С вершин небес упал на землю Ганг.
И браманы в нём черпают отвагу
Читать миры, смотря умом во влагу.
Там, за холмом, томится гамеланг.

Раскрытый лотос — достоверность дара.
В той чаше голубое есть вино,
Глядящему упиться им дано.
Готовит Солнце празднество пожара.

Мечта звенит. Священный вьётся дым.
Как хорошо быть в ладе с Мировым.

Константин Бальмонт. «Индия» (1916).

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Тополей влюбленное цветенье
вдоль по Ленинградскому шоссе…
Первое мое стихотворенье
на твоей газетной полосе…

Первый трепет, первое свиданье
в тихом переулочке твоем.
Первое и счастье и страданье.
Первых чувств неповторимый гром.

Первый сын, в твоем дому рожденный.
Первых испытаний седина.
Первый выстрел. Город затемненный.
Первая в судьбе моей война.

Выстояла, сводки принимая,
чутким сердцем слушая фронты.
Дождик… Кремль… Рассвет… Начало мая…
Для меня победа — это ты!

Если мы в разлуке, все мне снятся
флаг на башне, смелая звезда…
Восемьсот тебе иль восемнадцать —
ты из тех, кому не в счет года.

Над тобою облако — что парус.
Для тебя столетья — что моря.
Несоединимы ты и старость,
древний город — молодость моя!

Маргарита Алигер. «Моя Москва» (1947).

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

В быстро сдернутых перчатках
Сохранился оттиск рук,
Черный креп в негибких складках
Очертил на плитах круг.

В тихой мгле исповедален
Робкий шепот, чья-то речь.
Строгий профиль мой печален
От лучей дрожащих свеч.

Я смотрю игру мерцаний
По чекану темных бронз
И не слышу увещаний,
Что мне шепчет старый ксёндз.

Поправляя гребень в косах,
Я слежу мои мечты, —
Все грехи в его вопросах
Так наивны и просты.

Ад теряет обаянье,
Жизнь становится тиха, —
Но как сладостно сознанье
Первородного греха…

Черубина де Габриак. «Исповедь» (1909).

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Троллейбусы уходят в темноту,
дрожат дворцы, опущенные в воду,
и прирастают крыльями ко льду
по-птичьему раскинутые своды.

Опять ты здесь, безумец и летун,
опять за ночь ты платишь чистоганом,
и, словно мышь, накрытая стаканом,
ты мечешься на каменном мосту.

Всё – лже-любовь: мгновенности реки,
твои глаза, закрытые ладонью,
и всплеск твоей опущенной руки.

Нас всё равно когда-нибудь догонят.
Нас приведут и спросят в темноту:
зачем в ту ночь стояли на мосту?

Леонид Аронзон. 1959 (1960?)

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Москва и град Петров, и Константинов град-
Вот царства русского заветные столицы…
Но где предел ему? и где его границы-
На север, на восток, на юг и на закат?
Грядущим временам судьбы их обличат…

Семь внутренних морей и семь великих рек…
От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,
От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная…
Вот царство русское… и не прейдет вовек,
Как-то провидел Дух и Даниил предрек.

Федор Тютчев. «Русская география» (1848).

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Это было в прошлом на юге,
Это славой теперь поросло.
В окруженном плахою круге
Лебединое билось крыло.

Помню вечер. В ноющем гуле
Птицей несся мой взмыленный конь.
Где-то тонко плакали пули.
Где-то хрипло кричали: огонь!

Закипело рвущимся эхом
Небо мертвое! В дымном огне
Смерть хлестала кровью и смехом
Каждый шаг наш. А я на коне.

Набегая, как хрупкая шлюпка
На девятый, на гибельный вал,
К голубому слову — голубка —
В черном грохоте рифму искал.

Иван Савин. 1924 год.

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Идущие с песней в бой,
Без страха — в свинцовый дождь,
Вас Георгий ведет святой,
Крылатый и мудрый вождь.

Пылающий меч разит
Средь ужаса и огня,
И звонок топот копыт
Его снегового коня.

Он тоже песню поет,
В ней — слава и торжество.
И те, кто в битве падет,
Услышат песню его.

Услышат в последний час
Громовый голос побед.
Зрачкам тускнеющих глаз
Блеснет немеркнущий свет!

Георгий Иванов. «Георгий Победоносец» (1914).

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Был день, когда господней правды молот
Громил, дробил ветхозаветный храм,
И, собственным мечом своим заколот,
В нем издыхал первосвященник сам.

