Новая грань версии того, что "Гостья из будущего" - это фильм про гибнущую (уходящую в вечность) - недаром там отряды Института времени засылают к неандертальцам, в Александрию перед пожаром библиотеки, во Францию перед революцией, и в СССР 1984 года.
Песня из фильма - на латыни - совершенно пронзительное исполнение:
https://www.youtube.com/watch?v=VKLPMOzbux8

Ханс Эйсслер, композитор-коммунист, ученик Шёнберга, друг Брехта и соавтор Адорно – в 1942-1943 годах создал потрясающий «Голливудский песенник» (Hollywooder Liederbuch) – точнее, анти-голливудский по настрою – лирический дневник мигранта в самые мрачные годы войны: про хлеб, замерзшие деревья весной, холодные номера гостиниц, солдат, потонувший в Норвегии и погибших в Бельгии, маленькое радио, которое тащат с собой в изгнание и постоянно слушают по нему сообщения о чужих победах, и т.п.

Я очень ценю, как Эйсслер множеством способов пытается вытащить песню из плена оперности, салонности, ищет сближения с разговорной речью, с минимальной структурой реплики, вдох-выдох, один слог-два слога – развернутое, да, через форму немецкой поэзии и классической музыки, но предельно обыденные короткие внутренние монологи – буквально как в рилзах/шортсах сейчас.

Долго искал адекватное исполнение песни «О самоубийстве» - ¾ того, что есть на YouTube – уничтожают его салонностью, канонической для lieder ровной расслабленностью, неадекватной содержанию – сытые люди исполняют спокойную классику, так сказать! И нашел: это Розвита Трекслер (ГДР), она очень хорошо знает и много исполняла Эйсслера; и другая певица – она радикально сместила место действия в инди-готику гор и леса. Но всё это, что я пишу, только неточные обрамления…

In diesem Lande und in dieser Zeit
Dürfte es trübe Abende nicht geben
Auch hohe Brücken über die Flüsse
Selbst die Stunden zwischen Nacht und Morgen
Und die ganze Winterzeit dazu, das ist gefährlich!
Denn angesichts des Elends
Werfen die Menschen in einem Augenblick
Ihr unerträgliches Lеben fort

В этой стране, в это время
Не должно быть пасмурных вечеров
И высоких мостов над реками
Даже часы между ночью и утром
И всё зимнее время тоже – опасно!
Ибо перед лицом страдания
Люди в один миг брасывают
Свою не-вы-но-си-му-ю жизнь ПРОЧЬ

С наступившим!

И еще один отсвет прекрасных семидесятых. Иссам Хаджали, юноша-рокер, коммунист, бежит от снайперов в пламени разворачивающейся гражданской войны в Бейруте, работает в Париже на фабриках и в супермаркетах, играет в переходах, и наконец собирает денег.
Где-то в мае или июне 1977 года Хаджали с друзьями из Ирана, Франции и Алжира, снимает студию на один день и пишет альбом – уже не копию западного прогрессива, но - в тоске по родине - синтез арабских стихов, традиционных струнных, джаза и рока - потом раздает друзьям 100 кассет, женится, заканчивает университет, и возвращается в Бейрут, где и сейчас торгует в ювелирной лавке.

Заглавная песня с альбома, которую сравнивают со Stairway to Heaven: https://www.youtube.com/watch?v=WfI2vDHBzuQ

Если определить французскую классику одним словом, то это – тёплая. В хорошем смысле, не теплохладность! Как интенсивность и человечность света… теплота, несмотря на любую драму, вопреки всему.

И есть у французов свой жанр песни – мелоди (mélodie), отличное от народных chansons – ответ XIX века на немецкие Lieder – точность, ясность выражения, та самая кларте, и сгущенность, концентрированность формы, по словам Дебюсси. Сдержанность и лаконичность, на грани британского understatement, против «душевных излияний» немцев. Очень скоротечный жанр – начался с Гуно и умер с Пуленком, уступив великой, без оговорок, стихии французского шансона XX века. По сути, единственная ценность мелоди – их отражение великой эпохи (пост)импрессионистов (живопись) и символистов (поэзия).

