Испания снова без связи: ЕС входит в фазу энергетической нестабильности

Второй крупный сбой за месяц — теперь в телеком-инфраструктуре — подтвердил: Испания столкнулась не с локальной аварией, а с системной разбалансировкой энергосети. Причины апрельского блэкаута по-прежнему засекречены, сегодня — новая волна отказов. Электричество исчезает, связь рушится, города замирают.

ЕС пожинает последствия насильственного "зелёного перехода": отказ от стабильной генерации (ТЭС, АЭС, газ) в пользу нестабильной — без компенсационных механизмов. Испания — первый сигнал, но аналогичная уязвимость у Германии, Бельгии, юга Франции. Сама секретность расследований уже говорит о масштабе угрозы — евробюрократия больше не контролирует последствия собственных решений.

Форсайт- прогноз (12–18 месяцев):

— рост аварий в энергосистемах Европы — особенно в периоды пикового спроса;
— попытки подавить обсуждение и переложить вину на «гибридные угрозы» или внешние атаки;
— перегруппировка части стран ЕС в сторону возвращения к атомной и газовой генерации — разрыв внутри Союза по энергетической повестке станет неизбежным.

Энергетическая стабильность Европы подорвана не внешними ударами, а внутренней политикой. Идеология — вытеснила инженерную рациональность. Испания — лишь первый публичный провал, но впереди — каскад системных отказов, ударяющих по связности, логистике и доверию к управлению в ЕС.

Европа входит в фазу не просто электорального дрейфа, а структурной ломки привычной политической архитектуры. На фоне политики Дональда Трампа усилился тектонический сдвиг в ЕС: правые партии, ранее считавшиеся периферийными, теперь становятся агентами новой субъектности. Их рост — это не аномалия, а симптом отказа общества от тех глобалистских моделей, что воспроизводились последние десятилетия.

В краткосрочной перспективе их силы недостаточно, чтобы перехватить власть, но более важен сам факт признания: правые — уже не маргиналии, а политические носители альтернативного проекта. Брюссель, Париж и Берлин отвечают предсказуемо — сдерживанием, дискредитацией и структурным блокированием.

Сегодня мы наблюдаем подготовку почвы для нейтрализации постмаастрихтского консенсуса. Вот три возможных сценария на ближайший год.

Сценарий 1: Архипелаг правых. На уровне отдельных стран — от Румынии до Португалии — правые силы накапливают электоральный капитал и входят в коалиции регионального уровня. Евробюрократия применяет режим «пассивного сдерживания»: без репрессий, но с исключением из ключевых форматов, как это случилось с Мелони. Однако к середине 2026 года формируется «архипелаг» правых кабинетов, не способных менять ЕС напрямую, но влияющих на тематику (миграция, суверенитет, безопасность).

Сценарий 2: Перетекание в брюссельскую периферию. У правых партий нет доступа к рычагам в Европарламенте — но есть возможность через национальные парламенты блокировать или саботировать имплементацию общеевропейских директив. Формируется "пояс инерции" — страны, которые фактически замедляют реализацию климатических норм, миграционных соглашений и трансграничных финансовых решений. ЕС не распадается, но превращается в перегретую систему с высокой фрагментацией.

Сценарий 3: Символическая интеграция с Трампом. Политика Трампа активирует новый уровень диалога между европейскими правыми и администрацией США. Неофициальные альянсы, консолидация культурной и стратегической повестки (семья, армия, границы) становятся политическим капиталом. Несмотря на формальное отсутствие правых в органах управления ЕС, они начинают играть роль символических медиаторов между Вашингтоном и континентальной Европой. Эпоха технократии заменяется на эпоху символического реализма.

Результаты опроса ВЦИОМ — не просто отражение эмоций, а диагноз западной политике глазами массового восприятия. Россияне с удивительной точностью фиксируют то, что аналитики на Западе предпочитают игнорировать: враждебность — это не только вопрос геополитики, но и тональности, риторики и предсказуемости. Когда Франция обгоняет в антирейтинге даже Украину — это не ошибка восприятия, а последствие истощения доверия к прежним символам “Европы разумной”.

