Сергей Вольф. Век его не забуду
Мы завтракали с бабушкой на скорую руку, мы нервничали, смеялись и всё путали на столе.
— Можно войти? — сказал вдруг за дверью незнакомый тоненький голос.
— Да-да! — сказала бабушка.
И вошёл клоун.
📚 Читать 5 минут😊
#вольф
Мы завтракали с бабушкой на скорую руку, мы нервничали, смеялись и всё путали на столе.
— Можно войти? — сказал вдруг за дверью незнакомый тоненький голос.
— Да-да! — сказала бабушка.
И вошёл клоун.
📚 Читать 5 минут
#вольф
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Telegraph
Сергей Вольф. Век его не забуду
Я ждал приезда клоуна с нетерпением. Нервы у меня были напряжены до предела, и я постоянно думал, что я скажу ему, когда он сойдёт с электрички, а я пойду ему навстречу и поздороваюсь за руку. Он приехал во вторник рано утром. Я пошёл ему навстречу, поздоровался…
❤2
Сергей Довлатов. Журнал «Крокодил», 1971 г.
— Нет, — сказала Зиночка из параллельной группы, — мы останемся друзьями.
Студент Федя Чирсков печально вздохнул, опустил глаза, повернулся и пошёл прочь.
«Теперь всё ясно, — думал он, — пойду и утоплюсь».
То есть идеально было бы сначала утопиться, а потом прийти к той же Зиночке и сказать:
— Полюбуйся, что ты натворила, жестокая!
Но Федя знал: хотя подобная идея с незапамятных времён владела умами всех отвергнутых влюблённых, в полной мере осуществить её никому почему-то не удавалось.
Федя направился к реке твёрдым, решительным шагом. «Где бы тут как следует утопиться?» — думал он, проходя вдоль пожелтевших кустов орешника.
Выбрав место по душе, он скинул брюки, джемпер, носки и берет, ещё раз помянул Зиночку укоризненным словом и ступил в ледяную воду.
— Бр-р, какой холод! — воскликнул он, потом пренебрёг метеорологическим фактором и двинулся на середину реки.
Он шёл и вспоминал те слова, которые произнесла Зиночка во время их последней встречи:
«Вы, Федя, человек неплохой, но какой-то обыкновенный. А я смогу полюбить лишь героя, совершившего подвиг».
«Нет, — подумал студент, — совершать подвиги не мой удел».
И он шагнул вперёд.
Вода уже доходила Феде до подбородка, и юноша хотел было погрузиться навек в тёмные глубины, как вдруг услышал шум на берегу.
Он оглянулся.
Из кустов вышел незнакомец и медленно, воровски озираясь, направился к Фединой одежде. Вот он схватил Федины брюки и так же медленно повернул обратно.
— Мои единственные брюки! — возмущённо крикнул Федя. — Положи назад, негодяй!
Вор сорвался с места и побежал. Федя, поднимая фонтаны брызг, кинулся за ним.
Вор бежал с огромной скоростью. Брюки развевались по ветру. Но ледяная ванна придавала Феде силы. Он настигал.
Вдруг из-за поворота выехал на мотоцикле старшина милиции Севостьянов, который давно уже следил за вором. Он поставил машину поперёк дороги, расстегнул кобуру и громовым голосом воскликнул:
— Брюки вверх!
И в этот миг Федя Чирсков схватил прохвоста за шиворот.
А ещё через минуту они мчались на мотоцикле в районное отделение милиции. Вор сидел в коляске, плакал и божился:
— Я ведь их только почистить хотел, отутюжить и вернуть.
На следующий день в газете появилась заметка под рубрикой «Так поступают студенты газотопливного техникума». В ней было сказано, что Федя Чирсков, «направлявшийся к реке по личному делу, задержал матёрого жулика и рецидивиста».
В тот же день Федя встретил в буфете Зиночку. Она подошла к нему и смущённо сказала:
— Как вам не стыдно, Федя, вы не звонили мне целую вечность!
#довлатов #чирсков #пресса
— Нет, — сказала Зиночка из параллельной группы, — мы останемся друзьями.
Студент Федя Чирсков печально вздохнул, опустил глаза, повернулся и пошёл прочь.
«Теперь всё ясно, — думал он, — пойду и утоплюсь».
То есть идеально было бы сначала утопиться, а потом прийти к той же Зиночке и сказать:
— Полюбуйся, что ты натворила, жестокая!
Но Федя знал: хотя подобная идея с незапамятных времён владела умами всех отвергнутых влюблённых, в полной мере осуществить её никому почему-то не удавалось.