Эмманюэль Шабрие, ровесник, друг и коллекционер Моне, Мане, Сезанна и др. и пр., чиновник министерства внутренних дел и музыкант любитель, чьи оперы провалились, а необычная манеры игры и сочинения предвосхитила музыкальный авангард нового века, написал 43 мелоди – и по живости, остроумию, точности и насыщенности вкусом это такой концентрированный Бодлер-Рембо-Моне, совершенная бомба!

Вот его "Пастораль розовых хрюшек": https://youtu.be/WRPBUZ28ZUw?si=vEUsDbOIPXXp2Ius

Pastorale des cochons roses

Le jour s'annonce à l'Orient,
De pourpre se coloriant,
Le doigt du matin souriant
Ouvre les roses !
Et sous la garde d'un gamin
Qui tient une gaule à la main,
On voit passer sur le chemin
Les cochons roses.

Le rose rare au ton charmant
Qu'à l'horizon, en ce moment,
Là-bas, au bord du firmament
On voit s'étendre,
Ne réjouit pas tant les yeux,
N'est pas si frais et si joyeux
Que celui des cochons soyeux
D'un rose tendre !

Le zéphir, ce doux maraudeur,
Porte plus d'un parfum rôdeur
Et dans la matinale odeur
Des églantines,
Les petits cochons transportés
Ont d'exquises vivacités
Et d'insouciantes gaietés
Presqu'enfantines ;

Heureux, poussant de petits cris,
Ils vont par les sentiers fleuris
Et ce sont des jeux et des ris
Remplis de grâces ;
Ils vont, et tous ces corps charnus
Sont si roses qu'ils semblent nus
Comme ceux d'amours ingénus
Aux formes grasses.

Des points oirs dans ce rose clair
Semblant des truffes dans leur chair,
Leur donnent vaguement un air
De galantine;
Et leur petit trottinement,
A cette graisse, incessamment,
Communique un tremblotement
De gélatine.

Le long du ruisseau floflottant,
Ils suivent tout en ronflotant
La blouse au large dos flottant
De toile bleue, ils trottent
Les petits cochons,
Les gorets gras et folichons,
Remuant les tire-bouchons
Que fait leur queue !

Puis, quand les champs sans papillons
Exhaleront de leurs sillons
Les plaintes douces des grillons
Toujours pareilles,
Les cochons rentrant au bercail
Défileront sous le portail
Agitant le double éventail
De leurs oreilles ;

Et quand là-bas, à l'Occident,
Croulera le soleil ardent,
A l'heure où le soir descendant
Ferme les roses,
Paisiblement couchés en rond,
Près de l'auge couleur marron,
Bien repus ils s'endormiront,
Les cochons roses !

На востоке заря загорается,
Пурпуром небо озаряется,
Утро, улыбкой одаряя,
Розы раскрывает.
А под присмотром мальчугана,
С палкой в руке, уж издалека
Видно, как шествуют неспешно
Розовые хрюшки.

Редкий розовый оттенок,
Что на горизонте далеком,
Там, у края небес широких,
Льется и тает,
Не радует так наши взоры,
Не так свеж и полон игры,
Как у хрюшек нежной кожи,
Розовый наряд.

Зефир, вороватый шалун,
Несет ароматный шлейф вокруг,
И в утреннем запахе роз
Диких, душистых,
Маленькие хрюшки, в восторге,
Полны живости и трепета,
И беззаботной детской радости,
Почти что детской.

Счастливые, визжат слегка,
Идут по тропкам, где цветы,
Их игры, смех — полны красы,
Полны изящества;
Идут, и все их круглые тела
Так розовы, что кажутся наги,
Как у амуров нежных, милых,
С формами пышными.