Запад заигрался в эскалационные позы. Особенно ярко это проявляется в фигуре Макрона, который упорно пытается играть роль "цивилизованного Наполеона", но в итоге звучит громче и сюрреалистичнее Зеленского. Бравурные заявления о войсках НАТО, красные линии, которые Париж сам себе рисует и сам же стирает — всё это воспринимается в России не как сила, а как истеричный авантюризм.

На фоне французской и немецкой риторики, даже США начинают восприниматься как более рациональный игрок — особенно с учетом Трампа, где фокус политики смещён на экономику и прямые интересы, а не на догматизм и моральное позерство.

Этот сдвиг в восприятии — следствие, а не причина конфликта. Пока в Европе пытаются “наказать” Россию ценностями, общественное мнение фиксирует простую реальность: предсказуемость и уважение важнее деклараций. И именно по этой шкале Франция и Германия сегодня — внизу.

«Экспорт демократии» давно превратился в глобальный деструктивный бренд. От Ближнего Востока до Восточной Европы, везде, где вмешивалась западная геомашина, следом приходили разрушенные институты, вооружённые анклавы и вакуум власти, в котором побеждали не права человека, а право сильного. Сирия, о «близости к гражданской войне» которой теперь патетично заявляет Марко Рубио, — это не новая угроза, а позднее эхо старого американского сценария, запущенного ещё в начале 2010-х.

России этот «экспорт нестабильности» знаком не понаслышке. Под лозунгами открытости, реформ и прав человека ей предлагали втягивание в зависимые архитектуры — от экономической до ментальной. А когда она отказалась играть по этим правилам — началась уже другая фаза: изоляция, санкции, попытки дестабилизации по периметру. И Украина, как проект, тоже родом из этой логики: управляемый хаос вместо реального суверенитета.

На этом фоне трампистская линия внешнеполитического прагматизма, какой бы грубой она ни казалась, выглядит как возможность притормозить этот маховик. Если американский изоляционизм сменит интервенционизм под лозунгами «ценностей», — это уже будет стратегический выигрыш для всего мира.

CNN со ссылкой на разведку США сообщает: Израиль готовится к удару по иранским ядерным объектам. Решение ещё не принято, но тревожный сигнал дан. Вашингтон разделён: часть элит толкает Трампа к поддержке удара, часть пытается сдержать Тель-Авив. На этом фоне Иран жёстко отверг условия новой «ядерной сделки» и предупредил о последствиях.

Утечка через CNN — элемент давления на Тегеран, приуроченный к обострению переговорной фазы. Израиль давно продвигает идею силового решения, но Иран — это не Йемен, ответ будет асимметричным, жёстким и высокоточным. Независимо от формального участия, Трамп будет втянут в конфликт — репутационно, стратегически и с точки зрения оборонных обязательств.

Форсайт-сценарии:

— Нагнетание без удара (55%). Израиль поднимает ставки, США играют «плохого и хорошего следователя». Иран держит курс, но не провоцирует. Срыв не наступает — пока;

— Компромиссная сделка (30%). Иран соглашается на частичные условия, чтобы сбить напряжение. Израиль отходит, США оформляют "победу давления";

— Удар и война (15%). Израиль бьёт. Иран отвечает — по базам, танкерам, инфраструктуре. США втягиваются. Начинается масштабный конфликт с глобальными последствиями: энергетика, рынки, миграция. Дестабилизация ситуации на Ближнем Востоке не закончится локальными последствиями — они затронут весь мир.

Удар по Ирану перевернёт саму структуру мира. Игра перешла в фазу "без обратного хода".

Запуск цифровой ревизии Telegram-пространства обозначает поворотный момент. В условиях сетевого конфликта и когнитивной перегрузки страна входит в фазу стратегической перенастройки инфраструктуры восприятия. Не просто каналов, а логики производства влияния. Информационное поле перестаёт быть зоной допуска и становится зоной допускаемых.

На горизонте ближайшего года возникает два сценарных коридора.

✔️ В первом — Telegram окончательно институционализируется: формируются сертифицированные экосистемы, выделяются «информационные резервации», где анонимные каналы удерживаются под формальным надзором.
✔️Во втором — стартует фаза «умного отключения»: алгоритмическое затухание охватов, параллельные платформы и финализация прежней модели анонимности, в которой присутствовали платформы настроенные на деструктивность.

