Трампа можно понять, он совершает прагматичный «разворот над Атлантикой», отменяя встречу с Путиным и фактически вводя санкции, вместе с ЕС (где и одна из стран нашей «коалиции плохишей» в лице Венгрии, также их поддержит). Но Трамп отменяет встречу временно и это хорошо, ведь как я говорил раньше, если она состоялась бы в «формате Анкориджа» и закончилась ничем – это была бы последняя попытка и «сделка» была бы разорвана окончательно. Пока же, шансы на dogovornichok все еще сохраняются.
Заявление Дональда Трампа об отмене встречи с Владимиром Путиным и одновременном введении санкций против крупнейших российских нефтяных компаний и теневого флота, стало знаковым событием, которое раскрывает суть его подхода к украинскому кризису. Этот шаг, на первый взгляд противоречащий его предвыборной риторике о «быстром урегулировании», на деле является проявлением его транзакционного прагматизма и попыткой силового склонения всех сторон к сделке на своих условиях. Раз тактика Трампа-миротворца потерпела неудачу (у нас принято принимать за слабость любые формы отказа от эскалаций), он переходит к тактике «плохого парня».
Трамп изначально позиционировал себя как фигуру, способную договориться с Путиным. Однако его заявление «мне не показалось, что мы собираемся прийти к тому месту, к которому должны прийти» – это дипломатичная констатация провала. Очевидно, что закулисные разговоры не дали результата. Москва, судя по всему, не продемонстрировала готовности идти на уступки, которые устроили бы Вашингтон. В этой логике отмена встречи сигнал: ставка на мою уступчивость не сработала и переходит к уже привычной тактике принуждения. В этой логике санкции скорее переговорный рычаг, а не идеологическое оружие.
Введенные санкции против «Лукойла», «Роснефти» и их дочерних предприятий – это не продолжение стратегии Байдена по системному ослаблению российской экономики. Для Трампа это целенаправленный удар по ключевому источнику доходов Кремля, призванный заставить «образумиться» и заключить таки сделку. Показательно его заявление о надежде на скорую отмену санкций. Это классический транзакционный подход: давление вводится не для долгосрочного сдерживания, а как кнут для немедленного возвращения за стол переговоров, но уже на условиях Трампа.
Этот шаг также перекликается с действиями ЕС, который в своем 19-м пакете также бьет по энергетике и «теневому флоту». Однако мотивация разная: если Брюссель говорит о «справедливом мире» и принципах, то Трамп говорит о «сделке». Ключ к пониманию действий Трампа лежит в его словах: «Мы хотели бы, чтобы они просто приняли линию фронта, которая сформировалась за довольно долгое время». Это прямая поддержка сценария «заморозки» конфликта. Трамп не стремится к восстановлению территориальной целостности Украины. Его цель – остановить боевые действия и снять эту проблему с повестки дня. Его отказ передавать Украине «Томагавки» и заявление о не разрешении ударов по территории РФ – часть той же стратегии.
Упоминание Трампом ядерной деэскалации и предложение включить в этот процесс Китай – это попытка убить двух зайцев. Во-первых, он демонстрирует, что сохраняет канал связи с Путиным по самым важным вопросам. Во-вторых, он уже сейчас выстраивает архитектуру будущих многосторонних переговоров, где Вашингтон будет играть роль арбитра между Москвой и Пекином. Признание того, что Китай «через четыре-пять лет они сравняются» с Россией, такая трезвая оценка смещения глобального баланса сил.
Так что Трамп не «переобулся». Он действует в своей парадигме бизнесмена-прагматика. Встреча отменена, потому что вторая сторона не соглашалась на его условия. Санкции введены, чтобы повысить цену несогласия. Его конечная цель – не победа Украины, а прекращение активной фазы конфликта любым способом. Он заставляет платить за несговорчивость обе стороны, Россию через санкции, а Украину через принуждение к уступкам. Его игра направлена на быстрый результат, который позволит ему сосредоточиться на внутренней и китайской повестке.
Заявление Дональда Трампа об отмене встречи с Владимиром Путиным и одновременном введении санкций против крупнейших российских нефтяных компаний и теневого флота, стало знаковым событием, которое раскрывает суть его подхода к украинскому кризису. Этот шаг, на первый взгляд противоречащий его предвыборной риторике о «быстром урегулировании», на деле является проявлением его транзакционного прагматизма и попыткой силового склонения всех сторон к сделке на своих условиях. Раз тактика Трампа-миротворца потерпела неудачу (у нас принято принимать за слабость любые формы отказа от эскалаций), он переходит к тактике «плохого парня».
Трамп изначально позиционировал себя как фигуру, способную договориться с Путиным. Однако его заявление «мне не показалось, что мы собираемся прийти к тому месту, к которому должны прийти» – это дипломатичная констатация провала. Очевидно, что закулисные разговоры не дали результата. Москва, судя по всему, не продемонстрировала готовности идти на уступки, которые устроили бы Вашингтон. В этой логике отмена встречи сигнал: ставка на мою уступчивость не сработала и переходит к уже привычной тактике принуждения. В этой логике санкции скорее переговорный рычаг, а не идеологическое оружие.
Введенные санкции против «Лукойла», «Роснефти» и их дочерних предприятий – это не продолжение стратегии Байдена по системному ослаблению российской экономики. Для Трампа это целенаправленный удар по ключевому источнику доходов Кремля, призванный заставить «образумиться» и заключить таки сделку. Показательно его заявление о надежде на скорую отмену санкций. Это классический транзакционный подход: давление вводится не для долгосрочного сдерживания, а как кнут для немедленного возвращения за стол переговоров, но уже на условиях Трампа.
Этот шаг также перекликается с действиями ЕС, который в своем 19-м пакете также бьет по энергетике и «теневому флоту». Однако мотивация разная: если Брюссель говорит о «справедливом мире» и принципах, то Трамп говорит о «сделке». Ключ к пониманию действий Трампа лежит в его словах: «Мы хотели бы, чтобы они просто приняли линию фронта, которая сформировалась за довольно долгое время». Это прямая поддержка сценария «заморозки» конфликта. Трамп не стремится к восстановлению территориальной целостности Украины. Его цель – остановить боевые действия и снять эту проблему с повестки дня. Его отказ передавать Украине «Томагавки» и заявление о не разрешении ударов по территории РФ – часть той же стратегии.
