Сперва возникло назойливое чувство, что я забыла что-то важное. Следующим — невыносимое желание быть не здесь. Как будто меня зовут, и мне нужно идти.

В офис ворвался запах летнего дождя и соленых брызг. Посреди моря вырос город. Его башни тянулись вверх как деревья. Пестрые домики с мансардами и пристройками громоздились друг на друге: новые этажи здесь строили по мере нужды из материалов, что оказались под рукой.

Между башнями домов тянулись мосты и веранды, где играла музыка. На деревьях висели гирлянды из флажков и фонариков. Улиц в городе не было, только лестницы, которые вели через чьи-то сады и балконы — их тоже строили по мере необходимости.

Этот город — локация из еще не написанной книги. Он вырвал меня из реальности, напомнил о себе, потому что я на время перестала писать. Со мной бывает: я полжизни провела в своих фантазиях, пока не научилась делать из них истории.

Как будто мой договор с мирозданием содержит условие: я должна рассказывать о других мирах, чтобы спокойно жить в этом.

Почему первый черновик –– всегда дерьмо

Эта фраза отрастила бороду круче чем у самого Хемингуэя. Писатели сделали из нее мантру –– и все равно пытаются родить текст сразу на чистовик.

Мне кажется, мы все не так поняли.

Первый черновик –– всегда дерьмо, потому что в нем самое высокое содержание банальных мыслей.

Когда мы садимся писать, в голове запускается машина с поршнями и шестеренками из стимпанк-вселенной. Если машина сто лет простаивала, ее детали покрылись ржавчиной.

И вы вроде пишете, а сами думаете, что дома бардак, в кошельке три копейки, и еще за хлебом сходить надо.

Когда вы разгонитесь, посыплется ржавчина с шестеренок. Бытовуха перестанет вас волновать и про хлеб вы напрочь забудете.

Тут возникает вторая проблема. Ваша идея прекрасна в мыслях, а на бумаге –– каракули пятилетнего ребенка. В этом месте новички жгут черновики и обзывают себя бездарностями. А зря.

Ваш мозг раскручивал одну и ту же мысль в разные стороны –– вот вам и казалось, что у вас рабочая идея. Вы записали эту мысль и освободили место в голове.

Дальше начинается магия. Появляется новая мысль, за ней еще одна, и еще –– и так до бесконечности. Это ваши оригинальные идеи, которые прятались под слоем ржавчины.

Если бы вы писали сразу на чистовик, вы бы потратили время на красочное оформление бесполезной шелухи.

Позвольте первому черновику быть дерьмовым. В этом его суть.
Вы вернетесь и все поправите.

Первый черновик писать морально проще, когда вы знаете, что эти тысячи знаков позора не увидит ни одна живая душа.

Нил Гейман пишет первый черновик от руки (кривой почерк –– лучшая защита). Стивен Кинг работает над первой версией книги за закрытой дверью. Терри Пратчетт писал сначала нулевой черновик, где развивал идею, а потом начинал первый.

Если в процессе черновика, вы чувствуете тягу к унижению, и хотите скорее показать свое творение миру, повесьте над столом мантру от короля ужасов: «Рассказ (роман, хокку, ваш вариант) не одет и стоит посреди комнаты в шортах и носках».

Четыре слона Терри Пратчетта

Я поклялась на «Песни льда и пламени», что за книжные циклы я больше не возьмусь.
И нарушила клятву из-за Терри Пратчетта. На середине «Стража! Стража!» я поняла, что прочитаю все, что написано о Плоском мире.

Плоский мир стоит на четырёх слонах, что плывут в космические дали на спине гигантской черепахи.

На четырех слонах стоит тот книжный цикл, который я готова читать.

Первый слон –– сама вселенная.
Пратчетт писал Плоский мир как пародию на современное общество. Книг много, проблем в мире еще больше. И это хорошо, ведь нет проблем –– нет и злодеев.
А циклу нужны злодеи.

Второй слон –– колоритные персонажи.
У Пратчетта запоминаются даже зеваки в толпе. В Сэма Ваймса, командующего городской стражей, я вообще влюблена. Со мной такое случается, но крайне редко.

Третий слон –– законченный сюжет.
Хуже клиффхэнгера в конце книги нет ничего. НИ-ЧЕ-ГО. Мертвый Джон Сноу так и лежит во дворе Чёрного замка с 2011 года.

У Пратчетта можно спокойно прочитать одну книгу, и закончить на этом. Я бы так и сделала, но тут…

Четвертый слон –– авторский стиль.