Еще страшней, еще неумолимей
И в наши дни — дни божьего суда —
Свершится казнь в отступническом Риме
Над лженаместником Христа.

Столетья шли, ему прощалось много,
Кривые толки, темные дела,
Но не простится правдой бога
Его последняя хула…

Не от меча погибнет он земного,
Мечом земным владевший столько лет, -
Его погубит роковое слово:
«Свобода совести есть бред!».

Федор Тютчев. «Encyclica» («Папское послание»), 1864 год.

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Над облаками и веками
Безсмертной музыки хвала —
Россия русскими руками
Себя спасла и мир спасла.

Сияет солнце, вьётся знамя,
И те же вещие слова:
«Ребята, не Москва ль за нами?»
Нет, много больше, чем Москва!

Георгий Иванов. «На взятие Берлина русскими» (1945).

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Я есть антифашист и антифауст.
Их либе жизнь и обожаю хаос.
Их бин хотеть, геноссе официрен,
дем цайт цум Фауст коротко шпацирен.

<...>

Немецкий человек. Немецкий ум.
Тем более, когито эрго сум.
Германия, конечно, юбер аллес.
(В ушах звучит знакомый венский вальс.)
Он с Краковом простился без надрыва
и покатил на дрожках торопливо
за кафедрой и честной кружкой пива.

<...>

Их либе ясность. Я. Их либе точность.
Их бин просить не видеть здесь порочность.
Ви намекайт, что он любил цветочниц.
Их понимайт, что даст ист ганце срочность.
Но эта сделка махт дер гроссе минус.
Ди тойчно шпрахе, махт дер гроссе синус:
душа и сердце найн гехапт на вынос.

От человека, аллес, ждать напрасно:
«Остановись, мгновенье, ты прекрасно».
Меж нами дьявол бродит ежечасно
и поминутно этой фразы ждет.
Однако, человек, майн либе геррен,
настолько в сильных чувствах неуверен,
что поминутно лжет, как сивый мерин,
но, словно Гете, маху не дает.

Иосиф Бродский. «Два часа в резервуаре» (1965), отрывками.

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Стамбул гяуры нынче славят,
А завтра кованой пятой,
Как змия спящего, раздавят
И прочь пойдут — и так оставят.
Стамбул заснул перед бедой.

Стамбул отрекся от пророка;
В нем правду древнего Востока
Лукавый Запад омрачил —
Стамбул для сладостей порока
Мольбе и сабле изменил.
Стамбул отвык от поту битвы
И пьет вино в часы молитвы.

Там веры чистый луч потух:
Там жены по базару ходят,
На перекрестки шлют старух,
А те мужчин в харемы вводят,
И спит подкупленный евнух.

Александр Пушкин. «Стамбул», 1830 год (отрывок).

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Не будем про политику при встрече!
А станем слушать музыку ночную!
Мы зажигаем, как в театре, свечи.
Мы разливаем водку голубую.

И музыка гремит – зовет Бетховен
в борьбе объединяться все народы.
А что же наш народ? Угрюм, бескровен?
И снова речи про зарю свободы...

Не будем про политику при встрече!
Начнем стихи читать за крепким чаем.
Мы зажигаем, как бывало, свечи.
Гостей печальных весело встречаем.

И страстно шепчем пушкинское слово...
Но столько силы в гениальном слове:
«Товарищ, верь, взойдет она!..» – что снова
мы говорим о бедном Горбачеве.

Не будем же при следующей встрече!
Давайте о любви за черным кофе.
Мы зажигаем, как в театре, свечи.
Ты, как Христос с Марией, на Голгофе.

И слышен ропот: «Как любить мне труса?
Ведь хочется – борца, что мир разбудит?
И скажет правду?..» Как же это грустно.
Наверно, мы больны. Но что-то ж будет?!

Роман Солнцев. 1989 год.

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Жизнь улыбалась, будто Царь-Девица,
А нынче хочется развоплотиться.
Очарованье, чары, волшебство?
Нет ничего (но это — ничего).

Да, превратились нежные соблазны
В гнилую падаль, в горестные язвы.
Ну да, весна, сирень или герань,
Но дело дрянь и тело просто рвань.

Всё превратилось в горечь и усталость.
Душа, бессмертная, поистрепалась.
Душа гниёт, и пахнет бытиё
Отравленным дыханием её.

Игорь Чиннов (1970).