Федя направился к реке твёрдым, решительным шагом. «Где бы тут как следует утопиться?» — думал он, проходя вдоль пожелтевших кустов орешника.
Выбрав место по душе, он скинул брюки, джемпер, носки и берет, ещё раз помянул Зиночку укоризненным словом и ступил в ледяную воду.
— Бр-р, какой холод! — воскликнул он, потом пренебрёг метеорологическим фактором и двинулся на середину реки.
Он шёл и вспоминал те слова, которые произнесла Зиночка во время их последней встречи:
«Вы, Федя, человек неплохой, но какой-то обыкновенный. А я смогу полюбить лишь героя, совершившего подвиг».
«Нет, — подумал студент, — совершать подвиги не мой удел».
И он шагнул вперёд.
Вода уже доходила Феде до подбородка, и юноша хотел было погрузиться навек в тёмные глубины, как вдруг услышал шум на берегу.
Он оглянулся.
Из кустов вышел незнакомец и медленно, воровски озираясь, направился к Фединой одежде. Вот он схватил Федины брюки и так же медленно повернул обратно.
— Мои единственные брюки! — возмущённо крикнул Федя. — Положи назад, негодяй!
Вор сорвался с места и побежал. Федя, поднимая фонтаны брызг, кинулся за ним.
Вор бежал с огромной скоростью. Брюки развевались по ветру. Но ледяная ванна придавала Феде силы. Он настигал.
Вдруг из-за поворота выехал на мотоцикле старшина милиции Севостьянов, который давно уже следил за вором. Он поставил машину поперёк дороги, расстегнул кобуру и громовым голосом воскликнул:
— Брюки вверх!
И в этот миг Федя Чирсков схватил прохвоста за шиворот.
А ещё через минуту они мчались на мотоцикле в районное отделение милиции. Вор сидел в коляске, плакал и божился:
— Я ведь их только почистить хотел, отутюжить и вернуть.
На следующий день в газете появилась заметка под рубрикой «Так поступают студенты газотопливного техникума». В ней было сказано, что Федя Чирсков, «направлявшийся к реке по личному делу, задержал матёрого жулика и рецидивиста».
В тот же день Федя встретил в буфете Зиночку. Она подошла к нему и смущённо сказала:
— Как вам не стыдно, Федя, вы не звонили мне целую вечность!
#довлатов #чирсков #пресса
😁1
ВЧ-ретроспектива
🗣️ Фёдор Чирсков с университетских времён значительную часть жизни пребывал с затемнённым сознанием, в конце концов, он покончил с собой.
➡️ https://www.tg-me.com/time_che/825
#арьев #чирсков
#арьев #чирсков
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Telegram
Время Ч
Андрей Арьев о Фёдоре Чирскове. Победит элитарная культура, интервью журналу «Чайка», 16 декабря 2007 г.
— На филологическом факультете, где мы учились с Довлатовым, было несколько приятелей, однокурсников, все они причастны к литературе до сих пор. Вот…
— На филологическом факультете, где мы учились с Довлатовым, было несколько приятелей, однокурсников, все они причастны к литературе до сих пор. Вот…
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Telegram
Время Ч
Довлатов о Чирскове, 1989 г.
#довлатов #чирсков
#довлатов #чирсков
Александр Куприн. Памяти Чехова
Во дворе жили: ручной журавль и две собаки. Надо заметить, что Антон Павлович очень любил всех животных, за исключением, впрочем, кошек, к которым он питал непреодолимое отвращение. Собаки же пользовались его особым расположением. О покойной Каштанке, о мелиховских таксах Броме и Хине он вспоминал так тепло и в таких выражениях, как вспоминают об умерших друзьях. «Славный народ — собаки!» — говорил он иногда с добродушной улыбкой.
Журавль был важная, степенная птица. К людям он относился вообще недоверчиво, но вёл тесную дружбу с Арсением, набожным слугой Антона Павловича. За Арсением он бегал всюду, по двору и по саду, причём уморительно подпрыгивал на ходу и махал растопыренными крыльями, исполняя характерный журавлиный танец, всегда смешивший Антона Павловича.
Одну собаку звали Тузик, а другую — Каштан, в честь прежней, исторической Каштанки, носившей это имя. Ничем, кроме глупости и лености, этот Каштан, впрочем, не отличался. По внешнему виду он был толст, гладок и неуклюж, светло-шоколадного цвета, с бессмысленными жёлтыми глазами. Вслед за Тузиком он лаял на чужих, но стоило его поманить и почмокать ему, как он тотчас же переворачивался на спину и начинал угодливо извиваться по земле. Антон Павлович легонько отстранял его палкой, когда он лез с нежностями, и говорил с притворной суровостью:
— Уйди же, уйди, дурак... Не приставай.
