Долго думала, объединять ли в одну подборку произведения, где действие происходит в школе и в университете.
Решила все-таки не объединять.
Школьный текст отличается от университетского, университетский роман рисует совершенно отличное от школьного пространство.
Школа — дисциплина, университет — свобода.
Школа — поиск своего пути, университет — освоение этого пути.
Школа — подготовка ко взрослой жизни, университет — первые шаги в ней.
Поэтому вот 5 книг, действие которых происходит в университете:
1. Том Вулф. Я — Шарлотта Симмонс
История об отличнице, которая приехала из захолустного городка и окунулась в университетскую жизнь. Несмотря на кажущуюся лёгкость сюжета, роман ставит перед читателем интересный вопрос: что мы такое? Как меняемся под воздействием среды? Изменяя принципам, изменяем ли мы себе?
Роман объемный, с хорошим полновесным литературным языком. В целом приятное чтение. Но мне увиделось подспудное осуждение этой вашей бескультурной молодёжной культуры.
2. Донна Тартт. Тайная история.
Ну ясен-красен, без этого романа никак. Много писала про него. Люблю. В прошлом году опять перечитывала
3. Харуки Мураками. Норвежский лес.
Это мы все читали, когда я сама была студенткой. Холодный, неторопливый, мрачноватый японский роман о жизни беззаботного парнишки и двух его возлюбленных, одна из которых — смерть, а другая — жизнь.
4. Дэвид Лодж. Академический обмен.
Два университета — британский и американский — на полгода обмениваются преподавателями литературы. Каждый занимает место другого — как на работе, так и за её пределами. Преподаватели противоположны друг другу: один зажат и тих, другой расслаблен и уверен в себе. Легкая и забавная книжка
5. Джон Кутзее. Бесчестье
Южноафриканский автор, лауреат Нобелевской премии. За «Бесчестье» получил Букера. Это вам не Лодж.
Роман композиционно делится на две части: 1) роман профессора со студенткой 2) изгнание из университета и последующие бедствия. Личные трагедии разворачиваются на фоне взаимоотношений коренного и белого населения ЮАР. Умная, сильная, тяжёлая книга
Что из подборки читали?
Решила все-таки не объединять.
Школьный текст отличается от университетского, университетский роман рисует совершенно отличное от школьного пространство.
Школа — дисциплина, университет — свобода.
Школа — поиск своего пути, университет — освоение этого пути.
Школа — подготовка ко взрослой жизни, университет — первые шаги в ней.
Поэтому вот 5 книг, действие которых происходит в университете:
1. Том Вулф. Я — Шарлотта Симмонс
История об отличнице, которая приехала из захолустного городка и окунулась в университетскую жизнь. Несмотря на кажущуюся лёгкость сюжета, роман ставит перед читателем интересный вопрос: что мы такое? Как меняемся под воздействием среды? Изменяя принципам, изменяем ли мы себе?
Роман объемный, с хорошим полновесным литературным языком. В целом приятное чтение. Но мне увиделось подспудное осуждение этой вашей бескультурной молодёжной культуры.
2. Донна Тартт. Тайная история.
Ну ясен-красен, без этого романа никак. Много писала про него. Люблю. В прошлом году опять перечитывала
3. Харуки Мураками. Норвежский лес.
Это мы все читали, когда я сама была студенткой. Холодный, неторопливый, мрачноватый японский роман о жизни беззаботного парнишки и двух его возлюбленных, одна из которых — смерть, а другая — жизнь.
4. Дэвид Лодж. Академический обмен.
Два университета — британский и американский — на полгода обмениваются преподавателями литературы. Каждый занимает место другого — как на работе, так и за её пределами. Преподаватели противоположны друг другу: один зажат и тих, другой расслаблен и уверен в себе. Легкая и забавная книжка
5. Джон Кутзее. Бесчестье
Южноафриканский автор, лауреат Нобелевской премии. За «Бесчестье» получил Букера. Это вам не Лодж.
Роман композиционно делится на две части: 1) роман профессора со студенткой 2) изгнание из университета и последующие бедствия. Личные трагедии разворачиваются на фоне взаимоотношений коренного и белого населения ЮАР. Умная, сильная, тяжёлая книга
Что из подборки читали?
— А если мне больше нравится читать про школу?
— Да пожалуйста.
5 книг, действие которых происходит в школе.
1. Владимир Тендряков. Ночь после выпуска
Три мальчика и три девочки после выпуска из школы решают прогуляться и поболтать. Это советское время, тогда для школьников ещё не арендовали теплоходы, банкетные залы и музыкальные группы.
Беседа друзей быстро превращается в поток откровений, каждый узнаёт о себе что-то новое, и близится трагедия.
Кто хотел камерного? Это оно.
2. Герман Матвеев. Семнадцатилетние.
Ещё более советский роман о послеблокадном, но уже немного оправившемся Ленинграде и женском выпускном классе, в который приходит новый учитель, исповедующий принципы Макаренко.
Эта книга кажется мне возмутительной по своей назидательной наполненности. Но в ней много интересного быта конца 40-х годов, и это своеобразное свидетельство эпохи: с одной стороны — коллективизм, ударный труд и идеалы, с другой — советская буржуазность, домработницы, профессорский дом. И, конечно, идеализированная советская школа
3. Диана Уинн Джонс. Ведьмина неделя
Вот я сейчас напишу, что это про школу, в которой учатся волшебники, и вы сразу решите книгу не читать: сегодняшний мир перенасыщен историями о школах волшебства.
Но это Диана Уинн Джонс (автор «Ходячего замка»), а значит — здесь будет интересно, весело и немножко щемяще. А в школе, кстати, о волшебстве нельзя говорить ни слова
4. Елена Кондрашова. Дети Солнцевых
Здесь ничего ни советского, ни волшебного. Только две девочки, которые после смерти родителей поступают в женский институт. Мы знаем в первую очередь книги Чарской, всех этих «Институток» и «Гимназисток».
«Дети Солнцевых» написаны куда лучше и вполне подходят, чтобы окунуться в школьный дореволюционный полностью женский мир.
