Начал читать «2666» Роберто Боланьо, который наконец-то перевели на русский. Это роман из пяти частей, который Боланьо закончил незадолго до смерти (или даже не совсем закончил), и указал в завещании, что его нужно издать пятью отдельными книгами. Боланьо рассчитывал, что так его наследники смогут заработать побольше. Но, как и во многих других случаях, на авторскую волю было решено наплевать, и роман издали одним томом. Пока прочитал первые две части, и есть ощущение, что из второй получилась бы суперклассная отдельная книга, вот ее сюжет.
Это история о профессоре философии Амальфитано. В молодости он женился на девушке по имени Лола. Лола родила от Амальфитано ребенка, а потом уехала на поиски поэта-гомосексуала, в которого была влюблена. Оказалось, что этот поэт давно сидит в психушке и целыми днями курит, выпуская очень изящные облачка дыма. Лола предлагает ему убежать, но поэт игнорирует ее просьбу: ему нравится жизнь в психушке, ему нравятся его друзья-психи. Лола проводит несколько недель, карауля поэта возле забора, наблюдая, как он гуляет по парку, общается с психами, устраивает с ними потасовку, мастурбирует одному из них. Потом у Лолы кончаются деньги, и она селится в склепе на кладбище. Там она знакомится с таксистом-насильником, у них завязывается что-то вроде любви, они занимаются сексом в склепе, и этот таксист время от времени подкидывает Лоле денег на карманные расходы.
Какое-то время жизнь Лолы протекает между этими двумя локациями: психушка и кладбище. Потом появляется третья — Лурд, один из главных центров паломничества в Европе. Лола отправляется в Лурд в поезде, забитом калеками и смертельно больными людьми: все они прибывают в Лурд, чтобы выпросить у Девы Марии выздоровление. Какое-то время Лола живет там в мусорном баке. Позже оказывается, что Лола тоже смертельно больна: она умирает от спида. Перед смертью она навещает Амальфитано и их дочь и на том исчезает.
Это описание жизни Лолы занимает где-то три-четыре страницы, а остальные сто посвящены Амальфитано и его жизни без Лолы. Эта жизнь не богата событиями. Вот он посмотрел на дерево, а вот он о чем-то подумал. А вот зачем-то прицепил прищепками к бельевой веревке книгу по геометрии. По сути не происходит ничего, но я читаю взахлеб. Боланьо пишет великолепно, это превосходный роман.
К слову: чтобы сразу понять, чего стоит автор, нужно найти в его тексте описание неба. Хороший писатель все-таки должен уметь описать небо во всех его состояниях — мрачное зимнее, безмятежное летнее, дождливое серое и так далее. Например, мне навсегда врезалась в память такая деталь из романа Ильи Стогова «Мачо не плачут»: «Над домами висело небо, голубое, как Элтон Джон». В 90-е годы были в ходу такого рода «смелые», так сказать, «хулиганские» метафоры. Но, по-моему, они не очень удачно состарились. А вот схожее описание неба у Роберто Боланьо: «фиолетовое, как кожа забитой насмерть индианки». Согласитесь, забитая насмерть индианка это не Элтон Джон, а совсем другая лига.
Примерно к середине текста появляется новый герой — голос в голове Амальфитано. Он представляется то его мертвым дедом, то мертвым отцом, и изводит Амальфитано вопросами о его сексуальной ориентации. Амальфитано начинает казаться, что он сходит с ума, и он не ошибается. Финал второй части потрясает: ничто не предвещало появления на страницах романа Боланьо первого президента России Бориса Ельцина, и все-таки он появляется. Ельцин достает из кармана пиджака фляжку с водкой и говорит: «Думаю, сейчас самое время пропустить по глоточку». На этом вторая часть или, если руководствоваться завещанием Боланьо, второй роман заканчивается. Скорее бы взяться за третью/третий.
Это история о профессоре философии Амальфитано. В молодости он женился на девушке по имени Лола. Лола родила от Амальфитано ребенка, а потом уехала на поиски поэта-гомосексуала, в которого была влюблена. Оказалось, что этот поэт давно сидит в психушке и целыми днями курит, выпуская очень изящные облачка дыма. Лола предлагает ему убежать, но поэт игнорирует ее просьбу: ему нравится жизнь в психушке, ему нравятся его друзья-психи. Лола проводит несколько недель, карауля поэта возле забора, наблюдая, как он гуляет по парку, общается с психами, устраивает с ними потасовку, мастурбирует одному из них. Потом у Лолы кончаются деньги, и она селится в склепе на кладбище. Там она знакомится с таксистом-насильником, у них завязывается что-то вроде любви, они занимаются сексом в склепе, и этот таксист время от времени подкидывает Лоле денег на карманные расходы.