И прибавлял, обращаясь к собеседнику, с досадой, но со смеющимися глазами:
— Не хотите ли, подарю пса? Вы не поверите, до чего он глуп.
Но однажды случилось, что Каштан, по свойственной ему глупости и неповоротливости, попал под колеса фаэтона, который раздавил ему ногу. Бедный пес прибежал домой на трёх лапах, с ужасающим воем. Задняя нога вся была исковеркана, кожа и мясо прорваны почти до кости, лилась кровь. Антон Павлович тотчас же промыл рану тёплой водой с сулемой, присыпал её йодоформом и перевязал марлевым бинтом. И надо было видеть, с какой нежностью, как ловко и осторожно прикасались его большие милые пальцы к ободранной ноге собаки и с какой сострадательной укоризной бранил он и уговаривал визжавшего Каштана:
— Ах ты, глупый, глупый... Ну, как тебя угораздило?.. Да тише ты... легче будет... дурачок...
Приходится повторить избитое место, но несомненно, что животные и дети инстинктивно тянулись к Чехову.
#куприн #чехов
Во дворе жили: ручной журавль и две собаки. Надо заметить, что Антон Павлович очень любил всех животных, за исключением, впрочем, кошек, к которым он питал непреодолимое отвращение. Собаки же пользовались его особым расположением. О покойной Каштанке, о мелиховских таксах Броме и Хине он вспоминал так тепло и в таких выражениях, как вспоминают об умерших друзьях. «Славный народ — собаки!» — говорил он иногда с добродушной улыбкой.
Журавль был важная, степенная птица. К людям он относился вообще недоверчиво, но вёл тесную дружбу с Арсением, набожным слугой Антона Павловича. За Арсением он бегал всюду, по двору и по саду, причём уморительно подпрыгивал на ходу и махал растопыренными крыльями, исполняя характерный журавлиный танец, всегда смешивший Антона Павловича.
Одну собаку звали Тузик, а другую — Каштан, в честь прежней, исторической Каштанки, носившей это имя. Ничем, кроме глупости и лености, этот Каштан, впрочем, не отличался. По внешнему виду он был толст, гладок и неуклюж, светло-шоколадного цвета, с бессмысленными жёлтыми глазами. Вслед за Тузиком он лаял на чужих, но стоило его поманить и почмокать ему, как он тотчас же переворачивался на спину и начинал угодливо извиваться по земле. Антон Павлович легонько отстранял его палкой, когда он лез с нежностями, и говорил с притворной суровостью:
— Уйди же, уйди, дурак... Не приставай.
И прибавлял, обращаясь к собеседнику, с досадой, но со смеющимися глазами:
— Не хотите ли, подарю пса? Вы не поверите, до чего он глуп.
Но однажды случилось, что Каштан, по свойственной ему глупости и неповоротливости, попал под колеса фаэтона, который раздавил ему ногу. Бедный пес прибежал домой на трёх лапах, с ужасающим воем. Задняя нога вся была исковеркана, кожа и мясо прорваны почти до кости, лилась кровь. Антон Павлович тотчас же промыл рану тёплой водой с сулемой, присыпал её йодоформом и перевязал марлевым бинтом. И надо было видеть, с какой нежностью, как ловко и осторожно прикасались его большие милые пальцы к ободранной ноге собаки и с какой сострадательной укоризной бранил он и уговаривал визжавшего Каштана:
— Ах ты, глупый, глупый... Ну, как тебя угораздило?.. Да тише ты... легче будет... дурачок...
Приходится повторить избитое место, но несомненно, что животные и дети инстинктивно тянулись к Чехову.
#куприн #чехов
👍2
Андрей Битов. Чужая собака
На работе объявили выговор. Соседи объявили бойкот. Жена сбежала с другом детства.
Я, конечно, могу сходить к тётке, погулять с её собакой... У неё, у собаки, сегодня день рождения. Тётка приготовит торт.
Этот молодой жирный боксёр, я ничего не имею против. Сильный зверюга. Он идёт, виляя обрубком хвоста, натягивая поводок. Всё время приходится тормозить, словно бежишь под горку. Морда у него, с точки зрения обывателя, малосимпатичная. По-моему, это красивое животное.
А я надеваю тёмные очки от солнца и веду его, жёлтенького, песочного, по Невскому.