Упоминание Трампом ядерной деэскалации и предложение включить в этот процесс Китай – это попытка убить двух зайцев. Во-первых, он демонстрирует, что сохраняет канал связи с Путиным по самым важным вопросам. Во-вторых, он уже сейчас выстраивает архитектуру будущих многосторонних переговоров, где Вашингтон будет играть роль арбитра между Москвой и Пекином. Признание того, что Китай «через четыре-пять лет они сравняются» с Россией, такая трезвая оценка смещения глобального баланса сил.
Так что Трамп не «переобулся». Он действует в своей парадигме бизнесмена-прагматика. Встреча отменена, потому что вторая сторона не соглашалась на его условия. Санкции введены, чтобы повысить цену несогласия. Его конечная цель – не победа Украины, а прекращение активной фазы конфликта любым способом. Он заставляет платить за несговорчивость обе стороны, Россию через санкции, а Украину через принуждение к уступкам. Его игра направлена на быстрый результат, который позволит ему сосредоточиться на внутренней и китайской повестке.
Скепсис аналитиков в отношении 19 пакета санкций можно разделять, но с важной оговоркой. Нельзя недооценивать эффективность санкций исключительно в бинарной системе: сработали или нет. Их влияние следует измерять через призму постоянного усложнения и удорожания издержек для российской системы. И здесь важно самим понимать, где есть риски, а где их нет. Факт, что наша экономика выстояла и трансформировалась, но не стоит недооценивать попытки усиления давления на нее.
Да, китайские и индийские финансовые институты, используя сложные цепочки подставных компаний и местные валюты, безусловно, частично смягчают удар. Наш бизнес продемонстрировал выдающуюся верткость и высокую способность к созданию полулегальных финансовых и логистических сетей в обход ограничений. Однако утверждать, что эффективность новых мер в любом случае будет «сведена на нет», слишком большое преувеличение.
Во-первых, существует эффект «замораживания» и роста издержек. Каждый новый контур обхода – это, как в анекдоте, не проблемы, а расходы. Комиссии посредникам, дисконты для «рисковых» покупателей нефти, затраты на создание сложных корпоративных структур. Санкции против конкретных банков и судов вынуждают постоянно перестраивать свои цепочки, что делает их менее надежными и более дорогими. Это действует как финансовый кровопускатель, истощая ресурсы. А еще по собственникам теневого флота внутри страны работают свои ограничители.
Во-вторых, это психологический эффект и «охлаждение» бизнеса. Угроза вторичных санкций, вполне реальный сдерживающий фактор даже для китайских и индийских компаний. Крупные, респектабельные финансовые институты и трейдеры, связанные с глобальной экономикой, будут трижды думать, прежде чем наращивать обороты с санкционными субъектами. Они рискуют не только попасть под ограничения США, но и потерять корреспондентские счета с американскими банками, что для многих является очень серьезной мерой. Санкции создают атмосферу страха и неопределенности, которая сама по себе охлаждает экономическую активность. И это стоит учитывать, так как снимать их – все равно придется.
В-третьих, сами по себе санкции – это марафон, а не спринт. Меры США и ЕС не статичны и по словам наших непартнеров, по мере того как «тактика уклонения становится более изощренной, санкции будут адаптироваться». Это означает, что сегодняшние лазейки станут мишенями для завтрашних пакетов. Уже сейчас Запад демонстрирует готовность идти вглубь цепочек, санкционируя не только российские компании, но и их посредников в третьих странах.
Таким образом, скепсис аналитиков оправдан в краткосрочной перспективе. Тотального свертывания нефтяных доходов не будет, но как инструмент изматывания, они, конечно, вынуждают нас тратить все больше сил, времени и денег на поддержание финансовых потоков, которые раньше были просты и прозрачны. Увы, но борьба в финансовом поле, важна как источник ресурсов, а тут Запад ведет планомерную осаду, цель которой стратегическое истощение. Мы же, живя в ситуации «осажденной крепости», получаем все больше санкций, связанных уже не столько с глобальной экономикой, сколько с персональной жизнью: ЕС в 19-м пакете санкций запретил предоставление туристических услуг в России, прекращены выдачи виз россиянам рядом стран, отсутствует возможность пользования европейской инфраструктурой и т.д. Все это работает по принципу «гарроты», медленного удушения, а не единовременной «гильотины», что явно имеет целью не разрушение экономики в целом, а создания ситуации для большей сговорчивости самой системы на ее внешнем контуре.
Да, китайские и индийские финансовые институты, используя сложные цепочки подставных компаний и местные валюты, безусловно, частично смягчают удар. Наш бизнес продемонстрировал выдающуюся верткость и высокую способность к созданию полулегальных финансовых и логистических сетей в обход ограничений. Однако утверждать, что эффективность новых мер в любом случае будет «сведена на нет», слишком большое преувеличение.
Во-первых, существует эффект «замораживания» и роста издержек. Каждый новый контур обхода – это, как в анекдоте, не проблемы, а расходы. Комиссии посредникам, дисконты для «рисковых» покупателей нефти, затраты на создание сложных корпоративных структур. Санкции против конкретных банков и судов вынуждают постоянно перестраивать свои цепочки, что делает их менее надежными и более дорогими. Это действует как финансовый кровопускатель, истощая ресурсы. А еще по собственникам теневого флота внутри страны работают свои ограничители.
Во-вторых, это психологический эффект и «охлаждение» бизнеса. Угроза вторичных санкций, вполне реальный сдерживающий фактор даже для китайских и индийских компаний. Крупные, респектабельные финансовые институты и трейдеры, связанные с глобальной экономикой, будут трижды думать, прежде чем наращивать обороты с санкционными субъектами. Они рискуют не только попасть под ограничения США, но и потерять корреспондентские счета с американскими банками, что для многих является очень серьезной мерой. Санкции создают атмосферу страха и неопределенности, которая сама по себе охлаждает экономическую активность. И это стоит учитывать, так как снимать их – все равно придется.
В-третьих, сами по себе санкции – это марафон, а не спринт. Меры США и ЕС не статичны и по словам наших непартнеров, по мере того как «тактика уклонения становится более изощренной, санкции будут адаптироваться». Это означает, что сегодняшние лазейки станут мишенями для завтрашних пакетов. Уже сейчас Запад демонстрирует готовность идти вглубь цепочек, санкционируя не только российские компании, но и их посредников в третьих странах.