В обоих сценариях ключевой становится управляемость доверия. Сегодня идет запрос на медиаперсонаж с ясной репутацией и вшитым контролем, через которого можно договариваться. Те, кто успеет встроиться в новый формат, сохранят голос. Остальные — растворятся в мертвом информационном трафике.

Форсайт до конца 2025 года — сжатие независимых Telegram-экосистем и запуск модели «дифференцированного допуска». Система выстраивает его Telegram-голоса в хореографию допустимого, при котором информационный суверенитет становится формой цифровой дисциплины.

США официально объявили о досрочном завершении производства первого экземпляра новейшей гравитационной термоядерной бомбы B61-13 с мощностью до 360 килотонн — это один из самых мощных и быстро разработанных боезарядов, поставленных на вооружение со времён холодной войны. Символично и тревожно: разработка и развёртывание B61-13 происходит в отсутствие действующего режима контроля над стратегическими наступательными вооружениями между США и Россией — последним таким механизмом был СНВ-III, срок которого истекает в 2026 году.

В реальности это означает возврат к двухполюсной конфигурации ядерного сдерживания без предохранителей. B61-13 — не просто оружие, а стратегический сигнал. Его характеристики — высокая мощность и «гравитационный» (то есть несамоходный) принцип действия — адаптированы под перспективное размещение на борту самолётов, включая F-35, и прицельное использование по укреплённым объектам. Это означает расширение тактической гибкости США в Европе и Азии.

Политико-военный смысл ясен: возобновляется гонка ядерного потенциала, в которой на кону не только военно-стратегическое доминирование, но и рычаги дипломатического давления. Без новой договорной архитектуры между Москвой и Вашингтоном ядерное разоружение больше не рассматривается как обязательная парадигма — теперь ставка на «модернизированное сдерживание».

Сложившаяся ситуация повышает важность восстановления диалога между США и РФ по линии стратегической стабильности. При этом именно Россия, обладая симметричным ядерным арсеналом и стратегическими средствами доставки, остаётся единственным игроком, способным сбалансировать развертывание B61-13 не в гонке чисел, а в архитектуре нового соглашения, которое может включать аспекты контроля над тактическими вооружениями и условия недопущения их боевого применения.

Без этого мир всё быстрее скатывается в опасный сценарий непрогнозируемого накопления рисков, где любые региональные кризисы (от Восточной Европы до Ирана или Тайваня) будут иметь «ядерный фон» — не как теоретическую угрозу, а как элемент реального планирования.

В условиях, когда европейские элиты пытаются удержать контроль над политическим полем за счёт запретов, стигматизации и демонтажа электоральной конкуренции, правые силы обретают не просто голос, а образ последнего рубежа народного представительства. Запреты партий, исключение альтернативных кандидатов, давление на медиа — всё это превращает формальные институты демократии в пустую оболочку. Именно в этом вакууме формируется новая правая субъектность — не как идеологическая радикальность, а как реакция на делегитимацию самой системы.

Глобалисты ошибочно полагают, что могут удержать повестку, выдавливая правых из публичного поля. На деле это лишь подталкивает их к адаптации и построению параллельной инфраструктуры — от цифровых платформ до территориальных очагов влияния. С каждым таким шагом протестный потенциал правых движений перерастает в организационный ресурс. И когда система окончательно утратит остатки доверия, именно они могут воспользоваться этим кризисом представительства, предложив не лозунг, а ревизию — институциональную, политическую, культурную.

https://www.tg-me.com/Taynaya_kantselyariya/12509

Протест Китая в ответ на включение его компаний в санкционный список ЕС — это один из маркеров новой конфигурации глобального экономического порядка, где каждый эпизод санкционного давления вызывает не протест, а институциональный ответ. Стратегическая глубина здесь в том, что Китай не просто недоволен — он начинает артикулировать правила своей экономической безопасности.

✔️Если ЕС продолжит линию санкционного расширения, то в ближайшие месяцы можно ожидать запуск либо симметричных барьеров против европейских товаров, либо ускоренного выдавливания западных компаний из критически важных секторов китайского рынка. Пекин умеет действовать не громко, но последовательно: через квоты, через лицензирование, через «невидимое администрирование» импорта.