А про него говорят:
— У-у-у! Черчилль... чертяка! Мизантроп этакий...
А про меня говорят:
— А хозяин-то... Ещё очки надел!
А одна говорит:
— Бедный... Такой молодой — и уже слепой!
А один другому говорит:
— С-суки! Жизнь-то у них какая!.. Нам бы такую...
А мальчик кричит:
— Хочу собачку! Хочу-у-у!
А один говорит:
— Почему собака без намордника?!
А я думаю: «На тебя бы намордник...»
А я иду по улице в тёмных очках, с боксёром... И у меня к нему симпатия. Да он бы и не обратил внимания на этого типа! Он вообще ни на кого не обращает внимания. Наверно, у него свой, собачий мир, и он меня туда не пускает. Я его уважаю за это. Мы бы с ним нашли общий язык. Но мой мир его не интересует. Умный, зверюга! Лоб мыслителя. А глаза? Чтобы у всех людей — такие глаза!
Люди зыркают на него — на меня, на меня — на него. А он ни глазом, ни ухом — всё тянет и тянет меня вперёд. Сосредоточенность и целеустремлённость во всём. Он явно идёт куда-то. Наверно, ему стыдно показать, что он идёт просто так...
И я, тоже вот, — гуляю с собакой...
У неё сегодня день рождения. Тётка приготовит торт...
А ещё я могу — не пойти к тётке...
9 февраля, 1960 г.
#битов
На работе объявили выговор. Соседи объявили бойкот. Жена сбежала с другом детства.
Я, конечно, могу сходить к тётке, погулять с её собакой... У неё, у собаки, сегодня день рождения. Тётка приготовит торт.
Этот молодой жирный боксёр, я ничего не имею против. Сильный зверюга. Он идёт, виляя обрубком хвоста, натягивая поводок. Всё время приходится тормозить, словно бежишь под горку. Морда у него, с точки зрения обывателя, малосимпатичная. По-моему, это красивое животное.
А я надеваю тёмные очки от солнца и веду его, жёлтенького, песочного, по Невскому.
А про него говорят:
— У-у-у! Черчилль... чертяка! Мизантроп этакий...
А про меня говорят:
— А хозяин-то... Ещё очки надел!
А одна говорит:
— Бедный... Такой молодой — и уже слепой!
А один другому говорит:
— С-суки! Жизнь-то у них какая!.. Нам бы такую...
А мальчик кричит:
— Хочу собачку! Хочу-у-у!
А один говорит:
— Почему собака без намордника?!
А я думаю: «На тебя бы намордник...»
А я иду по улице в тёмных очках, с боксёром... И у меня к нему симпатия. Да он бы и не обратил внимания на этого типа! Он вообще ни на кого не обращает внимания. Наверно, у него свой, собачий мир, и он меня туда не пускает. Я его уважаю за это. Мы бы с ним нашли общий язык. Но мой мир его не интересует. Умный, зверюга! Лоб мыслителя. А глаза? Чтобы у всех людей — такие глаза!
Люди зыркают на него — на меня, на меня — на него. А он ни глазом, ни ухом — всё тянет и тянет меня вперёд. Сосредоточенность и целеустремлённость во всём. Он явно идёт куда-то. Наверно, ему стыдно показать, что он идёт просто так...
И я, тоже вот, — гуляю с собакой...
У неё сегодня день рождения. Тётка приготовит торт...
А ещё я могу — не пойти к тётке...
9 февраля, 1960 г.
#битов
😁1
Смотрите, какую прелесть я обнаружил в «Книге прощания»:
Юрий Олеша. Книга прощания
Я, конечно, знал, на что Олеша был способен на подъёме своего творчества. Хотя бы, вот по такому отрывку из «Зависти» https://www.tg-me.com/time_che/43
Но, всё равно, блестяще! Особенно для посмертного произведения...
#олеша
Юрий Олеша. Книга прощания
На старости лет я открыл лавку метафор.
Знакомый художник сделал для меня вывеску. На квадратной доске размером в поверхность небольшого стола, покрытой голубой масляной краской, карминовыми буквами он написал это название, и так как в голубой масляной краске и в карминовых буквах, если посмотреть сбоку, отражался, убегая, свет дня, то вывеска казалась очень красивой. Если посмотреть сильно сбоку, то создавалось впечатление, как будто кто-то в голубом платье ест вишни. Я был убеждён, что я разбогатею.
