Страниц сто в «Замке» Кафки осталось — ощущается как утопия. Главный герой-‘психиатр’ пытается объяснить жителям деревни причины их неправильного мышления, истерзанного и изменённого. С таким же успехом он главному герою «1984» мог бы объяснять после концовки, почему тот ‘не прав’. Бродит по избам-палатам, по камерам, и старается разъяснить, почему дверь из заведения открыта.

К. у меня ассоциируется с Сэмом Лаури из «Бразилии». Но если Лаури тот самый зашмыганный клерк, который растваряется в собственных мечтаниях, и из-за этого не замечает реальности, то К., наоборот, не пытается вдаться в логику построенного Замком мира и штурмует пустую стену, раскидывая бессмысленный, но весьма изысканный бисер.

Можно создать иллюзию спокойной и весьма беспристрастной жизни, некой даже зажиточности в деревне, если её жители сами умеют себя и друг-друга наказывать.

Мне часто вспоминается покойный Константин Крылов, рассказывавший, что государству требуется, чтобы «Ваньки ощущали, что это они виноваты» (не помню точной цитаты; жена, обвиняющая мужа в чужих грехах — уже не мужчина). Быть упитанным не равно счастью.

Были сны: сначала мне снились «Секретные материалы», Скалли и Малдер; ловили монстра (так получилось, что сначала ловили брата с сестрой, но сестра поглотила братца, и она превратилась в цилиндро-образное серо-зелёное, водорослевое по цвету, существо: пасть круглая, со внутренними зубьями-пилами — оно начало в библиотеке пожирать людей, хватало и утаскивало внутрь себя; оно попыталось и меня схватить за ногу, но в руках у меня оказался помповый дробовик.

Затем внутренний оператор перенёс меня снаружи, где синеволосый шериф Вигам (из «Симпсонов», да-да) дал приказ атаковать здание; от стоянки в неизвестное мне направлении помчались полицейские машины, в один из которых уселся в белом костюме зеленоволосый клоун.

Снова смена действий, на этот раз из заснеженной улицы вхожу в дом, который могу таким назвать; на мне дорогая шуба, уги топают по лакированному полу с узорами; высокие потолки, фактура, дворец — зашёл в дом императорской семьи; в первом помещении, парадной, неизвестная бабушка сидела с играющей внучкой: девочка, держась за ножки миниатюрного стола на колёсиках, каталась под столешницей по помещению и полировала скрипом пол своими пухленькими ногами, а на самой на ней шёлковая юбочка — и в заправленной туго, со складками, белой футболке СССР, совершенно выбивающейся из антуража александровского ампира. Сбоку стоял шифоньер, ходили во фраках слуги. Я себя укорил, что успел наследить стекающимся снегом, где дети играют: в первых дверях разминулся с белобрысым наследником в парадной форме, очень вежливым, так как он меня пропустил, поприветствовал и попросил «проходите»; меня тронул этот молодой человек: совершенно щупленький, но воспитанный, умеющий быть тактичным со старшими, ему я ответил «добрый вечер» и протиснулся через проём в коридор, чтобы он понял, что своей вежливостью меня впечатлил и не считаю это за слабость. Искренне и тихо он что-то добавил, но до меня его слова уже не донеслись — всё ещё ругал самого себя, что поспешил и наследил на игровой пол, пользующийся импровизированным катком детям.

Поднялся по лестнице к своему стрекочущему будильнику.