Михаил Булгаков. Чаша жизни
Письмо Елене Булгаковой (из Москвы в Лебедянь)
15 июня 1938 г. Утром
Ку! Я слышал, что ты держалась обыкновения сжигать письма. Если ты теперь отступила от этого обычая, то, во всяком случае, я надеюсь, что мои писания не лежат на буфете рядом с яйцами? Мое желание — беседовать с тобою одной. Кстати: непонятное молчание Сергея наводит меня на мысль о том, все ли мои письма получены. Например, письмо с маленькой выпиской из словаря о Хелиантусе? Ответь.
Передо мною 327 машинных страниц (около 22 глав). Если буду здоров, скоро переписка закончится. Останется самое важное — корректура (авторская), большая, сложная, внимательная, возможно с перепиской некоторых страниц.
«Что будет?» — ты спрашиваешь. Не знаю. Вероятно, ты уложишь его в бюро или в шкаф, где лежат убитые мои пьесы, и иногда будешь вспоминать о нём. Впрочем, мы не знаем нашего будущего.
Свой суд над этой вещью я уже совершил, и, если мне удастся ещё немного приподнять конец, я буду считать, что вещь заслуживает корректуры и того, чтобы быть уложенной в тьму ящика.
Теперь меня интересует твой суд, а буду ли я знать суд читателей, никому неизвестно.
Моя уважаемая переписчица очень помогла мне в том, чтобы моё суждение о вещи было самым строгим. На протяжении 327 страниц она улыбнулась один раз на странице 245-й («Славное море...»). Почему это именно её насмешило, не знаю. Не уверен в том, что ей удастся разыскать какую-то главную линию в романе, но зато уверен в том, что полное неодобрение этой вещи с её стороны обеспечено. Что и получило выражение в загадочной фразе: «Этот роман — твоё частное дело»(?!). Вероятно, этим она хотела сказать, что она не виновата.
#булгаков
Письмо Елене Булгаковой (из Москвы в Лебедянь)
15 июня 1938 г. Утром
Ку! Я слышал, что ты держалась обыкновения сжигать письма. Если ты теперь отступила от этого обычая, то, во всяком случае, я надеюсь, что мои писания не лежат на буфете рядом с яйцами? Мое желание — беседовать с тобою одной. Кстати: непонятное молчание Сергея наводит меня на мысль о том, все ли мои письма получены. Например, письмо с маленькой выпиской из словаря о Хелиантусе? Ответь.
Передо мною 327 машинных страниц (около 22 глав). Если буду здоров, скоро переписка закончится. Останется самое важное — корректура (авторская), большая, сложная, внимательная, возможно с перепиской некоторых страниц.
«Что будет?» — ты спрашиваешь. Не знаю. Вероятно, ты уложишь его в бюро или в шкаф, где лежат убитые мои пьесы, и иногда будешь вспоминать о нём. Впрочем, мы не знаем нашего будущего.
Свой суд над этой вещью я уже совершил, и, если мне удастся ещё немного приподнять конец, я буду считать, что вещь заслуживает корректуры и того, чтобы быть уложенной в тьму ящика.
Теперь меня интересует твой суд, а буду ли я знать суд читателей, никому неизвестно.
Моя уважаемая переписчица очень помогла мне в том, чтобы моё суждение о вещи было самым строгим. На протяжении 327 страниц она улыбнулась один раз на странице 245-й («Славное море...»). Почему это именно её насмешило, не знаю. Не уверен в том, что ей удастся разыскать какую-то главную линию в романе, но зато уверен в том, что полное неодобрение этой вещи с её стороны обеспечено. Что и получило выражение в загадочной фразе: «Этот роман — твоё частное дело»(?!). Вероятно, этим она хотела сказать, что она не виновата.
#булгаков
Дмитрий Мережковский
#мережковский
Ослепительная снежность,1906 г.
Усыпительная нежность,
Безнадежность, безмятежность —
И бело, бело, бело.
Сердце бедное забыло
Всё, что будет, всё, что было,
Чем страдало, что любило —
Всё прошло, прошло, прошло.
Всё уснуло, замолчало,
Где конец и где начало,
Я не знаю, — укачало,
Сани лёгкие скользят,
И лечу, лечу без цели,
Как в гробу иль в колыбели,
Сплю, и ласковые ели
Сон мой чуткий сторожат.
Я молюсь или играю,
Я живу иль умираю,
Я не знаю, я не знаю,
Только тихо стынет кровь.
И бело, бело безбрежно,
Усыпительно и нежно,
Безмятежно, безнадежно,
Как последняя любовь!
#мережковский
Ирина Сабурова
#сабурова
Быть может, в Конго — или в Аргентине
В чужой толпе услышу тихий смех
И сразу вспомню: этот вечер синий
Твоё лицо — и снег, и снег, и снег!
Быть может, в Чили — или в Парагвае
Или в родном, единственном краю
Любимый голос спросит: «Не узнали?»
И я отвечу: «Нет, не узнаю».
Но всё-таки — где б ни было на свете,
Но этого — среди всего о всех —
Я не забуду: наших улиц ветер,
Твоё лицо, — и снег, и снег, и снег!
#сабурова
ВЧ-ретроспектива
🗣️ Слушайте, я их всех сосчитал: учитель, смеющийся с детьми над их богом и над их колыбелью, уже наш. Адвокат, защищающий образованного убийцу тем, что он развитее своих жертв и, чтобы денег добыть, не мог не убить, уже наш. Школьники, убивающие мужика, чтоб испытать ощущение, наши. Присяжные, оправдывающие преступников, сплошь наши. Прокурор, трепещущий в суде, что он недостаточно либерален, наш, наш. Администраторы, литераторы, о, наших много, ужасно много, и сами того не знают!