В самом деле, у меня был запас великолепных метафор. Однажды даже чуть не произошёл в лавке пожар от одной из них. Это была метафора о луже в осенний день под деревом. Лужа, было сказано, лежала под деревом, как цыганка. Я возвращался откуда-то и увидел, что из окна лавки валит дым. Я залил водой из ведра угол, где вился язык пламени, и потом оказалось, что именно из этой метафоры появился огонь.
Был также другой случай, когда я с трудом отбился от воробьёв. Это было связано как раз с вишнями. У меня имелась метафора о том, что когда ешь вишни, то кажется, что идёт дождь. Метафора оказалась настолько правильной, что эти мои вишни привлекли воробьёв, намеревавшихся их клевать. Я однажды проснулся от того, что лавка трещала. Когда я открыл глаза, то оказалось, что это воробьи. Они прыгали, быстро поворачивались на подоконнике, на полу, на мне. Я стал размахивать руками, и они улетели плоской, но быстрой тучкой. Они порядочно исклевали моих вишен, но я не сердился на них, потому что вишня, исклёванная воробьём, ещё больше похожа на вишню, — так сказать, идеальная вишня.
Итак, я предполагал, что разбогатею на моих метафорах. Однако покупатели не покупали дорогих; главным образом покупались метафоры «бледный как смерть» или «томительно шло время», а такие образы, как «стройная как тополь», прямо-таки расхватывались. Но это был дешёвый товар, и я даже не сводил концов с концами. Когда я заметил, что уже сам прибегаю к таким выражениям, как «сводить концы с концами», я решил закрыть лавку. В один прекрасный день я её и закрыл, сняв вывеску, и с вывеской под мышкой пошёл к художнику жаловаться на жизнь.
Я, конечно, знал, на что Олеша был способен на подъёме своего творчества. Хотя бы, вот по такому отрывку из «Зависти» https://www.tg-me.com/time_che/43
Но, всё равно, блестяще! Особенно для посмертного произведения...
#олеша
Александр Варакин. Он
Он говорил мне о том, как он меня ненавидит. Он объяснил мне, что сейчас разделается со мной, потом отсидит, сколько положено; зато меня в его жизни больше не будет, а значит, он станет свободен как ветер. Он велел мне приготовиться и передернул затвор.
📚 Читать 2 минуты😰
#варакин
Он говорил мне о том, как он меня ненавидит. Он объяснил мне, что сейчас разделается со мной, потом отсидит, сколько положено; зато меня в его жизни больше не будет, а значит, он станет свободен как ветер. Он велел мне приготовиться и передернул затвор.
📚 Читать 2 минуты
#варакин
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Telegraph
Александр Варакин. Он
Он бил меня ещё в детском саду, когда я хохотал до упаду над «Красной Шапочкой»: если Волк с горем пополам и мог бы её проглотить, то уж дородную-то Бабушку — пасть маловата. Он этого не хотел понимать, и мне доставалось на орехи. Когда меня выбрали пионерским…
👍1
Журнал «Шут» № 41, 1903 г.
Карикатура на писателей
Максим Горький – Богатыри, братцы, едут! Сила... Не стушеваться ли нам?.. (Всматривается)
Леонид Андреев – Чего тушеваться?.. Мы им не пара... Трогать нас не станут...
Степан Петров (Скиталец) – Верно! Они по себе, а мы по себе... Трим-бим-бом...
Лев Толстой – Что за люди сидят на соломенных пьедесталах? (Всматривается)
Владимир Короленко – Должно быть пропойцы какие-нибудь, жулики... (Вынимает меч)
Антон Чехов – Эге-ге... да никак Андреев, Горький, Скиталец там!?
#пресса
Карикатура на писателей
Максим Горький – Богатыри, братцы, едут! Сила... Не стушеваться ли нам?.. (Всматривается)
Леонид Андреев – Чего тушеваться?.. Мы им не пара... Трогать нас не станут...
Степан Петров (Скиталец) – Верно! Они по себе, а мы по себе... Трим-бим-бом...
Лев Толстой – Что за люди сидят на соломенных пьедесталах? (Всматривается)
Владимир Короленко – Должно быть пропойцы какие-нибудь, жулики... (Вынимает меч)
Антон Чехов – Эге-ге... да никак Андреев, Горький, Скиталец там!?
#пресса
Василий Розанов. Опавшие листья. Короб второй
* * *
Печальны и запутанны наши общественные и исторические дела...