Таким образом, скепсис аналитиков оправдан в краткосрочной перспективе. Тотального свертывания нефтяных доходов не будет, но как инструмент изматывания, они, конечно, вынуждают нас тратить все больше сил, времени и денег на поддержание финансовых потоков, которые раньше были просты и прозрачны. Увы, но борьба в финансовом поле, важна как источник ресурсов, а тут Запад ведет планомерную осаду, цель которой стратегическое истощение. Мы же, живя в ситуации «осажденной крепости», получаем все больше санкций, связанных уже не столько с глобальной экономикой, сколько с персональной жизнью: ЕС в 19-м пакете санкций запретил предоставление туристических услуг в России, прекращены выдачи виз россиянам рядом стран, отсутствует возможность пользования европейской инфраструктурой и т.д. Все это работает по принципу «гарроты», медленного удушения, а не единовременной «гильотины», что явно имеет целью не разрушение экономики в целом, а создания ситуации для большей сговорчивости самой системы на ее внешнем контуре.
Как туристическая стратегия Ставрополья становится драйвером экономики страны. В Пятигорске состоялась пресс-конференция, на которой министр туризма и оздоровительных курортов Ставропольского края Андрей Толбатов представил стратегию развития отрасли на 2025-2026 годы. За сухими цифрами и планами скрывается гораздо более важный политико-экономический феномен: успешная реализация долгосрочной стратегии, превращающая некогда периферийный сектор в мощный локомотив региональной и, что существенно, национальной экономики. Ставрополье под руководством губернатора Владимира Владимирова демонстрирует классический пример того, как последовательная политика и точечные инвестиции создают новые, востребованные бренды общероссийского масштаба.
За последнее десятилетие на Ставрополье был целенаправленно создан и выведен на федеральный уровень сильный бальнеологический бренд. Результаты этой работы впечатляют. Доля туризма в валовом региональном продукте (ВРП) края сегодня составляет 3,8%. Этот показатель не просто хорош – он стратегически важен, поскольку более чем в полтора раза превышает среднероссийский (2,6%). Это прямое свидетельство эффективной диверсификации экономики, снижающей ее зависимость от традиционных секторов. Доход отрасли в 2024 году достиг 57 млрд рублей, а на 2025-й ожидается рост турпотока на 9% — до 9,8 млн человек. Уже за 9 месяцев 2024 года край посетили более 6,15 млн туристов, что подтверждает реалистичность этих прогнозов. Стратегическая цель — увеличить долю туризма в ВРП до 5,5% к 2030 году — выглядит абсолютно достижимой.
Власти региона понимают, что для удержания высоких темпов необходимы системные инвестиции в инфраструктуру. На 2025 год на развитие туризма выделено 270 млн рублей, из которых 247 млн — целевая субсидия на реализацию конкретных проектов. Однако ключевым инструментом привлечения крупного частного капитала становятся планы по созданию особых экономических зон (ОЭЗ). Предоставление налоговых льгот – это дальновидная политика, направленная на формирование устойчивой инвестиционной экосистемы, которая будет работать на экономику еще долгие годы после достижения тактических цифр по доле в ВРП.
Но, пожалуй, самый показательный аспект новой стратегии – ее внешнеэкономическая составляющая. Ставрополье активно интегрируется в глобальные туристические потоки. Четыре крупных туроператора края включены в реестр по безвизовому въезду для гостей из Китая и Ирана. Это уже дало ощутимый результат: в 2024 году регион посетили более 3,2 тыс. туристов из Китая, что кратно превышает показатели прошлых лет. Общее число иностранных гостей превысило 176 тысяч. Однако власти ставят амбициозную задачу: превратить туристический визит в инвестиционный. Создание условий, при которых иностранный бизнесмен приезжает не только отдыхать, но и планировать новые проекты, – это качественно новый уровень региональной политики, выводящий Ставрополье на международную арену как дестинацию, привлекательную для капитала.
Успех Ставрополья – это не случайность, а следствие выверенного десятилетнего курса губернатора Владимирова. Регион на практике демонстрирует, как через развитие внутренних компетенций и грамотную интеграцию в международную повестку можно существенно повышать свою экономическую значимость в масштабах всей страны. Ставропольский край становится живой иллюстрацией того, что стратегическое планирование, подкрепленное политической волей, способно создавать новые точки роста и вносить весомый вклад в укрепление экономического суверенитета России
За последнее десятилетие на Ставрополье был целенаправленно создан и выведен на федеральный уровень сильный бальнеологический бренд. Результаты этой работы впечатляют. Доля туризма в валовом региональном продукте (ВРП) края сегодня составляет 3,8%. Этот показатель не просто хорош – он стратегически важен, поскольку более чем в полтора раза превышает среднероссийский (2,6%). Это прямое свидетельство эффективной диверсификации экономики, снижающей ее зависимость от традиционных секторов. Доход отрасли в 2024 году достиг 57 млрд рублей, а на 2025-й ожидается рост турпотока на 9% — до 9,8 млн человек. Уже за 9 месяцев 2024 года край посетили более 6,15 млн туристов, что подтверждает реалистичность этих прогнозов. Стратегическая цель — увеличить долю туризма в ВРП до 5,5% к 2030 году — выглядит абсолютно достижимой.
Власти региона понимают, что для удержания высоких темпов необходимы системные инвестиции в инфраструктуру. На 2025 год на развитие туризма выделено 270 млн рублей, из которых 247 млн — целевая субсидия на реализацию конкретных проектов. Однако ключевым инструментом привлечения крупного частного капитала становятся планы по созданию особых экономических зон (ОЭЗ). Предоставление налоговых льгот – это дальновидная политика, направленная на формирование устойчивой инвестиционной экосистемы, которая будет работать на экономику еще долгие годы после достижения тактических цифр по доле в ВРП.
Но, пожалуй, самый показательный аспект новой стратегии – ее внешнеэкономическая составляющая. Ставрополье активно интегрируется в глобальные туристические потоки. Четыре крупных туроператора края включены в реестр по безвизовому въезду для гостей из Китая и Ирана. Это уже дало ощутимый результат: в 2024 году регион посетили более 3,2 тыс. туристов из Китая, что кратно превышает показатели прошлых лет. Общее число иностранных гостей превысило 176 тысяч. Однако власти ставят амбициозную задачу: превратить туристический визит в инвестиционный. Создание условий, при которых иностранный бизнесмен приезжает не только отдыхать, но и планировать новые проекты, – это качественно новый уровень региональной политики, выводящий Ставрополье на международную арену как дестинацию, привлекательную для капитала.