➡️ https://www.tg-me.com/time_che/1037
#достоевский
#достоевский
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Telegram
Время Ч
Фёдор Достоевский. Бесы
— Слушайте, мы сначала пустим смуту, — торопился ужасно Верховенский, поминутно схватывая Ставрогина за левый рукав. — Я уже вам говорил: мы проникнем в самый народ. Знаете ли, что мы уж и теперь ужасно сильны? Наши не те только…
— Слушайте, мы сначала пустим смуту, — торопился ужасно Верховенский, поминутно схватывая Ставрогина за левый рукав. — Я уже вам говорил: мы проникнем в самый народ. Знаете ли, что мы уж и теперь ужасно сильны? Наши не те только…
Монолог Верховенского в исполнении Антона Шагина (экранизация романа Фёдора Достоевского «Бесы», 2014 г.)
👉 https://youtu.be/IQx1w3l7Mak
#достоевский
#достоевский
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
YouTube
Верховенский бесы
Иосиф Бродский. Меньше единицы
Если мы делали этический выбор, то исходя не столько из окружающей действительности, сколько из моральных критериев, почерпнутых в художественной литературе. Мы были ненасытными читателями и впадали в зависимость от прочитанного. Книги, возможно благодаря их свойству формальной завершённости, приобретали над нами абсолютную власть. Диккенс был реальней Сталина и Берии. Романы больше всего остального влияли на наше поведение и разговоры, а разговоры наши на девять десятых были разговорами о романах. Это превращалось в порочный круг, но мы не стремились из него вырваться.
По своей этике это поколение оказалось одним из самых книжных в истории России — и слава Богу. Приятельство могло кончиться из-за того, что кто-то предпочёл Хемингуэя Фолкнеру; для нас Центральным Комитетом была иерархия в литературном пантеоне. Начиналось это как накопление знаний, но превратилось в самое важное занятие, ради которого можно пожертвовать всем. Книги стали первой и единственной реальностью, сама же реальность представлялась бардаком или абракадаброй. При сравнении с другими, мы явно вели вымышленную или выморочную жизнь. Но если подумать, существование, игнорирующее нормы, провозглашённые в литературе, второсортно и не стоит трудов. Так мы думали, и я думаю, мы были правы.
Инстинкты склоняли нас к чтению, а не к действию. Неудивительно, что реальная наша жизнь шла через пень-колоду. Даже те из нас, кто сумел продраться через дебри «высшего образования», с неизбежным поддакиванием и подпеванием системе, в конце концов, не вынеся навеянных литературой угрызений, выбывали из игры. Мы становились чернорабочими — на физических или издательских работах, — занимались чем-то не требующим умственных усилий: высекали надписи на могильных плитах, изготовляли синьки, переводили технические тексты, проявляли рентгеновские снимки, работали счетоводами и переплётчиками. Время от времени мы появлялись на пороге приятельской квартиры, с бутылкой в одной руке, закуской, или конфетами, или цветами в другой, и просиживали вечер, разговаривая, сплетничая, жалуясь на идиотизм высокого начальства и гадая, кто из нас скорее умрёт. А теперь я должен отставить местоимение «мы».
Никто не знал литературу и историю лучше, чем эти люди, никто не умел писать по-русски лучше, чем они, никто не презирал наше время сильнее. Для этих людей цивилизация значила больше, чем насущный хлеб и ночная ласка. И не были они, как может показаться, ещё одним потерянным поколением. Это было единственное поколение русских, которое нашло себя, для которого Джотто и Мандельштам были насущнее собственных судеб. Бедно одетые, но чем-то всё-таки элегантные, тасуемые корявыми руками своих непосредственных начальников, удиравшие, как зайцы, от ретивых государственных гончих и ещё более ретивых лисиц, бедные и уже не молодые, они всё равно хранили любовь к несуществующему (или существующему лишь в их лысеющих головах) предмету, именуемому цивилизацией. Безнадёжно отрезанные от большого мира, они думали, что уж этот-то мир должен быть похож на них; теперь они знают, что и он похож на других, только нарядней. Я пишу это, закрываю глаза и почти вижу, как они стоят в своих обшарпанных кухнях со стаканами в руках и ироническими гримасами на лицах. «Давай, давай, — усмехаются они. — Liberte’, Egalite’, Fraternite’ ... Почему никто не добавит Культуру?»
#бродский
Если мы делали этический выбор, то исходя не столько из окружающей действительности, сколько из моральных критериев, почерпнутых в художественной литературе. Мы были ненасытными читателями и впадали в зависимость от прочитанного. Книги, возможно благодаря их свойству формальной завершённости, приобретали над нами абсолютную власть. Диккенс был реальней Сталина и Берии. Романы больше всего остального влияли на наше поведение и разговоры, а разговоры наши на девять десятых были разговорами о романах. Это превращалось в порочный круг, но мы не стремились из него вырваться.
По своей этике это поколение оказалось одним из самых книжных в истории России — и слава Богу. Приятельство могло кончиться из-за того, что кто-то предпочёл Хемингуэя Фолкнеру; для нас Центральным Комитетом была иерархия в литературном пантеоне. Начиналось это как накопление знаний, но превратилось в самое важное занятие, ради которого можно пожертвовать всем. Книги стали первой и единственной реальностью, сама же реальность представлялась бардаком или абракадаброй. При сравнении с другими, мы явно вели вымышленную или выморочную жизнь. Но если подумать, существование, игнорирующее нормы, провозглашённые в литературе, второсортно и не стоит трудов. Так мы думали, и я думаю, мы были правы.