5. Екатерина Мурашова. Класс коррекции
Главный герой — новичок в классе для ребят с ограниченными возможностями здоровья. По какой-то поразительной прихоти учебной системы там собраны дети как с физическими особенностями, так и с ментальными. Мир вокруг непонятен и жесток. И дети укрываются в прибежище, где всегда светит солнце, а сами они — здоровы.
Повесть экранизирована в 2014 году режиссёром-дебютантом Иваном Твердовским, и фильм неплох
— Да пожалуйста.
5 книг, действие которых происходит в школе.
1. Владимир Тендряков. Ночь после выпуска
Три мальчика и три девочки после выпуска из школы решают прогуляться и поболтать. Это советское время, тогда для школьников ещё не арендовали теплоходы, банкетные залы и музыкальные группы.
Беседа друзей быстро превращается в поток откровений, каждый узнаёт о себе что-то новое, и близится трагедия.
Кто хотел камерного? Это оно.
2. Герман Матвеев. Семнадцатилетние.
Ещё более советский роман о послеблокадном, но уже немного оправившемся Ленинграде и женском выпускном классе, в который приходит новый учитель, исповедующий принципы Макаренко.
Эта книга кажется мне возмутительной по своей назидательной наполненности. Но в ней много интересного быта конца 40-х годов, и это своеобразное свидетельство эпохи: с одной стороны — коллективизм, ударный труд и идеалы, с другой — советская буржуазность, домработницы, профессорский дом. И, конечно, идеализированная советская школа
3. Диана Уинн Джонс. Ведьмина неделя
Вот я сейчас напишу, что это про школу, в которой учатся волшебники, и вы сразу решите книгу не читать: сегодняшний мир перенасыщен историями о школах волшебства.
Но это Диана Уинн Джонс (автор «Ходячего замка»), а значит — здесь будет интересно, весело и немножко щемяще. А в школе, кстати, о волшебстве нельзя говорить ни слова
4. Елена Кондрашова. Дети Солнцевых
Здесь ничего ни советского, ни волшебного. Только две девочки, которые после смерти родителей поступают в женский институт. Мы знаем в первую очередь книги Чарской, всех этих «Институток» и «Гимназисток».
«Дети Солнцевых» написаны куда лучше и вполне подходят, чтобы окунуться в школьный дореволюционный полностью женский мир.
5. Екатерина Мурашова. Класс коррекции
Главный герой — новичок в классе для ребят с ограниченными возможностями здоровья. По какой-то поразительной прихоти учебной системы там собраны дети как с физическими особенностями, так и с ментальными. Мир вокруг непонятен и жесток. И дети укрываются в прибежище, где всегда светит солнце, а сами они — здоровы.
Повесть экранизирована в 2014 году режиссёром-дебютантом Иваном Твердовским, и фильм неплох
Состою я в книжном клубе.
И зашёл у нас разговор: можно ли писать, рисовать, делать пометки в книгах?
Моё мнение: а почему нельзя-то?
Это всего лишь один из сотен тысяч одинаковых экземпляров.
Книга являлась драгоценностью в древности, когда не было книгопечатания и на создание каждого экземпляра уходили годы человеческой жизни, а стоимость материалов была исключительно высока.
В блокадном Ленинграде — байка или нет? — были люди, которые не могли жечь книги даже ради нестойкого, но необходимого тепла, потому что хорошая книга была редкой вещью и сформировалось трепетное, почти сакральное отношение к ней.
В 70-е книги «доставали» по знакомству. Покупали внагрузку к Ахматовой никому не нужные производственные романы. Перекупали с рук пожелтевшего, но такого желанного Гоголя. Собирали детям библиотеку, едва узнав о грядущем появлении младенца.
Но сейчас-то иди и покупай любую, спасибо капитализму. Или издавай свою, если есть что издавать. За свой счёт — пожалуйста.
Важно не то, каким способом книга прочитана, а то, что она оставила в голове и в сердце. Это мое мнение. А бумага остаётся бумагой, и на ней можно рисовать.
А вы как полагаете?
И зашёл у нас разговор: можно ли писать, рисовать, делать пометки в книгах?
Моё мнение: а почему нельзя-то?
Это всего лишь один из сотен тысяч одинаковых экземпляров.
Книга являлась драгоценностью в древности, когда не было книгопечатания и на создание каждого экземпляра уходили годы человеческой жизни, а стоимость материалов была исключительно высока.
В блокадном Ленинграде — байка или нет? — были люди, которые не могли жечь книги даже ради нестойкого, но необходимого тепла, потому что хорошая книга была редкой вещью и сформировалось трепетное, почти сакральное отношение к ней.
В 70-е книги «доставали» по знакомству. Покупали внагрузку к Ахматовой никому не нужные производственные романы. Перекупали с рук пожелтевшего, но такого желанного Гоголя. Собирали детям библиотеку, едва узнав о грядущем появлении младенца.
Но сейчас-то иди и покупай любую, спасибо капитализму. Или издавай свою, если есть что издавать. За свой счёт — пожалуйста.
Важно не то, каким способом книга прочитана, а то, что она оставила в голове и в сердце. Это мое мнение. А бумага остаётся бумагой, и на ней можно рисовать.
А вы как полагаете?
Не составляю списков чтения, так как всё всегда идёт не по плану: не может быть в чтении методичности, это стихия и любовь. Или нелюбовь.
Но последнее время одолевает так много страстей и соблазнов, что составляю список, чтобы как-то укротить их и систематизировать.
Итак, что меня тянет прочитать/перечитать:
Дж. Кутзее. Бесчестье
Х. Янагихара. Маленькая жизнь
Х. Янагихара. Люди среди деревьев
Б. Гаспаров. Поэтика «Слова о полку Игореве»
Б. Прус. Кукла
Ю. Тынянов. Смерть Вазир-Мухтара
У. Эко. Баудолино
А сейчас быстренько перечитываю «Дворянское гнездо» для книжного клуба.
А у вас что в списках на ближайшее время?
А из моего списка что читали?
Но последнее время одолевает так много страстей и соблазнов, что составляю список, чтобы как-то укротить их и систематизировать.
