвращались домой с прогулки и встретили птицу. Птица ждала их на коврике у двери и чувствовала себя не очень. Лена забрала её домой и поселила на балконе из расчета, что хозяин увидит её с улицы и заберёт.
Шло время. Птицей никто не интересовался. Лена подобрала ей еду, купила клетку, сводила к врачу, что-то там полечила, много узнала о птицах. Прошёл месяц. Недавно к Лене пришёл человек с соседней улицы, говорит: «Я тут птицу потерял». А Лена ему: «Она у меня, мы вас давно ждём. Хотите забрать?» Человек говорит: «Да нет». «А чего, денег за птицу хотите?» «Денег тоже не хочу, — говорит. — Но у меня есть вторая птица. Вы должны её взять, им нельзя расставаться».
Теперь у Лены на балконе, между сушилкой для белья и пушистым красным цветком, живут неразлучники.

*
Доктор Эсра (я зову её Белоснежкой, потому что она поёт зверям во время приёма) называет Дружка любимым пациентом. Болтает с ним по-арабски и радуется, что он ещё не забыл язык, с которым жил на улице. Функция почек is amazing! – бежит с хорошими новостями, пока мы наблюдаем кошек во дворе ветклиники. — Функция печени is awesome! Каждому новому ассистенту, который записывает потрясающие результаты анализов великолепной собаки, поясняет: Dru – это Дружок. Дружок — это маленький друг. Летом кровь Дружка отправится в путешествие в Швейцарию, всем там, в Цюрихе, понравится, а когда вернётся с бумажкой европейского образца, нас выпустят из Египта. И это тоже будет инкредибл и даже своего рода мирикл

Рекомендательно-дружеский пост про Сибирь

В Иркутске есть Death-cafe, встречи которого проходят в центре современного искусства «Огонь». Я уехала из Иркутска в конце нулевых, в последний раз приезжала в гости в конце десятых. С тех пор карта города внутри меня не обновлялась. На ней нет ни центра современного искусства, ни кафе смерти, ни «Огня». Сегодня из любопытства посмотрела его адрес и думаю: «О, это же в двух улицах от нашего дома» (который снесли в 2010-м, уже без меня). Побродила в гугл-картах по окрестностям, думаю: «Это же в трёх дворах от дома Люси» (которой теперь тоже нет). Короче, в иркутском death-cafe в огне мне было бы, о чём поговорить.

Этой осенью кафе выпустит карманную книжку про смерть. Тексты для неё написали доулы смерти, психологи, участники и участницы death-cafe. Кажется, книжка очень красивая.

Мой текст там тоже есть, потому что у меня классные друзья. Предложение написать что-нибудь про смерть (спасибо, Оли) очень жизнеутверждает. Просыпаешься, ходишь по каким-то стрёмным конторам, работаешь, читаешь новости. Потом думаешь: «Ничего-ничего, скоро суббота, будешь писать про мёртвых птиц на Байкале и похороны бабушки», и как-то сразу воздуха прибавляется от этой мысли. Уж не знаю, почему.

Вот презентация книжки: https://telegra.ph/Loskutnoe-odeyalo-karmannaya-knizhka-pro-smert-06-19

Книжку можно заказать. Там есть контакты редактора (которая на третий день нашего знакомства спросила, какой мой любимый цвет, и я подумала: «Точно хороший проект, надо брать»)

В конце 70-х моя тётя-студентка работала в Египте переводчицей и год назад очень обрадовалась, что мы решили поехать именно сюда. Однажды она прислала мне в Батуми 20-минутный войс про Каирский музей, а в другой раз — про горячий ветер хамсин и лепёшки из серой муки по три пиастра. Сейчас такие стоят пять египетских фунтов, а пиастровые монетки считаются раритетом. Чаще всего мелкую сдачу здесь дают конфетами по курсу одна конфета — один фунт. Однажды хозяин лавки отсыпал мне пять конфет, подумал, забрал одну и заменил монеткой. Вид у него был загадочный, я ничего не поняла. Только потом увидела, что это 25 пиастров. То ли сэкономил конфету, то ли оказал честь.