✔️Другой сценарий — запуск альтернативных механизмов международной торговли, где санкционные риски будут сняты изначально. От укрепления юаневых расчётов до клиринговых систем с участием России, Турции и стран Глобального Юга — эта конфигурация уже существует, и новый эпизод лишь ускорит её институционализацию. Санкции ЕС работают теперь не на изоляцию, а на самоструктурирование новой глобальной экономической оси.

В обоих сценариях — кризис нормативного доверия к Европе. Именно санкционный перегрев может стать причиной того, что ЕС начнут всё чаще воспринимать не как центр правил, а как источник нестабильности. И тогда сама санкционная система станет избыточной — не потому, что её победили, а потому что её начали игнорировать.

Миграция из инструмента экономики превращается в стратегический фактор, требующий не просто контроля, а переформатирования правил доступа, ответственности и сопровождения.

Последние заявления председателя Следственного комитета Александра Бастрыкина — не только о росте преступности. Это, прежде всего, диагностика институционального сбоя, где криминальные и управленческие интересы частично совпадают. Увеличение числа уголовных дел против чиновников, вовлечённых в схемы нелегальной миграции, свидетельствует: проблема не в мигрантах, а в сбоях внутри системы допуска, надзора и ответственности. Сложился разрыв между теми, кто привозит, и теми, кто потом несёт последствия.

Предложенная модель ответственности — по сути, сигнал: открытая и дешёвая миграция будет свёрнута в пользу точечно управляемой и контрактной. Работодатель должен стать субъектом всей цепочки — от визы до соблюдения режима. Это не копия ближневосточного «кафала», а попытка России создать собственный вариант распределённой ответственности, где регионы, бизнес и центр работают по единым правилам. Первые элементы уже внедряются — в Москве и Подмосковье через цифровой надзор, и эта модель имеет все признаки масштабируемости.

Если раньше украинский кейс локализовался границами фронта и терактами на территории России, то сегодня география насилия изменилась. Убийство Портнова — не просто преступление, это переход к новой форме экспорта конфликта. Из Донбасса — в дипломатические коридоры, из России и Украины — в центр Европы.

Он не был вооружён. Он не руководил батальонами. Он занимался юридической поддержкой украинцев, напоминал что право — ещё существует на Украине. Именно за это, судя по характеру и месту расправы, его сделали примером. Примером того, что и в европейской эмиграции любой неугодный киевскому режиму не защищён. Даже если за тобой европейские суды, адвокатские победы, и правовая процедура.

Эта история — не про частный риск одного политика. Это сигнал всем, кто в Европе может озвучить иную версию украинского конфликта - альтернативную официальному Киеву. И если Европа проглотит это убийство, если не будет реакции — будет утверждена новая аксиома: политическая казнь может быть совершена на европейской территории, и местная власть не будет вмешиваться.

Это уже не про Украину. Это про то, какой будет Европа через год, если она примет эту модель как допустимую.

Санкционная пауза: США вывели давление из приоритетов, но глобалисты ищут повод вернуть войну

Санкционная политика США теряет темп. Der Spiegel впервые публично зафиксировал это как системную блокировку: законопроекты о новых санкциях против России пылятся в сенатских комитетах, а даже такие фигуры, как Линдси Грэм, откровенно боятся идти наперекор Белому дому. Это не просто «пауза», это стратегический сигнал: курс на продолжение войны Трампом не поддерживается.

Внутри американского истеблишмента всё ещё активно проглобалистское крыло, которое пытается сорвать внешнеполитическую переориентацию, удерживая украинский конфликт в медийной и санкционной повестке. Игра идёт — но уже на других условиях.

Сценарий 1 — Прагматическая заморозка (базовый) | 50–55%

— Трамп не отменяет санкции, но и не расширяет их. Санкционный механизм теряет смысл, но не форму;

— Украина остаётся без серьёзной военной и финансовой поддержки из США, фокус смещается в сторону «дипломатического отступления»;

— Европа раскалывается: часть стран требует смягчения курса, часть продолжает ритуальную антироссийскую линию без результата;

Конфликт превращается в вялотекущий и управляемый, без чёткой цели.