Итак, что меня тянет прочитать/перечитать:
Дж. Кутзее. Бесчестье
Х. Янагихара. Маленькая жизнь
Х. Янагихара. Люди среди деревьев
Б. Гаспаров. Поэтика «Слова о полку Игореве»
Б. Прус. Кукла
Ю. Тынянов. Смерть Вазир-Мухтара
У. Эко. Баудолино
А сейчас быстренько перечитываю «Дворянское гнездо» для книжного клуба.
А у вас что в списках на ближайшее время?
А из моего списка что читали?
Простите, но сегодня невозможно об этом промолчать.
Один умер, другой жив. А должно было быть наоборот.
Один умер, другой жив. А должно было быть наоборот.
Forwarded from С любовью и всякой мерзостью
Как будто если считаешь, что нельзя методично убивать человека физически и психически на протяжении многих месяцев — то обязательно полностью разделяешь его политические взгляды.
А если не разделяешь — то как будто бы и можно.
А если не разделяешь — то как будто бы и можно.
Очень не люблю писать про политику. Но, как известно, если вы ею не занимаетесь, она займётся вами.
Вот и нами, читателями, она занялась.
Подлецами и идиотами, конечно, нужно быть, чтобы ограничить доступ к книгам хорошей писательницы Улицкой или, например, написанной с ошибкой Светланы Алексиевич.
Быков, Веллер, Акунин, конечно, на любителя. Тем более Гришковец. Но у человека, который не знаком с Оруэллом, есть явная пустота в культурном багаже (пока ещё, к счастью, восполнимая).
А я ещё помню времена, когда в книжном ларьке у дома можно было купить не только «Поваренную книгу анархиста», но и «Майн кампф». Выросли ли мы из-за этого оголтелыми нацистами?
Вот и нами, читателями, она занялась.
Подлецами и идиотами, конечно, нужно быть, чтобы ограничить доступ к книгам хорошей писательницы Улицкой или, например, написанной с ошибкой Светланы Алексиевич.
Быков, Веллер, Акунин, конечно, на любителя. Тем более Гришковец. Но у человека, который не знаком с Оруэллом, есть явная пустота в культурном багаже (пока ещё, к счастью, восполнимая).
А я ещё помню времена, когда в книжном ларьке у дома можно было купить не только «Поваренную книгу анархиста», но и «Майн кампф». Выросли ли мы из-за этого оголтелыми нацистами?
Тут в книжном клубе книгой марта выпало читать «Чёрные кувшинки» Мишеля Бюсси (и бонусом, кто хочет, «Самолёт без неё» этого же автора).
Два детективных романа.
Детективов я не читаю. У меня нет их ни дома в бумажном виде, ни в памяти электронной книги, ни в моем списке в приложении.
Смотреть я их тоже не люблю.
Не из изящных каких-то соображений: в юности, изображая рафинированную и летучую барышню, я могла, тем не менее, почитать и пресловутую Донцову.
Просто чем дальше — тем меньше интересует меня непосредственно сюжет. Какова тайна рождения? Поженятся ли они? Откуда взялось письмо? Кто убил? — все это не вызывает желания тратить время. Сейчас я бы сказала, что подходящая книга для меня — это что-то вроде «Острова накануне» Эко, где внешние события не играют какой-то значительной роли, сомнительные загадки остаются неразгаданными, а читатель просто следует за автором по весёлому и не постижимому до конца лабиринту образов, метафор и отсылок.
То есть, чтение окончательно превратилось в процесс, а не итог. Мне бы хотелось погрузиться в один бесконечный текст, широкий и полноводный, извилистый, как Миссисипи, и плыть в словесных волнах неведомо куда.
Но «Чёрные кувшинки» Бюсси стояли у меня в очереди на прочтение — я не знала, что это детектив, книга была на слуху, а тут ещё книжный клуб — я принялась за чтение.
И не смогла. Книга начинается с того, что в озере лежит убитый мужик. Я ничего не знаю про него, мне его не жаль, он для меня во всех смыслах просто труп. Убийством самим по себе человека в 2024 году не удивить, увы. На что рассчитывает автор? С чего я кинусь вместе с ним искать убийцу?
Пожалуй, читатель детективов превентивно заключает с автором негласный договор: «мне заранее интересно всё, что ты предложишь». Читатель должен быть согласен стать заинтересованным, он окунается в текст уже подогретым.
В общем, «Кувшинки» я промучила страниц тридцать и бросила. Приступила к «Самолёту без неё». Ну, тут ситуация была совсем иной.
Читали Бюсси? А вообще детективы вам нравятся?
Два детективных романа.
Детективов я не читаю. У меня нет их ни дома в бумажном виде, ни в памяти электронной книги, ни в моем списке в приложении.
Смотреть я их тоже не люблю.
Не из изящных каких-то соображений: в юности, изображая рафинированную и летучую барышню, я могла, тем не менее, почитать и пресловутую Донцову.
Просто чем дальше — тем меньше интересует меня непосредственно сюжет. Какова тайна рождения? Поженятся ли они? Откуда взялось письмо? Кто убил? — все это не вызывает желания тратить время. Сейчас я бы сказала, что подходящая книга для меня — это что-то вроде «Острова накануне» Эко, где внешние события не играют какой-то значительной роли, сомнительные загадки остаются неразгаданными, а читатель просто следует за автором по весёлому и не постижимому до конца лабиринту образов, метафор и отсылок.
То есть, чтение окончательно превратилось в процесс, а не итог. Мне бы хотелось погрузиться в один бесконечный текст, широкий и полноводный, извилистый, как Миссисипи, и плыть в словесных волнах неведомо куда.
Но «Чёрные кувшинки» Бюсси стояли у меня в очереди на прочтение — я не знала, что это детектив, книга была на слуху, а тут ещё книжный клуб — я принялась за чтение.
И не смогла. Книга начинается с того, что в озере лежит убитый мужик. Я ничего не знаю про него, мне его не жаль, он для меня во всех смыслах просто труп. Убийством самим по себе человека в 2024 году не удивить, увы. На что рассчитывает автор? С чего я кинусь вместе с ним искать убийцу?
Пожалуй, читатель детективов превентивно заключает с автором негласный договор: «мне заранее интересно всё, что ты предложишь». Читатель должен быть согласен стать заинтересованным, он окунается в текст уже подогретым.