Инстинкты склоняли нас к чтению, а не к действию. Неудивительно, что реальная наша жизнь шла через пень-колоду. Даже те из нас, кто сумел продраться через дебри «высшего образования», с неизбежным поддакиванием и подпеванием системе, в конце концов, не вынеся навеянных литературой угрызений, выбывали из игры. Мы становились чернорабочими — на физических или издательских работах, — занимались чем-то не требующим умственных усилий: высекали надписи на могильных плитах, изготовляли синьки, переводили технические тексты, проявляли рентгеновские снимки, работали счетоводами и переплётчиками. Время от времени мы появлялись на пороге приятельской квартиры, с бутылкой в одной руке, закуской, или конфетами, или цветами в другой, и просиживали вечер, разговаривая, сплетничая, жалуясь на идиотизм высокого начальства и гадая, кто из нас скорее умрёт. А теперь я должен отставить местоимение «мы».
Никто не знал литературу и историю лучше, чем эти люди, никто не умел писать по-русски лучше, чем они, никто не презирал наше время сильнее. Для этих людей цивилизация значила больше, чем насущный хлеб и ночная ласка. И не были они, как может показаться, ещё одним потерянным поколением. Это было единственное поколение русских, которое нашло себя, для которого Джотто и Мандельштам были насущнее собственных судеб. Бедно одетые, но чем-то всё-таки элегантные, тасуемые корявыми руками своих непосредственных начальников, удиравшие, как зайцы, от ретивых государственных гончих и ещё более ретивых лисиц, бедные и уже не молодые, они всё равно хранили любовь к несуществующему (или существующему лишь в их лысеющих головах) предмету, именуемому цивилизацией. Безнадёжно отрезанные от большого мира, они думали, что уж этот-то мир должен быть похож на них; теперь они знают, что и он похож на других, только нарядней. Я пишу это, закрываю глаза и почти вижу, как они стоят в своих обшарпанных кухнях со стаканами в руках и ироническими гримасами на лицах. «Давай, давай, — усмехаются они. — Liberte’, Egalite’, Fraternite’ ... Почему никто не добавит Культуру?»
#бродский
Борис Гребенщиков*. Поколение дворников и сторожей
Поколение дворников и сторожей
Потеряло друг друга
В просторах бесконечной земли.
Все разошлись по домам.
В наше время,
Когда каждый третий – герой,
Они не пишут статей,
Они не шлют телеграмм,
Они стоят как ступени,
Когда горящая нефть
Хлещет с этажа на этаж;
И откуда-то им слышится пение.
И кто я такой, чтобы говорить им,
Что это мираж?
Мы молчали, как цуцики,
Пока шла торговля всем,
Что только можно продать,
Включая наших детей.
И отравленный дождь
Падает в гниющий залив.
И мы всё ещё смотрим в экран,
А мы всё ещё ждём новостей...
* Борис Гребенщиков 30.06.2023 г. внесён Минюстом России в реестр СМИ и физлиц, выполняющих функции иностранного агента.
#гребенщиков
Поколение дворников и сторожей
Потеряло друг друга
В просторах бесконечной земли.
Все разошлись по домам.
В наше время,
Когда каждый третий – герой,
Они не пишут статей,
Они не шлют телеграмм,
Они стоят как ступени,
Когда горящая нефть
Хлещет с этажа на этаж;
И откуда-то им слышится пение.
И кто я такой, чтобы говорить им,
Что это мираж?
Мы молчали, как цуцики,
Пока шла торговля всем,
Что только можно продать,
Включая наших детей.
И отравленный дождь
Падает в гниющий залив.
И мы всё ещё смотрим в экран,
А мы всё ещё ждём новостей...
* Борис Гребенщиков 30.06.2023 г. внесён Минюстом России в реестр СМИ и физлиц, выполняющих функции иностранного агента.
#гребенщиков
Аквариум. Поколение дворников и сторожей (из фильма Алексея Учителя «Рок», 1987 г.)
https://yandex.ru/video/touch/preview/9998591652233813612
#аквариум
https://yandex.ru/video/touch/preview/9998591652233813612
#аквариум
Яндекс — поиск по видео
Аквариум - Поколение дворников и сторожей 1987. — Видео от Анд Кротиков
Источник: VK Видео
Лев Лурье. Перепись народников. От Нечаева до Дегаева
Принадлежность к поколению, появившемуся на свет в самом конце 40-х — начале 50-х гг. XIX в., была главным биографическим фактором, способствовавшим лидерству в освободительном движении 70-х гг. XIX в. <...> Семидесятники вспоминали позже о крепостном праве, его отмене и общем подъёме, охватившем в это время русское общество, как о сильных впечатлениях раннего детства. <...> Царствование Николая I не было пережито семидесятниками. Поэтому сравнительная либерализация общественной атмосферы в пореформенные годы воспринималась как нечто изначально данное, а постепенное «похолодание» — как лишение того, что уже имелось.