Какое-то время жизнь Лолы протекает между этими двумя локациями: психушка и кладбище. Потом появляется третья — Лурд, один из главных центров паломничества в Европе. Лола отправляется в Лурд в поезде, забитом калеками и смертельно больными людьми: все они прибывают в Лурд, чтобы выпросить у Девы Марии выздоровление. Какое-то время Лола живет там в мусорном баке. Позже оказывается, что Лола тоже смертельно больна: она умирает от спида. Перед смертью она навещает Амальфитано и их дочь и на том исчезает.
Это описание жизни Лолы занимает где-то три-четыре страницы, а остальные сто посвящены Амальфитано и его жизни без Лолы. Эта жизнь не богата событиями. Вот он посмотрел на дерево, а вот он о чем-то подумал. А вот зачем-то прицепил прищепками к бельевой веревке книгу по геометрии. По сути не происходит ничего, но я читаю взахлеб. Боланьо пишет великолепно, это превосходный роман.
К слову: чтобы сразу понять, чего стоит автор, нужно найти в его тексте описание неба. Хороший писатель все-таки должен уметь описать небо во всех его состояниях — мрачное зимнее, безмятежное летнее, дождливое серое и так далее. Например, мне навсегда врезалась в память такая деталь из романа Ильи Стогова «Мачо не плачут»: «Над домами висело небо, голубое, как Элтон Джон». В 90-е годы были в ходу такого рода «смелые», так сказать, «хулиганские» метафоры. Но, по-моему, они не очень удачно состарились. А вот схожее описание неба у Роберто Боланьо: «фиолетовое, как кожа забитой насмерть индианки». Согласитесь, забитая насмерть индианка это не Элтон Джон, а совсем другая лига.
Примерно к середине текста появляется новый герой — голос в голове Амальфитано. Он представляется то его мертвым дедом, то мертвым отцом, и изводит Амальфитано вопросами о его сексуальной ориентации. Амальфитано начинает казаться, что он сходит с ума, и он не ошибается. Финал второй части потрясает: ничто не предвещало появления на страницах романа Боланьо первого президента России Бориса Ельцина, и все-таки он появляется. Ельцин достает из кармана пиджака фляжку с водкой и говорит: «Думаю, сейчас самое время пропустить по глоточку». На этом вторая часть или, если руководствоваться завещанием Боланьо, второй роман заканчивается. Скорее бы взяться за третью/третий.
Forwarded from мальчик на скалах
Пришла пора сгруппироваться, дорогие коллеги, это стрем К. Сперанского + супергость. А именно — вольный и остроумный писатель Антон Секисов. Поговорим про литературу, книги, а также физические нагрузки.
Мы пережили непростой год. Теперь, когда он на наших глазах совершает финальный кульбит в колодец, где отражается звездное небо, нет лучше спасения, чем налить себе суррогатного чая и прислушаться к убаюкивающим, но и отрезвляющим интонациям, раздающимся из-под данного stream’a.
Сегодня в 21-00. И надо подписываться на канал:
https://youtu.be/NSNDz-0MPG8
Мы пережили непростой год. Теперь, когда он на наших глазах совершает финальный кульбит в колодец, где отражается звездное небо, нет лучше спасения, чем налить себе суррогатного чая и прислушаться к убаюкивающим, но и отрезвляющим интонациям, раздающимся из-под данного stream’a.
Сегодня в 21-00. И надо подписываться на канал:
https://youtu.be/NSNDz-0MPG8
коллеги, сегодня в 9 по Москве окажусь на «стреме» у дорогого друга, поэта и одиозного современного мыслителя К. Сперанского: вероятно, произойдет какое-то обсуждение, но вот чего — для меня самого остается тайной
Описывал как-то (а может, и не единожды) свое путешествие к развалинам академии Платона в Афинах, куда давно мечтал попасть. Ожидал получить на этом месте силы некое озарение, испытать нечто сверхреальное, а в итоге застал только горстку камней и одинокого мужичка, который мастурбировал, опершись на самый крупный валун. Такого рода комическо-идиотические происшествия в местах силы, в сакральных местах, почему-то происходят со мной регулярно, и вот недавно случилось еще одно.