В общем, «Кувшинки» я промучила страниц тридцать и бросила. Приступила к «Самолёту без неё». Ну, тут ситуация была совсем иной.
Читали Бюсси? А вообще детективы вам нравятся?
Итак, детективный роман Мишеля Бюсси «Самолёт без неё» затянул меня с первой страницы.
Это не какое-то вымышленное безликое убийство неизвестного. Это трагедия двух семей, настоящая драма и психология. Я не спала и не ела. Каждую свободную минуту (а у меня их жестокий дефицит, как можно заметить по каналам, которые веду) я хотела только читать и читать этот «Самолёт».
И — в какой-то момент поймала себя на том, что мне не хочется ничего другого. И на том, что мозг получает огромное удовольствие каждый раз, когда автор снимает очередной из слоев упаковочной бумаги, в которую укутал разгадку. Удовольствие, качественно похожее на то, когда я что-то сумела, достигла. Только во много раз ярче.
Это заставило предположить, что чтение детективных романов даёт выброс дофамина — гормона, благодаря которому мы радуемся, когда заканчиваем какое-то дело и довольны результатом. Здесь каждая маленькая разгадка заставляла мозг чувствовать, что он что-то выполнил, и выполнил хорошо(хотя на самом деле он пассивно следовал за текстом).
Это ощущение мне не понравилось.
«Самолёт» я проглотила, другие книги Бюсси читать не планирую.
Затягивающие, погружающие в себя книги очень люблю. Но не когда это происходит за счёт постоянного искусственного подогрева при помощи резких поворотов сюжета. Вот такой читательский опыт.
Вы замечали что-то похожее?
Это не какое-то вымышленное безликое убийство неизвестного. Это трагедия двух семей, настоящая драма и психология. Я не спала и не ела. Каждую свободную минуту (а у меня их жестокий дефицит, как можно заметить по каналам, которые веду) я хотела только читать и читать этот «Самолёт».
И — в какой-то момент поймала себя на том, что мне не хочется ничего другого. И на том, что мозг получает огромное удовольствие каждый раз, когда автор снимает очередной из слоев упаковочной бумаги, в которую укутал разгадку. Удовольствие, качественно похожее на то, когда я что-то сумела, достигла. Только во много раз ярче.
Это заставило предположить, что чтение детективных романов даёт выброс дофамина — гормона, благодаря которому мы радуемся, когда заканчиваем какое-то дело и довольны результатом. Здесь каждая маленькая разгадка заставляла мозг чувствовать, что он что-то выполнил, и выполнил хорошо(хотя на самом деле он пассивно следовал за текстом).
Это ощущение мне не понравилось.
«Самолёт» я проглотила, другие книги Бюсси читать не планирую.
Затягивающие, погружающие в себя книги очень люблю. Но не когда это происходит за счёт постоянного искусственного подогрева при помощи резких поворотов сюжета. Вот такой читательский опыт.
Вы замечали что-то похожее?
Кстати. Разгадка в «Самолёте без неё» оказалась примерно такой, как я и предполагала. Главная героиня удивила своей глупостью и невнятностью, главный положительный герой — своей паскудностью, а остальные — абсолютной непрописанностью
В личке просят рассказать, что за книжный клуб такой.
Тот, который я посещаю, — оффлайн. Мы собираемся по воскресеньям в кофейне и обсуждаем прочитанную книгу, которая выбирается на предыдущей встрече. Это волшебный клуб, и у вас в городе наверняка есть что-то похожее (а если нет — самое время создать).
Если же вам ближе онлайн, то не могу не порекомендовать от души книжный клуб Юлии — она не первый год собирает книголюбов для обсуждения произведений разу месяц.
https://www.tg-me.com/+DRFqkrgbxm84MTJi
Благодаря этому клубу я наконец прочитала «Маленькую хозяйку большого дома» Лондона. А сейчас там готовятся к обсуждению романа Стендаля «Красное и чёрное» (одной из любимых книг моего детства).
Обсуждение не литературоведческое, читательское. На встрече по Лондону мне было очень комфортно, несмотря на то что я новичок в клубе. Рекомендую!
Тот, который я посещаю, — оффлайн. Мы собираемся по воскресеньям в кофейне и обсуждаем прочитанную книгу, которая выбирается на предыдущей встрече. Это волшебный клуб, и у вас в городе наверняка есть что-то похожее (а если нет — самое время создать).
Если же вам ближе онлайн, то не могу не порекомендовать от души книжный клуб Юлии — она не первый год собирает книголюбов для обсуждения произведений разу месяц.
https://www.tg-me.com/+DRFqkrgbxm84MTJi
Благодаря этому клубу я наконец прочитала «Маленькую хозяйку большого дома» Лондона. А сейчас там готовятся к обсуждению романа Стендаля «Красное и чёрное» (одной из любимых книг моего детства).
Обсуждение не литературоведческое, читательское. На встрече по Лондону мне было очень комфортно, несмотря на то что я новичок в клубе. Рекомендую!
А вам что интереснее читать?
Anonymous Poll
15%
Сугубо литературоведческие посты — например, про виды композиции или сюжета
41%
Анализ конкретных произведений
15%
Тематические подборки книг
29%
Впечатления и всякие рассуждения авторки «Вкраций» на свободную тему
0%
Хочу сам(а) написать пост для этого канала
«Муж жену убил!»
Это рефрен проходит сквозь всю повесть «Драма на охоте» Чехова.
Я ее раньше не читала, а тут нашла время.
Повесть ранняя. Зрелый Чехов пишет скупо, лаконично, а в «Драме на охоте» ещё находится под влиянием какого-то романтизма, и в тексте возникают несвойственные стилю Антона Павловича «серебристый смех», «героиня беспокойного романа», «память молодого, безгрешного существа» и другие красивости.
Впрочем, куда больше того, за что Чехов навеки моя любовь: убийственно точных психологических портретов, узнаваемых деталей. Он словно добрый и честный взрослый, которого ты никак не хочешь разочаровать, но вот посреди какого-нибудь безобразия замечаешь, что он смотрит на тебя. Ничего не говорит — просто молча смотрит сквозь очки, без укора, без обвинения, прямо сквозь твою кожу.