<...>
Мы — семидесятники, родившиеся до войны, и наши старшие братья — шестидесятники, рождённые в 1930-е, оказались в принципиально разных ситуациях. Они, «поколение ХХ съезда», — голодали в блокаду или в эвакуации, их отцы сидели в лагерях, сражались на фронте, погибали; они учились в раздельных школах, когда, казалось, суровое время борьбы с космополитизмом будет продолжаться вечно. И вот, закалённые последними годами сталинщины, эти юноши и девушки оказались в атмосфере оттепели. «Осевое время» после смерти Сталина отделило их детство и юность: они выросли в холоде и вышли в оттепель с её возможностями ранней социализации. К моменту начала новых заморозков (куда менее суровых) шестидесятники профессионально состоялись, что само по себе защищало, и имели опыт выживания при деспотии.
Моё поколение — бэби-бумеры, родившиеся в 1940-е — первой половине 1950-х <...>, прошло первую часть жизни зеркально старшим братьям. В детстве — оттепель, надежды на быструю славу, книги, научные открытия, творческие триумфы. И неожиданное похолодание, длившееся 20 лет.
#лурье
Принадлежность к поколению, появившемуся на свет в самом конце 40-х — начале 50-х гг. XIX в., была главным биографическим фактором, способствовавшим лидерству в освободительном движении 70-х гг. XIX в. <...> Семидесятники вспоминали позже о крепостном праве, его отмене и общем подъёме, охватившем в это время русское общество, как о сильных впечатлениях раннего детства. <...> Царствование Николая I не было пережито семидесятниками. Поэтому сравнительная либерализация общественной атмосферы в пореформенные годы воспринималась как нечто изначально данное, а постепенное «похолодание» — как лишение того, что уже имелось.
<...>
Мы — семидесятники, родившиеся до войны, и наши старшие братья — шестидесятники, рождённые в 1930-е, оказались в принципиально разных ситуациях. Они, «поколение ХХ съезда», — голодали в блокаду или в эвакуации, их отцы сидели в лагерях, сражались на фронте, погибали; они учились в раздельных школах, когда, казалось, суровое время борьбы с космополитизмом будет продолжаться вечно. И вот, закалённые последними годами сталинщины, эти юноши и девушки оказались в атмосфере оттепели. «Осевое время» после смерти Сталина отделило их детство и юность: они выросли в холоде и вышли в оттепель с её возможностями ранней социализации. К моменту начала новых заморозков (куда менее суровых) шестидесятники профессионально состоялись, что само по себе защищало, и имели опыт выживания при деспотии.
Моё поколение — бэби-бумеры, родившиеся в 1940-е — первой половине 1950-х <...>, прошло первую часть жизни зеркально старшим братьям. В детстве — оттепель, надежды на быструю славу, книги, научные открытия, творческие триумфы. И неожиданное похолодание, длившееся 20 лет.
#лурье
❤1
Сергей Довлатов. Заповедник
– Давай все обсудим. Давай поговорим спокойно.
– Я не поеду. Пусть они уезжают.
– Кто – они? – спросила Таня.
– Те, кто мне жизнь отравляет. Вот пусть они и едут…
– Тебя посадят.
– Пусть сажают. Если литература – занятие предосудительное, наше место в тюрьме… И вообще, за литературу уже не сажают.
– Хейфец даже не опубликовал свою работу, а его взяли и посадили.
– Потому и взяли, что не опубликовал. Надо было печататься в «Гранях». Или в «Континенте». Теперь вступиться некому. А так на Западе могли бы шум поднять…
– Ты уверен?
– В чём?
– В том, что Миша Хейфец интересует западную общественность?
– Почему бы и нет? О Буковском писали. О Кузнецове писали…
— Это всё политическая игра. А надо думать о реальной жизни.
— Ещё раз говорю, не поеду.
— Объясни, почему?
— Тут нечего объяснять… Мой язык, мой народ, моя безумная страна… Представь себе, я люблю даже милиционеров.
— Любовь — это свобода. Пока открыты двери — всё нормально. Но если двери заперты снаружи — это тюрьма…
— Но ведь сейчас отпускают.
— И я хочу этим воспользоваться. Мне надоело. Надоело стоять в очередях за всякой дрянью. Надоело ходить в рваных чулках. Надоело радоваться говяжьим сарделькам… Что тебя удерживает? Эрмитаж, Нева, берёзы?
— Берёзы меня совершенно не волнуют.
— Так что же?
— Язык. На чужом языке мы теряем восемьдесят процентов своей личности. Мы утрачиваем способность шутить, иронизировать. Одно это меня в ужас приводит.
#довлатов
– Давай все обсудим. Давай поговорим спокойно.
– Я не поеду. Пусть они уезжают.
– Кто – они? – спросила Таня.
– Те, кто мне жизнь отравляет. Вот пусть они и едут…
– Тебя посадят.
– Пусть сажают. Если литература – занятие предосудительное, наше место в тюрьме… И вообще, за литературу уже не сажают.
– Хейфец даже не опубликовал свою работу, а его взяли и посадили.
– Потому и взяли, что не опубликовал. Надо было печататься в «Гранях». Или в «Континенте». Теперь вступиться некому. А так на Западе могли бы шум поднять…
– Ты уверен?
– В чём?
– В том, что Миша Хейфец интересует западную общественность?
– Почему бы и нет? О Буковском писали. О Кузнецове писали…
— Это всё политическая игра. А надо думать о реальной жизни.
— Ещё раз говорю, не поеду.
— Объясни, почему?
— Тут нечего объяснять… Мой язык, мой народ, моя безумная страна… Представь себе, я люблю даже милиционеров.
— Любовь — это свобода. Пока открыты двери — всё нормально. Но если двери заперты снаружи — это тюрьма…
— Но ведь сейчас отпускают.