Это фэнтези со всеми вытекающими. Но! Это фэнтези Пратчетта –– а он берет сказочный язык и бомбит им первоклассную сатиру с панчлайнами в сносках.
Он пишет так, что я ору в голос, иногда до слез, иногда в метро.

Самый кайф, что впереди еще 39,5 книг. Я вам очень советую хотя бы одну.

Куда меня заводит фантазия

Я гуляю в парке по выходным, но выбираясь в парк, я не выбираюсь из своей головы.

Чтобы выбраться из головы, я сочиняю истории про деревья в парке.

Высокая сосна на входе сторожит незримый портал в мой выдуманный лес. Она пропускает меня.
Я пробегаю мимо влюбленных вязов, обнявшихся стволами –– мне даже неловко.

Продвигаюсь вглубь, подальше от шоссе и людей, с мощеных дорожек на тропинки, где пахнет землей и сухими листьями. Ветви нависают надо мной, укрывают от реальности.

Я прохожу под поваленным ясенем, героем древней битвы. Иду дальше, мимо поссорившихся братьев-клёнов, что растут из одного корня в разные стороны.

Я обхожу кругом толстый старый дуб, где, я уверена, живут лесные духи –– еще чуть-чуть и все. Я на месте.

Я поднимаю голову и смотрю на небо сквозь шапки сосен. Ветер баюкает кроны, и они шепчутся между собой. Над соснами фантастическим кораблем нависает небоскреб.

Небоскреб напоминает, что я здесь и сейчас. Здесь сходятся мой выдуманный мир и реальность. А надо мной все те же небо и сосны.

Я сажусь на скамейку и наблюдаю за реальным миром.

Как не бросать на полпути

Посвящается всем, кто пишет / хочет писать / начинал, но забил.

Причина, почему мы бросаем на полпути — совсем не про отсутствие таланта, вдохновения и других мифов Древней Греции.

Мы бросаем, потому что доводить дело до конца — это тяжелый и мучительный труд, который требует дисциплины.

Наше подсознание терпеть не может новое, потому что новое — это стресс, а у меня на этот случай уже есть ипотека. Мозг будет наводить панику на корабле и орать: «Свистать всех наверх, эта дура опять вне зоны комфорта!»

Сначала это незаметно. Кракен просыпается, когда появляются проблемы (или в сюжете, или с ипотекой).

В такие моменты приходится выбирать между привычным и сложным.
Потусить с друзьями после работы (представим, что они у меня есть) или ехать домой писать книгу.
Лечь на диван смотреть «Доктора Кто» в стопятый раз — или писать книгу.

Психика будет сопротивляться и через десять страниц, и через сто. После сотни методы станут изощреннее. Мысль месяца в моей голове: «Дерьмо собачье, а не книга».

Что с этим делать?
Выбирать «писать книгу» из всех доступных опций. Каждый гребаный раз. Выбирать до тех пор, пока не поймешь, что уже и выбирать не нужно, потому что психика привыкла.

Это правда тяжело. Мы все молодцы.

О планах, которые не всегда нужны

Я всю жизнь руководствовалась весьма тупой логикой: если я не понимала, как довести дело до конца, я его не начинала.

Чтобы начать, нужно составить план. И еще план Б. Я думала, что так и надо. Оказалось, херня.

Я бросила писать лет на семь, как закончила универ и переехала в Москву. Мои планы свелись к поиску работы и жилья. А потом — к рабочим проектам, где есть показатели, дедлайны и вечный страх, что меня уволят.

Зато я четко знала, что нужно делать, чтобы не попасть в тусовку на Площади трех вокзалов.

С писательством все сложнее. Я не писала, потому что не понимала, какой план — как люди становятся писателями.

Я стала коллекционером пустых блокнотов, а моя голова превратилась в кладбище идей.

Эта проблема решилась на первом сеансе психотерапии. Первые сеансы вообще славятся тем, что уходишь оттуда с вопросом «А что, так можно было?».

Я приползла туда на последнем издыхании и начала рыдать раньше, чем поздоровалась с психотерапевтом. Я сейчас понимаю, что она сходу обнаружила мой главный ресурс (и потому мы уже три года вместе).

Я могу писать, потому что люблю это делать. Просто так люблю. Само по себе.

Позже появились писательские планы — даже не планы, скорее возможные варианты развития событий. Их много, потому что это творчество, а в творчестве нет навигатора, который прокладывает маршрут к успеху.

