сохрани меня в памяти,
где я была настоящей и нежной,
где моя сущность мягкая,
словно шёлк.
пусть наши разговоры
стали короче и реже,
главное,
что ты
меня под рёбрами уберёг.
от меня не останется ничего
уже к следующей осени.
с первым порывом летнего ветра
испарится тоска,
а вся боль просто станет
цветочной россыпью.
но главное, что для тебя
я действительно кем-то была.
сохрани меня в памяти,
как человека с открытым сердцем,
как мотылька, что летел
вопреки страшной тьме на свет,
как ребёнка, что не простился
с грёзами детства,
как человека,
которого больше нет.
где я была настоящей и нежной,
где моя сущность мягкая,
словно шёлк.
пусть наши разговоры
стали короче и реже,
главное,
что ты
меня под рёбрами уберёг.
от меня не останется ничего
уже к следующей осени.
с первым порывом летнего ветра
испарится тоска,
а вся боль просто станет
цветочной россыпью.
но главное, что для тебя
я действительно кем-то была.
сохрани меня в памяти,
как человека с открытым сердцем,
как мотылька, что летел
вопреки страшной тьме на свет,
как ребёнка, что не простился
с грёзами детства,
как человека,
которого больше нет.
Когда она решила уйти, я собирал ее вещи и думал какого цвета рубашку мне одеть на работу. Странно, но за завтраком я не почувствовал ничего, абсолютно. Возможно я плотно поел. А может просто был уверен, что к вечеру она вернется. За обедом я разлил на себя кофе, оставив большое пятно на своей любимой рубашке. Но это меня не огорчило, напротив я знал, когда вернусь домой, она мне его застирает. Открыв дверь, в квартире было темно, а на холодильнике не было ее ключей. Не было запаха ужина и кружка недопитого чая так и стояла на своем месте. Еще никогда квартира не была такой пустой. И впервые я задержался на пороге.
Третью ночь я не мог нормально уснуть. Кровать казалась слишком большой и неудобной. Под утро я просыпался от прилива крови и хотел поцелуями ее разбудить, чтобы в очередной раз не выспаться выдыхая ее вдохи. Я отчаянно водил рукой, пытаясь нащупать ее плечи. Руки и теплые пальцы. Пустота. И ее подушка была, как никогда холодной.
Через неделю я вспомнил о существовании Бога, до которого никогда не было дела. Чувствовать дыхание за спиной и каждый день спешить с работы домой. Это было так бедно раньше и не имело цены сейчас. В эту минуту. До невыносимости. Одиночества. Страха.
Пятно на рубашке, да и гордость с размером в квартиру принимала размеры пятна. Звонок в дверь. А за дверью она - от банальных фраз и до кофейных глаз она.
Когда она вернулась, я больше не позволял ей уходить.
Никогда.
В. Прах «Кофейня»
💔
Третью ночь я не мог нормально уснуть. Кровать казалась слишком большой и неудобной. Под утро я просыпался от прилива крови и хотел поцелуями ее разбудить, чтобы в очередной раз не выспаться выдыхая ее вдохи. Я отчаянно водил рукой, пытаясь нащупать ее плечи. Руки и теплые пальцы. Пустота. И ее подушка была, как никогда холодной.
Через неделю я вспомнил о существовании Бога, до которого никогда не было дела. Чувствовать дыхание за спиной и каждый день спешить с работы домой. Это было так бедно раньше и не имело цены сейчас. В эту минуту. До невыносимости. Одиночества. Страха.
Пятно на рубашке, да и гордость с размером в квартиру принимала размеры пятна. Звонок в дверь. А за дверью она - от банальных фраз и до кофейных глаз она.
Когда она вернулась, я больше не позволял ей уходить.
Никогда.
В. Прах «Кофейня»
💔
правда в том,
что я очень люблю тебя.
без причин и следствия,
без расследования гибели
человека,
которого мне пришлось
похоронить в себе.
человека, которого я оставила
умоляющего простить тебя.
правда в том,
что я очень боюсь людей,
исключая с детства возможность
дать обидчику сдачи.
правда в том,
что во мне глубоко засело,
как единственный аргумент:
«ты такая красивая,
когда плачешь».
я, котёнок оставленный
на обочине,
слышащий как рев машин
разрезает утро,
если кто-то меня заберёт,
знай..
я так ждала тебя,
так нескончаемо долго..
я порезала лапы колючей
проволокой,
а на месте, где ты касался
меня руками,
проросли цветы.
под стеблями этих цветов
теперь шрамы размером
с ладони ребёнка.
правда в том,
что я бесконечно люблю тебя..
по такой любви пишут иконы
и самое малое —
веруют.
я закрываю глаза.
на раз:
и целую твои глаза бесцветные;
на два:
ты повторяешь: «хватит»;
на три:
я больше не помню,
как ты пахнешь.
тогда станет страшнее,
чем в фильмах.
дурнее, чем камбала в моих снах.
я всегда до отчаяния молвлю:
«ялюблютебяялюблютебя
ялюблютебя».
нисходящим с уст
и начало слов все равно
превращается в 'пожалей меня',
словно я забыла
все выученные слова.
правда в том,
что я видела ад..
и моя любовь
там нас с тобой не спасла.
что я очень люблю тебя.
без причин и следствия,
без расследования гибели
человека,
которого мне пришлось
похоронить в себе.
человека, которого я оставила
умоляющего простить тебя.
правда в том,
что я очень боюсь людей,
исключая с детства возможность
дать обидчику сдачи.
правда в том,
что во мне глубоко засело,
как единственный аргумент:
«ты такая красивая,
когда плачешь».
я, котёнок оставленный
на обочине,
слышащий как рев машин
разрезает утро,
если кто-то меня заберёт,
знай..
я так ждала тебя,
так нескончаемо долго..
я порезала лапы колючей
проволокой,
а на месте, где ты касался
меня руками,
проросли цветы.
под стеблями этих цветов
теперь шрамы размером
с ладони ребёнка.
правда в том,
что я бесконечно люблю тебя..
по такой любви пишут иконы
и самое малое —
веруют.
я закрываю глаза.
на раз:
и целую твои глаза бесцветные;
на два:
ты повторяешь: «хватит»;
на три:
я больше не помню,
как ты пахнешь.
тогда станет страшнее,
чем в фильмах.
дурнее, чем камбала в моих снах.
я всегда до отчаяния молвлю:
«ялюблютебяялюблютебя
ялюблютебя».
нисходящим с уст
и начало слов все равно
превращается в 'пожалей меня',
словно я забыла
все выученные слова.
правда в том,
что я видела ад..
и моя любовь
там нас с тобой не спасла.
но я так глубоко заблудился в
своей собственной душе,
как я могу ожидать, что
кто-то другой меня поймет?
своей собственной душе,
как я могу ожидать, что
кто-то другой меня поймет?
к чему я так привязан?
к твоим глазам, которые
не смотрят на меня, или
к твоему гордому сердцу?
к твоим глазам, которые
не смотрят на меня, или
к твоему гордому сердцу?