Боже! если бы стотысячная, пожалуй, даже миллионная толпа «читающих» теперь людей в России с таким же вниманием, жаром, страстью прочитала и продумала из страницы в страницу Толстого и Достоевского, — задумалась бы над каждым их рассуждением и каждым художественным штрихом, — как это она сделала с каждою страницею Горького и Л. Андреева, то общество наше выросло бы уже теперь в страшно серьёзную величину. Ибо даже без всякого школьного учения, без знания географии и истории, — просто «передумать» только Толстого и Достоевского — значит стать как бы Сократом по уму, или Эпиктетом, или М. Аврелием, — люди тоже не очень «знавшие географию» и «не кончившие курса в гимназии».
Вся Греция и Рим питались только литературою: школ, в нашем смысле, вовсе не было! И как возросли. Литература, собственно, есть естественная школа народа, и она может быть единственною и достаточною школою... Но, конечно, при условии, что весь народ читает «Войну и мир», а «Мальву» и «Трое» Горького читают только специалисты-любители.
И это было бы, конечно, если бы критика, печать так же «задыхались от волнения» при появлении каждой новой главы «Карениной» и «Войны и мира», как они буквально задыхались и продолжают задыхаться при появлении каждой «вещи» в 40 страничек Леонида Андреева и М. Горького.
Одно это неравенство весов отодвинуло на сто лет назад русское духовное развитие, — как бы вдруг в гимназиях были срезаны старшие классы, и оставлены одни младшие, одна прогимназия.
Но откуда это? почему?
Как же: и Л. Андреев, и М. Горький были «прогрессивные писатели», а Достоевский и Толстой — русские одиночки-гении. «Гений — это так мало»...
Достоевский, видевший всё это «сложение обстоятельств», желчно написал строки:
Сам Достоевский был бедняк и демократ: и в этих словах, отнесённых к будущему торжеству «равенства и братства», он сказал за век или за два «отходную» будущему торжеству этого строя.
#розанов
* * *
Печальны и запутанны наши общественные и исторические дела...
Боже! если бы стотысячная, пожалуй, даже миллионная толпа «читающих» теперь людей в России с таким же вниманием, жаром, страстью прочитала и продумала из страницы в страницу Толстого и Достоевского, — задумалась бы над каждым их рассуждением и каждым художественным штрихом, — как это она сделала с каждою страницею Горького и Л. Андреева, то общество наше выросло бы уже теперь в страшно серьёзную величину. Ибо даже без всякого школьного учения, без знания географии и истории, — просто «передумать» только Толстого и Достоевского — значит стать как бы Сократом по уму, или Эпиктетом, или М. Аврелием, — люди тоже не очень «знавшие географию» и «не кончившие курса в гимназии».
Вся Греция и Рим питались только литературою: школ, в нашем смысле, вовсе не было! И как возросли. Литература, собственно, есть естественная школа народа, и она может быть единственною и достаточною школою... Но, конечно, при условии, что весь народ читает «Войну и мир», а «Мальву» и «Трое» Горького читают только специалисты-любители.
И это было бы, конечно, если бы критика, печать так же «задыхались от волнения» при появлении каждой новой главы «Карениной» и «Войны и мира», как они буквально задыхались и продолжают задыхаться при появлении каждой «вещи» в 40 страничек Леонида Андреева и М. Горького.
Одно это неравенство весов отодвинуло на сто лет назад русское духовное развитие, — как бы вдруг в гимназиях были срезаны старшие классы, и оставлены одни младшие, одна прогимназия.
Но откуда это? почему?
Как же: и Л. Андреев, и М. Горький были «прогрессивные писатели», а Достоевский и Толстой — русские одиночки-гении. «Гений — это так мало»...
Достоевский, видевший всё это «сложение обстоятельств», желчно написал строки:
«И вот, в XXI столетии, — при всеобщем рёве ликующей толпы, блузник с сапожным ножом в руке поднимается по лестнице к чудному Лику Сикстинской Мадонны: и раздерёт этот Лик во имя всеобщего равенства и братства»...
«Не надо гениев: ибо это — аристократия».
Сам Достоевский был бедняк и демократ: и в этих словах, отнесённых к будущему торжеству «равенства и братства», он сказал за век или за два «отходную» будущему торжеству этого строя.
#розанов
👍1
Корней Чуковский об Иване Бунине. Дневник, 6 апреля 1968 г.
В это время на сцене появляется Бунин с неподвижным, обиженным и гордым лицом. Не подходя к столику, он останавливается у левого края и долго ждёт, когда кончится постыдное бегство ошалелой толпы.
📚 Читать 5 минут 🫢
#чуковский #бунин
В это время на сцене появляется Бунин с неподвижным, обиженным и гордым лицом. Не подходя к столику, он останавливается у левого края и долго ждёт, когда кончится постыдное бегство ошалелой толпы.