Я не видела варианты, пока не начала писать просто так — потому что люблю. Это точка, с которой началось движение.

Редактура и быдло

Меня дико бесят редакторские подборки в стиле «Коллеги, вы только гляньте, какой автор дебил!».

Они гуляют по интернетам и собираются в стада а-ля «Рыдактор» на фейсбуке.

Некоторые выкладывают «на поржать» куски из черновиков заказчиков (вряд ли с разрешения автора).
Вот это быдло ждет отдельный котел в аду.

Так вышло, что я и писатель, и редактор.
Сейчас на секунду обуюсь в писателя и расскажу про работу с черновиком.

Ты находишься в другом мире. И просто записываешь все, что видишь.
У тебя там герои, которые действуют и чувствуют. Еще у тебя злодеи, которые им мешают. Все это происходит в каком-то месте. Звуки там всякие, запахи, атмосфера — все записываешь.

Вообще плевать, какими словами. Если помянешь Розенталя или полезешь на грамота.ру — все, привет, обычный мир.

Работа реально идет быстрее, если все сначала записать, потом отредактировать — а потом отдать редактору, который посмотрит на это дело свежим, не задолбанным бессонными ночами взглядом.

И тут я переобуваюсь в редактора.

Редактура — это партнерская работа. И автор, и редактор хотят, чтобы книга получилась огненная.

Чтобы шалость удалась, редактор должен понимать, что автор может ошибаться.
И обладать хоть каким-то чувством такта, когда объясняет, в чем ошибка.
Оставаться на равных, а не врубать режим училки, которую все дети ненавидят.

«Рыдакторы», которые публично глумятся над чужими ошибками, забывают одну важную вещь.

Работа редактора существует благодаря тому, что люди допускают ошибки.

Терапевтическое письмо

Эпидемиологическая обстановка не располагает к написанию осмысленных текстов (это те, где есть ключевая мысль и структура).
В такие моменты спасает терапевтическое письмо.

Оно делается ручкой в тетрадку. Его цель — хотя бы на время освободить голову от естественных обитателей: тревог и страхов.

У него три правила:
писать все, что приходит в голову,
никому не показывать,
не перечитывать.

Дисклеймер: если вы адски тревожитесь (я с вами), есть риск провалиться в кроличью нору, которая окажется выгребной ямой.

В этом случае обозначьте границы практики.
На выбор: таймер на 10-15 минут, ограничение в три страницы или заголовок «Тревожные мысли: топ-10» (и не мыслью больше). Повторять раз в день.

Оценочные эпитеты и динозавр

Эта ошибка встречается в каждой рукописи, которую я вычитываю. Авторы упорно вставляют в текст свою эмоциональную оценку.
Умными словами, оценочные и эмоциональные эпитеты.

Возьмем предложение:
На площадь вышел жуткого вида динозавр.
⠀
Я написала, что динозавр жуткого вида, чтоб вы понимали, что чувствовать. Страх. Ну же! Вы чувствуете страх, кто-нибудь?

Нет?
Вот почему:

Я не могу диктовать вам, что чувствовать. Я могу только описать происходящее.

Как заметить ошибку
Свериться с органами чувств. Буквально. Если эпитет не помогает читателю увидеть, услышать, потрогать, понюхать, попробовать на вкус — значит, нужно думать дальше.
⠀
Как поправить
Определить цель эпитета и добиться ее другими словами.

Скорее всего, динозавр на площади — это проблема, которую моим героям придется решать. Значит, мне нужно показать, что проблема серьезная: с клыками и рёвом, бьющим стекла в домах. Каждый шаг проблемы вызывает землетрясение. Рушатся здания, люди в панике бегут прямо в пасть проблемы.

Когда можно оставить, как есть
Если вы пишете от первого лица, то не вам, а герою динозавр покажется жутким. Если ваш герой так выражается, можно оставить.

В третьем лице тоже можно, если Оля итак теряла связь с реальностью, а тут еще динозавр жуткого вида на площади.
⠀
Но лучше не надо.

Проза с оценочными эпитетами звучит наивно и по-детски, а мы тут серьезные люди с динозаврами на площадях.

У нас всегда будет творчество.

Даже когда все планы летят к чертям на третьей космической скорости — у нас остается творчество.

Планы зависят от обстоятельств. Творчество — только от нас.

Я имею ввиду сам процесс создания чего-то нового из пустоты. Этим процессом управляем мы. Мы решаем, когда сесть и начать писать. Мы решаем, что будем писать.