— И я хочу этим воспользоваться. Мне надоело. Надоело стоять в очередях за всякой дрянью. Надоело ходить в рваных чулках. Надоело радоваться говяжьим сарделькам… Что тебя удерживает? Эрмитаж, Нева, берёзы?
— Берёзы меня совершенно не волнуют.
— Так что же?
— Язык. На чужом языке мы теряем восемьдесят процентов своей личности. Мы утрачиваем способность шутить, иронизировать. Одно это меня в ужас приводит.
#довлатов
Максим Кронгауз. Нет никакой гибели или деградации русского языка, «Лайфхакер», 4 июля 2021 г.
Л. Что сейчас происходит в мире с языком?
М К. С языками или языком — это разные вопросы. Я сосредоточусь на русском. Есть несколько факторов, которые сильно влияют на него и приводят к изменениям. Хотя многое из того, что я перечислю, касается и других больших языков.
Социальный фактор. Для нас таким стала перестройка 1985–1991 годов. Желание абсолютной свободы в то время привело и к интенсивным изменениям в языке. Носители языка с удовольствием нарушали все правила, включая орфографические, расшатывали нормы, использовали брань, просторечия, жаргонизмы.
Технологический прогресс и появление новых видов связи. Возникновение интернета привело к появлению новых коммуникативных пространств с невиданными ранее условиями общения. Даже изобретение мобильного телефона привело к формированию нового коммуникативного пространства. Например, формула прощания «до связи» возникла благодаря активному общению именно по мобильному телефону. Вместе с этим наш темп жизни ускорился, что привело к компрессии некоторых слов. К примеру, в СМС мы пишем «спс», а не «спасибо».
<...>
Л. А как вы относитесь к людям, которые выступают за некую «чистоту» языка и протестуют против заимствований?
М.К. Я ни в коей мере не консерватор. Я считаю, что язык вынужденно изменяется. В том числе потому, что в него приходит много заимствований. Но темп мне как носителю языка, а не лингвисту, тоже не всегда приятен и удобен. Меня расстраивает, когда в тексте сталкиваюсь с незнакомыми терминами, которые нужно искать уже не в словарях, а в интернете. А в некоторых ситуациях я бы предпочёл использовать русские слова, просто потому что они более привычны.
Но мы во многом разучились разрабатывать русские аналоги заимствованиям. И так называемые охранители родного языка пока проигрывают борьбу.
Л. Как появление интернета повлияло на языки?
М.К. Это огромная тема, поэтому я расскажу о нескольких основных вещах. В интернете очень высокая скорость распространения информации. Это создаёт особые условия для существования слова.
И большую роль начинает играть мода. Она существовала в языке всегда, но не в таком масштабе. Сегодня слово может вознестись на пик популярности, а через некоторое время (часто короткое) вовсе исчезнуть из языка.
Но есть и слова‑долгожители. Ранее я приводил в пример «хайп». Оно почти мгновенно стало популярным, пока не исчезает и даже очень активно используется.
Также одним из очень важных явлений в языке интернета стало понятие «мем». Его можно сравнить с крылатыми словами и выражениями, которые существуют уже очень давно. Но мем принципиально отличается от традиционных крылатых выражений: в отличие от них, он живёт сравнительно недолго — неделю, месяц. Хорошо если год. При этом мемы возникают постоянно, и это примета языка интернета.
Л. Как обогатить свою лексику?
М.К. Читать.
Л. А что читать? Классику? Или она уже устарела?
М.К. Устарела, но всё равно полезна. Если вы хотите обогащать свой язык, то нужно читать всё: современные книги, нон‑фикшен, советскую литературу, классику XIX века.
Конечно, если вы будете читать старую литературу, то станете использовать слова, которые собеседники более молодого возраста могут не знать. Зато у вас появится большой словарный запас, а это полезно ещё и потому, что лексика раскрывает богатство мира.
Максим Кронгауз — лингвист, доктор филологических наук и профессор РГГУ и НИУ ВШЭ, первый заместитель председателя Комиссии по развитию высшего образования и науки Общественной палаты РФ.
#кронгауз
Л. Что сейчас происходит в мире с языком?
М К. С языками или языком — это разные вопросы. Я сосредоточусь на русском. Есть несколько факторов, которые сильно влияют на него и приводят к изменениям. Хотя многое из того, что я перечислю, касается и других больших языков.
Социальный фактор. Для нас таким стала перестройка 1985–1991 годов. Желание абсолютной свободы в то время привело и к интенсивным изменениям в языке. Носители языка с удовольствием нарушали все правила, включая орфографические, расшатывали нормы, использовали брань, просторечия, жаргонизмы.
Технологический прогресс и появление новых видов связи. Возникновение интернета привело к появлению новых коммуникативных пространств с невиданными ранее условиями общения. Даже изобретение мобильного телефона привело к формированию нового коммуникативного пространства. Например, формула прощания «до связи» возникла благодаря активному общению именно по мобильному телефону. Вместе с этим наш темп жизни ускорился, что привело к компрессии некоторых слов. К примеру, в СМС мы пишем «спс», а не «спасибо».
<...>
Л. А как вы относитесь к людям, которые выступают за некую «чистоту» языка и протестуют против заимствований?
М.К. Я ни в коей мере не консерватор. Я считаю, что язык вынужденно изменяется. В том числе потому, что в него приходит много заимствований. Но темп мне как носителю языка, а не лингвисту, тоже не всегда приятен и удобен. Меня расстраивает, когда в тексте сталкиваюсь с незнакомыми терминами, которые нужно искать уже не в словарях, а в интернете. А в некоторых ситуациях я бы предпочёл использовать русские слова, просто потому что они более привычны.
Но мы во многом разучились разрабатывать русские аналоги заимствованиям. И так называемые охранители родного языка пока проигрывают борьбу.
Л. Как появление интернета повлияло на языки?
М.К. Это огромная тема, поэтому я расскажу о нескольких основных вещах. В интернете очень высокая скорость распространения информации. Это создаёт особые условия для существования слова.
И большую роль начинает играть мода. Она существовала в языке всегда, но не в таком масштабе. Сегодня слово может вознестись на пик популярности, а через некоторое время (часто короткое) вовсе исчезнуть из языка.
Но есть и слова‑долгожители. Ранее я приводил в пример «хайп». Оно почти мгновенно стало популярным, пока не исчезает и даже очень активно используется.
Также одним из очень важных явлений в языке интернета стало понятие «мем». Его можно сравнить с крылатыми словами и выражениями, которые существуют уже очень давно. Но мем принципиально отличается от традиционных крылатых выражений: в отличие от них, он живёт сравнительно недолго — неделю, месяц. Хорошо если год. При этом мемы возникают постоянно, и это примета языка интернета.
Л. Как обогатить свою лексику?
М.К. Читать.
Л. А что читать? Классику? Или она уже устарела?
М.К. Устарела, но всё равно полезна. Если вы хотите обогащать свой язык, то нужно читать всё: современные книги, нон‑фикшен, советскую литературу, классику XIX века.
Конечно, если вы будете читать старую литературу, то станете использовать слова, которые собеседники более молодого возраста могут не знать. Зато у вас появится большой словарный запас, а это полезно ещё и потому, что лексика раскрывает богатство мира.
Максим Кронгауз — лингвист, доктор филологических наук и профессор РГГУ и НИУ ВШЭ, первый заместитель председателя Комиссии по развитию высшего образования и науки Общественной палаты РФ.
#кронгауз
❤1👍1
Николай Гумилёв. Андрогин
1908 г.
#гумилев
Тебе никогда не устанем молиться,
Немыслимо-дивное Бог-Существо.
Мы знаем, Ты здесь, Ты готов проявиться,
Мы верим, мы верим в Твоё торжество.
Подруга, я вижу, ты жертвуешь много,
Ты в жертву приносишь себя самоё,
Ты тело даёшь для Великого Бога,
Изысканно-нежное тело своё.
Спеши же, подруга! Как духи, нагими,
Должны мы исполнить старинный обет,
Шепнуть, задыхаясь, забытое Имя
И, вздрогнув, услышать желанный ответ.
Я вижу, ты медлишь, смущаешься... Что же?!
Пусть двое погибнут, чтоб ожил один,
Чтоб странным и светлым с безумного ложа,
Как феникс из пламени, встал Андрогин.
И воздух — как роза, и мы — как виденья,
То близок к отчизне своей пилигрим...
И верь! Не коснётся до нас наслажденье
Бичом оскорбительно-жгучим своим.
1908 г.
#гумилев
Откроем Даля
АНДРОГИН м. греч.
▪️гермафродит;
человек уродливого образования, ни того, ни другого пола;
▪️двуполый, двуснастный, двусбруйный, обуполый, межеумок;
▪️распетушье, курея;
▪️мужчина называется девуня, девуля, раздевулье, бабеня, бабуля, бабатя, а женатый бабьяк;
▪️мужевидная женщина: мужлан, мужланка, мужлатка, бородуля (если бородата), размужичье.
АХАХА, ахоха, охоха об. новг. тул. пенз.
▪️голыш, бездомок, бобыль;
▪️гуляка, мотишка;
▪️обирала, шаромыжник, живущий на чужой счёт.
ОРАТЬ, орывать землю (ору и орю, орёшь) сев. и малорос. новорос.
▪️пахать или взрывать, для посева, сабаном, плугом, косулей, сохою, оралом, ралом.
#даль
АНДРОГИН м. греч.
▪️гермафродит;
человек уродливого образования, ни того, ни другого пола;
▪️двуполый, двуснастный, двусбруйный, обуполый, межеумок;
▪️распетушье, курея;
▪️мужчина называется девуня, девуля, раздевулье, бабеня, бабуля, бабатя, а женатый бабьяк;
▪️мужевидная женщина: мужлан, мужланка, мужлатка, бородуля (если бородата), размужичье.
АХАХА, ахоха, охоха об. новг. тул. пенз.
▪️голыш, бездомок, бобыль;
▪️гуляка, мотишка;
▪️обирала, шаромыжник, живущий на чужой счёт.
ОРАТЬ, орывать землю (ору и орю, орёшь) сев. и малорос. новорос.
▪️пахать или взрывать, для посева, сабаном, плугом, косулей, сохою, оралом, ралом.
#даль
Юрий Буйда. Продавец добра
Когда жену его спрашивали, не страшно ли ей жить бок о бок с психом, она хмуро отвечала: «Да чего страшного? Сидит себе в уголку, с мухами беседует...»
Вскоре, однако, Родион Иванович нашёл себе занятие, прославившее его на весь городок.
📚 Читать 2 минуты😍
#буйда
Когда жену его спрашивали, не страшно ли ей жить бок о бок с психом, она хмуро отвечала: «Да чего страшного? Сидит себе в уголку, с мухами беседует...»
Вскоре, однако, Родион Иванович нашёл себе занятие, прославившее его на весь городок.