#чуковский #бунин
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Telegraph
Корней Чуковский об Иване Бунине. Дневник, 6 апреля 1968 г.
Читаю Бунина «Освобождение Толстого». Один злой человек, догадавшийся, что доброта высшее благо, пишет о другом злом человеке, безумно жаждавшем источать из себя доброту. Толстой был до помрачения вспыльчив, честолюбив, самолюбив, заносчив, Бунин — завистлив…
Сигизмунд Кржижановский. Странствующее «Странно»
Ещё год тому назад, работая по фольклору, я ознакомился довольно точно с нравами и обычаями этой мелкой домашней нежити, обычно ютящейся по стенным трещинам комнат и странствующей вместе с домашним сором из угла в угол, с тем чтобы серой, скучнящей всё пылью пропылиться человеку в глаз и в уши, в мозг и в самые его мысли, делая ему работу неспорой, а жизнь неладной. Это злыдни, засев внутрь игольного ушка, мешают, вороша мохнатыми лапками, вдеться нитке в иглу; это злыдни же, пробравшись внутрь уха, умеют зашептать одинокого насмерть. Не могло быть никакого сомнения: сейчас я слышал именно их.
#кржижановский
Ещё год тому назад, работая по фольклору, я ознакомился довольно точно с нравами и обычаями этой мелкой домашней нежити, обычно ютящейся по стенным трещинам комнат и странствующей вместе с домашним сором из угла в угол, с тем чтобы серой, скучнящей всё пылью пропылиться человеку в глаз и в уши, в мозг и в самые его мысли, делая ему работу неспорой, а жизнь неладной. Это злыдни, засев внутрь игольного ушка, мешают, вороша мохнатыми лапками, вдеться нитке в иглу; это злыдни же, пробравшись внутрь уха, умеют зашептать одинокого насмерть. Не могло быть никакого сомнения: сейчас я слышал именно их.
#кржижановский
Фёдор Сологуб. Белые, серые, чёрные и красные
В одном большом доме жил мальчик Кисынька. Папа и мама у него баловники были, на своего Кисыньку надышаться не могли, — и стал Кисынька капризным мальчишкой. Всё хочет сделать по-своему. А так как он ещё был мал и глуп, то и выходило всё у него нехорошо. И всё-то он капризничает, всё-то буянит, на маму ножкой топает, стёкла бьёт, сестрёнок и братишек колотит, а то с соседскими мальчишками в драку увяжется. Приходит в синяках, ревёт, жалуется, а сам не унимается. И уж такой озорной стал мальчишка, — у соседей стёкла бьёт, папе с мамой платить приходится, а ему хоть бы что.
Вот и собрались за печкою Домашние, — нежити малюсенькие; они вместе с людьми всегда обитают, только люди их не все примечают. Не всякому тоже дано эти дела понимать.
Собрались маленькие Домашние, сидят, толкуют, шепчутся своими шелестиными голосочками, паутинными ручками помахивают, незримыми головками потряхивают:
— Надо Кисыньку образумить, а то вырастет Кисынька большой шалопай, со глупа ума натворит бедовых дел, осрамит на весь свет весь наш честной дом.
Пошептались, да и порешили, — послать белых Кисыньку образумливать. Пошли к Кисыньке белые. Чистенькие, весёленькие, живыми водицами умытые, белыми тафтицами прикрытые, кудри светлые развеваются, губы алые улыбаются. Стали Кисыньку улещивать ласково:
— Милый Кисынька, будь умником, веди себя хорошенечко, папе, маме не дерзи, малых деточек не обижай, о себе много не думай. Мы тебе, голубчик, невиданных игрушек надарим, коли ты паинькой будешь.
А Кисынька закричал:
— Убирайтесь, куклы тараканьи. Со всякой мелюзгой не стану разговаривать.
А сам маминой кошечке на хвост наступил.
Ушли от него белые, пришли серые. Все словно пылью покрытые, сами кислые да сердитые. Говорят Кисыньке скучные слова:
— Стыдно, Кисынька, капризничать да шалберничать. Людей бы ты постыдился, Бога бы ты побоялся. Папа с мамой терпят, терпят, да и за прут возьмутся.
А он им кричит:
— Пошли к чорту, не мешайте.
А сам бабушкину собачку за окошко вышвырнул.
Ушли от него серые. Пришли чёрные. Все, как арапы чёрные, а глаза угольками горят. Кричат Кисыньке:
— Не смей шалить, а то будет худо.