Можно делать все, что угодно: свалить в космические приключения, стать пиратами, спасти мир, уничтожить землю (по настроению), встретить рассвет в горах, кота научить разговаривать.

Можно писать о том, что волнует — и чтобы забыть о том, что волнует.

Сейчас творчество — это якорь, который не даст нам отлететь в стратосферу на крыльях тревоги.

Можно фантазировать, мечтать и писать.
Можно экспериментировать и пробовать.
И не думать о том, кому это нужно и зачем.
Это глоток свободы.
Он всем нужен.

Как план становится книгой.

Книгу можно писать с планом и без плана. Мне раньше казалось, что без плана круче: интересно же посмотреть, куда меня заведет история.

Так вот, в тупик она меня заводит.

Когда я признала, что я все-таки зануда, которой нужен план, произошли две вещи.

Во-первых, у меня появился план.

Во-вторых, я села писать по нему — и, оказалось, между «нужен план» и «к черту план» есть много свободного места. В крайности впадать не обязательно.

План задает общее направление. Он помогает развивать сюжет, не дает ему растечься мороженкой по горячему асфальту.

Но план — это не книга. В плане обозначены только ключевые события. Между ними остается простор для фантазии.

История все равно пишется сама и подсказывает крутые ходы, которых в плане не было. Персонажи оживают и обрастают деталями. Книга состоит из кучи сцен, о которых я не знала, пока не написала.

Я боялась, что с планом будет не интересно. Я думала, он загонит меня в тесные рамки. Это не так.

План — это рабочий инструмент, а не контракт с обязательствами. Я в свой план почти не заглядываю. Я и так помню, что случится дальше по сюжету.

Просто без плана было бы нечего помнить.

Интернет — общественное место.

Я хотела написать, что чувствую себя тупой — я не подписываюсь на курсы вышивания крестиком и не смотрю балет в интернете.
Но в процессе поймала дзен.

Да, меня достало безумное количество контента — а кого-то курсы и балет (а также курсы балета) сейчас успокаивают.

Интернет — это общественное место, хоть и виртуальное. А общественные места очень сложно сделать такими, чтобы они нравились всем.

Например, я знаю, что ночные клубы не для меня — и я туда не хожу. Но я в курсе, что другим людям там норм.

В интернете я тоже могу не ходить туда, где мне не нравится.
Я не обязана накидываться новостями, как шотами в баре.
Я могу игнорировать попытки меня образовать и занять спортом, если мне это сейчас не нужно.

Интернет пока наше единственное общественное место. Всем хочется что-то туда принести, как раньше приносили бутылку вина в гости.

Но права выбора нас никто не лишал. Я вполне могу пройти мимо очередного интернет-заведения с мыслью «Мне это не подходит!».
И ничего мне за это не будет.

Зачем герою внутренний конфликт

Цель главного героя не в том, чтобы одолеть злодея. Его цель — победить страх, который мешает ему одолеть злодея.

В хорошей истории параллельно развиваются два конфликта: внешний и внутренний.

Внешний формирует сюжет. У героя есть цель. Злодей мешает герою достичь цели, чем дико бесит. Тут все просто.

Внутренний конфликт сложнее — он психологический. На нем основана арка персонажа.

Чтобы построить внутренний конфликт, нужен злодей, который бьет в слабое место героя.

Внутренний конфликт — это когда злодей заводит героя в темный подвал, где на полках хранятся трехлитровые банки со страхами героя. А потом разбивает банки и запирает героя наедине с содержимым.

Выбор у героя не велик: одолеть стремное нечто из банки или навсегда остаться в подвале.

Если герой решает бороться и побеждает страхи, он решает внутренний конфликт.

И тогда он сможет выбраться из подвала и чинить расправу над злодеем.

И актуальный пример:
Сейчас вирус — это злодей, он сталкивает нас с целым ассортиментом страхов на любой вкус.

Эпидемия сама по себе станет просто главой в учебниках истории.

Но если добавить к ней внутренний конфликт, она станет сюжетом художественной литературы (если найдутся те, кто захочет пережить это дерьмо заново).

Идеи и завышенные требования

У нас к идеям завышенные требования.
Мы ждем, что придет та самая, чтобы сесть и написать историю. А в голове помирают от скуки идеи, которые недостаточно круты.

Мы требуем от идей невозможного. Ценность идее придает человек, который доводит ее до ума и результата.