Сценарий 2 — Сделка и перезапуск региональной архитектуры | 25–30%

— США и Россия выходят на контур согласования условий по линии энергетики, безопасности и Украины через третьи площадки (Эрдоган, ОАЭ);

— Украина — объект давления, а не субъект переговоров. США торгуют «заморозкой» в обмен на геоэкономические уступки;

— ЕС отодвигается на периферию, Украина оказывается в зоне «выдержанного конфликта».

Сценарий 3 — Рецидив санкционной эскалации | 10–15%

— Проглобалистское крыло в США организует информационную атаку: техногенный инцидент, провокация на фронте, гибель американцев/наёмников;

— Трампа принуждают к «ограниченному ответу» — под давлением Конгресса, медиа и союзников;

Возобновляется санкционное давление — но не как стратегия, а как тактический всплеск на фоне кризиса влияния.


Санкционная машина трещит не от усталости — а от того, что Белый дом больше не хочет её обслуживать. Глобалисты пытаются вернуть войну в фокус — через медийную панику, давление на ЕС и спорадические эскалации. Но без воли Вашингтона всё рушится: логистика, финансирование, мотивация. Конфликт уходит в зону инерции. Решения больше не принимаются — они откладываются. И именно в этой паузе начнётся разборка всего, что строилось с 2022 года.

Молдавия — Румыния: тестовый сценарий перед сентябрём

То, что происходит сейчас в Румынии, — не инцидент. Это пилот. Пробная репетиция тех механизмов, которые в сентябре могут быть применены в Молдавии на парламентских выборах. И чем дальше, тем отчётливее вырисовывается структура будущего вмешательства: трансграничная логистика избирателей, политтехнологии влияния, административный ресурс и цифровой контроль.

Марина Таубер из блока «Победа» открыто заявляет: молдавская власть — и лично Санду — вмешивается в румынский процесс, формируя «общую линию контроля» над обоими государствами. И если сейчас идёт прокачка через электоральную миграцию и медийный шум, то к осени мы можем увидеть обкатку полноценной гибридной модели давления, от сетки голосов до зачистки поля «неудобных».

В регионе наблюдается усталости общества от однополярного управляемого сценария. Люди видят, что на фоне экономического выгорания и геополитической игры за кулисами им снова навязывают свою политическую игру. А это значит, что в сентябре ставки будут очень высокими.

✔️ Усиление цифрового контроля, не зря Дуров уже сейчас говорит о готовности свидетельствовать по теме вмешательствам. Ожидается рост давления на Telegram-каналы и соцсети, особенно те, кто критикует PAS и Санду. Будут задействованы механизмы мониторинга, блокировок и жалоб, а также возможен обмен данными между СИБ и партнёрами — в том числе украинскими. Основная цель — нейтрализовать нелояльные медийные ресурсы до начала кампании.

✔️ Превентивные зачистки — давление на оппозицию, нейтрализация инфраструктуры «неудобных». До выборов возможна юридическая дисквалификация оппозиционных партий и кандидатов под формальными предлогами. Обыски, налоговые проверки и отключение от эфиров. Это создаст управляемое поле и снизит шансы альтернативных сил. Это уже пошло в ход.

✔️ Формирование внешнего образа угрозы — активизация антироссийского, антигражданского, антикритического фрейма. Любой, кто против PAS и Санду, будет автоматически вписан в «угрозу стабильности».Любая внутренняя критика будет маркироваться как «пророссийская угроза». Оппозицию и протестующих попытаются прировнять с внешним врагом, чтобы оправдать репрессии. Это даст Кишинёву карт-бланш на жесткие меры под прикрытием «безопасности» и «евроинтеграции». Западные партнёры, вероятно, будут закрывать на это глаза.

Если молдавские выборы осенью будут «зачищены» под один центр, то 2026 год откроет фазу прямой интеграции Молдовы в систему евроатлантического контроля, включая оборонную инфраструктуру и политическую надстройку.

Российский бюджет 2025 года показывает важный поворот: нефть уже не абсолютный якорь экономики. Даже при цене в $55 за баррель и ослабленном рубле в диапазоне 85–87, система сохраняет управляемость. Это сигнал о структурной перестройке — от сырьевой зависимости к гибкой финансовой адаптации. Главное теперь — не цена, а способность реагировать на её колебания без разрушения внутренней логики бюджета.

Минфин начал двигаться в режиме «живого баланса»: снижение доходной части не вызывает ступора, наоборот — рождает новые параметры распределения. Это форма зрелой реакции на долгосрочные вызовы: волатильность рынков, санкционные и парасанкционные ограничения, глобальную конкуренцию за инвестиционные потоки. Статическая стабильность больше не работает. На смену ей приходит динамическое равновесие.

Фискальная модель РФ уже не столько про «избыточную доходность», сколько про устойчивость к вызовам. И если в ближайшие месяцы рынок нефти продолжит нисходящий тренд, система сможет перераспределяться без обвала. Это не отменяет дефицита, но превращает его в управляемый инструмент, а не в катастрофу.

Сценарное планирование выходит на первый план. Необходимо заранее конструировать механизмы перенастройки, чтобы не только балансировать бюджет, но и синхронизировать его с темпами трансформации глобальной экономики.

Аресты региональных элит — это рутинная корректировка кадровой матрицы в системе, которая переходит в фазу непрерывного адаптивного управления. В условиях мобилизационной экономики и внешнего давления ставка делается на исполнителей с устойчивой управляемостью, цифровым следом и понятной обратной связью.

Новая модель регионального контроля строится не на доверии, а на метриках. Каждый губернатор — это процесс, не личность. Входные данные: федеральные трансферты, мобилизационные задания, социальный фон. Выходные — уровень напряжённости, индекс лояльности, выполнение KPI. Кто не справляется — теряет статус оператора. Никаких драм, только логистика.

Важная деталь: зачистка не означает автоматическую ротацию. Центр действует хирургически. Удаляются те, кто блокирует сигналы, искажают исполнение, саботируют KPI. Назначаются те, кто не будет предлагать «свои правила», а встроится в архитектуру федерального планирования. Это цифровизация управления.

Именно поэтому формируется новая внутренняя платформа принятия решений. Не вертикаль в классическом смысле, а интегрированная система контрольных точек: от финансового мониторинга до поведенческой аналитики электората. Ключевое условие — точное и согласованное воспроизведение сигнала из Центра, обеспечивающее единство в подаче и интерпретации ключевых смыслов.

Отклонение Верховным судом иска Джордже Симиона усилило подозрения в несамостоятельности ключевых институтов.

Отклонение Верховным судом Румынии иска об аннулировании итогов президентских выборов указывает не столько на правовую определённость, сколько на политическую ангажированность институций. Суд не стал разбирать по существу заявленные факты о возможном внешнем вмешательстве и ограничении информационного доступа оппозиции — вместо этого жалоба была отклонена «за необоснованностью» без реального анализа ситуации.

Румыния после выборов: сценарии политической и институциональной турбулентности

Сценарий 1 — Инерционное продолжение курса | 40–45%

— Судебная система и правительство игнорируют обвинения Симиона и заявление Дурова о вмешательстве;

— Системные медиа продолжают формировать нарратив «устойчивости» и «легитимности», при этом запрос на справедливость вытесняется из публичного пространства;

— Протестная волна ослабевает, но недоверие сохраняется — и может быть повторно активировано в ближайших электоральных циклах.

Сценарий 2 — Рост протестной динамики и политической поляризации | 30–35%

— Симион превращается в символ «антисистемной оппозиции»;

— Его риторика выходит за рамки выборов и переходит в кампанию за реформу институционального устройства;

— Возникают новые гражданские коалиции, формируется уличное давление на ЦИК, КС и медиа;

— Начинается борьба за интерпретацию самого понятия «суверенитет» — внутренняя или внешне координируемая политика.

Сценарий 3 — Вмешательство европейских структур | 10–15%

— Под давлением общественного резонанса и внешнего шума (в том числе вокруг заявления Дурова) ЕС инициирует «внутреннюю оценку соблюдения стандартов демократических процедур»;

— Формально это будет сопровождаться «модерацией», не имеющей последствий, но для внутренней политики это станет сигналом: Румыния — под внешней опекой даже в электоральных делах.