А Кисынька им отвечает:
— Вот нашалюсь, тогда и перестану.
Сабелькою помахивает, лампадку опрокинул, деревянным маслом мамино любимое кресло измазал. Потом на пол сел, стал спички чиркать и на ковёр бросать.
Тут чёрные ушли, пришли красные. Как с цепи сорвались, кричат, визжат, беснуются. Зажжённые Кисынькины спички подхватывают, к занавескам на окнах их приставляют.
Начался тут пожар, весь дом сгорел, и уже после пожара вытащили Кисынькины обгорелые косточки.
Плакали папа с мамой, да поздно.
#сологуб
В одном большом доме жил мальчик Кисынька. Папа и мама у него баловники были, на своего Кисыньку надышаться не могли, — и стал Кисынька капризным мальчишкой. Всё хочет сделать по-своему. А так как он ещё был мал и глуп, то и выходило всё у него нехорошо. И всё-то он капризничает, всё-то буянит, на маму ножкой топает, стёкла бьёт, сестрёнок и братишек колотит, а то с соседскими мальчишками в драку увяжется. Приходит в синяках, ревёт, жалуется, а сам не унимается. И уж такой озорной стал мальчишка, — у соседей стёкла бьёт, папе с мамой платить приходится, а ему хоть бы что.
Вот и собрались за печкою Домашние, — нежити малюсенькие; они вместе с людьми всегда обитают, только люди их не все примечают. Не всякому тоже дано эти дела понимать.
Собрались маленькие Домашние, сидят, толкуют, шепчутся своими шелестиными голосочками, паутинными ручками помахивают, незримыми головками потряхивают:
— Надо Кисыньку образумить, а то вырастет Кисынька большой шалопай, со глупа ума натворит бедовых дел, осрамит на весь свет весь наш честной дом.
Пошептались, да и порешили, — послать белых Кисыньку образумливать. Пошли к Кисыньке белые. Чистенькие, весёленькие, живыми водицами умытые, белыми тафтицами прикрытые, кудри светлые развеваются, губы алые улыбаются. Стали Кисыньку улещивать ласково:
— Милый Кисынька, будь умником, веди себя хорошенечко, папе, маме не дерзи, малых деточек не обижай, о себе много не думай. Мы тебе, голубчик, невиданных игрушек надарим, коли ты паинькой будешь.
А Кисынька закричал:
— Убирайтесь, куклы тараканьи. Со всякой мелюзгой не стану разговаривать.
А сам маминой кошечке на хвост наступил.
Ушли от него белые, пришли серые. Все словно пылью покрытые, сами кислые да сердитые. Говорят Кисыньке скучные слова:
— Стыдно, Кисынька, капризничать да шалберничать. Людей бы ты постыдился, Бога бы ты побоялся. Папа с мамой терпят, терпят, да и за прут возьмутся.
А он им кричит:
— Пошли к чорту, не мешайте.
А сам бабушкину собачку за окошко вышвырнул.
Ушли от него серые. Пришли чёрные. Все, как арапы чёрные, а глаза угольками горят. Кричат Кисыньке:
— Не смей шалить, а то будет худо.
А Кисынька им отвечает:
— Вот нашалюсь, тогда и перестану.
Сабелькою помахивает, лампадку опрокинул, деревянным маслом мамино любимое кресло измазал. Потом на пол сел, стал спички чиркать и на ковёр бросать.
Тут чёрные ушли, пришли красные. Как с цепи сорвались, кричат, визжат, беснуются. Зажжённые Кисынькины спички подхватывают, к занавескам на окнах их приставляют.
Начался тут пожар, весь дом сгорел, и уже после пожара вытащили Кисынькины обгорелые косточки.
Плакали папа с мамой, да поздно.
#сологуб
Сергей Довлатов. Филиал
Барри Тарасович продолжал:
— Не пишите, что Москва исступленно бряцает оружием. Что кремлёвские геронтократы держат склеротический палец…
Я перебил его:
— На спусковом крючке войны?
— Откуда вы знаете?
— Я десять лет писал это в советских газетах.
— О кремлёвских геронтократах?
— Нет, о ястребах из Пентагона.
#довлатов
Барри Тарасович продолжал:
— Не пишите, что Москва исступленно бряцает оружием. Что кремлёвские геронтократы держат склеротический палец…
Я перебил его:
— На спусковом крючке войны?
— Откуда вы знаете?
— Я десять лет писал это в советских газетах.
— О кремлёвских геронтократах?
— Нет, о ястребах из Пентагона.
#довлатов