Точки черные на розовом фоне,
Как трюфели в их теле,
Придают им слегка вид
Галантина;
А их мелкий топоток,
С их жирком, неустанно
Сообщает дрожь легкую,
Как у желе.

Вдоль ручья, что журчит,
Они идут, слегка хрипят,
За синей блузой, что плывет
Впереди, спешат
Маленькие хрюшки,
Толстые поросята, шалуны,
Вертя своими хвостиками,
Как штопорами!

Потом, когда поля без бабочек
Из своих борозд выпустят
Нежный плач сверчков,
Все тот же, вечный,
Хрюшки вернутся в хлев,
Пройдут под воротами,
Махая двойным веером
Своих ушей;

И когда там, на западе,
Свалится солнце горячее,
В час, когда вечер, спускаясь,
Розы закрывает,
Спокойно улягутся кругом,
У корыта цвета коричневого,
Сытые, заснут глубоко
Розовые хрюшки!

The Foggy Dew («Туманная роса) – ирландская песня, написанная в память о Пасхальном восстании – 24 апреля 1916 года, ровно 109 лет назад.

Восстание увенчало длинный ряд отчаянных и провальных выступлений ирландцев против британского владычества, в XVII-XIX веках, но вместе попало в мощную волну XX века, весны народов и краха империй – почти синхронно с революцией русской. Если продолжить аналогию, то оно было подобно восстанию декабристов: ошибки руководителей, разрозненность сил, разгром в городских боях превосходящим противником и, главное, – страсть к мученичеству и жесту сильнее любого хладнокровного плана. Дальше, или разгром «восстания поэтов» пробудил страну, или исторические факторы сделали свою подспудную работу, но уже через несколько лет Ирландия стала независимой.
В 1919 году Чарльз О'Нил, приходской священник из графства Даун, пришел на первое заседания Дойл Эрен, еще непризнанного парламента Ирландии, и был настолько поражен, сколько депутатов не откликаются на перекличке (томятся в британских тюрьмах), что написал эту песню. «Туманная роса» – нечастый пример, когда политическая композиция на злобу дня становится народной, поется и исполняется до сих пор, вплоть до Шинед О'Коннор и U2.
(Текст и перевод я даю в комментариях к посту)

Ключевой элемент Foggy Dew – совпадение: как капли собираются в реку, или лучи в линзе. Я и мы, прошлое и настоящее, история и политика, романтика и героика, одна страна и целый мир, Бог и свобода.
Динамика песни проста: герой, «я», от первого лица – индивидуальное высказывание – встречает, называя короткими архаичными словами в возвышенном регистре, античный строй «сильных мужей», идущих по равнине – но это не солдаты, не люди барабана и шеренги. Далее – развернутое, богатое именами собственными размышление-поминовение о тех, кто покинул страну не по своей воле: «дикие гуси», ирландские солдаты-эмигранты прошлых веков, и те, кто лежит в безымянных могилах на фронтах Первой мировой, пав ради империи (или свободы других народов). И потом – уже неизбежная гибель восставших, и звенящий всю песню колокол – уже не благовест, а похоронный перебор.
Это энергия поминовения имен – как в другом отзвуке восстания, стихотворении У. Б. Йейтса «Пасха 1916 года»:
Будет ли жертвам конец?
Нам остается впредь
Шептать, шептать имена,
Как шепчет над сыном мать:
<...>
И я наношу на лист –
МакДоннах, МакБрайд,
Конноли и Пирс,
Преобразили край,
Чтущий зеленый цвет,
И память о них чиста:
Уже родилась на свет
Грозная красота.