Успех Ставрополья – это не случайность, а следствие выверенного десятилетнего курса губернатора Владимирова. Регион на практике демонстрирует, как через развитие внутренних компетенций и грамотную интеграцию в международную повестку можно существенно повышать свою экономическую значимость в масштабах всей страны. Ставропольский край становится живой иллюстрацией того, что стратегическое планирование, подкрепленное политической волей, способно создавать новые точки роста и вносить весомый вклад в укрепление экономического суверенитета России
ТАСС
Развитие туризма на Ставрополье: инфраструктура, сервис и цифровизация
Forwarded from Елена Янчук
Немного международной повестки.
Саммит Шредингера: недавно объявленный российско-американский саммит в Будапеште кажется отменяется, или нет?
Буквально в понедельник записывали комментарии экспертов по перспективам нового раунда дипломатического урегулирования и в целом по ситуации в США, как уже вчера саммит «отменили» СМИ.
Но, на самом деле, видимо, подготовка продолжается: по крайней мере об этом пишет в своих соцсетях спецпредставитель Президента РФ Кирилл Дмитриев.
В любом случае обсуждали не только Будапешт, но и протесты в США, мир Средиземья Толкина и даже немного «марксистские настроения» в демпартии.
Разговор получился интересный:
YouTube
Rutube
И эксперты прямо по теме: американист Малек Дудаков, политолог Илья Гращенков и профессор МГИМО Кирилл Коктыш.
Саммит Шредингера: недавно объявленный российско-американский саммит в Будапеште кажется отменяется, или нет?
Буквально в понедельник записывали комментарии экспертов по перспективам нового раунда дипломатического урегулирования и в целом по ситуации в США, как уже вчера саммит «отменили» СМИ.
Но, на самом деле, видимо, подготовка продолжается: по крайней мере об этом пишет в своих соцсетях спецпредставитель Президента РФ Кирилл Дмитриев.
В любом случае обсуждали не только Будапешт, но и протесты в США, мир Средиземья Толкина и даже немного «марксистские настроения» в демпартии.
Разговор получился интересный:
YouTube
Rutube
И эксперты прямо по теме: американист Малек Дудаков, политолог Илья Гращенков и профессор МГИМО Кирилл Коктыш.
YouTube
Перспективы мирного урегулирования конфликта/ Аляска/ Будапешт // #ГРАЩЕНКОВ, #ДУДАКОВ, #КОКТЫШ
Будапешт готовится встретить Владимира Путина и Дональда Трампа.
У каждой стороны свои интересы. Виктор Орбан надеется, что в случае дипломатических успехов, могут решиться и экономические проблемы Венгрии, появившиеся из-за разрыва Европы с Россией.
Пока…
У каждой стороны свои интересы. Виктор Орбан надеется, что в случае дипломатических успехов, могут решиться и экономические проблемы Венгрии, появившиеся из-за разрыва Европы с Россией.
Пока…
Политолог Илья Гращенков прокомментировал инициативу губернатора Свердловской области Дениса Паслера о переводе мэров с выборных на назначаемые должности. Эксперт выразил мнение, что такая мера усилит контроль за политическими процессами в регионе. Это закономерный шаг в рамках общероссийского тренда на централизацию публичной власти, считает Гращенков.
По его словам, нововведение устранит потенциальные конфликты между региональными властями и муниципалитетами, а также создаст управляемую вертикаль для реализации федеральных распоряжений.
22 октября стало известно, что Паслер внес в региональный парламент проект, который распространяет новую систему выборов мэров не только на Екатеринбург, но и на все остальные муниципалитеты.
Мера предусматривает, что депутаты городов и районов будут голосовать не за претендентов, отобранных конкурсной комиссией, а за кандидатов, предложенных главой региона. Аналогичные меры были приняты в Красноярском крае, Нижегородской и Вологодской областях, в республиках Коми и Марий Эл. При этом в большинстве субъектов РФ закон распространился только на столицы.
По его словам, нововведение устранит потенциальные конфликты между региональными властями и муниципалитетами, а также создаст управляемую вертикаль для реализации федеральных распоряжений.
22 октября стало известно, что Паслер внес в региональный парламент проект, который распространяет новую систему выборов мэров не только на Екатеринбург, но и на все остальные муниципалитеты.
Мера предусматривает, что депутаты городов и районов будут голосовать не за претендентов, отобранных конкурсной комиссией, а за кандидатов, предложенных главой региона. Аналогичные меры были приняты в Красноярском крае, Нижегородской и Вологодской областях, в республиках Коми и Марий Эл. При этом в большинстве субъектов РФ закон распространился только на столицы.
Газета.Ru
Политолог оценил новую систему выборов мэров в Свердловской области
Политолог Гращенков: мэры в Свердловской области будут подчиняться губернатору
Продолжаем следить за тревожностью нации в конце октября, на фоне учений стратегических ядерных сил и отмены «будапештинга» Трампа. Политическая стабильность на фоне системного недовольства продолжает укрепляться в оптике ФОМ. Высокие, но стагнирующие рейтинги партий, как и традиционно высокие уровни одобрения деятельности президента (79% «скорее хорошо») и доверия к нему (77%) сохраняются.
Однако намечается легкий тренд на снижение по сравнению с пиковыми значениями весны-лета (83%). Аналогичная, но более выраженная картина у правительства (52% одобрения) и премьера Мишустина (56%). «Единая Россия» (41%) демонстрирует снижение электорального рейтинга по сравнению с началом года.
При формальной лояльности верховной власти, уровень бытовой критики в адрес властей в целом остается чрезвычайно высоким. За последний месяц 70% респондентов слышали критические высказывания от окружающих. Личное недовольство действиями властей испытывает 21% опрошенных. Это указывает на наличие устойчивого фона недовольства, которое пока не трансформируется в падение ключевых политических рейтингов.
Рост уровня тревожности и его медийные драйверы остаются на прежнем уровне. Событийная повестка недели (17-19 октября) практически целиком сформирована темами, несущими высокий уровень неопределенности и потенциальной угрозы. Военная операция (20% упоминаний), где упоминаются успехи, но также обстрелы российских территорий и беспилотники, что создает ощущение нестабильности и прямой опасности.
Важный фон задает и международка. Российско-американские отношения (суммарно около 9%), та самая предстоящая (но отмененная) встреча Путина и Трампа, телефонный разговор, возможные поставки США дальнобойных ракет Украине. Эта тема – классический генератор тревоги, связанный с внешнеполитической конфронтацией и непредсказуемостью. Внутренняя социально-экономическая политика, где предложение Минфина повысить НДС и общая инфляция – это прямые удары по «холодильнику» граждан. Так что спокойствие упало до 54%, а тревожность возросла до 39%.