В 2022 году меня здорово поддержали лекции Мамардашвили — в марте слушал «Лекции по античной философии», в ноябре — «Топологию творческого пути». Именно слушал, они особенно хороши на слух: гипнотический ритм, глубокий голос Мамардашвили.Трудно вспомнить, о чем конкретно он говорил: что-то о Смерти и Жизни, Истине и Судьбе, или типа того, но оторваться почти невозможно. Особенно нравилось слушать его лекции на ночь: засыпаешь почти мгновенно, а потом всю ночь снятся геометрические фигуры в открытом космосе.
И вот узнал, что Мамардашвили похоронен у меня на районе, на Сабуртальском кладбище, и решил его навестить. Не искал координаты могилы заранее: был уверен, что все станет ясно на месте. Наверняка там стоит 100-метровая золотая статуя Мамардашвили, или во всяком случае просто заметный памятник и указатель к нему, а если нет указателя, то наверняка будет сторож, или просто любой местный, который укажет путь.
Но оказалось, что это просто гигантское поле совершенно одинаковых на вид могил. Никаких указателей, и ни одной живой души. Я проходил там около часа, смотря на грузинские буквы. А потом все-таки сдался и открыл гугл. В гугл-картах нашлась метка, и что удивительно, я стоял практически прямо на ней, где-то в трех метрах от могилы Мамардашвили: опознал ее по круглому столику возле надгробия, который виден на фотографии. Чтобы убедиться, что это действительно могила Мамардашвили, навел на эпитафию камеру с яндекс-переводчиком. И яндекс-переводчик перевел мне надгробную надпись на могиле Мераба Мамардашвили следующим образом: «Лесбиянки чат». Позже я заметил, что в настройках автоматически выбрался не грузинский, а армянский язык, но все-таки не особо верится, что по-армянски «Мераб Мамардашвили» переводится как «лесбиянки чат».
Словом, очередная попытка припасть к чему-то сакральному обернулась новым конфузом. И вспомнились слова Мамардашвили из лекций «Топология творческого пути», что-то типа: «Мы должны делать только уникальное, то, что способны делать только мы». Возможно, проживание и описание такого рода дебильных ситуаций, вот эти дрочащие мужики и «лесбиянки чат» на могиле великого гения — то уникальное, ради чего я и появился на свет. И следует не отвлекаться на мелочи и всецело посвятить себя проживанию этих дебильных ситуаций, отдать все силы на их порождение и описание.
Кстати, у «Лекций по античной философии» Мамардашвили есть волшебное свойство: открываешь их на любом месте и всегда находишь нечто резонирующее с моментом. Так, открыв их в конце феврале 2022 года, я прочел следующий пассаж, вкрапленный между рассуждениями о Сократе и Гераклите: «…независимо от того, хотят россияне войны или не хотят, они ставят себя в ситуацию, из которой только два выхода — воевать или не воевать, и существует много причин, чтобы воевать. Или — еще ситуация — для того, чтобы выиграть войну, нужно сначала поставить себя в ситуацию, из которой другого выхода, кроме победы, нет».
В 2022 году меня здорово поддержали лекции Мамардашвили — в марте слушал «Лекции по античной философии», в ноябре — «Топологию творческого пути». Именно слушал, они особенно хороши на слух: гипнотический ритм, глубокий голос Мамардашвили.Трудно вспомнить, о чем конкретно он говорил: что-то о Смерти и Жизни, Истине и Судьбе, или типа того, но оторваться почти невозможно. Особенно нравилось слушать его лекции на ночь: засыпаешь почти мгновенно, а потом всю ночь снятся геометрические фигуры в открытом космосе.
И вот узнал, что Мамардашвили похоронен у меня на районе, на Сабуртальском кладбище, и решил его навестить. Не искал координаты могилы заранее: был уверен, что все станет ясно на месте. Наверняка там стоит 100-метровая золотая статуя Мамардашвили, или во всяком случае просто заметный памятник и указатель к нему, а если нет указателя, то наверняка будет сторож, или просто любой местный, который укажет путь.