📚 Читать 2 минуты
#буйда
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Telegraph
Юрий Буйда. Продавец добра
Целыми днями Родион Иванович сидел в лавчонке на базаре, торговавшей скобяным товаром, — это был зимой и летом ледяной каменный мешок с единственным окном под самым потолком, — и грыз жареные семечки, чтобы пересилить тягу к табаку. В магазинчике командовала…
👍2❤1
Михаил Кузмин. Дневник 1917–1924 гг.
10 марта 1918
Вышли погулять. Мягкий розовый воздух, будто ни войны, ни революции нет, но будто и ничего нет впереди. Редкая заброшенность и бесприютность. Оборваны и грязны, в долгах и голодны. Господи, год тому назад было как-то более блестяще. Действительно, дорвавшиеся товарищи ведут себя как Аттила, и жить можно только ловким молодцам вроде Рюрика и Анненкова или Лурье и Альтмана.
20 июля 1918
Впечатление всё такое же мерзкое: холерные могилы, дороговизна, лень, мобилизации и это подлое убийство <расстрел царской семьи> — всё соединяется в такой букет, что только зажимай нос. Безмозглая хамская сволочь, другого слова нет. И никакой никогда всеобщей социальной революции не будет. Наш пример всем будет вроде рвотного.
17/4 января 1919
Топил печку на ночь, но сидел в пальто. Даже о еде мечты меня покинули. Лёг почему-то всё-таки рано. Это тушенье света <нормированная подача электричества> каждый раз меня наново оскорбляет. Продуктов больше, но денег нет. Уйдут большевики, а наше положенье чем изменится? Господи, пронеси, спаси и помилуй.
18/5 мая 1919
Я очень засиделся, хочется перемены. Если большевики не лопнут, пойду в Сибирь пешком. Если жить не как богатому туристу, то как безвестному страннику. Дороги, монастыри, незнакомые города, села. Господи! Поступлю в контору, сторожем, но будет тепло и буду есть пироги сдобные. Тихо, тихо жить.
22/9 июня 1919
Пришли какие-то последние дни. Что делается вокруг, не знаешь, что и делать, бить ли всех в морду, предаться ли в руки хамов и палачей, делать ли вид глухого и жить, как можешь, но этого нельзя, нельзя при подлых, зверских, ничем не оправданных расстрелах, что не позволяет детски забыться, сводит с ума. (...) Жарища, денег нет, еды нет, настроение ужасное. Конечно, это малодушие: не умираем же мы, не можем умереть с голоду.
29/16 июня 1919
Утром выбегал купить 2 куска сахара. На рынке облава. Гадость невероятная. Хамы, обвешанные крадеными ружьями вверх ногами, имитируя других хамов, забирают бедные лепешки, хлеб и пирожки от голодных, ограбленных ими же людей.
6/22 марта 1920
Я очень обрадовался, что Юр. и мамаша согласились на продажу нового моего костюма. Юр. упорно спал, я ждал мамаши, не куря. Вернулась она заплаканная. Вовремя она не продала, была облава, ее забрали, костюм отняли.
5/23 апреля 1920
Вот уже сколько времени я ничего не делаю и живу на Юр. счет. Всё отходит, «<Всемирная> Литература», отдел, всё и все. Кто разъехался, кто отступился. Совершенно не знаю, что будет дальше. Тянется это уже давно. <...> Дома пили последний чай, сидели. Юр. заснул. Сидел я тихо. Вот время. Но ясный день, тишина, пост и безочарованность вдруг пробудили странную жажду ощущений. Неужели улетели навсегда чувства любви, радости, тоски, творчества, скуки, каприза — а только забота о деньгах, хлебе, ссоры из-за еды и тупой страх смерти. Боже мой, Боже мой, помоги нам. Есть ли ещё люди, которые живут?!
#кузмин
10 марта 1918
Вышли погулять. Мягкий розовый воздух, будто ни войны, ни революции нет, но будто и ничего нет впереди. Редкая заброшенность и бесприютность. Оборваны и грязны, в долгах и голодны. Господи, год тому назад было как-то более блестяще. Действительно, дорвавшиеся товарищи ведут себя как Аттила, и жить можно только ловким молодцам вроде Рюрика и Анненкова или Лурье и Альтмана.
20 июля 1918
Впечатление всё такое же мерзкое: холерные могилы, дороговизна, лень, мобилизации и это подлое убийство <расстрел царской семьи> — всё соединяется в такой букет, что только зажимай нос. Безмозглая хамская сволочь, другого слова нет. И никакой никогда всеобщей социальной революции не будет. Наш пример всем будет вроде рвотного.
17/4 января 1919
Топил печку на ночь, но сидел в пальто. Даже о еде мечты меня покинули. Лёг почему-то всё-таки рано. Это тушенье света <нормированная подача электричества> каждый раз меня наново оскорбляет. Продуктов больше, но денег нет. Уйдут большевики, а наше положенье чем изменится? Господи, пронеси, спаси и помилуй.
18/5 мая 1919
Я очень засиделся, хочется перемены. Если большевики не лопнут, пойду в Сибирь пешком. Если жить не как богатому туристу, то как безвестному страннику. Дороги, монастыри, незнакомые города, села. Господи! Поступлю в контору, сторожем, но будет тепло и буду есть пироги сдобные. Тихо, тихо жить.