Но где же здесь родина? Она и есть туманная роса ’neath an Irish sky – ландшафт, реальный до метеорологичности, и одновременно мифологический, вечный, хранящий древних героев и ждущий дневного солнца будущего.
Но это не всё. Мелодия написана в минорной гамме, но темп, ритмический рисунок и манера исполнения «Туманной росы» очень сильно меняется – ее поют как польку, как марш, как медленный речитатив. Я выбрал вариант Томми Мэйкема (ссылка в комментарии): он поет приглушенно, под аккомпанемент одной акустической гитары, ближе к декламации, чем к пению; но главное, в отличие от большинства даже классических исполнителей, как Алан Стивелл или The Wolfe Tones, его голос меняется вместе с песней, он пропускает ее через себя, замирает, шепчет, вскрикивает.
И его последняя строфа – про совпадение: не холодное нагромождение аллегорий и эпитетов, как в славословии Фелице или Королю-Солнцу, но совпадение событий, искусство просто являет их вибрирующей струной: свобода, смерть, весна, распятие и воскресение: синхрон Бога, мира и людей.

The bravest fell and the sullen bell rang mournfully and clear
For those who died that Easter tide in the springing of the year

Храбрейшие пали, и угрюмый колокол звонил скорбно и ясно
По тем, кто погиб в ту пасхальную пору, в весну года
.

Но тут Мэйкем вдруг резко поднимает голос, последняя полустрофа – дар того века нам: ничего не может, в принципе не может закончиться смертью.

Падшие не одни, и даже Ирландия не одна, не сама с собой, всегда есть свет, _мир_, всегда есть нечто большое, чем здесь и сейчас – любящий взгляд, который conservat omnia:

And the world did gaze in deep amaze at those fearless men and true
Who bore the fight that freedom's light might shine through the Foggy Dew.

И мир с глубоким изумлением взирал на этих мужей, бесстрашных и верных,
Кто принял бой, чтобы свободы свет мог сиять сквозь туманную росу.

Первый альбом, который я послушал и полюбил, с которого, в пятом классе, уже параллельно радио, начались мои отношения с музыкой – это советская пластинка лучших песен Аль Бано и Ромины Пауэр. И это было хорошо – ведь это такая редкая, и многократно усиливающая (точнее, раскрывающая) музыку вещь – не просто дуэт, а дуэт двух влюбленных, без асимметрии, и не просто соратников (таких дуэтов много, равно как и странных сложных отношений, прорывающихся, как у «Аббы»).

И когда любовь прорывается в музыку, резонирует с ней – и слушатель тоже попадает в нее, без эффекта подглядывания или отчуждения – свидетелем и участником этой любви, в Святом Духе.
https://www.youtube.com/watch?v=1pIaxj-K5cM

Редкая это вещь, я с трудом ищу в памяти примеры - вот, наверное, весь первый альбом, который Эван МакКолл спел с Пегги Сигер - "Классические шотландские баллады". Его лучше весь слушать, как разные грани кристалла. Вот одна из песен: https://www.youtube.com/watch?v=zrfZFIHMlNg

Неожиданно мне открылась музыка барокко. Тут как с классикой в целом, конечно – нужно пробить стенку кажущегося однообразия и одновременно пышности, переизбытка (звуков, эмоций), и тогда начинаешь различать голос\высказывание – и эмоции.

Молодые француженки из разных провинций страны – Les Kapsber'girls – сопрано, меццо, виола да гамба, лютня – записали альбом брюнеток (les brunetes) – грустных или озорных буколических песенок, диалогов пастушков Аркадии или стилизованных современных крестьян, изданных в трех томах королевским печатником в начале XVIII века – огромного пласта придворной культуры Людовиков (свои чувства отношения разыгрывающей через воображаемых пастухов и пастушек).

Les Kapsber'girls здесь, больше, чем на своих итальянских альбомов, воплощают французскую мягкость, непосредственность, грусть.

https://www.youtube.com/watch?v=16GSY5TtrTw

Вот еще их концертная запись - в чем-то даже лучше, т.к. без претензий на клипмейкерство:
https://youtu.be/fg9NFR67MRY?si=81OVgkT77lkw1Hdg&t=221