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Из царских дверей выхожу.
Молитва в лазурных очах.
По красным ступеням схожу
со светочем в голых руках.
Я знаю безумии напор.
Больной, истеричный мой вид,
тоскующий взор,
смертельная бледность ланит.
Безумные грезы свои
лелеете с дикой любовью,
взглянув на одежды мои,
залитые кровью.
Поете: «Гряди же, гряди».
Я грустно вздыхаю,
бескровные руки мои
на всех возлагаю.
Ну, мальчики, с Богом,
несите зажженные свечи!..
Пусть рогом
народ созывают для встречи.
Ну что ж — на закате холодного дня
целуйте мои онемевшие руки.
Ведите меня
на крестные муки.

Андрей Белый. «Мания» (1903).

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Скажи мне, ветка Палестины:
Где ты росла, где ты цвела?
Каких холмов, какой долины
Ты украшением была?

У вод ли чистых Иордана
Востока луч тебя ласкал,
Ночной ли ветр в горах Ливана
Тебя сердито колыхал?

Молитву ль тихую читали,
Иль пели песни старины,
Когда листы твои сплетали
Солима бедные сыны?

Михаил Лермонтов. «Ветка Палестины» (1837).

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Я памятник воздвиг себе иной!

К постыдному столетию — спиной.
К любви своей потерянной — лицом.
И грудь — велосипедным колесом.
А ягодицы — к морю полуправд.

Какой ни окружай меня ландшафт,
чего бы ни пришлось мне извинять, —
я облик свой не стану изменять.
Мне высота и поза та мила.
Меня туда усталость вознесла.

Ты, Муза, не вини меня за то.
Рассудок мой теперь, как решето,
а не богами налитый сосуд.
Пускай меня низвергнут и снесут,
пускай в самоуправстве обвинят,
пускай меня разрушат, расчленят, —

в стране большой, на радость детворе
из гипсового бюста во дворе
сквозь белые незрячие глаза
струей воды ударю в небеса.

Иосиф Бродский. 1962 год.

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Храм с бархатной обивкой голубой,
Мелодиями пахнущий, уютный,
Где мягок свет - не яркий и не смутный -
Я захотел восставить пред собой.

Пусть век прошел, как некий Людобой,
Век похоти и прихоти минутной,
Пусть сетью разделяет он злопутной
Меня, Мари́инский театр, с тобой, -

Пусть! Все же он, наперекор судьбе,
Не может вырвать память о тебе,
Дарившем мне свое очарованье.

И я даю тебе, лазурный храм
Искусства, перешедшего к векам,
Театра Божьей милостью названье!

Игорь Северянин. «Мариинский театр» (1924).

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Опять огни бульваров Монпарнаса,
Осенних листьев шорох по песку,
И призраки полуночного часа,
Огням кафе несущие тоску…

Вой саксофонов, всхлипывание альта,
Виолончели бледная мечта …
И в каждый дюйм нагретого асфальта
Безликая вдавилась нищета.

Но проходя полуночным бульваром,
И погружаясь в эту суету,
Вы вспомните не раз о храме старом,
Затерянном в мечтательном скиту.

И растворясь в его кадильном дыме
На миг исчезнет шумный Монпарнас …
И вы вздохнете: «Отче Серафиме,
В скиту небесном помолись за нас».

Александр Перфильев. 1973 год.

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Санкт-Петербург - гранитный город,
Взнесенный оловом над Невой,
Где небосвод давно распорот
Адмиралтейскою иглой!

Как явь, вплелись в твои туманы
Виденья двухсотлетних снов,
О, самый призрачный и странный
Из всех российских городов!

Недаром Пушкин и Растрелли,
Сверкнувши молнией в веках,
Так титанически воспели
Тебя в граните и в стихах.

И майской ночью в белом дыме,
И в завываньи зимних пург
Ты всех прекрасней, несравнимый
Блистательный Санкт-Петербург!

Николай Агнивцев. «Странный город» (1923).

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Тобой лишь ясны дни мои,
Ты их любовью озарила,
И духа дремлющая сила
На зов откликнулась любви!

О, если б я от дней тревог
Переходя к надежде новой,
Страницу мрачного былого
Из книги жизни вырвать мог!

О, если б мог я заглушить
Укор, что часто шепчет совесть!
Но нет! бесплодной жизни повесть
Слезами горькими не смыть.

Молю того, кто весь любовь —
Он примет скорбное моленье
И, ниспослав мне искупленье,
К добру меня направит вновь,

Чтобы душа моя была
Твоей души достойна ясной,
Чтоб сердца преданности страстной
Ты постыдиться не могла!

Алексей Плещеев. 1857 год.

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника