Когда-нибудь я напишу о том, как живется при новом либертарианском президенте Аргентины Хавьере Милее, но это когда еще будет (дожить бы, господи, с этой страховой медициной до прекрасных времен), а пока всем интересующимся очень советую прочитать статью политолога Татьяны Ворожейкиной в «Неприкосновенном запасе» (НЛО). Татьяна Евгеньевна – одна из лучших российских экспертов по Латинской Америке, я был слушателем ее курса по истории политики и общества региона, и не то чтобы «узнал что-то новое», а буквально открыл для себя целую часть света.
В общем, всем тем, кому интересна тема правового поворота в мире – а еще всем тем, кому небезразлична тема реабилитации любимых-родных диктатур – рекомендую. Как я понимаю, Татьяна Евгеньевна готовит цикл статей про Аргентину, чтобы рассказать не только о той точке, в которой страна находится сегодня, но и о том, как она до всего этого дошла.
Приход Милея означает полное отрицание той демократической повестки, которая в последние двадцать–тридцать лет утверждалась в аргентинском обществе. Ее важнейшая составная часть – память о военной диктатуре 1976–1983 годов, когда были убиты, замучены, бесследно исчезли более 30 тысяч аргентинцев. Разоблачение преступлений диктатуры, наказание, которое понесли не только руководили военных хунт, но и многие непосредственные исполнители похищений, пыток, бессудных казней, совершенных в годы «грязной войны» против собственного народа, стали одной из основ демократического консенсуса, сформулированного в приципе «Никогда больше!» (¡Nunca más!). Этот консенсус сохранялся до последнего времени, несмотря на все перипетии и проблемы демократического развития, на экономические провалы и социальные взрывы, которыми изобиловала аргентинская история последних десятилетий. Аргентинская демократия, по выражению историка и социолога Хана Карлоса Торре, есть «демократия по умолчанию [by default], она сохраняется не благодаря энтузиазму, который вызывает, а из-за страха, который порождается памятью об альтернативе».
<…>
«Я мог бы долго говорить и писать о тех безднах, в которые нас влечет господин Милей, и об опасностях его правительства, но единственное, что меня интересует, – это вопросы к миллионам, которые его поддерживают. Что с ними случилось? Что с нами случилось? Мы всегда были такими, мы сейчас такие или же мы не такие? Чего мы хотим? И прежде всего: что, черт возьми, может с нами случиться, если мы действительно такие, какими кажемся?» Эти вопросы, которые задает аргентинский писатель и журналист Мартин Капаррос, аналогичны тем, которые ставились бразильскими демократами, интеллектуалами, профессорами и журналистами после победы Болсонару.
(От себя добавлю, что вопросы эти, к сожалению, очень знакомые).
В общем, всем тем, кому интересна тема правового поворота в мире – а еще всем тем, кому небезразлична тема реабилитации любимых-родных диктатур – рекомендую. Как я понимаю, Татьяна Евгеньевна готовит цикл статей про Аргентину, чтобы рассказать не только о той точке, в которой страна находится сегодня, но и о том, как она до всего этого дошла.
Приход Милея означает полное отрицание той демократической повестки, которая в последние двадцать–тридцать лет утверждалась в аргентинском обществе. Ее важнейшая составная часть – память о военной диктатуре 1976–1983 годов, когда были убиты, замучены, бесследно исчезли более 30 тысяч аргентинцев. Разоблачение преступлений диктатуры, наказание, которое понесли не только руководили военных хунт, но и многие непосредственные исполнители похищений, пыток, бессудных казней, совершенных в годы «грязной войны» против собственного народа, стали одной из основ демократического консенсуса, сформулированного в приципе «Никогда больше!» (¡Nunca más!). Этот консенсус сохранялся до последнего времени, несмотря на все перипетии и проблемы демократического развития, на экономические провалы и социальные взрывы, которыми изобиловала аргентинская история последних десятилетий. Аргентинская демократия, по выражению историка и социолога Хана Карлоса Торре, есть «демократия по умолчанию [by default], она сохраняется не благодаря энтузиазму, который вызывает, а из-за страха, который порождается памятью об альтернативе».
<…>
«Я мог бы долго говорить и писать о тех безднах, в которые нас влечет господин Милей, и об опасностях его правительства, но единственное, что меня интересует, – это вопросы к миллионам, которые его поддерживают. Что с ними случилось? Что с нами случилось? Мы всегда были такими, мы сейчас такие или же мы не такие? Чего мы хотим? И прежде всего: что, черт возьми, может с нами случиться, если мы действительно такие, какими кажемся?» Эти вопросы, которые задает аргентинский писатель и журналист Мартин Капаррос, аналогичны тем, которые ставились бразильскими демократами, интеллектуалами, профессорами и журналистами после победы Болсонару.
(От себя добавлю, что вопросы эти, к сожалению, очень знакомые).
«Бальзак был очень консервативным. Неравенство само по себе его совершенно не беспокоило. Волновало его то, что он не входил в 1% самых богатых людей. Это он находил чрезвычайно несправедливым».
(Титьу Лекок, автор биографии «Оноре и я»).
Ну что тут скажешь. Неравенство меня, конечно, волнует, но все же тот факт, что я не принадлежу к 1% богатых меня все равно бесконечно расстраивает.
(Титьу Лекок, автор биографии «Оноре и я»).
Ну что тут скажешь. Неравенство меня, конечно, волнует, но все же тот факт, что я не принадлежу к 1% богатых меня все равно бесконечно расстраивает.
История о том, как либертарианство встречается с реальностью
(Или о том, что человек предполагает, а Аргентина располагает)
Как мы знаем, в декабре к власти пришел Хавьер Милей, «человек-бензопила». Он обещал сократить социальные расходы, уменьшить вмешательство государства в экономику, и дать его величеству рынку сделать жизнь людей лучше (и веселее, конечно). И ведь сдержал слово – после того, как различные субсидии были отменены, за ЖКХ с интернетом я стал платить в два раза больше, чем за свою квартиру в Москве (и это не предел ха-ха). На этом победы Милея над моим кошельком (и кошельком аргентинцев) не закончились – о ценах на продукты я уже писал, хотя это, конечно, вина не свободного рынка, а девальвации песо.
Страх(овка) и ненависть в Аргентине
Но все это ерунда, главная битва разворачивается вокруг страховой медицины. В Аргентине, как и в большинстве тех же западных стран, основной поток пациентов приходится именно на страховую, а не на государственную медицину. То есть бесплатное здравоохранение существует, но работает по принципу «повезет – не повезет». Вот, скажем, у пациента отслойка сетчатки, он приходит в государственный аргентинский госпиталь, и ему говорят – ну, вы, конечно, можете у нас тут посидеть в коридорчике, но не факт, что очередь на операцию до вас дойдет вовремя. Ну а через 7 дней вам и операция, к счастью, будет не нужна по причине наступившей слепоты. Вот и проблема решится сама собой. Что же до несрочной помощи, то это не просто долго (здесь все долго), а очень долго. Поэтому бесплатная медицина работает по негласному договору для самых бедных, чтобы те, кто может хоть как-то за что-то платить, не создавали дополнительных очередей.
Что же касается страховой медицины, то в Аргентине существует великое множество страховых компаний на разный карман. Рост цен на их услуги, при этом, долго ограничивался государством – то есть повышать цены они могли, но в пределах некой цифры, установленной правительством. Короче говоря, совсем не по рыночному, не по либеральному, чистое левое варварство и ничего больше. Милей одним из первых своих указов дерегулировал примерно все и, в том числе, медицинские страховки.
Что это значит в цифрах? Арифметика довольно простая. В декабре за умеренно нормальную страховку человек платил 40$ в месяц. В марте – уже 100$ (прямо хорошая страховка стоит 200$, если что, при зарплатах примерно в 500$). При этом не стоит думать, что за эти деньги вы получаете что-то невероятное, что-то равное ЕМИАСу (о, недостижимый московский идеал!). Нет – за эти деньги вы получаете прием по острой (очень) боли через 3-4 часа в очереди, запись к терапевту через месяц, а к дерматологу через два (или три, смотря насколько вы упорны в своих коммуникациях с больницами).
И, да, венец творения страховой медицины – это «авторизация» твоего лечения или исследования. Это вот когда у тебя обнаруживают какое-то заболевание, а для его точной диагностики тебе надо сделать, скажем, какое-нибудь исследование средней сложности (и быстро), а страховая говорит: мы рассмотрим ваше заявление в течение 4 дней. Ах, так у вас срочно… ну, ладно, тогда в течение 2 дней (рабочих, само собой). Только вот у вас кое-какого документа не хватает, эпикриз неполный, как получите – возвращайтесь, и мы начнем процесс заново. В общем, в итоге ты тупо идешь и в дополнение к страховым взносам платишь за это чертово исследование, потому что нет больше никаких сил, ни человеческих, ни божеских.
Пара ласковых о страховой медицине как идее
Надо сказать, эта ситуация – не только какая-то отличительная аргентинская черта. После того, как я не по своей воле погрузился в тему, я прочитал вагон и маленькую тележку тредов и статей о работе медицины в разных странах. Поговорил с приятелями, живущими кто где. В общем и целом, запись к врачу за 3 месяца – это норма, кое-где есть даже запись за месяц на сдачу анализов крови. Короче, я для себя открыл массу удивительных приключений пациентов в географии от Израиля до Канады, с разными классными идеями, вплоть до самостоятельной постановки катетера дочерью своему отцу.
(Или о том, что человек предполагает, а Аргентина располагает)
Как мы знаем, в декабре к власти пришел Хавьер Милей, «человек-бензопила». Он обещал сократить социальные расходы, уменьшить вмешательство государства в экономику, и дать его величеству рынку сделать жизнь людей лучше (и веселее, конечно). И ведь сдержал слово – после того, как различные субсидии были отменены, за ЖКХ с интернетом я стал платить в два раза больше, чем за свою квартиру в Москве (и это не предел ха-ха). На этом победы Милея над моим кошельком (и кошельком аргентинцев) не закончились – о ценах на продукты я уже писал, хотя это, конечно, вина не свободного рынка, а девальвации песо.
Страх(овка) и ненависть в Аргентине
Но все это ерунда, главная битва разворачивается вокруг страховой медицины. В Аргентине, как и в большинстве тех же западных стран, основной поток пациентов приходится именно на страховую, а не на государственную медицину. То есть бесплатное здравоохранение существует, но работает по принципу «повезет – не повезет». Вот, скажем, у пациента отслойка сетчатки, он приходит в государственный аргентинский госпиталь, и ему говорят – ну, вы, конечно, можете у нас тут посидеть в коридорчике, но не факт, что очередь на операцию до вас дойдет вовремя. Ну а через 7 дней вам и операция, к счастью, будет не нужна по причине наступившей слепоты. Вот и проблема решится сама собой. Что же до несрочной помощи, то это не просто долго (здесь все долго), а очень долго. Поэтому бесплатная медицина работает по негласному договору для самых бедных, чтобы те, кто может хоть как-то за что-то платить, не создавали дополнительных очередей.
Что же касается страховой медицины, то в Аргентине существует великое множество страховых компаний на разный карман. Рост цен на их услуги, при этом, долго ограничивался государством – то есть повышать цены они могли, но в пределах некой цифры, установленной правительством. Короче говоря, совсем не по рыночному, не по либеральному, чистое левое варварство и ничего больше. Милей одним из первых своих указов дерегулировал примерно все и, в том числе, медицинские страховки.
Что это значит в цифрах? Арифметика довольно простая. В декабре за умеренно нормальную страховку человек платил 40$ в месяц. В марте – уже 100$ (прямо хорошая страховка стоит 200$, если что, при зарплатах примерно в 500$). При этом не стоит думать, что за эти деньги вы получаете что-то невероятное, что-то равное ЕМИАСу (о, недостижимый московский идеал!). Нет – за эти деньги вы получаете прием по острой (очень) боли через 3-4 часа в очереди, запись к терапевту через месяц, а к дерматологу через два (или три, смотря насколько вы упорны в своих коммуникациях с больницами).
И, да, венец творения страховой медицины – это «авторизация» твоего лечения или исследования. Это вот когда у тебя обнаруживают какое-то заболевание, а для его точной диагностики тебе надо сделать, скажем, какое-нибудь исследование средней сложности (и быстро), а страховая говорит: мы рассмотрим ваше заявление в течение 4 дней. Ах, так у вас срочно… ну, ладно, тогда в течение 2 дней (рабочих, само собой). Только вот у вас кое-какого документа не хватает, эпикриз неполный, как получите – возвращайтесь, и мы начнем процесс заново. В общем, в итоге ты тупо идешь и в дополнение к страховым взносам платишь за это чертово исследование, потому что нет больше никаких сил, ни человеческих, ни божеских.
Пара ласковых о страховой медицине как идее
Надо сказать, эта ситуация – не только какая-то отличительная аргентинская черта. После того, как я не по своей воле погрузился в тему, я прочитал вагон и маленькую тележку тредов и статей о работе медицины в разных странах. Поговорил с приятелями, живущими кто где. В общем и целом, запись к врачу за 3 месяца – это норма, кое-где есть даже запись за месяц на сдачу анализов крови. Короче, я для себя открыл массу удивительных приключений пациентов в географии от Израиля до Канады, с разными классными идеями, вплоть до самостоятельной постановки катетера дочерью своему отцу.
(Я считаю, что к широкой дискуссии о привилегиях тех, кто уехал, следует все же добавить дискуссию о привилегии пользоваться московским ЕМИАСом. Совершенно точно говорю – если бы пропагандисты были умнее, они бы не дешевое отопление рекламировали, а просто сняли бы видео, как человек открывает ЕМИАС, и записывается к терапевту НА ЗАВТРА. Еще можно снять видео о том, как ты звонишь в бесплатную скорую, и она с высокой долей вероятности – в Москве – к тебе приезжает. И даже бесплатно госпитализирует при необходимости! Вот это был бы выстрел прямо в сердечко зарубежного зрителя).
И снова к Аргентине
Но вернемся в страховым в Аргентине. Здесь, как и во всем мире, чтобы стать клиентом страховой, лучше всего быть, во-первых, здоровым, а во-вторых, молодым. Потому что если у вас есть какая-то патология (близорукость, астма, диабет, серьезный гастрит, еще что), цена вашей страховки увеличивается. На сколько? Тут уж как повезет. Моя предыдущая страховая предложила платить им 800$ в месяц (текущая согласилась на 25$ сверх нормы), на что я прямо так им и сказал по-русски – идите нахуй. Но они меня не поняли. Без страховой, в принципе, жить можно, консультации частных врачей дешевле, чем в Москве, но вот любые процедуры и операции – дороже (как мы знаем на моем же примере). И лекарства дороже, кстати, на которые владельцам страховок дают неплохие скидки.
Так вот, после двукратного роста цен, казалось бы,капиталисты добросовестные и ответственные предприниматели должны бы остановиться. Но нет – их цены продолжают расти каждый месяц, зачастую опережая инфляцию. Потому что, как кто-то написал в комментариях, в отличие от обжорства – от крупных заработков еще никто не умирал. При этом сперва Хавьер Милей говорил, что страховые могут делать буквально что хотят, потому что в этом смысл свободного рынка. А вы что – против свободы? Или против рынка? Ишь! Но буквально за последние недели его риторика поменялась, настолько очевидными стали успехи.
За пару месяцев страховые потеряли 10% клиентов. И для страховых это не страшно – с учетом всех увеличений – страшно это для людей, которые больше не могут платить за право быть здоровыми. В основном, «выбывшими» оказались пенсионеры, а пенсионеры перед страховыми вообще самые уязвимые люди. Потому что чем старше ты становишься, тем меньше страховых тебя вообще примут в свои ряды, если вдруг ты решишь сменить компанию – скажем, на более дешевую. После 59 лет в такой ситуации тебя возьмут толькона кладбище в PAMI – это такая главная аргентинская организация, занимающаяся здоровьем пенсионеров, и она работает плохо – либо в самые-самые дорогие страховые компании.
Под напором критики, раздающейся даже из числа сторонников президента, сперва министр экономики заявил, что страховые «объявили войну среднему классу», затем сам Хавьер Милей сделал репост какого-то гневного текста с уличением страховщиков во всех мыслимых преступлениях. А буквально сегодня правительство заявило: мы найдем управу на этих бизнесменов, блин, потому что все это уже слишком, должны же быть какие-то нормы и регулирование!
За это, конечно, я лично говорю спасибо Милею и его проснушвемуся благоразумию, но большинство в панамку-то правительству накидало – кто-то с упреком (эх, а еще либертарианцы, называется!), а кто-то с иронией (эх, свободный рыночек как же, где же, что же он ничего не порешал?). И все же многие вздохнули с некоторым облегчением. Потому что одно дело упрекать другого за то, что тот бедный и ему нужна помощь государства, чтобы выжить, а другое дело – когда конкретно тебе за твоих детей, родителей, да за самого себя уже просто нечем платить, хоть ты и последние трусы снял, пусть даже еще вчера ты всех учил жизни и правилам успеха.
И снова к Аргентине
Но вернемся в страховым в Аргентине. Здесь, как и во всем мире, чтобы стать клиентом страховой, лучше всего быть, во-первых, здоровым, а во-вторых, молодым. Потому что если у вас есть какая-то патология (близорукость, астма, диабет, серьезный гастрит, еще что), цена вашей страховки увеличивается. На сколько? Тут уж как повезет. Моя предыдущая страховая предложила платить им 800$ в месяц (текущая согласилась на 25$ сверх нормы), на что я прямо так им и сказал по-русски – идите нахуй. Но они меня не поняли. Без страховой, в принципе, жить можно, консультации частных врачей дешевле, чем в Москве, но вот любые процедуры и операции – дороже (как мы знаем на моем же примере). И лекарства дороже, кстати, на которые владельцам страховок дают неплохие скидки.
Так вот, после двукратного роста цен, казалось бы,
За пару месяцев страховые потеряли 10% клиентов. И для страховых это не страшно – с учетом всех увеличений – страшно это для людей, которые больше не могут платить за право быть здоровыми. В основном, «выбывшими» оказались пенсионеры, а пенсионеры перед страховыми вообще самые уязвимые люди. Потому что чем старше ты становишься, тем меньше страховых тебя вообще примут в свои ряды, если вдруг ты решишь сменить компанию – скажем, на более дешевую. После 59 лет в такой ситуации тебя возьмут только
Под напором критики, раздающейся даже из числа сторонников президента, сперва министр экономики заявил, что страховые «объявили войну среднему классу», затем сам Хавьер Милей сделал репост какого-то гневного текста с уличением страховщиков во всех мыслимых преступлениях. А буквально сегодня правительство заявило: мы найдем управу на этих бизнесменов, блин, потому что все это уже слишком, должны же быть какие-то нормы и регулирование!
За это, конечно, я лично говорю спасибо Милею и его проснушвемуся благоразумию, но большинство в панамку-то правительству накидало – кто-то с упреком (эх, а еще либертарианцы, называется!), а кто-то с иронией (эх, свободный рыночек как же, где же, что же он ничего не порешал?). И все же многие вздохнули с некоторым облегчением. Потому что одно дело упрекать другого за то, что тот бедный и ему нужна помощь государства, чтобы выжить, а другое дело – когда конкретно тебе за твоих детей, родителей, да за самого себя уже просто нечем платить, хоть ты и последние трусы снял, пусть даже еще вчера ты всех учил жизни и правилам успеха.
(И, да, я знаю, что в основном меня читают люди, которые любят книги, а не мои стенания и разглагольствования, но, правда, я четвертый роман бросаю за две недели – все не то и все не так, только вчера, наконец, нашел увлекательную книгу. Обещаюсь скоро вернуться с рассказом о ней!)
Действие романа Нессы Рапопорт «Ева», вышедшего в издательстве «Книжники», разворачивается в течение семи дней. (Говорю это лишь для того, чтобы нагло упомянуть свой первый роман с говорящим названием «Шесть дней», который, тем более, тематически и интонационно очень близок этому тексту).
Главной героине, Еве, 35 лет. Она филолог – и здесь могло бы быть отступление о том, что все чаще героинями «качественной» литературы становятся писатели и филологи, и таким образом литература как бы замыкается сама на себе. Так вот, девушка не слишком успешна, у нее не очень устроенная жизнь, ей вечно не хватает денег, а в отношениях со своим давним любовником она никак не может до конца разобраться.
У меня нет никаких ценных вещей. Я ношу одну и ту же черную одежду в несколько слоев в разных сочетаниях и столько раз переезжала с квартиры на квартиру, что даже на двух руках не хватит пальцев их пересчитать. Но я до сих пор храню записки, которые получила во втором классе, открытки от людей, чьих имен я не помню, медицинские выписки с личными примечаниями врачей — любое словесное воплощение моей жизни.
Ева возвращается из Нью-Йорка на родину, в Торонто, на похороны старшей сестры. Тэм, в отличие от нее, как раз была очень успешна. Ведущая на местном телевидении, красотка, она всегда знала, чего хочет, и умела добиваться поставленных целей. Карьера, муж, дети, круг друзей – она была практически идеальным человеком и идеальной дочерью для своих родителей. А потом у нее обнаружили неизлечимый рак, который оставил ей всего пару лет жизни.
Тэм, по праву старшей сестры, всегда пыталась поучать несобранную Еву, а та постоянно отшучивалась, уходя от открытого конфликта. Но в самые последние дни они все же не сдержались и сильно поссорились, так что именно ссора стала последним разговором сестер, которые, в общем-то, очень сильно друг друга любили.
Думая об этом, Тэм проводит семь траурных дней в доме матери. Она находится в постоянном диалоге не только с родственниками, с людьми из своего прошлого – с первой любовью, например, – но и с Тэм. Мысленно она возражает ей, соглашается, извиняется. И вдруг узнает, что ее идеальная сестра была не совсем такой, какой ее все представляли. По портрету Тэм, сохраненному в памяти, пробегает тень, как рябь по воде. И с этим Еве тоже предстоит смириться и научиться жить.
Несмотря на тему, небольшой роман Рапопорт читается легко, его можно прочесть за пару вечеров. Писательница удивительно точно выбирает интонацию для разговора о прощании с близким человеком, текст пронизан не столько чувством непоправимой трагедии, сколько той самой светлой грустью, о которой мы так часто слышим, но которую так трудно передать в книге. Воспоминания Евы о сестре и детстве понятны и близки, тут и там по тексту рассыпаны неловкие сцены из прошлого, какие-то шутки, истории.
Именно Тэм рассказала мне про развод. Родители не знали, как сообщить нам эту новость, и обсуждали это так часто и на повышенных тонах, что Тэм сумела разобраться, в чем дело.
— Сделай вид, что удивлена, — велела она мне, — но не настолько, чтобы они решили, что ты глупая.
И все же роман хорош не только тем, как писательница работает с темой прощания (и прощения, кстати). Это очень теплая книга – прошу простить за такие банальные слова. В ней так много любовно описанного домашнего быта, бережно собранных моментов детства, что читателю легко перейти от воспоминаний героини к своим собственным воспоминаниям. И почувствовать себя дома. Именно поэтому мне хочется порекомендовать ее всем уехавшим – книга Рапопорт легко позволяет почувствовать себя на своем месте, а этого, кажется, многим сейчас не хватает.
Ну и, да, последние страницы романа блестяще написаны, читая их, невозможно не испытывать внутреннего волнения – так сильно ты вместе с героиней не хочешь признавать, что случившееся – все-таки случилось, что этого не никак исправить, и все, что ты можешь – это жить дальше.
#книги
Главной героине, Еве, 35 лет. Она филолог – и здесь могло бы быть отступление о том, что все чаще героинями «качественной» литературы становятся писатели и филологи, и таким образом литература как бы замыкается сама на себе. Так вот, девушка не слишком успешна, у нее не очень устроенная жизнь, ей вечно не хватает денег, а в отношениях со своим давним любовником она никак не может до конца разобраться.
У меня нет никаких ценных вещей. Я ношу одну и ту же черную одежду в несколько слоев в разных сочетаниях и столько раз переезжала с квартиры на квартиру, что даже на двух руках не хватит пальцев их пересчитать. Но я до сих пор храню записки, которые получила во втором классе, открытки от людей, чьих имен я не помню, медицинские выписки с личными примечаниями врачей — любое словесное воплощение моей жизни.
Ева возвращается из Нью-Йорка на родину, в Торонто, на похороны старшей сестры. Тэм, в отличие от нее, как раз была очень успешна. Ведущая на местном телевидении, красотка, она всегда знала, чего хочет, и умела добиваться поставленных целей. Карьера, муж, дети, круг друзей – она была практически идеальным человеком и идеальной дочерью для своих родителей. А потом у нее обнаружили неизлечимый рак, который оставил ей всего пару лет жизни.
Тэм, по праву старшей сестры, всегда пыталась поучать несобранную Еву, а та постоянно отшучивалась, уходя от открытого конфликта. Но в самые последние дни они все же не сдержались и сильно поссорились, так что именно ссора стала последним разговором сестер, которые, в общем-то, очень сильно друг друга любили.
Думая об этом, Тэм проводит семь траурных дней в доме матери. Она находится в постоянном диалоге не только с родственниками, с людьми из своего прошлого – с первой любовью, например, – но и с Тэм. Мысленно она возражает ей, соглашается, извиняется. И вдруг узнает, что ее идеальная сестра была не совсем такой, какой ее все представляли. По портрету Тэм, сохраненному в памяти, пробегает тень, как рябь по воде. И с этим Еве тоже предстоит смириться и научиться жить.
Несмотря на тему, небольшой роман Рапопорт читается легко, его можно прочесть за пару вечеров. Писательница удивительно точно выбирает интонацию для разговора о прощании с близким человеком, текст пронизан не столько чувством непоправимой трагедии, сколько той самой светлой грустью, о которой мы так часто слышим, но которую так трудно передать в книге. Воспоминания Евы о сестре и детстве понятны и близки, тут и там по тексту рассыпаны неловкие сцены из прошлого, какие-то шутки, истории.
Именно Тэм рассказала мне про развод. Родители не знали, как сообщить нам эту новость, и обсуждали это так часто и на повышенных тонах, что Тэм сумела разобраться, в чем дело.
— Сделай вид, что удивлена, — велела она мне, — но не настолько, чтобы они решили, что ты глупая.
И все же роман хорош не только тем, как писательница работает с темой прощания (и прощения, кстати). Это очень теплая книга – прошу простить за такие банальные слова. В ней так много любовно описанного домашнего быта, бережно собранных моментов детства, что читателю легко перейти от воспоминаний героини к своим собственным воспоминаниям. И почувствовать себя дома. Именно поэтому мне хочется порекомендовать ее всем уехавшим – книга Рапопорт легко позволяет почувствовать себя на своем месте, а этого, кажется, многим сейчас не хватает.
Ну и, да, последние страницы романа блестяще написаны, читая их, невозможно не испытывать внутреннего волнения – так сильно ты вместе с героиней не хочешь признавать, что случившееся – все-таки случилось, что этого не никак исправить, и все, что ты можешь – это жить дальше.
#книги
Смотрите какая новинка у Inspiria - "Нечестивцы" аргентинки Агустины Бастеррики!
Пару лет назад все обсуждали ее же книгу "Особое мясо", которая выходила в Поляндрии.
Аннотация
Привычный нам мир изменился — климатические кризисы, отключение электричества и войны за воду практически стерли с лица земли флору и фауну, которая теперь выродилась в уродливые формы. Некоторые выжившие женщины спасаются в заброшенном монастыре, где их приютила религиозная секта. Главная героиня пишет дневник, тайно, используя в качестве чернил ядовитые ягоды, уголь или кровь. Она хочет, чтобы нашедший ее записи узнал, что происходило за этими стенами: пытки, жертвоприношения и жестокие церемонии, подающиеся как путь к спасению. Руководит всем этим сестра-настоятельница, выше которой в иерархии только "Он", таинственная фигура, управляющая всеми. Роман погружает читателя в мрачную реальность, где правит диктат лживого и жестокого бога, который можно разрушить лишь обретя давно позабытые чувства — сострадание и доверие к ближним.
Пару лет назад все обсуждали ее же книгу "Особое мясо", которая выходила в Поляндрии.
Аннотация
Привычный нам мир изменился — климатические кризисы, отключение электричества и войны за воду практически стерли с лица земли флору и фауну, которая теперь выродилась в уродливые формы. Некоторые выжившие женщины спасаются в заброшенном монастыре, где их приютила религиозная секта. Главная героиня пишет дневник, тайно, используя в качестве чернил ядовитые ягоды, уголь или кровь. Она хочет, чтобы нашедший ее записи узнал, что происходило за этими стенами: пытки, жертвоприношения и жестокие церемонии, подающиеся как путь к спасению. Руководит всем этим сестра-настоятельница, выше которой в иерархии только "Он", таинственная фигура, управляющая всеми. Роман погружает читателя в мрачную реальность, где правит диктат лживого и жестокого бога, который можно разрушить лишь обретя давно позабытые чувства — сострадание и доверие к ближним.
Читаю одну классную японскую книжку (потом расскажу подробней) о журналистке, которая пытается взять интервью у девушки, убившей пару своих ухажеров. Главная особенность преступницы в том, что она притягивала мужчин не красотой и белоснежной кожей, а умением готовить и своей «женственностью». И вот в процессе работы над материалом главная героиня сама начала готовить (и искать в ресторанах) вкусную еду, так что скоро набрала пару килограммов.
Об этом - то есть о том, что она поправилась - героине бесцеремонно сообщил ее любовник, с которым они не то чтобы часто видятся, да и свадьбу вроде бы не планируют. И хотя героине это неприятно (ну, блин, еще бы!), но не то чтобы она считает такое замечание удивительным, диким, из ряда вон выходящим (как считаю я).
И мне вот интересно - а ситуация с таким «замечанием» воспринималась бы девушкой в России так же, как в Японии, или все же у нас есть общественный консенсус, что это все жесть какая-то?
Об этом - то есть о том, что она поправилась - героине бесцеремонно сообщил ее любовник, с которым они не то чтобы часто видятся, да и свадьбу вроде бы не планируют. И хотя героине это неприятно (ну, блин, еще бы!), но не то чтобы она считает такое замечание удивительным, диким, из ряда вон выходящим (как считаю я).
И мне вот интересно - а ситуация с таким «замечанием» воспринималась бы девушкой в России так же, как в Японии, или все же у нас есть общественный консенсус, что это все жесть какая-то?
Иногда сидишь дома и думаешь - ну почему все так сложно и ничего вообще не просто. А ведь могло бы быть просто ну хоть что-нибудь в моей жизни (хотя бы запись на УЗИ не была бы квестом, о большем не прошу!). Но потом выходишь на улицу, а там такая красивая осень в Буэнос-Айресе. Очень люблю этот город с его кварталами, пыхтящими автобусами, кафе, лавками со всякой снедью и с неоновыми вывесками.
#аргентина
#аргентина
Прошедшие выходные были первыми за полгода, когда мне ничего не нужно было делать по работе, когда я никому ничего не был должен, слава тебе господи, а в будни у меня даже появилась пара свободных часов, чтобы ходить разбираться с бытовыми вопросами, пить кофе и просто сидеть, пялясь в стену на аргентинскую осень.
Надо сказать, та еще пытка – как говорил Патрик Стар из «Губки Боба», ничего не делать – это очень сложно, вот вы сами попробуйте. Даже ему сложно, а он ведь мастер в этом занятии! Что уж говорить обо мне. Мое тотемное животное – Белый кролик из Алисы, с той лишь разницей, что я хоть и вечно тороплюсь, но что-то даже успеваю.
Так вот, когда на шестой свободной минуте я начинаю ругать себя за безделье, ведь столько полезных дел еще можно сделать и столько денежек еще не заработано, поток самобичевания останавливает одно: на последний большой проект я согласился в январе аккурат в утро перед операцией.
То есть буквально – пишет мне N. с предложением: блин, вот так и так, не хочешь присоединиться? Будет очень интересно и ничего непонятно!
Я, убирая вещи в шкафчик при операционной и читая сообщение в прямом смысле одним глазом, говорю – ну конечно, это же прекрасная идея, ровно то, что мне сейчас нужно. Завтра созвонимся, только я буду в солнечных очках.
После воспоминания об этом становится проще еще хотя бы минут 10 ничего не делать. (Потом, конечно, внутренний диалог повторяется).
Надо сказать, та еще пытка – как говорил Патрик Стар из «Губки Боба», ничего не делать – это очень сложно, вот вы сами попробуйте. Даже ему сложно, а он ведь мастер в этом занятии! Что уж говорить обо мне. Мое тотемное животное – Белый кролик из Алисы, с той лишь разницей, что я хоть и вечно тороплюсь, но что-то даже успеваю.
Так вот, когда на шестой свободной минуте я начинаю ругать себя за безделье, ведь столько полезных дел еще можно сделать и столько денежек еще не заработано, поток самобичевания останавливает одно: на последний большой проект я согласился в январе аккурат в утро перед операцией.
То есть буквально – пишет мне N. с предложением: блин, вот так и так, не хочешь присоединиться? Будет очень интересно и ничего непонятно!
Я, убирая вещи в шкафчик при операционной и читая сообщение в прямом смысле одним глазом, говорю – ну конечно, это же прекрасная идея, ровно то, что мне сейчас нужно. Завтра созвонимся, только я буду в солнечных очках.
После воспоминания об этом становится проще еще хотя бы минут 10 ничего не делать. (Потом, конечно, внутренний диалог повторяется).
Сто лет назад, когда вокруг меня были большие российские деревья, а не аргентинские, я работал в Storytel и делал самый лучший в мире блог про книжки (его архив, напомню, и сейчас доступен, но под другим названием Storyport). Так вот, там я один отвечал примерно за все на свете. В какой-то момент мы с коллегами поняли, что без помощи с аналитикой, конверсиями, позиционированием, креативами и всем прочим не обойтись. За тотальной ревизией этого добра мы обратились в агентство «Палиндром» и ребята действительно помогли во всем разобраться и навести порядок в куче вопросов.
Поэтому, когда мне недавно сказали, что они делают мероприятие для людей из креативной индустрии, я подумал, что это должно быть, во-первых, интересно, а во-вторых, полезно.
Итак, 18 мая «Палиндром», «Фейк» и «Лайфхакер» проведут онлайн-митап для креаторов «Креокамера». Спикеры — опытные эксперты из индустрии, а ведущий — CEO «Палиндрома» Родион Скрябин.
Любой желающий может выполнить задание от организаторов митапа и запитчить свою идею. За это можно получить призы: классный мерч, личные консультации со спикерами и сертификат в настоящую (!) криокамеру, где я, например, никогда не был. А тем, кто справится лучше всех, предложат сотрудничество (то есть работу) — сам я специально не проверял, но наслышан, что у ребят много классных проектов.
В общем, вот бот, где можно зарегистрироваться на мероприятие, получить задания и отправить резюме. А здесь — программа митапа под кодовым названием «Креокамера».
Enjoy, как говорится!
Поэтому, когда мне недавно сказали, что они делают мероприятие для людей из креативной индустрии, я подумал, что это должно быть, во-первых, интересно, а во-вторых, полезно.
Итак, 18 мая «Палиндром», «Фейк» и «Лайфхакер» проведут онлайн-митап для креаторов «Креокамера». Спикеры — опытные эксперты из индустрии, а ведущий — CEO «Палиндрома» Родион Скрябин.
Любой желающий может выполнить задание от организаторов митапа и запитчить свою идею. За это можно получить призы: классный мерч, личные консультации со спикерами и сертификат в настоящую (!) криокамеру, где я, например, никогда не был. А тем, кто справится лучше всех, предложат сотрудничество (то есть работу) — сам я специально не проверял, но наслышан, что у ребят много классных проектов.
В общем, вот бот, где можно зарегистрироваться на мероприятие, получить задания и отправить резюме. А здесь — программа митапа под кодовым названием «Креокамера».
Enjoy, как говорится!
Telegram
Креобот
Это бот Креокамеры. Здесь ты получишь подарки за свой креатив. Канал — @creo_camera
Иногда мне кажется, что я проклят. И дом, в котором я живу, тоже проклят. И так как дом, в отличие от меня, новый, то, скорее всего, это мое проклятие передалось ему, а не наоборот. Иначе мне трудно объяснить происходящее.
Вот, например, лифт. После нашего заезда – то есть за год – он ломался столько раз, что запоминаться стали лишь самые эпичные случаи. Как, например, когда я после свадьбы застрял в нем с гостями, поехав их провожать. Свет выключился, лифт опустился ниже уровня первого этажа, так что когда каким-то чудом его расколдовали, я спотыкнулся об образовавшийся порог и рухнул прямо в ноги нашему соседу – бородатому юристу – со словами буэнос ночес, сеньор. Потом все в том же лифте (как ни странно) мы с Сережей застряли, возвращаясь домой с новостями про мой правый глаз. И когда мы на следующий день ехали на операцию мы тоже в нем застряли, потому что ну а как иначе: с 8 этажа до первого мне лучше было не прыгать по лестнице в том состоянии.
В это воскресенье он сломался опять. За пару дней на лифт приходило посмотреть 3 (три!) разные ремонтные бригады. Последняя из них так упорно кряхтела под моей дверью и звенела инструментами, часов эдак пять, что я уже хотел выйти и сказать – послушайте, бросьте это дело, нашему лифту не ремонтники нужны, а, не знаю, священник там какой или экзорцист. Человеческая магия здесь бессильна, сдайтесь, оставь надежду всяк входящий.
Или вот стена прямо в нашей спальне. Я не знаю, из чего конкретно здесь строят дома, но бывает, что из чего-то не очень хорошего. И поэтому после длительных дождей в определенном месте в спальне у нас образовалось пятно – аккурат по центру стены. Даже не то что пятно, а такой как бы темный бублик, знаете, как символ в «Звонке». Образовалось пятно еще в прошлом сентябре, мы до сих пор не умерли, так что до конца предсказанье пока не сработало, но от темного бублика избавиться все равно хочется. Краска, конечно, не помогает - пятно всегда к нам возвращается после дождичка в четверг.
Так или иначе, мы писали в нашу Управляющую Компанию. Сейчас вот май, то есть прошло уже Очень Много Месяцев. В нашей переписке с Лукасом – это наш куратор в УК – было все. Ласки, мольбы, угрозы, обвинения. От «Буэнос диас, Лукас, комо естас», мы перешли к «Лукас, пятно на месте, решите проблему инмедиатаменте». То есть до крайних грубостей по местным меркам.
И не сказать, что Лукас ничего не делает. Иногда он отвечает на письма. А иногда присылает к нам домой «архитекторов» посмотреть на пятно, потому что, вероятно, проблема в какой-нибудь трещине снаружи или еще в чем-то, что мы не можем устранить сами. За прошедшие месяцы архитекторов было четыре. Последний, как и все предыдущие, тоже зашел к нам в спальню посмотреть на пятно.
- Пятно, - говорит он.
- Пятно, - говорю я.
Как ни странно, слова эти ничему не помогли, хотя казалось бы. Но мы получили заверения, что непременно с нашей проблемой разберутся. В какой-то момент мы так осмелели, что прямо пошли в офис УК поговорить с Шефом Лукаса – не питая, впрочем, никаких иллюзий. И почти не ошиблись: так как не отвечать на наши вопросы Шеф не мог – в отличие от ситуации между Лукасом и нашими письмами – ему пришлось вести с нами диалог.
- Пятно, - говорю я, тыкая в фотографию на телефоне.
- Пятно, - говорит Шеф.
Пауза.
- Но, с другой стороны, оно и не такое уж большое, - вдруг находит, что сказать Шеф.
- Но, с другой стороны, оно и не такое маленькое, - нахожу, что сказать я.
- Но и не такое большое, - настаивает Шеф.
Тишина, он смотрит на меня.
- ДА ЕГО ТАМ ВООБЩЕ. НЕ ДОЛЖНО. БЫТЬ, - делаю я ход конем.
Шах и мат, скажете вы.
Пятно на месте, скажу я.
#аргентина
Вот, например, лифт. После нашего заезда – то есть за год – он ломался столько раз, что запоминаться стали лишь самые эпичные случаи. Как, например, когда я после свадьбы застрял в нем с гостями, поехав их провожать. Свет выключился, лифт опустился ниже уровня первого этажа, так что когда каким-то чудом его расколдовали, я спотыкнулся об образовавшийся порог и рухнул прямо в ноги нашему соседу – бородатому юристу – со словами буэнос ночес, сеньор. Потом все в том же лифте (как ни странно) мы с Сережей застряли, возвращаясь домой с новостями про мой правый глаз. И когда мы на следующий день ехали на операцию мы тоже в нем застряли, потому что ну а как иначе: с 8 этажа до первого мне лучше было не прыгать по лестнице в том состоянии.
В это воскресенье он сломался опять. За пару дней на лифт приходило посмотреть 3 (три!) разные ремонтные бригады. Последняя из них так упорно кряхтела под моей дверью и звенела инструментами, часов эдак пять, что я уже хотел выйти и сказать – послушайте, бросьте это дело, нашему лифту не ремонтники нужны, а, не знаю, священник там какой или экзорцист. Человеческая магия здесь бессильна, сдайтесь, оставь надежду всяк входящий.
Или вот стена прямо в нашей спальне. Я не знаю, из чего конкретно здесь строят дома, но бывает, что из чего-то не очень хорошего. И поэтому после длительных дождей в определенном месте в спальне у нас образовалось пятно – аккурат по центру стены. Даже не то что пятно, а такой как бы темный бублик, знаете, как символ в «Звонке». Образовалось пятно еще в прошлом сентябре, мы до сих пор не умерли, так что до конца предсказанье пока не сработало, но от темного бублика избавиться все равно хочется. Краска, конечно, не помогает - пятно всегда к нам возвращается после дождичка в четверг.
Так или иначе, мы писали в нашу Управляющую Компанию. Сейчас вот май, то есть прошло уже Очень Много Месяцев. В нашей переписке с Лукасом – это наш куратор в УК – было все. Ласки, мольбы, угрозы, обвинения. От «Буэнос диас, Лукас, комо естас», мы перешли к «Лукас, пятно на месте, решите проблему инмедиатаменте». То есть до крайних грубостей по местным меркам.
И не сказать, что Лукас ничего не делает. Иногда он отвечает на письма. А иногда присылает к нам домой «архитекторов» посмотреть на пятно, потому что, вероятно, проблема в какой-нибудь трещине снаружи или еще в чем-то, что мы не можем устранить сами. За прошедшие месяцы архитекторов было четыре. Последний, как и все предыдущие, тоже зашел к нам в спальню посмотреть на пятно.
- Пятно, - говорит он.
- Пятно, - говорю я.
Как ни странно, слова эти ничему не помогли, хотя казалось бы. Но мы получили заверения, что непременно с нашей проблемой разберутся. В какой-то момент мы так осмелели, что прямо пошли в офис УК поговорить с Шефом Лукаса – не питая, впрочем, никаких иллюзий. И почти не ошиблись: так как не отвечать на наши вопросы Шеф не мог – в отличие от ситуации между Лукасом и нашими письмами – ему пришлось вести с нами диалог.
- Пятно, - говорю я, тыкая в фотографию на телефоне.
- Пятно, - говорит Шеф.
Пауза.
- Но, с другой стороны, оно и не такое уж большое, - вдруг находит, что сказать Шеф.
- Но, с другой стороны, оно и не такое маленькое, - нахожу, что сказать я.
- Но и не такое большое, - настаивает Шеф.
Тишина, он смотрит на меня.
- ДА ЕГО ТАМ ВООБЩЕ. НЕ ДОЛЖНО. БЫТЬ, - делаю я ход конем.
Шах и мат, скажете вы.
Пятно на месте, скажу я.
#аргентина
Недавно узнал, что в Аргентине есть свой собственный фильм «для приготовления оливье» - то есть кино, которое здесь могут пересматривать снова и снова и желательно в окружении семьи. В России, наверное, это «Иван Васильевич меняет профессию» или «иронию судьбы» (никогда, к своему стыду, не смотрел), а в Аргентине это Esperando la carroza («В ожидании перевозки»). Фильм 1985 года мне велела посмотреть моя преподавательница испанского: «да-да, я люблю этот фильм – то есть, конечно же, я люблю этот фильм, я же аргентинка!».
Это такая камерная (немного черная) комедия, все действие которой происходит практически в одном доме, а ее главные героини – четыре женщины. По сюжету, всем мешающая бабушка («мама Кара») живет в семье старшего сына. Ее невестка недавно родила, так что в тесной квартирке творится бог знает что, и старушка в этом хаосе – дополнительный катализатор, наравне с младенцем. Бедная невестка не выдерживает, бежит вместе с мужем в дом другого сына мамы Кары, умоляя, чтобы тот взял старушку пожить к себе. Как и ожидалось, средний сын предложению не рад, а еще больше не рада предложению его жена с завивкой на голове. В процессе скандала в дом к среднему сыну приезжает и сын младший – вместе со своей женой-стрекозой (удивительно похожей на Гурченко!). Он, конечно, тоже не собирается никак участвовать в решении проблемы.
Мама Кара тем временем ушла из дома и, никого не предупредив, остается пожить в гостях – пока она то дремлет, то развлекает рассказами чужого ребенка, ее собственная семья в ужасе от пропажи старушки. Что делать, как быть и, наконец, кто виноват в случившемся? Семейные дрязги лезут наружу, в морге обнаруживается труп в туфлях точь-в-точь как у матушки, может это она и есть?! Семья устраивает похороны, собираются гости со всего района, престарелые подружки приезжают проститься с почившей…
В общем, для меня это слишком шумное кино – серьезно, кричат много и примерно все – но оно по-своему обаятельное. Колоритные женские типажи, интересный мир большой и не слишком дружной южной семьи. В интернете фильм можно найти с русскими субтитрами, ну а те, кто хочет хардкорной практики испанского – милости прошу, если вы поймете все, можно считать, что у вас уже есть С2. На фан-странице в социальных сетях есть множество отрывков из фильма – скажем так, для начала тренировки.
Это такая камерная (немного черная) комедия, все действие которой происходит практически в одном доме, а ее главные героини – четыре женщины. По сюжету, всем мешающая бабушка («мама Кара») живет в семье старшего сына. Ее невестка недавно родила, так что в тесной квартирке творится бог знает что, и старушка в этом хаосе – дополнительный катализатор, наравне с младенцем. Бедная невестка не выдерживает, бежит вместе с мужем в дом другого сына мамы Кары, умоляя, чтобы тот взял старушку пожить к себе. Как и ожидалось, средний сын предложению не рад, а еще больше не рада предложению его жена с завивкой на голове. В процессе скандала в дом к среднему сыну приезжает и сын младший – вместе со своей женой-стрекозой (удивительно похожей на Гурченко!). Он, конечно, тоже не собирается никак участвовать в решении проблемы.
Мама Кара тем временем ушла из дома и, никого не предупредив, остается пожить в гостях – пока она то дремлет, то развлекает рассказами чужого ребенка, ее собственная семья в ужасе от пропажи старушки. Что делать, как быть и, наконец, кто виноват в случившемся? Семейные дрязги лезут наружу, в морге обнаруживается труп в туфлях точь-в-точь как у матушки, может это она и есть?! Семья устраивает похороны, собираются гости со всего района, престарелые подружки приезжают проститься с почившей…
В общем, для меня это слишком шумное кино – серьезно, кричат много и примерно все – но оно по-своему обаятельное. Колоритные женские типажи, интересный мир большой и не слишком дружной южной семьи. В интернете фильм можно найти с русскими субтитрами, ну а те, кто хочет хардкорной практики испанского – милости прошу, если вы поймете все, можно считать, что у вас уже есть С2. На фан-странице в социальных сетях есть множество отрывков из фильма – скажем так, для начала тренировки.
Дочитал, наконец, роман «Масло» Асако Юдзуки (Рипол), на который я потратил непростительно много времени – все же идеальный размер книги для меня страниц 300, а тут целых 480.
Начну с сюжета. Писательница рассказывает историю японки средних лет. Рика работает журналисткой в довольно популярном издании и решает написать серию статей о деле Манако Кадзии. Самоуверенная пухленькая преступница (простите за эпитеты, но это важные для сюжета вещи) оказалась в тюрьме потому, что ее подозревают в убийстве нескольких своих любовников преклонных лет. Внимание общественности приковано к делу именно из-за несоответствия ожиданий и реальности: ну разве может вот такая женщина соблазнить мужчину? Да не одного, а целый косяк мужчин! Вызывающая убежденность Манако в собственной привлекательности дополнительно провоцируют публику обсуждать процесс.
А еще Манако – настоящая гурманка и отлично умеет готовить. Собственно, через еду – то есть через желудок – она и завоевывала мужчин. Ну и любовью потакать своим избранникам, уверенностью в том, что роль (и счастье) женщины не в соперничестве с «сильным полом», а в умелом дополнении своего партнера.
Рика так увлекается делом, что не только добивается интервью с Манако, но и постепенно входит в ее доверие, с одной стороны, а с другой, сама попадает под ее странное обаяние. Она, вечно следящая за своим весом и прикладывающая столько усилий для соответствия ожиданиям общества, меняется в ходе расследования. Начинает много и вкусно готовить, хотя никогда этого не делала, пересматривает отношения с давним любовником, старается разобраться в одинокой смерти своего отца.
Эти сюжетные и смысловые линии Юдзуки использует еще и для того, чтобы рассказать о несправедливом положении женщин в Японии, о неравноправии и изнуряющей требовательности общества к девочкам, девушкам, женам и матерям.
В принципе, все это звучит многообещающе, а в паре с очень красивой обложкой (прикреплю ниже) буквально таки заставляет скорее взять книгу в руки и читать, читать, читать. Однако, на мой взгляд, книга скорее пригодится не читателям, желающим получить от романа удовольствие, а преподавателям курсов писательского мастерства. Текст так и хочется разобрать на составные части, чтобы показать, как и почему развешенные ружья нигде не стреляют, а начищенные до блеска механизмы, которые должны бы работать, не работают, а просто стоят красивенько на сцене. На подобный разбор я сейчас не замахнусь, но обращу внимание на пару вещей.
Асако Юдзуки совершает довольно частую писательскую ошибку: по себе знаю, порой кажется, будто для психологической достоверности, для того, чтобы показать путь формирования того или иного героя, хочется рассказать о нем вообще все. Пройтись по всем важным вехам в жизни, чтобы ни одного кусочка пазла не осталось за пределами романа. И вот ты начинаешь выдумывать ключевые моменты, начинаешь плодить «важные» сцены из жизни, надеясь объяснить буквально все в поведении персонажа. Но на деле это так не работает (или работает очень редко), потому что художественное произведение и выдуманный герой живут по одним законам, а человек в реальной жизни – по другим. Именно поэтому если ты опубликуешь подробную стенограмму своей жизни, то – при всей фактической точности – из нее о настоящем тебе читатели почти ничего не поймут.
Эта ситуация повторяется в книге примерно со всеми персонажами, в той или иной степени. Сколько бы ни рассказывала Юдзуки о Манако, о друзьях Рики, яснее, четче и правдоподобнее они от этого не становятся, только книжка пухнет (к моему несчастью). Персонажи вместо целостного образа получают набор кадров, которые никак не хотят склеиваться в полный метр. Пожалуй, только главная героиня выходит более или менее убедительной, но на фоне остальных недостатков романа – удивительный случай: в истории едва ли можно найти кульминацию как таковую, а единственный твист ближе к концу книги повисает буквально в воздухе, бессмысленно и беспощадно – это утешение не слишком сильное.
#книги
Начну с сюжета. Писательница рассказывает историю японки средних лет. Рика работает журналисткой в довольно популярном издании и решает написать серию статей о деле Манако Кадзии. Самоуверенная пухленькая преступница (простите за эпитеты, но это важные для сюжета вещи) оказалась в тюрьме потому, что ее подозревают в убийстве нескольких своих любовников преклонных лет. Внимание общественности приковано к делу именно из-за несоответствия ожиданий и реальности: ну разве может вот такая женщина соблазнить мужчину? Да не одного, а целый косяк мужчин! Вызывающая убежденность Манако в собственной привлекательности дополнительно провоцируют публику обсуждать процесс.
А еще Манако – настоящая гурманка и отлично умеет готовить. Собственно, через еду – то есть через желудок – она и завоевывала мужчин. Ну и любовью потакать своим избранникам, уверенностью в том, что роль (и счастье) женщины не в соперничестве с «сильным полом», а в умелом дополнении своего партнера.
Рика так увлекается делом, что не только добивается интервью с Манако, но и постепенно входит в ее доверие, с одной стороны, а с другой, сама попадает под ее странное обаяние. Она, вечно следящая за своим весом и прикладывающая столько усилий для соответствия ожиданиям общества, меняется в ходе расследования. Начинает много и вкусно готовить, хотя никогда этого не делала, пересматривает отношения с давним любовником, старается разобраться в одинокой смерти своего отца.
Эти сюжетные и смысловые линии Юдзуки использует еще и для того, чтобы рассказать о несправедливом положении женщин в Японии, о неравноправии и изнуряющей требовательности общества к девочкам, девушкам, женам и матерям.
В принципе, все это звучит многообещающе, а в паре с очень красивой обложкой (прикреплю ниже) буквально таки заставляет скорее взять книгу в руки и читать, читать, читать. Однако, на мой взгляд, книга скорее пригодится не читателям, желающим получить от романа удовольствие, а преподавателям курсов писательского мастерства. Текст так и хочется разобрать на составные части, чтобы показать, как и почему развешенные ружья нигде не стреляют, а начищенные до блеска механизмы, которые должны бы работать, не работают, а просто стоят красивенько на сцене. На подобный разбор я сейчас не замахнусь, но обращу внимание на пару вещей.
Асако Юдзуки совершает довольно частую писательскую ошибку: по себе знаю, порой кажется, будто для психологической достоверности, для того, чтобы показать путь формирования того или иного героя, хочется рассказать о нем вообще все. Пройтись по всем важным вехам в жизни, чтобы ни одного кусочка пазла не осталось за пределами романа. И вот ты начинаешь выдумывать ключевые моменты, начинаешь плодить «важные» сцены из жизни, надеясь объяснить буквально все в поведении персонажа. Но на деле это так не работает (или работает очень редко), потому что художественное произведение и выдуманный герой живут по одним законам, а человек в реальной жизни – по другим. Именно поэтому если ты опубликуешь подробную стенограмму своей жизни, то – при всей фактической точности – из нее о настоящем тебе читатели почти ничего не поймут.
Эта ситуация повторяется в книге примерно со всеми персонажами, в той или иной степени. Сколько бы ни рассказывала Юдзуки о Манако, о друзьях Рики, яснее, четче и правдоподобнее они от этого не становятся, только книжка пухнет (к моему несчастью). Персонажи вместо целостного образа получают набор кадров, которые никак не хотят склеиваться в полный метр. Пожалуй, только главная героиня выходит более или менее убедительной, но на фоне остальных недостатков романа – удивительный случай: в истории едва ли можно найти кульминацию как таковую, а единственный твист ближе к концу книги повисает буквально в воздухе, бессмысленно и беспощадно – это утешение не слишком сильное.
#книги
Подозреваю, отчасти все это случилось из-за амбициозной писательской задачи. Асако Юдзуки хотела соединить сюжет, в основе которого лежит журналистское расследование, с тонким психологическим анализом героев и разговором на важные социальные темы. Но написать такое куда сложнее, чем просто придумать (а жаль, очень жаль!). Уверен, если бы писательница убрала расследование, мог бы получиться неплохой роман в духе горячо мной любимой «Госпожи Ким Чжи Ен, рожденной в 1982 году». Или, если бы она не так сильно погружалась в социальные проблемы, а докрутила детективную часть, мог бы выйти добротный жанровый представитель азиатской литературы.
Но нет, но нет. Как говорится, за двумя зайцами погонишься – лоб о какое-нибудь дерево расшибешь.
Но нет, но нет. Как говорится, за двумя зайцами погонишься – лоб о какое-нибудь дерево расшибешь.