Пока я читала, всю дорогу меня бесила эта Оленька. Вместе с рассказчиком я поражалась пошлости этого недалёкого, тщеславного, аморального существа (спасибо, Антон Павлович, вы ещё раз напомнили, как выглядит недалёкое тщеславие со стороны). За тряпки! реально же за платья! готова спать то с одним, то с другим, которые ей противны. Очень плохая жена, дурная мачеха. Одна несчастья от «девушки в красном», в том числе и ей самой.
А потом я подумала: стоп.
Какой ещё могла вырасти Ольга, живущая в лесу с сумасшедшим отцом? Отца причём не любит, стыдится, его запирают в день свадьбы, чтобы он не испортил праздника. Ее общение — провинциальные кумушки, пошлость которых едва ли не превосходит её собственную.
Как будто много было у неё возможностей развить как ум, так и нравственность.
Плюс красота, на которую слетаются мужчины, старше ее возрастом и имеющие в основном самые недобропорядочные намерения. Разве она первая захотела стать любовницей рассказчика? Нет, он нарушил ее бесхитростное счастье невесты, а после венчания соблазнил.
Даже испытывая отвращение к тупости и пустоте Оленьки, нельзя не признать, что во всей этой истории она, безусловно, жертва пороков, носителями которых являются окружающие. Такая же, как и чистая, умная Наденька. Такая же, как разряженная кукла Созя.
Какова бы девушка ни была — исход один: гибель. Наверное, дело не в девушке.
Это рефрен проходит сквозь всю повесть «Драма на охоте» Чехова.
Я ее раньше не читала, а тут нашла время.
Повесть ранняя. Зрелый Чехов пишет скупо, лаконично, а в «Драме на охоте» ещё находится под влиянием какого-то романтизма, и в тексте возникают несвойственные стилю Антона Павловича «серебристый смех», «героиня беспокойного романа», «память молодого, безгрешного существа» и другие красивости.
Впрочем, куда больше того, за что Чехов навеки моя любовь: убийственно точных психологических портретов, узнаваемых деталей. Он словно добрый и честный взрослый, которого ты никак не хочешь разочаровать, но вот посреди какого-нибудь безобразия замечаешь, что он смотрит на тебя. Ничего не говорит — просто молча смотрит сквозь очки, без укора, без обвинения, прямо сквозь твою кожу.
Пока я читала, всю дорогу меня бесила эта Оленька. Вместе с рассказчиком я поражалась пошлости этого недалёкого, тщеславного, аморального существа (спасибо, Антон Павлович, вы ещё раз напомнили, как выглядит недалёкое тщеславие со стороны). За тряпки! реально же за платья! готова спать то с одним, то с другим, которые ей противны. Очень плохая жена, дурная мачеха. Одна несчастья от «девушки в красном», в том числе и ей самой.
А потом я подумала: стоп.
Какой ещё могла вырасти Ольга, живущая в лесу с сумасшедшим отцом? Отца причём не любит, стыдится, его запирают в день свадьбы, чтобы он не испортил праздника. Ее общение — провинциальные кумушки, пошлость которых едва ли не превосходит её собственную.
Как будто много было у неё возможностей развить как ум, так и нравственность.
Плюс красота, на которую слетаются мужчины, старше ее возрастом и имеющие в основном самые недобропорядочные намерения. Разве она первая захотела стать любовницей рассказчика? Нет, он нарушил ее бесхитростное счастье невесты, а после венчания соблазнил.
Даже испытывая отвращение к тупости и пустоте Оленьки, нельзя не признать, что во всей этой истории она, безусловно, жертва пороков, носителями которых являются окружающие. Такая же, как и чистая, умная Наденька. Такая же, как разряженная кукла Созя.
Какова бы девушка ни была — исход один: гибель. Наверное, дело не в девушке.
Кстати, «Драма на охоте» А.П. Чехова как раз пример того, что я считаю хорошим детективом.
С первых строк понятно, что несчастье произойдёт — и какого рода оно будет, тоже ясно. Здесь читатель не обманывается. Никакой завлекалочки в этом нет, особенно по сегодняшним меркам.
Далее автор долго-долго подводит к ключевому событию. За это время мы успеваем узнать всех участников готовящейся драмы, сформировать свои симпатии и антипатии (которые вряд ли сильно отличаются от авторских).
Наконец происходит само несчастье и, как следствие, распутывание клубка — кто виноват?
Впрочем, для читателя это совсем не является загадкой: всё было понятно задолго до этого. Настоящим лабиринтом становится душа убийцы, в которую читатель имеет возможность заглянуть.
Вообще про большинство участников этой драмы на охоте хотелось бы отозваться так, как выражается одна моя подруга: «жизнь грибов». Но — увы, это не грибы. Это люди. Человеческие характеры. Болезненно узнаваемые.
Вот это, я понимаю, детектив
С первых строк понятно, что несчастье произойдёт — и какого рода оно будет, тоже ясно. Здесь читатель не обманывается. Никакой завлекалочки в этом нет, особенно по сегодняшним меркам.
Далее автор долго-долго подводит к ключевому событию. За это время мы успеваем узнать всех участников готовящейся драмы, сформировать свои симпатии и антипатии (которые вряд ли сильно отличаются от авторских).
Наконец происходит само несчастье и, как следствие, распутывание клубка — кто виноват?
Впрочем, для читателя это совсем не является загадкой: всё было понятно задолго до этого. Настоящим лабиринтом становится душа убийцы, в которую читатель имеет возможность заглянуть.
Вообще про большинство участников этой драмы на охоте хотелось бы отозваться так, как выражается одна моя подруга: «жизнь грибов». Но — увы, это не грибы. Это люди. Человеческие характеры. Болезненно узнаваемые.
Вот это, я понимаю, детектив
За новинками я не слежу вообще. В том числе книжными. Новая книга для меня — это та, которую я не читала.
Поэтому книга Веры Богдановой «Павел Чжан и прочие речные твари» попалась мне абсолютно случайно — просто вывалилась в книжных рекомендациях. Падкая на занятные заглавия, я из любопытства открыла её… и уже не смогла закрыть.
Павел Чжан (наполовину китаец) живет в Москве — глубинке Союза Азиатских Государств. Его мечта — перебраться в столицу Союза, Пекин, а для этого нужно делать карьеру.
Пф, скажете вы, обычная фантастика. Ну допустим. Хотя мир прописан с бытовой точки зрения более или менее неплохо, что я всегда ценю, но историческая составляющая (как Москва дошла до жизни такой) полностью отсутствует. Ну ок.
Павел Чжан — выпускник детдома. Родители его пропали много лет назад: сначала отец, а потом мать. Мальчик попал под опеку государства, и пришлось ему пережить то, чего никому не пожелаешь пережить.
Так что же, скажете вы, это драма?
Пожалуй, что и драма. Тем более что Павлу случайно встречается человек, очень похожий на его мучителя. Тот или не тот? И если не тот — как получилось, что тогда его не нашли?
И что теперь с этим человеком делать?
И где же все-таки родители?
В аннотации было написано, что это книга о мифологических чудищах, но ничего подобного. Это о нашей психике, которая толкает нас на подвиги и жертвы, месть и низость. О том, как мы не знаем себя и как возвращаемся к себе.
Несмотря на все огрехи юной прозы (это первый опубликованный роман авторки) — очень хорошая, проникающая книга
Поэтому книга Веры Богдановой «Павел Чжан и прочие речные твари» попалась мне абсолютно случайно — просто вывалилась в книжных рекомендациях. Падкая на занятные заглавия, я из любопытства открыла её… и уже не смогла закрыть.
Павел Чжан (наполовину китаец) живет в Москве — глубинке Союза Азиатских Государств. Его мечта — перебраться в столицу Союза, Пекин, а для этого нужно делать карьеру.
Пф, скажете вы, обычная фантастика. Ну допустим. Хотя мир прописан с бытовой точки зрения более или менее неплохо, что я всегда ценю, но историческая составляющая (как Москва дошла до жизни такой) полностью отсутствует. Ну ок.
Павел Чжан — выпускник детдома. Родители его пропали много лет назад: сначала отец, а потом мать. Мальчик попал под опеку государства, и пришлось ему пережить то, чего никому не пожелаешь пережить.
Так что же, скажете вы, это драма?
Пожалуй, что и драма. Тем более что Павлу случайно встречается человек, очень похожий на его мучителя. Тот или не тот? И если не тот — как получилось, что тогда его не нашли?
И что теперь с этим человеком делать?
И где же все-таки родители?
В аннотации было написано, что это книга о мифологических чудищах, но ничего подобного. Это о нашей психике, которая толкает нас на подвиги и жертвы, месть и низость. О том, как мы не знаем себя и как возвращаемся к себе.
Несмотря на все огрехи юной прозы (это первый опубликованный роман авторки) — очень хорошая, проникающая книга
Вторая прочитанная мною книга молодой российской авторки Веры Богдановой произвела меня куда меньше впечатления.
«Сезон отравленных плодов» — история вовсе не родственной любви, которая зародилась между двоюродными братом и сестрой. Такая «Ада, или Эротиада» в условиях 2003-2013 года.
Действие романа происходит в течение означенного десятилетия. Для меня это имело особенный интерес: в 2003 я — ровесница героев— как раз поступила в университет; и, хотя время в моём городе всегда шло немного быстрее, чем в целом по России, воспоминания ожили невероятно: бытовые детали оказались очень узнаваемыми.
А дальше началась мрачная тягомотина о клеймленной позором Джульетте и неудачливом Ромео. Сама по себе история очень грустная, героям сочувствуешь, но как-то отстранённо. Здесь пробьётся речевой штамп, тут — сюжетное клише, и вот уже неинтересно следить за неровным шествием влюблённых сквозь годы.
В целом герои, особенно второстепенные, получились клишированными. Но почитать в качестве достаточно унылой бытовой зарисовки можно.
Да, и ещё это про домашнее насилие, так что если это триггерит — книгу лучше не брать в руки.
«Сезон отравленных плодов» — история вовсе не родственной любви, которая зародилась между двоюродными братом и сестрой. Такая «Ада, или Эротиада» в условиях 2003-2013 года.
Действие романа происходит в течение означенного десятилетия. Для меня это имело особенный интерес: в 2003 я — ровесница героев— как раз поступила в университет; и, хотя время в моём городе всегда шло немного быстрее, чем в целом по России, воспоминания ожили невероятно: бытовые детали оказались очень узнаваемыми.
А дальше началась мрачная тягомотина о клеймленной позором Джульетте и неудачливом Ромео. Сама по себе история очень грустная, героям сочувствуешь, но как-то отстранённо. Здесь пробьётся речевой штамп, тут — сюжетное клише, и вот уже неинтересно следить за неровным шествием влюблённых сквозь годы.
В целом герои, особенно второстепенные, получились клишированными. Но почитать в качестве достаточно унылой бытовой зарисовки можно.
Да, и ещё это про домашнее насилие, так что если это триггерит — книгу лучше не брать в руки.
Есть темы, которые по умолчанию мгновенно разделяют людей на два лагеря, лязгающих друг на друга зубами.
Есть ли Бог? А загробная жизнь? Вегетарианство — блажь или польза для мира и организма? Имеют ли право на жизнь современные феминитивы?
Одна из таких тем — прививки для детей. Каждой современной матери в России приходится принимать решение: что перевешивает — польза или гипотетический вред вакцин?
И не только в России, конечно. В Британии прививки для детей тоже не являются обязательными. Именно об этом — о выборе — повесть британской писательницы Эмили Эдвардс «Толпа».
Живут две подружки — Элизабет и Брайони. Когда-то тусили вместе, но теперь уже давно жёны и матери. Их дома расположены по соседству, а маленькие дочери играют вместе. И ещё у них очень сложные взаимоотношения с прививками.
И из этого выходит трагедия — с привлечением журналистов, судом и скандалом.
Книга неплохо написана, герои получились пусть не потрясающе оригинальными, но и не ходульными. Живые. Им веришь, когда читаешь. И не можешь разделить позицию ни одной из них, хотя понимаешь обеих.