Формула такая: идея + человек = ценность.

Без участия человека идея крутой не станет.

Мне в голову ни разу не приходила готовая идея, чтобы я села и написала историю.

Мои идеи — огрызки. Это конкретное действие или место, рандомная реплика или дурацкий диалог.

А дальше я сажусь и изобретаю контекст.
Что это за место?
Что вообще происходит?
Кто эти люди? А это люди вообще?
Что они делают?
Что им нужно (от меня)?

Другой писатель сядет и задаст свои вопросы. У него будет другой контекст.
Из одного и того же огрызка мы напишем две разные истории.

Мы оба пропустим идею через себя и свой внутренний мир — поэтому наши результаты будут отличаться.

Идеи сами по себе ничего не значат. Мы придаем им значение.

Для тех, кто любит шутки

Когда-нибудь я наберусь смелости и выступлю на открытом микрофоне.
Свое фантомное выступление я начну с того, что я так-то писательница, а не стендап-комик.

И я без понятия, у кого перспектив меньше: у писателя или у комика. Вероятно, у писателя, который внезапно заделался стендап-комиком.

Если мой заход чудом насмешит людей, я скажу: «Зря смеетесь, мы вообще-то в России — у нас всех одинаковые перспективы!». Ба-дам-тццц!

Но он вряд ли насмешит, потому что смешить людей довольно сложно.

Антон Бежан иногда умеет, поэтому я неистово рекомендую его канал «Бежевая комедия» (@i_m_kidding).

Антон — комик, и пишет так смешно, что я завидую и думаю продать дьяволу правую почку, чтобы тоже так уметь.

Канал легкий, забавный и заставляет меня улыбаться (спросите себя, когда интернет последний раз заставлял вас улыбаться?).

Сделала вам подборку моих любимых постов:

Тот, где появляется диктатор
https://www.tg-me.com/i_m_kidding/13

Тот, где девушка встает на одно колено
https://www.tg-me.com/i_m_kidding/15

Тот, где Бежан будет вам полезен (учит писать шутки)
https://www.tg-me.com/i_m_kidding/20

И мой любимый, с напрочь отбитыми теориями заговора
https://www.tg-me.com/i_m_kidding/29

Советую всем, кто умеет смеяться.

Изменения и как с этим быть

Мне казалось, что изменения четко поделят жизнь на «до» и «после». На самом деле, это не так.

Изменение — это переход в параллельную вселенную. И после нужно время, чтобы там освоиться.

Раньше я была писателем по ночам. А утром я и мои синяки под глазами ехали на работу. Я мечтала о возможности писать целыми днями (о чем мечтали синяки под глазами, я не уточнила).

И вот, из писателя после работы я превратилась в просто писателя. Я могу писать днем, а вечером уходить в карантинный отрыв, смотреть сериалы и звонить родителям по скайпу (мой личный сорт зум-вечеринки).
Я — полноправная владыка своего времени!

А дальше у полноправной владыки начался тот самый ублюдский период освоения параллельной вселенной.

Оказалось, что перестать вести богемный образ жизни Бэтмена сложно.

Днем пишется медленно и хреново. Ночью теперь тоже хреново, потому что я весь день вымучивала из себя слова, устала и чувствую себя никчемной.

Мозг сильно привык к тому, что город засыпает, а во мне просыпается способность писать тексты. Он так прожил очень много лет.

Если я хочу написать больше двух страниц за две недели, придется перестать воевать с собой и своими привычками. Так что я пока остаюсь писателем по ночам.

Изменения — это сложно. Даже если они происходят резко, привыкание остается процессом. И в нем нужно побыть. Если что-то сразу не получается, то и хрен с ним.

Очень хочется вышибить с ноги дверь в новую жизнь, но приходится заходить тихо и топтаться в коридоре.

Бесит, конечно. Но пока так.

Оговорка про фантастику

При всей моей любви к фантастике, я считаю, что она требует осторожного обращения.
И вполне способна убить историю.

Можно увлечься созданием фантастического мира, удариться в описания магических приблуд — и напрочь забыть о главном.

Главное в истории любого жанра — это герои. Действующие лица. Действующие!

Если вместо героев у меня статисты, а нужны они мне, чтобы показать прекрасную вселенную, которую я создала — в моей задумке нет никакого смысла.

Короткие рассказы страдают от этого чаще всего. Там мало места, а действие происходит в другом мире, который надо успеть показать. Очень легко увлечься фантастикой и забыть про историю.