Сценарий 4 — Эрозия легитимности и институциональный дрейф | 10%

— Слабая реакция властей и демонстративная глухота суда запускают цепочку кризиса доверия;

— Эрозия вертикали проявляется в делегитимизации выборов, падении явки и росте антисистемных рейтингов;

— Политический класс замыкается в попытках самосохранения, тем самым ускоряя отрыв от базового электората.

Решение Верховного суда не сняло напряжения, а усилило недоверие — не только к судебной системе, но и к всей архитектуре власти. Нынешнему президенту серьёзная часть общества не доверяет, как и институтам, формально представляющим народный суверенитет, но фактически утратившим этот статус.

Отказ судов исполнять функцию арбитра воспринимается как отказ от легитимности. В этих условиях Джордже Симион превращается не просто в оппозиционного политика, а в фигуру, отражающую глубинное разочарование значительной части общества, отстранённого от механизмов влияния. И именно это открывает окно в фазу антисистемной мобилизации.

Теракт в Вашингтоне: инструмент давления на Иран и зачистки пропалестинской повестки

Резонансное убийство сотрудников израильского посольства в Вашингтоне становится не только внутренним шоком, но и политическим активом, который уже используется для разворота внешне- и внутриполитических трендов.

На фоне конфликта в Газе и срыва контактов с Тегераном, инцидент даёт основание для двух линий давления:

— на Иран, как «покровителя идеологического терроризма»,

— на пропалестинские структуры на Западе, как «угрозу национальной безопасности».

Сценарии на 2–3 месяца:

– Базовый (45%): тема используется для накачки антииранской риторики, параллельно разворачивается демонизация пропалестинских кампусов, активистов и НКО — через риторику о «мягком экстремизме» и «угрозе для еврейской общины». Стартуют зачистки, отмены, блокировки.

– Международный трек (30%): Израиль и США вносят инцидент в глобальную повестку — как аргумент в пользу давления на Иран и делегитимации всех форм «непрямой поддержки радикализма», включая флаги, митинги, студенческие движения. Оправдание продолжения Тель-Авивом военной кампании в Газе.

– Эскалация (15%): новое нападение или провокация — и начинается масштабная репрессивная волна: давление на мусульманские диаспоры, правозащитников, СМИ. Вводятся мягкие формы цензуры под прикрытием борьбы с идеологией ненависти.

– Сглаживание (10%): случай спускается до статуса одиночного инцидента, чтобы избежать внутренней дестабилизации. Но на уровне риторики и политтехнологий тема продолжает использоваться точечно.

Вашингтонский теракт — триггер для перезапуска сразу нескольких повесток: внешней (удар по Ирану) и внутренней (зачистка левого и пропалестинского активизма). Все, кто ранее мог легитимно отстаивать позицию по Палестине, будут постепенно выведены в поле подозрительных. Формируется новая рамка: «критика Израиля = оправдание насилия». Это позволит США и Израилю провести идеологическую зачистку без формального подавления свободы слова — за счёт самого контекста.

США выходят из конфликта: Украина теряет статус и ресурс

Трамп отказался включить новый транш Украине в итоговый законопроект. Формально — ни цента, даже без упоминания. Фактически — демонстративный разрыв с прежней политикой. Госдеп подтвердил аудит уже выданных средств: Киев теперь не просто без новых денег, но и под угрозой разоблачений по старым траншам.

Исходя из ситуации вырисовывается такой форсайт-прогноз:

В краткосрочной перспективе (2–3 месяца):

– Украина утрачивает статус стратегического проекта США, становится токсичным активом;
– Европа в шоке, но не способна компенсировать выпадение Вашингтона;
– Трамп и его команда форсируют переговорный трек с Москвой, чтобы зафиксировать новый баланс до начала электорального давления в 2026-м.

В среднесрочной перспективе (6–12 месяцев): сценарии:

– 1. Заморозка (50%) — фронт фиксируется, Украина втягивается в переговоры, США уходят, сохранив лицо.
– 2. Дестабилизация (30%) — Киев теряет управляемость, элиты конфликтуют, фронт расползается.
– 3. Медийная провокация (15%) — попытка вернуть повестку через громкий инцидент (срыв, атака, гуманитарный шок).
– 4. Полный обвал (5%) — США уходят окончательно, ЕС не справляется, начинается фрагментация Украины и переход в «сирийский» сценарий.