«Я беседовала с каждым, кто был готов поговорить со мной о прививках. И за всей этой многословной агрессией, за негодованием из-за того, что люди бывают такими невежественными, эгоистичными и тупыми, я увидела ту же самую тихую панику, которую сама испытала жарким днем в нашем саду. Мы все хотим поступить правильно по отношению к тем, кого любим, и жутко боимся сделать что-то не так. Надеюсь, у меня получилось передать это чувство в своем романе»._
_Так что: есть ли Бог? А загробная жизнь? Вегетарианство — блажь или польза для мира и организма? Имеют ли право на жизнь современные феминитивы? М?
Есть ли Бог? А загробная жизнь? Вегетарианство — блажь или польза для мира и организма? Имеют ли право на жизнь современные феминитивы?
Одна из таких тем — прививки для детей. Каждой современной матери в России приходится принимать решение: что перевешивает — польза или гипотетический вред вакцин?
И не только в России, конечно. В Британии прививки для детей тоже не являются обязательными. Именно об этом — о выборе — повесть британской писательницы Эмили Эдвардс «Толпа».
Живут две подружки — Элизабет и Брайони. Когда-то тусили вместе, но теперь уже давно жёны и матери. Их дома расположены по соседству, а маленькие дочери играют вместе. И ещё у них очень сложные взаимоотношения с прививками.
И из этого выходит трагедия — с привлечением журналистов, судом и скандалом.
Книга неплохо написана, герои получились пусть не потрясающе оригинальными, но и не ходульными. Живые. Им веришь, когда читаешь. И не можешь разделить позицию ни одной из них, хотя понимаешь обеих.
«Я беседовала с каждым, кто был готов поговорить со мной о прививках. И за всей этой многословной агрессией, за негодованием из-за того, что люди бывают такими невежественными, эгоистичными и тупыми, я увидела ту же самую тихую панику, которую сама испытала жарким днем в нашем саду. Мы все хотим поступить правильно по отношению к тем, кого любим, и жутко боимся сделать что-то не так. Надеюсь, у меня получилось передать это чувство в своем романе»._
_Так что: есть ли Бог? А загробная жизнь? Вегетарианство — блажь или польза для мира и организма? Имеют ли право на жизнь современные феминитивы? М?
Жанр рассказа мне не близок. Рассказ заканчивается, едва успев начаться. Я тут стала ходить в бассейн — так вот, скажу я вам, рассказ — для тех, кто любит нырнуть и вынырнуть, а не плыть под водой, пока воздух не закончится в легких и не раскроются жабры — верный признак того, что мир затянул и обратил.
Кроме того, хороший рассказ — редкость. Хороший рассказ изящен. Он лаконичен и ёмок, и ещё он красив. Не содержанием, а своей архитектурой. Рассказу, в отличие от романа, не прощается сбитый ритм или слитая развязка. Рассказ должен быть идеален, иначе ему и существовать незачем.
Сборник рассказов Лусии Берлин «Руководство для домработниц» привлёк мое внимание восторженными отзывами. Мол, это настоящее открытие, литературная сенсация. Ну кто устоит? Не я. Начала читать.
Рассказчицы в этих рассказах по большей части женщины из социальных низов. Они сидят в индейской прачечной, попадают в ночлежку для алкоголиков, убирают дома более состоятельных людей — и рассказывают об этом. Всё это бытовые зарисовки, нет у них ни завязки, ни кульминации, а есть только тоска, боль и правда. Не знаю, как вам жанр рассказа, но знаю, что сборник Лусии Берлин полезно прочитать для своей же души, выглянуть из своего пузыря благополучия (если вы сидите в пузыре благополучия, конечно. В противном случае вам, скорее всего, и так хватает тоски, боли и правды)
«Домработницы воруют, что правда, то правда. Но не те вещи, над которыми так трясутся наши хозяйки. Лежащие мертвым грузом излишки – вот что, в конце концов, совращает нас с пути истинного. А мелочь в ваших стильных пепельницах нам совершенно ни к чему.
Придя на работу, я первым делом проверяю, где лежат часы, кольца, вечерние сумочки из золотой парчи. И потом, когда хозяйки прибегают, запыхавшись, раскрасневшиеся, все на нервах, спокойно говорю: “У вас под подушкой” или “За вашим фисташковым унитазом”. Я лично ворую только снотворное: запасаюсь на черный день.
Сегодня я украла баночку кунжута “Острова специй”. Миссис Джессел редко готовит. А если готовит, то курицу с кунжутом. Рецепт приклеен к дверце шкафчика с пряностями. Его ксерокопия лежит в ящике с марками и шпагатом, еще одна – в ее записной книжке. Всякий раз, заказывая по телефону курицу, соевый соус и херес, она добавляет еще баночку кунжута. У нее пятнадцать баночек кунжута. Теперь четырнадцать.
Пока ждала сорок второго, сидела на бордюре, а надо мной стояли три другие домработницы, темнокожие, в белых форменных платьях. Они старые подруги, много лет работают на Кантри-клаб-роуд. Вначале мы хором возмутились: автобус пришел на две минуты раньше, показал нам хвост. Паршивец. Водитель прекрасно знает, что домработницы всегда ждут на остановке и следующий сорок второй будет только через час.
Я курила, другие сравнивали то, чем разжились. Прихвачено без спросу: лак для ногтей, духи, туалетная бумага. Подарено: разрозненные сережки, двадцать вешалок, рваные бюстгальтеры.
(Совет домработницам: что бы вам ни подарила хозяйка, берите и благодарите. Ненужное можно оставить в автобусе – запихнуть в щель между сиденьями.)»
Кроме того, хороший рассказ — редкость. Хороший рассказ изящен. Он лаконичен и ёмок, и ещё он красив. Не содержанием, а своей архитектурой. Рассказу, в отличие от романа, не прощается сбитый ритм или слитая развязка. Рассказ должен быть идеален, иначе ему и существовать незачем.
Сборник рассказов Лусии Берлин «Руководство для домработниц» привлёк мое внимание восторженными отзывами. Мол, это настоящее открытие, литературная сенсация. Ну кто устоит? Не я. Начала читать.