Мы наблюдаем классическую для современной России дихотомию: стабильность «верхушечных» политических индикаторов при растущем «низовом» социальном дискомфорте и тревоге. Медиа-доминанты выступают ключевым фактором, подпитывающим этот фон тревожности. Власть демонстрирует способность конвертировать внешнеполитическую активность в поддержку власти, однако эта же повестка, накладываясь на внутренние экономические трудности (инфляция, рост цен на продукты, возможное повышение налогов), создает когнитивный диссонанс и повышает уровень нервозности перетекающей в неврозность.
Потенциальная точка кристаллизации этого недовольства – внутренняя социально-экономическая ситуация, которая проявится на выборах в ГД-2026. Дальнейший рост цен или непопулярные фискальные решения могут стать триггером для трансформации фоновой тревоги в более открытые формы недовольства и как следствие – падения рейтингов партии власти.
Однако намечается легкий тренд на снижение по сравнению с пиковыми значениями весны-лета (83%). Аналогичная, но более выраженная картина у правительства (52% одобрения) и премьера Мишустина (56%). «Единая Россия» (41%) демонстрирует снижение электорального рейтинга по сравнению с началом года.
При формальной лояльности верховной власти, уровень бытовой критики в адрес властей в целом остается чрезвычайно высоким. За последний месяц 70% респондентов слышали критические высказывания от окружающих. Личное недовольство действиями властей испытывает 21% опрошенных. Это указывает на наличие устойчивого фона недовольства, которое пока не трансформируется в падение ключевых политических рейтингов.
Рост уровня тревожности и его медийные драйверы остаются на прежнем уровне. Событийная повестка недели (17-19 октября) практически целиком сформирована темами, несущими высокий уровень неопределенности и потенциальной угрозы. Военная операция (20% упоминаний), где упоминаются успехи, но также обстрелы российских территорий и беспилотники, что создает ощущение нестабильности и прямой опасности.
Важный фон задает и международка. Российско-американские отношения (суммарно около 9%), та самая предстоящая (но отмененная) встреча Путина и Трампа, телефонный разговор, возможные поставки США дальнобойных ракет Украине. Эта тема – классический генератор тревоги, связанный с внешнеполитической конфронтацией и непредсказуемостью. Внутренняя социально-экономическая политика, где предложение Минфина повысить НДС и общая инфляция – это прямые удары по «холодильнику» граждан. Так что спокойствие упало до 54%, а тревожность возросла до 39%.
Мы наблюдаем классическую для современной России дихотомию: стабильность «верхушечных» политических индикаторов при растущем «низовом» социальном дискомфорте и тревоге. Медиа-доминанты выступают ключевым фактором, подпитывающим этот фон тревожности. Власть демонстрирует способность конвертировать внешнеполитическую активность в поддержку власти, однако эта же повестка, накладываясь на внутренние экономические трудности (инфляция, рост цен на продукты, возможное повышение налогов), создает когнитивный диссонанс и повышает уровень нервозности перетекающей в неврозность.
Потенциальная точка кристаллизации этого недовольства – внутренняя социально-экономическая ситуация, которая проявится на выборах в ГД-2026. Дальнейший рост цен или непопулярные фискальные решения могут стать триггером для трансформации фоновой тревоги в более открытые формы недовольства и как следствие – падения рейтингов партии власти.
Некрополитика в тренде еще с тех пор, как Сталин повесил Ленина вместо иконы и советская власть правила не столько от имени народа, сколько от имени «вождя революции». В современной российской политике сложно не заметить тренд, схожий с таким же подходом, особенно у части оппозиции.
У КПРФ – это в принципе вечный траур по прошлому, равно как и эксплуатация образа «потерянного рая» в лице СССР. Партия власти на эту поляну переодически тоже залезает, чтобы собрать немного ягод-вспоминашек, но вовремя ретируется. А вот коммунисты всегда были партией, которая с одинаковым рвением обожествляет одних покойников и сражается с другими, как недавний пример войны с тенью Бориса Ельцина.
Да, его фигура сложна и неоднозначна, как и 1993 год, шоковая терапия, приватизация, Беловежские соглашения. Но Ельцин – это уже прошлый век. Однако для КПРФ он по-прежнему главный политический антихрист. Складывается впечатление, что они хватаются за него как за спасительную соломинку, потому что в настоящем им не с кем бороться с таким же символическим накалом. И здесь невольно вспоминается Фрейд, а не является ли эта риторика личной неразрешённой травмой одного из несбывшихся президентов?
Но коммунисты в этом отношении не одиноки. ЛДПР вообще играет на том, что ее харизматичный лидер Владимир Жириновский ушёл из жизни, но партия решила не хоронить его вместе с ним, а превратить в политическую реликвию. Они идут на выборы с его именем и образом, а новый лидер, Леонид Слуцкий, хоть и пытается выстраивать собственную идентичность, скорее копирует его интонации, стиль и риторику. Такой подход в качестве партии-зомби, работает тактически, но стратегически – заходит в тупик.
Вообще, сам принцип партии-зомби, когда тело (структура) живет, но душа (идея и личность) уже мертва, так или иначе подходит для многих политпроектов. К примеру, «Справедливая Россия», часто использует тему смерти в своей риторике, тем самым внося свой вклад в общий тренд, но на уровне нарратива. Партия всё чаще эксплуатирует тему смерти, но уже в более буквальном и мрачном ключе: введение смертной казни, одобрение «кувалдного правосудия» и прочие формы самосуда. Это не политическая программа, а спекуляция на архаичных инстинктах, вместо проектов будущего, с которыми у патриотов-за-правду, явные проблемы.
Похоже, что это системная проблема, а не просто совпадение, как и признак глубокого кризиса политического творчества. Отсутствие новых идей привело к тому, что гораздо проще эксплуатировать старые образы и старых врагов, чем предлагать актуальные и смелые проекты будущего. Это породило и кризис легитимности, ведь многие живые лидеры не обладают достаточным символическим капиталом, поэтому они либо борются с тенями прошлого, либо прячутся за тенью ушедшего лидера. И это вполне безопасно, так как мёртвые не могут возразить, их образ можно лепить под свои нужды, а борьба с ними – часть истории, а не политики.
В итоге мы имеем политический ландшафт, где значительная часть дискуссии ведётся не о будущем, а о прошлом, причём в самых мрачных его тонах. И вряд ли такую некрополитику вместо диалога с живыми людьми, можно назвать перспективной.
У КПРФ – это в принципе вечный траур по прошлому, равно как и эксплуатация образа «потерянного рая» в лице СССР. Партия власти на эту поляну переодически тоже залезает, чтобы собрать немного ягод-вспоминашек, но вовремя ретируется. А вот коммунисты всегда были партией, которая с одинаковым рвением обожествляет одних покойников и сражается с другими, как недавний пример войны с тенью Бориса Ельцина.
Да, его фигура сложна и неоднозначна, как и 1993 год, шоковая терапия, приватизация, Беловежские соглашения. Но Ельцин – это уже прошлый век. Однако для КПРФ он по-прежнему главный политический антихрист. Складывается впечатление, что они хватаются за него как за спасительную соломинку, потому что в настоящем им не с кем бороться с таким же символическим накалом. И здесь невольно вспоминается Фрейд, а не является ли эта риторика личной неразрешённой травмой одного из несбывшихся президентов?
Но коммунисты в этом отношении не одиноки. ЛДПР вообще играет на том, что ее харизматичный лидер Владимир Жириновский ушёл из жизни, но партия решила не хоронить его вместе с ним, а превратить в политическую реликвию. Они идут на выборы с его именем и образом, а новый лидер, Леонид Слуцкий, хоть и пытается выстраивать собственную идентичность, скорее копирует его интонации, стиль и риторику. Такой подход в качестве партии-зомби, работает тактически, но стратегически – заходит в тупик.
Вообще, сам принцип партии-зомби, когда тело (структура) живет, но душа (идея и личность) уже мертва, так или иначе подходит для многих политпроектов. К примеру, «Справедливая Россия», часто использует тему смерти в своей риторике, тем самым внося свой вклад в общий тренд, но на уровне нарратива. Партия всё чаще эксплуатирует тему смерти, но уже в более буквальном и мрачном ключе: введение смертной казни, одобрение «кувалдного правосудия» и прочие формы самосуда. Это не политическая программа, а спекуляция на архаичных инстинктах, вместо проектов будущего, с которыми у патриотов-за-правду, явные проблемы.
Похоже, что это системная проблема, а не просто совпадение, как и признак глубокого кризиса политического творчества. Отсутствие новых идей привело к тому, что гораздо проще эксплуатировать старые образы и старых врагов, чем предлагать актуальные и смелые проекты будущего. Это породило и кризис легитимности, ведь многие живые лидеры не обладают достаточным символическим капиталом, поэтому они либо борются с тенями прошлого, либо прячутся за тенью ушедшего лидера. И это вполне безопасно, так как мёртвые не могут возразить, их образ можно лепить под свои нужды, а борьба с ними – часть истории, а не политики.
В итоге мы имеем политический ландшафт, где значительная часть дискуссии ведётся не о будущем, а о прошлом, причём в самых мрачных его тонах. И вряд ли такую некрополитику вместо диалога с живыми людьми, можно назвать перспективной.
На фоне ускорившейся инфляции и нарастающих признаков рецессии предстоящее заседание Совета директоров ЦБ РФ превращается в одно из самых сложных и политизированных за последнее время. Эльвира Набиуллина оказывается между двух огней, ведь ее решение по ключевой ставке, будет сигналом не столько об экономической, сколько о политической конъюнктуре. И давление на нее идет с двух фронтов, где инфляция выступает против рецессии.
С одной стороны, ЦБ зажат в тиски целевого показателя по инфляции (6-7% к концу 2025 года), который на текущий момент выглядит все более призрачным. Недельная инфляция в 0,22% и прогноз в 9% годовых – это прямой вызов политике регулятора. Единственным классическим инструментом в этой ситуации является повышение ставки на 1-2%. Это позволило бы через сжатие платежеспособного спроса и укрепление рубля (до целевых 78-79 руб. за доллар) попытаться вернуть инфляцию в коридор 7-7,5%. Это вполне ортодоксальный курс ЦБ за последние годы.
С другой стороны, на ЦБ оказывает мощнейшее политическое давление. Минпромторг и Счётная палата фиксируют вхождение экономики в стадию рецессии. Высокая ставка душит кредитование и инвестиции, усугубляя спад. В такой ситуации повышение или даже сохранение ставки выглядит как шаг, подрывающий и без того слабеющую экономику. ГД и СФ требуют от ЦБ снижения ставки (так как это важные для избирателей кредиты и т.д.), так что отчет Набиуллиной в конце октября обещает быть насыщенным.
Я бы сейчас прогнозировал три возможных сценария. Во-первых, сценарий жесткой линии, с повышением на 1-2%. Этот шаг будет означать, что ЦБ обладает абсолютной безусловной поддержкой Кремля и готов проводить крайне непопулярную политику, жертвуя реальным сектором ради гипотетического обуздания инфляции в будущем. Во-вторых, сценарий политического маневра или т.н. косметическое снижение ставки на 0,5-1%. Это чисто символический жест, не оказывающий реального влияния на экономику, но призванный усмирить критиков. Набиуллина, известная своим умением уходить от прямых ответов, может представить это как «взвешенное решение в сложных условиях», выиграв время.
В-третьих, это сценарий статус-кво. Сохранение ставки на текущем уровне, что наихудший вариант с политической точки зрения, но наименее рискованный с административной. Он говорит о том, что в Кремле и ЦБ нет консенсуса, и принято решение «не раскачивать лодку», отложив болезненный выбор до лучших или «черных» дней. Ключевой момент, который обесценивает любые маневры ЦБ, природа самой инфляции. Ее главный драйвер сейчас не рыночный спрос, а административное решение о резком повышении тарифов ЖКХ (в среднем на 12%, а в некоторых регионах более 20%). Этот фактор монетарными методами не погасить, а рост издержек бизнеса и падение реальных доходов населения – это прямая дорога к стагфляции.
Таким образом, решение ЦБ по ставке будет не экономическим, а сугубо политическим актом. Реальный риск смещается из экономической плоскости в социально-политическую. Неконтролируемый рост долгов по ЖКХ и недовольство качеством услуг создают идеальную почву для роста протестных настроений. А вместе с введением столь неболезненных и бездейственных санкций, как 19 пакет от ЕС и США, будущее российской экономики и состояние бюджета, будут выглядеть крайне туманно.