В общем, на днях я рассказала тёте, что сегодня ровно год, как мы здесь живём, и она прислала торжественный войс, в котором попросила отчёт о знаковых для меня местах и главных впечатлениях от Египта. В это время я как раз сидела в визовой конторе — одном из двух знаковых для меня мест. Второе место, которое теперь навсегда связывает меня с Египтом — это ветеринарка. Тётя сказала: «Ладно, тогда расскажи хотя бы про этот ваш знаменитый гаузет».

Сохраню и здесь заметки из гаузета — так в Египте называется место, где иностранцам продлевают визу. Сотрудники и редкие сотрудницы там сидят за тяжёлыми лакированными столами, через одного используют амбарные книги вместо компьютеров, обладают бесконечным запасом синей копировальной бумаги и беспрерывно курят прямо на рабочем месте. Думаю, они из той же вселенной, где моя тётя покупает лепёшки за три пиастра. Кроме четырёх-пяти десятилетий от посетителей их отделяет перегородка из толстого стекла, через которую они пытаются пробиться с помощью крика.

За год я была там шесть раз с 7:30 утра по воскресеньям и провела в очереди от часа до пяти. Записывать всё, что видишь, очень помогает в таких местах

Видела, как дяденька, который продаёт воду и печенье во дворе гаузета, аккуратно расставляет на своей тумбе маленькие пластиковые тарелочки, насыпает в каждую зерно, особым свистом подзывает голубей и красиво осыпает их сверху — по две тарелочки за раз. Процедура повторяется каждый час. По 12 тарелочек в один приёмный день.

*
— The horse? — строго спрашивает парень из фотопавильона про лошадь у меня на рубашке.
Я говорю, да.
— In the coat? — уточняет.
Я говорю, да. А что, лезет в кадр? Могу отцепить.
— Good, — говорит. — Фотографирую вас обеих.

*
На первом этаже конторы собрались человек 200. На улице +38, вентиляторы гоняют горячий воздух. Время от времени электрический голос просит талон номер такой-то пройти к окну номер такому-то. Из 12 окон работают три. В одной из запертых комнат идёт ремонт, но операционисты умеют переорать перфоратор. Между рядами металлических кресел ходит мальчик лет шести. Длинные белые волосы выгорели на солнце, в руке яблоко, обувь у мамы. Хмурая мама с его шлёпками под мышкой стоит в бесконечной очереди на оплату пошлины. Мальчик обходит всех присутствующих и на трёх языках интересуется: «А какой ваш любимый цвет? Синий? В одежде или в жизни? А у вас?»

*
На одном из кресел с самого утра спит бело-рыжая кошка. Пришла с улицы и уснула. Очередь стоит вокруг неё или сидит на полу, но кошку не тревожит. В конторе появляется дама с веером, видит пустое кресло, проходит к нему и только потом замечает кошку. Очередь наблюдает, что будет дальше. Дама складывает веер и довольно бесцеремонно колотит им по сиденью, кошка пугается и убегает. Очередь разочарована таким поведением и остаток дня глядит на даму и её веер осуждающе. Когда дама отходит к своему окну, кошка возвращается и минут через десять всё повторяется: приходит другая дама, видит пустое кресло, подходит к нему, замечает, что место занято. В этот раз очередь готова бороться за права кошки, но дама умиляется и отходит. Кто-то тут же уступает ей место, кто-то предлагает воду и спрашивает, откуда она. В конце они обмениваются телефонами.

*
Самые классные всегда итальянцы. Они тоже как будто из кино, только из другого. Пока дымные мужики орут по слогам, чтоб было понятнее, те машут руками, тараторят и в какой-то момент всегда кричат «mamma mia!»

*
Парень лет 16-ти без акцента говорит по-арабски и по-русски, знает английский. Выглядит как местный. Отлично ориентируется в хаосе и быстро переводит всем всё на нужный язык. «Муж-то египтянин, а сын у меня беларус», — поясняет его мама.

*
Сосед по креслу живёт в Египте 11 лет и зарабатывает на жизнь съёмками в массовке для египетский сериалов. Поскольку мы занимались тем же, но в 2010-х и в Индии, нам есть, о чём поговорить. «До места съёмки возят?» — спрашиваем со знанием дела. «Нет, конечно». Жильё? Нет. Еда? Нет. Перерывы? Нет. Хорошо платят? Нет. А что тогда? «Вот слышите, как тут орут? На съемочной площадке ещё громче»