Рассказчицы в этих рассказах по большей части женщины из социальных низов. Они сидят в индейской прачечной, попадают в ночлежку для алкоголиков, убирают дома более состоятельных людей — и рассказывают об этом. Всё это бытовые зарисовки, нет у них ни завязки, ни кульминации, а есть только тоска, боль и правда. Не знаю, как вам жанр рассказа, но знаю, что сборник Лусии Берлин полезно прочитать для своей же души, выглянуть из своего пузыря благополучия (если вы сидите в пузыре благополучия, конечно. В противном случае вам, скорее всего, и так хватает тоски, боли и правды)
«Домработницы воруют, что правда, то правда. Но не те вещи, над которыми так трясутся наши хозяйки. Лежащие мертвым грузом излишки – вот что, в конце концов, совращает нас с пути истинного. А мелочь в ваших стильных пепельницах нам совершенно ни к чему.
Придя на работу, я первым делом проверяю, где лежат часы, кольца, вечерние сумочки из золотой парчи. И потом, когда хозяйки прибегают, запыхавшись, раскрасневшиеся, все на нервах, спокойно говорю: “У вас под подушкой” или “За вашим фисташковым унитазом”. Я лично ворую только снотворное: запасаюсь на черный день.
Сегодня я украла баночку кунжута “Острова специй”. Миссис Джессел редко готовит. А если готовит, то курицу с кунжутом. Рецепт приклеен к дверце шкафчика с пряностями. Его ксерокопия лежит в ящике с марками и шпагатом, еще одна – в ее записной книжке. Всякий раз, заказывая по телефону курицу, соевый соус и херес, она добавляет еще баночку кунжута. У нее пятнадцать баночек кунжута. Теперь четырнадцать.
Пока ждала сорок второго, сидела на бордюре, а надо мной стояли три другие домработницы, темнокожие, в белых форменных платьях. Они старые подруги, много лет работают на Кантри-клаб-роуд. Вначале мы хором возмутились: автобус пришел на две минуты раньше, показал нам хвост. Паршивец. Водитель прекрасно знает, что домработницы всегда ждут на остановке и следующий сорок второй будет только через час.
Я курила, другие сравнивали то, чем разжились. Прихвачено без спросу: лак для ногтей, духи, туалетная бумага. Подарено: разрозненные сережки, двадцать вешалок, рваные бюстгальтеры.
(Совет домработницам: что бы вам ни подарила хозяйка, берите и благодарите. Ненужное можно оставить в автобусе – запихнуть в щель между сиденьями.)»
В общем, летом — когда буду посвободнее (скорее всего, в июне) — собираюсь провести для всех желающих две или три лекции.
Рабочее название мини-курса — «Как читать произведение мозгом, а не другими органами».
Может быть, название сменится на красивое. Литература, как-никак.
Первая лекция — о том, почему важно понимать, «что хотел сказать автор», и почему личные впечатления не равны анализу текста.
Вторая лекция (и, возможно,третья) — о приёмах, которые использует автор для зашифровки своей идеи, и об инструментах, которыми мы — литературоведы — пользуемся, чтобы достать эти смыслы.
Это будет немножко платно, чтобы у меня была мотивация не бросить.
Кому будет интересно и полезно:
- тем, кто хочет глубже понимать литературный текст;
- студентам-филологам;
- выпускникам, сдающим литературу.
Кому вряд ли будет полезно (но всё равно интересно):
- филологам-преподавателям.
Если вы что-то думаете по этому поводу (вопросы, идеи, пожелания, предложения) — напишите, пожалуйста, в комментариях. Опыт будет для меня новый, и я уже заранее волнуюсь
Рабочее название мини-курса — «Как читать произведение мозгом, а не другими органами».
Может быть, название сменится на красивое. Литература, как-никак.
Первая лекция — о том, почему важно понимать, «что хотел сказать автор», и почему личные впечатления не равны анализу текста.
Вторая лекция (и, возможно,третья) — о приёмах, которые использует автор для зашифровки своей идеи, и об инструментах, которыми мы — литературоведы — пользуемся, чтобы достать эти смыслы.
Это будет немножко платно, чтобы у меня была мотивация не бросить.
Кому будет интересно и полезно:
- тем, кто хочет глубже понимать литературный текст;
- студентам-филологам;
- выпускникам, сдающим литературу.
Кому вряд ли будет полезно (но всё равно интересно):
- филологам-преподавателям.
Если вы что-то думаете по этому поводу (вопросы, идеи, пожелания, предложения) — напишите, пожалуйста, в комментариях. Опыт будет для меня новый, и я уже заранее волнуюсь
Несколько лет собиралась и вот собралась читать Дину Рубину. А точнее — «Русскую канарейку».
Пока разочарована ужасно. С точки зрения языка в основном приятно, конечно. Но в целом впечатление, как будто я всё это уже читала. Всю эту жуткую мешанину из сверходарённых талантов, блудных сыновей, скучновато неистовой любви — и всё это вроде как должно складываться в эпическую панораму ХХ века, но производит какое-то искусственное впечатление.
Всё это я уже читала и у Марины Степновой в «Женщинах Лазаря», и у Улицкой в многочисленных произведениях, и в «Эффекте Ребиндера» Елены Минкиной-Тайчер, и даже — фрагментами — у, прости Господи, Натальи Нестеровой в «Жребии праведных грешниц».
Такое ощущение, что они размножаются каким-то почкованием.
Посмотрю, что будет дальше
Пока разочарована ужасно. С точки зрения языка в основном приятно, конечно. Но в целом впечатление, как будто я всё это уже читала. Всю эту жуткую мешанину из сверходарённых талантов, блудных сыновей, скучновато неистовой любви — и всё это вроде как должно складываться в эпическую панораму ХХ века, но производит какое-то искусственное впечатление.
Всё это я уже читала и у Марины Степновой в «Женщинах Лазаря», и у Улицкой в многочисленных произведениях, и в «Эффекте Ребиндера» Елены Минкиной-Тайчер, и даже — фрагментами — у, прости Господи, Натальи Нестеровой в «Жребии праведных грешниц».
Такое ощущение, что они размножаются каким-то почкованием.
Посмотрю, что будет дальше