С одной стороны, ЦБ зажат в тиски целевого показателя по инфляции (6-7% к концу 2025 года), который на текущий момент выглядит все более призрачным. Недельная инфляция в 0,22% и прогноз в 9% годовых – это прямой вызов политике регулятора. Единственным классическим инструментом в этой ситуации является повышение ставки на 1-2%. Это позволило бы через сжатие платежеспособного спроса и укрепление рубля (до целевых 78-79 руб. за доллар) попытаться вернуть инфляцию в коридор 7-7,5%. Это вполне ортодоксальный курс ЦБ за последние годы.
С другой стороны, на ЦБ оказывает мощнейшее политическое давление. Минпромторг и Счётная палата фиксируют вхождение экономики в стадию рецессии. Высокая ставка душит кредитование и инвестиции, усугубляя спад. В такой ситуации повышение или даже сохранение ставки выглядит как шаг, подрывающий и без того слабеющую экономику. ГД и СФ требуют от ЦБ снижения ставки (так как это важные для избирателей кредиты и т.д.), так что отчет Набиуллиной в конце октября обещает быть насыщенным.
Я бы сейчас прогнозировал три возможных сценария. Во-первых, сценарий жесткой линии, с повышением на 1-2%. Этот шаг будет означать, что ЦБ обладает абсолютной безусловной поддержкой Кремля и готов проводить крайне непопулярную политику, жертвуя реальным сектором ради гипотетического обуздания инфляции в будущем. Во-вторых, сценарий политического маневра или т.н. косметическое снижение ставки на 0,5-1%. Это чисто символический жест, не оказывающий реального влияния на экономику, но призванный усмирить критиков. Набиуллина, известная своим умением уходить от прямых ответов, может представить это как «взвешенное решение в сложных условиях», выиграв время.
В-третьих, это сценарий статус-кво. Сохранение ставки на текущем уровне, что наихудший вариант с политической точки зрения, но наименее рискованный с административной. Он говорит о том, что в Кремле и ЦБ нет консенсуса, и принято решение «не раскачивать лодку», отложив болезненный выбор до лучших или «черных» дней. Ключевой момент, который обесценивает любые маневры ЦБ, природа самой инфляции. Ее главный драйвер сейчас не рыночный спрос, а административное решение о резком повышении тарифов ЖКХ (в среднем на 12%, а в некоторых регионах более 20%). Этот фактор монетарными методами не погасить, а рост издержек бизнеса и падение реальных доходов населения – это прямая дорога к стагфляции.
Таким образом, решение ЦБ по ставке будет не экономическим, а сугубо политическим актом. Реальный риск смещается из экономической плоскости в социально-политическую. Неконтролируемый рост долгов по ЖКХ и недовольство качеством услуг создают идеальную почву для роста протестных настроений. А вместе с введением столь неболезненных и бездейственных санкций, как 19 пакет от ЕС и США, будущее российской экономики и состояние бюджета, будут выглядеть крайне туманно.
На этой неделе все обсуждают Вологодскую область в которой произошла показательная история, идеально иллюстрирующая природу современных «технических ошибок» в официальной статистике. Сначала Росстат опубликовал данные, вызвавшие шок: 25% рост потребления алкоголя в регионе, который гордится самым жестким «сухим законом» в России. Естественно, губернатор Филимонов немедленно возмутился «ложной интерпретацией данных», и вот буквально на следующий день цифры в системе ЕМИСС изменились. Оказалось, что в январе пили не 7,7 литра на человека, а 9,56, и значит, никакого резкого роста почти нет. Минздрав великодушно признал «техническую ошибку», а Росстат прозрачно намекнул, что данные-то поставлял именно Минздрав.
Возникла классическая ситуация, когда виновата абстрактная техническая неполадка, а не конкретные люди. Но действительно интересно здесь вот что: ошибка почему-то обнаружилась строго в тех данных, которые решительно противоречат официальной линии, и исправилась ровно в нужную сторону — не по всей стране и не за все месяцы, а точечно, в январских показателях по Вологодской области. При этом губернатор говорит о снижении потребления на 20%, тогда как даже исправленная статистика демонстрирует лишь стабильность показателей без какой-либо существенной динамики. Выходит, драконовские меры работают либо выборочно, либо преимущественно в пространстве пресс-релизов.
Кстати, психологи как раз предсказывали именно рост потребления при таких запретах, ссылаясь на базовую психологию поведения человека в условиях жестких ограничений. И что крайне характерно, именно этот рост сначала материализовался в официальной статистике, а потом благополучно оттуда исчез, будучи списанным на пресловутую «техническую ошибку». Реальность, таким образом, почти совпала с прогнозами экспертов, но цифры вовремя и старательно поправили. Можно, конечно, поверить в невероятное совпадение, или же задуматься о том, насколько гибкой и управляемой становится официальная статистика, когда речь заходит о неутешительных отчетах. Мы живем в эпоху, когда цифры меняются быстрее, чем реальность. Но возникает резонный вопрос: какую именно версию матчасти изучать — вчерашнюю или сегодняшнюю? Хотя, какая, в сущности, разница, если виновными в неразберихе всегда можно выставить самих журналистов. Вот так и происходит девальвация статистики как инструмента познания, когда она превращается в инструмент убеждения.
Возникла классическая ситуация, когда виновата абстрактная техническая неполадка, а не конкретные люди. Но действительно интересно здесь вот что: ошибка почему-то обнаружилась строго в тех данных, которые решительно противоречат официальной линии, и исправилась ровно в нужную сторону — не по всей стране и не за все месяцы, а точечно, в январских показателях по Вологодской области. При этом губернатор говорит о снижении потребления на 20%, тогда как даже исправленная статистика демонстрирует лишь стабильность показателей без какой-либо существенной динамики. Выходит, драконовские меры работают либо выборочно, либо преимущественно в пространстве пресс-релизов.
Кстати, психологи как раз предсказывали именно рост потребления при таких запретах, ссылаясь на базовую психологию поведения человека в условиях жестких ограничений. И что крайне характерно, именно этот рост сначала материализовался в официальной статистике, а потом благополучно оттуда исчез, будучи списанным на пресловутую «техническую ошибку». Реальность, таким образом, почти совпала с прогнозами экспертов, но цифры вовремя и старательно поправили. Можно, конечно, поверить в невероятное совпадение, или же задуматься о том, насколько гибкой и управляемой становится официальная статистика, когда речь заходит о неутешительных отчетах. Мы живем в эпоху, когда цифры меняются быстрее, чем реальность. Но возникает резонный вопрос: какую именно версию матчасти изучать — вчерашнюю или сегодняшнюю? Хотя, какая, в сущности, разница, если виновными в неразберихе всегда можно выставить самих журналистов. Вот так и происходит девальвация статистики как инструмента познания, когда она превращается в инструмент убеждения.