Истории нужны герои, которые сталкиваются с проблемой, пытаются ее решить и не могут.
Истории нужна кульминация, где герои наматывают сопли на бионические протезы и идут действовать.
Истории нужна развязка, где герои справятся или провалятся (зависит от героев и их создателя).

Эта структура работает для всех жанров. Фантастика проявляется в месте действия и в деталях. Она может стать проблемой, источником конфликта или фишкой героя.

Но фантастика всегда будет только инструментом, который автор выбрал, чтобы рассказать историю героя.

Фантастика — это средство, не цель.

Может ли зло победить в конце?

Да, зло может победить, только при одном условии. Вся история должна вести к победе зла.

Ради мрачного финала придется вывернуть наизнанку привычную схему сюжета.

Обычно в сюжете есть добренький герой (протагонист) и злобный злодей (антагонист).

Потому нам и кажется, что добро всегда побеждает зло.

Если вы нарушаете схему во имя победы зла, но делаете это только в финале, ваша история будет выглядеть незаконченной (примерно как Гарри Поттер без седьмой книги).

На самом деле, добро и зло — это лишь мотивы.
Убираем их из схемы сюжета и остается вот что: протагонист побеждает антагониста.

И чтобы зло действительно победило, ваш злодей должен стать протагонистом в истории. Тогда весь сюжет развернется вокруг злодея и его цели, а герой будет ему мешать.

Бомбически круто это сделали сценаристы «Мстители: Война бесконечности».

Главным героем фильма стал Танос. У него есть цель, он проходит все испытания на классическом пути героя. Мстители для Таноса — злодеи, которые мешают ему выполнить задуманное.

Мотивы персонажей никак не изменились. Танос остается маньяком, который хочет уничтожить половину вселенной. Мстители все еще герои, которые спасают мир.

Изменились только их роли в сюжете: Танос — протагонист, а Мстители — его антагонисты.

И вот весь фильм мы болеем за добро, а оно проигрывает. В зале гробовая тишина, и только я громко рыдаю в голос, а потом еще неделю отхожу от психологической травмы.

Вопросов победа Таноса не вызвала, она была логичной. Он шел к цели весь сюжет и добился в конце. Для него финал счастливый.

Вот убедительная победа зла.

Вместо вывода хочу напомнить, что после «Войны бесконечности» есть «Финал», где Мстители замочили Таноса, даже дважды.

А то как-то стремно, что я тут раздаю рецепт читательской депрессии.

Пять любимых книжек для писателей

В начале кажется, что писатели в параллельном измерении. Там в венах гениальность, музы пляшут, таинство свершается. А я просто по приколу пишу себе в уголке.

Эти книги помогли мне понять, что все не так.

Стивен Кинг «Как писать книги»

Кинг просто рассказывает, как пишет сам. Это помогает развеять мистический туман вокруг писательства и справиться со страхом начать. В этой книге он добряк, и шутки шутит.

Пока читала, начала писать первую книгу (на которую забила, но Кинг тут ни при чем).

Блейк Снайдер «Спасите котика»

Эта книга для сценаристов, но структура истории — штука универсальная. Снайдер разбирает эту структуру четко и на пальцах. С ним удобно разрабатывать скелет сюжета.

Обычно из сценаристов первым рекомендуют Роберта Макки («История на миллион долларов») — я советую ее, если закончилось снотворное. Снайдер гораздо бодрее.

Джозеф Кэмпбелл «Тысячеликий герой»

Путь героя по Кэмпбеллу — один из способов строить сюжет. На основе этой книги есть куча выжимок и схем, но до конца я врубилась в путь героя только, когда прочитала Кэмпбелла.

Книга на любителя, она с сильным уклоном в психологию. Я обожаю копаться в характерах и мотивах персонажей, так что по мне — огонь.

Нора Галь «Слово живое и мертвое»

Все книги выше помогают понять, что писать. Они про сюжет, характеры персонажей и писательский процесс. Нора Галь научит писать живым русским языком (без регистрации и смс).

Это моя настольная книга, потому что я редактирую других людей. Редактировать себя тоже помогает.

Элизабет Гилберт «Большое волшебство»

Название говорящее. Гилберт считает, что творчество — это магия. На этом она строит свои размышления и делает небанальные выводы, в которые хочется верить.

Прекрасная альтернатива, если вас тошнит от Джулии Кэмерон с ее путями художников. Гилберт успокаивает и помогает поверить, что все будет ок.