Решение Трампа — не тактический манёвр, а стратегический отказ от участия. Конфликт теряет ядро управления. США больше не тянут войну — они её отпускают. И чем быстрее Европа это поймёт, тем меньше урон.

Венгрия как последняя линия: ЕС подходит к точке необратимого раскола

Решение Совета ЕС обсудить лишение Венгрии права голоса — не просто шаг против Будапешта. Это сигнал: глобалистская часть Евросоюза переходит от мягкого давления к институциональной зачистке, пытаясь устранить любые очаги инакомыслия в рамках правовых процедур.

Что происходит на самом деле:

– Венгрия снова обозначена как «виновник» за отказ следовать централизованной повестке (Украина, миграция, ценности ЕС);
– Попытка активировать статью 7 — инструмент политической изоляции, оформленный как «защита ценностей»;
– Словакия сразу же заявила, что заблокирует процедуру, тем самым официально вступив в лагерь суверенных государств, противопоставляющих себя брюссельской вертикали.

Форсайт-прогноз на 3–12 месяцев:

– Раскол институционализируется: Венгрия и Словакия больше не просто не согласны — они де-факто создают блок отказа от подчинения;

– Механизмы ЕС теряют универсальность — консенсус больше невозможен, любое решение блокируется уже не из-за нюансов, а из-за принципиального несогласия с архитектурой власти;

– Глобалистская элита ЕС (Берлин, Брюссель, Париж) становится всё более репрессивной: давление на финансирование, угрозы изоляции, рост риторики о «врагах Европы внутри».

Венгрия превращается из маргинального раздражителя в ключевой триггер институционального разлома в ЕС. А Словакия — в первую страну, которая переводит лояльность от правил к союзу по ценностям суверенитета.

ЕС больше не един. Он ещё может говорить от одного имени — но это уже не голос, а запись эха прошлого десятилетия. Текущий путь ведёт не к реформе, а к разделу — на управляемый центр и сеть несогласных государств, которые больше не верят в «ценности», определяемые по инструкции глобалистов из Брюсселя.

#форсайт
Новости о цифровом контроле над мигрантами выглядят для большинства россиян почти утешительно. Биометрия, отпечатки, приложение МВД на телефоне, отслеживающее местоположение — всё это обещает повысить безопасность, навести порядок и, возможно, даже немного снизить уровень уличной преступности. Общество это приветствует. Но именно в этом ощущении — ключ к пониманию, как работает модель переходящего цифрового контроля.

Исторический и технологический прецедент — Китай. В 2014 году, под предлогом борьбы с исламским экстремизмом, началось тотальное наблюдение за уйгурами в Синьцзян-Уйгурском автономном районе. Обязательные приложения, биометрия, контроль за перемещениями — всё начиналось локально, точечно. Но уже спустя три года подобные технологии были внедрены в крупных городах, а с 2020 года, во время пандемии коронавируса, — по всей стране. QR-коды здоровья, автоматические блокировки выхода из дома, социальный рейтинг, запреты на поездки, ограничения по кредитам.

Россия сегодня идёт по сходной траектории. У нас уже есть элементы биометрии, интеграция в «Госуслуги», активное развитие системы «Безопасный город», тестирование цифрового рубля и разметка поведения в публичном пространстве. И если сегодня мы вводим цифровой надзор над мигрантами, то завтра этот инструментарий окажется применим ко всем, просто под новым соусом — например, борьбы с внутренними рисками, эпидемиями, мошенничеством, «девиантным поведением».

Такое развитие событий даже не потребует громких законов. Всё будет сделано в логике «безопасности» и «цифрового удобства»: сначала добровольно, потом рекомендательно, потом — по умолчанию. И вот уже то же приложение МВД, которое устанавливают приезжие, окажется обязательным и для «определённых категорий граждан», а затем – для всех.

Парадокс цифрового контроля в том, что он всегда выглядит логичным — до тех пор, пока не становится необратимым. И если не отслеживать момент, когда границы между «временной мерой» и «базовой нормой» исчезают, можно проснуться в мире, где цифровая идентичность важнее реальной. Поэтому ключевой вопрос в том, где та черта, за которой всеобщее наблюдение станет универсальной функцией системы