22/9 июня 1919
Пришли какие-то последние дни. Что делается вокруг, не знаешь, что и делать, бить ли всех в морду, предаться ли в руки хамов и палачей, делать ли вид глухого и жить, как можешь, но этого нельзя, нельзя при подлых, зверских, ничем не оправданных расстрелах, что не позволяет детски забыться, сводит с ума. (...) Жарища, денег нет, еды нет, настроение ужасное. Конечно, это малодушие: не умираем же мы, не можем умереть с голоду.
29/16 июня 1919
Утром выбегал купить 2 куска сахара. На рынке облава. Гадость невероятная. Хамы, обвешанные крадеными ружьями вверх ногами, имитируя других хамов, забирают бедные лепешки, хлеб и пирожки от голодных, ограбленных ими же людей.
6/22 марта 1920
Я очень обрадовался, что Юр. и мамаша согласились на продажу нового моего костюма. Юр. упорно спал, я ждал мамаши, не куря. Вернулась она заплаканная. Вовремя она не продала, была облава, ее забрали, костюм отняли.
5/23 апреля 1920
Вот уже сколько времени я ничего не делаю и живу на Юр. счет. Всё отходит, «<Всемирная> Литература», отдел, всё и все. Кто разъехался, кто отступился. Совершенно не знаю, что будет дальше. Тянется это уже давно. <...> Дома пили последний чай, сидели. Юр. заснул. Сидел я тихо. Вот время. Но ясный день, тишина, пост и безочарованность вдруг пробудили странную жажду ощущений. Неужели улетели навсегда чувства любви, радости, тоски, творчества, скуки, каприза — а только забота о деньгах, хлебе, ссоры из-за еды и тупой страх смерти. Боже мой, Боже мой, помоги нам. Есть ли ещё люди, которые живут?!
#кузмин
Михаил Кузмин. Эпилог
1906 г.
#кузмин
Что делать с вами, милые стихи?
Кончаетесь, едва начавшись.
Счастливы все: невесты, женихи,
Покойник мёртв, скончавшись.
В романах строгих ясны все слова,
В конце — большая точка;
Известно — кто Арман, и кто вдова,
И чья Элиза дочка.
Но в лёгком беге повести моей
Нет стройности намёка,
Над пропастью летит она вольней
Газели скока.
Слёз не заметит на моём лице
Читатель плакса,
Судьбой не точка ставится в конце,
А только клякса.
1906 г.
#кузмин
Андрей Битов. Физ-ра и лит-ра
Физ-ра и лит-ра... какого будущего мужчину могло увлечь такое: канаты и маты, козёл и конь... потное, серое, БГТО и ГТО? Или образ деда Щукаря или Татьяны Лариной? В образе Рахметова привлекало, что упорно тренировался.
Иногда я объясняю своё начало занятия литературой тем, что с детства мне не удавались коллективные игры — ни в войну, ни в футбол. Зато судьба мне шепнула, а я услышал: «Бегай!» Было это на пляже в Гудаутах в 1951-м, и года четыре я бегал, не пропустив ни одного дня, вокруг Ботанического сада, прибавив к этому доморощенную атлетическую гимнастику и контрастный душ. Никто ещё не ведал ни о беге трусцой, ни о бодибилдинге — я был чуть ли не первый «качок». Внешние мои параметры стали таковы, что тренеры вцеплялись в меня, но вскоре разочаровывались: никаких талантов. Я занимался физкультурой, а не спортом. Выходит, что готовил я себя к соревнованию только в литературе... «Чертовское, однако, здоровье изволил потратить автор за годы работы головой!» (Мих. Зощенко «Возвращённая молодость»). На полвека, однако, хватило.
У меня был всё же шанс стать хотя бы великим альпинистом (Эверест ещё не был покорён). В двенадцать лет я впервые увидел Эльбрус и влюбился в горы с силой первой любви, и уже в 1953 году, только что получив паспорт, стал самым молодым альпинистом СССР. И я бы высоко зашёл, если бы не встретил и впрямь любовь первую. Дружба не победила любовь. Её пожрала лит-ра.
#битов
Физ-ра и лит-ра... какого будущего мужчину могло увлечь такое: канаты и маты, козёл и конь... потное, серое, БГТО и ГТО? Или образ деда Щукаря или Татьяны Лариной? В образе Рахметова привлекало, что упорно тренировался.
Иногда я объясняю своё начало занятия литературой тем, что с детства мне не удавались коллективные игры — ни в войну, ни в футбол. Зато судьба мне шепнула, а я услышал: «Бегай!» Было это на пляже в Гудаутах в 1951-м, и года четыре я бегал, не пропустив ни одного дня, вокруг Ботанического сада, прибавив к этому доморощенную атлетическую гимнастику и контрастный душ. Никто ещё не ведал ни о беге трусцой, ни о бодибилдинге — я был чуть ли не первый «качок». Внешние мои параметры стали таковы, что тренеры вцеплялись в меня, но вскоре разочаровывались: никаких талантов. Я занимался физкультурой, а не спортом. Выходит, что готовил я себя к соревнованию только в литературе... «Чертовское, однако, здоровье изволил потратить автор за годы работы головой!» (Мих. Зощенко «Возвращённая молодость»). На полвека, однако, хватило.
У меня был всё же шанс стать хотя бы великим альпинистом (Эверест ещё не был покорён). В двенадцать лет я впервые увидел Эльбрус и влюбился в горы с силой первой любви, и уже в 1953 году, только что получив паспорт, стал самым молодым альпинистом СССР. И я бы высоко зашёл, если бы не встретил и впрямь любовь первую. Дружба не победила любовь. Её пожрала лит-ра.
#битов