Forwarded from Кремлёвский безБашенник
🌐Специально для "Кремлевского безБашенника" -
политолог Илья Гращенков (Телеграм-канал The Гращенков) -
Будапештинг после санкций
Россия стремится к скорейшему завершению конфликта на Украине, заявил спецпредставитель российского президента по инвестиционно-экономическому сотрудничеству с зарубежными странами, глава РФПИ Кирилл Дмитриев в интервью CNN. Происходит это на фоне того, что, не дав Украине «Томагавки», Трамп, тем не менее, включил достаточно жесткие санкции против российской экономики.
Вопрос о конечных целях российской «спецоперации» остается «государственной тайной», как сказал Путин Маттиасу Варнигу, и уходит корнями, скорее, в исторический контекст. Поэтому стратегический план, если он и есть, столь же секретен. Однако санкции и усиление атаки со стороны Запада ожидаемо влияют на тенденции «островизации» России и подталкивают руководство к возрождению СССР в его новой версии. Кремль не отказался от имперского реванша, а, скорее, наоборот, ввиду перекрытия других направлений, будет автоматически двигаться по этому направлению.
РФ, как никогда прежде, требуется создание буферной зоны и сферы влияния. Речь идёт о жёстком контроле над ключевыми частями постсоветского пространства. И поскольку часть его уже безвозвратно отошла Западу, а другая – Китаю, то реалистичными могут показаться планы по пробиванию сухопутного коридора в Приднестровье через Одесскую область, равно как и постановка под контроль Молдовы, что будет вполне логичным продолжением политики расширения на Запад. Это и есть тот самый «страховой полис», который должен оградить РФ от внешнего влияния и гарантировать его безопасность через контроль над соседями.
Достижение данных целей проходит в режиме «осаждённой крепости». Это фундаментальная модель, при которой противостояние с Западом – мощнейший инструмент консолидации власти и общества. Милитаризация экономики и всей жизни страны позволяет в режиме перманентной мобилизации сохранять стабильность системы власти. Проблема Кремля, однако, в том, что для достижения этих стратегических целей был выбран один из самых сложных инструментов - реальное военное противостояние. Это сузило политические возможности до минимума и Запад, который, возможно, был бы готов к сложным переговорам о сферах влияния в 2021 году, сегодня, готов только к примитивным трамповским «сделкам».
В целом, все участники переговоров попали в классическую стратегическую ловушку, где тактические потребности (нужна победа) заставляют наращивать ставки, а избранные методы блокируют достижение изначальных стратегических целей, вроде гарантии безопасности и признания сферы влияния. Тот самый будапештинг, который если когда-нибудь и состоится, действительно может стать последним шансом для обеих сторон. Но для этого Кремлю необходимо, наконец, сформулировать и озвучить не просто свою «программу-максимум», а также возможные компромиссы, которые помогут сдвинуться вперёд. Пока же всё указывает на то, что единственной по-настоящему достижимой целью для всех участников остается перманентный конфликт, как сохранение статуса-кво. Так что заявления Дмитриева, равно как и эскапады Трампа, пока крутятся вокруг общего места – желания начать переговорный трек, исходя из реалий договориться, а не продавить друг друга.
политолог Илья Гращенков (Телеграм-канал The Гращенков) -
Будапештинг после санкций
Россия стремится к скорейшему завершению конфликта на Украине, заявил спецпредставитель российского президента по инвестиционно-экономическому сотрудничеству с зарубежными странами, глава РФПИ Кирилл Дмитриев в интервью CNN. Происходит это на фоне того, что, не дав Украине «Томагавки», Трамп, тем не менее, включил достаточно жесткие санкции против российской экономики.
Вопрос о конечных целях российской «спецоперации» остается «государственной тайной», как сказал Путин Маттиасу Варнигу, и уходит корнями, скорее, в исторический контекст. Поэтому стратегический план, если он и есть, столь же секретен. Однако санкции и усиление атаки со стороны Запада ожидаемо влияют на тенденции «островизации» России и подталкивают руководство к возрождению СССР в его новой версии. Кремль не отказался от имперского реванша, а, скорее, наоборот, ввиду перекрытия других направлений, будет автоматически двигаться по этому направлению.
РФ, как никогда прежде, требуется создание буферной зоны и сферы влияния. Речь идёт о жёстком контроле над ключевыми частями постсоветского пространства. И поскольку часть его уже безвозвратно отошла Западу, а другая – Китаю, то реалистичными могут показаться планы по пробиванию сухопутного коридора в Приднестровье через Одесскую область, равно как и постановка под контроль Молдовы, что будет вполне логичным продолжением политики расширения на Запад. Это и есть тот самый «страховой полис», который должен оградить РФ от внешнего влияния и гарантировать его безопасность через контроль над соседями.
Достижение данных целей проходит в режиме «осаждённой крепости». Это фундаментальная модель, при которой противостояние с Западом – мощнейший инструмент консолидации власти и общества. Милитаризация экономики и всей жизни страны позволяет в режиме перманентной мобилизации сохранять стабильность системы власти. Проблема Кремля, однако, в том, что для достижения этих стратегических целей был выбран один из самых сложных инструментов - реальное военное противостояние. Это сузило политические возможности до минимума и Запад, который, возможно, был бы готов к сложным переговорам о сферах влияния в 2021 году, сегодня, готов только к примитивным трамповским «сделкам».
В целом, все участники переговоров попали в классическую стратегическую ловушку, где тактические потребности (нужна победа) заставляют наращивать ставки, а избранные методы блокируют достижение изначальных стратегических целей, вроде гарантии безопасности и признания сферы влияния. Тот самый будапештинг, который если когда-нибудь и состоится, действительно может стать последним шансом для обеих сторон. Но для этого Кремлю необходимо, наконец, сформулировать и озвучить не просто свою «программу-максимум», а также возможные компромиссы, которые помогут сдвинуться вперёд. Пока же всё указывает на то, что единственной по-настоящему достижимой целью для всех участников остается перманентный конфликт, как сохранение статуса-кво. Так что заявления Дмитриева, равно как и эскапады Трампа, пока крутятся вокруг общего места – желания начать переговорный трек, исходя из реалий договориться, а не продавить друг друга.