Но оказалось, что это просто гигантское поле совершенно одинаковых на вид могил. Никаких указателей, и ни одной живой души. Я проходил там около часа, смотря на грузинские буквы. А потом все-таки сдался и открыл гугл. В гугл-картах нашлась метка, и что удивительно, я стоял практически прямо на ней, где-то в трех метрах от могилы Мамардашвили: опознал ее по круглому столику возле надгробия, который виден на фотографии. Чтобы убедиться, что это действительно могила Мамардашвили, навел на эпитафию камеру с яндекс-переводчиком. И яндекс-переводчик перевел мне надгробную надпись на могиле Мераба Мамардашвили следующим образом: «Лесбиянки чат». Позже я заметил, что в настройках автоматически выбрался не грузинский, а армянский язык, но все-таки не особо верится, что по-армянски «Мераб Мамардашвили» переводится как «лесбиянки чат».
Словом, очередная попытка припасть к чему-то сакральному обернулась новым конфузом. И вспомнились слова Мамардашвили из лекций «Топология творческого пути», что-то типа: «Мы должны делать только уникальное, то, что способны делать только мы». Возможно, проживание и описание такого рода дебильных ситуаций, вот эти дрочащие мужики и «лесбиянки чат» на могиле великого гения — то уникальное, ради чего я и появился на свет. И следует не отвлекаться на мелочи и всецело посвятить себя проживанию этих дебильных ситуаций, отдать все силы на их порождение и описание.
Кстати, у «Лекций по античной философии» Мамардашвили есть волшебное свойство: открываешь их на любом месте и всегда находишь нечто резонирующее с моментом. Так, открыв их в конце феврале 2022 года, я прочел следующий пассаж, вкрапленный между рассуждениями о Сократе и Гераклите: «…независимо от того, хотят россияне войны или не хотят, они ставят себя в ситуацию, из которой только два выхода — воевать или не воевать, и существует много причин, чтобы воевать. Или — еще ситуация — для того, чтобы выиграть войну, нужно сначала поставить себя в ситуацию, из которой другого выхода, кроме победы, нет».
Коллега Никитин напомнил об очередной ситуации из того же разряда дебильных (произошла чуть больше года назад). Пришли с ним на могилу к Борису Пастернаку, чтобы с необычайно умными лицами обсудить художественные особенности «Доктора Живаго», и застали рядом с могилой двух апатично совокупляющихся коров (именно апатично, указывает коллега Никитин, хотя в моих воспоминаниях они совокупляются прямо-таки неистово) https://www.tg-me.com/whoiamnot/82
В этом году решил возобновить то, чего избегал последние лет пять: систематически читать современную (в основном российскую) прозу. Постараюсь писать на все прочитанное мини-рецензии (не более трех тысяч знаков).
Скучаю по любимому городу Петербургу и по Роману Сенчину, так что решил начать с сенчинских «Петербургских повестей». Книга вышла в 2020 году, и вроде как раз в 2020 мы виделись с Сенчиным в последний раз. Встретились у памятника Достоевскому и пошли в заведение возле Кузнечного рынка. Я не очень люблю водку, с годами она доставляет все меньше радости, но, попадая в орбиту Сенчина, начинаешь действовать механически, впадаешь в своего рода транс. Делать что-то еще, кроме как заказывать и употреблять водку, причем с одинаковыми интервалами, следуя внутреннему ритму пьянки, кажется неслыханной дерзостью.
Герои прозы Романа Сенчина тоже немедленно начинают пить водку — где бы их ни застал автор: дома и на работе, или по дороге, или в автобусе, или уж тем более в кафе. Название книги намекает на то, что Петербург будет играть в тексте особую роль, но тут действуют классические сенчинские герои в сенчинских обстоятельствах, и от перемены места действия, как мне показалось, ничего бы не изменилось. Хотя в рассказе «Общий день» Петербург становится некоей угнетающей силой. Два стареющих и печальных человеческих существа, мужчина и женщина, бывшие одноклассники, встречаются раз в два-три года, чтобы провести вместе «общий день». Оба прозябают в абсолютном ничтожестве, мужчина вообще живет на пенсию матери, грабит ее и тратит деньги на водку и анашу.
И вот они, неказистые, бедно одетые, идут сперва в Эрмитаж, потом гуляют по Петергофу, подавленные этим контрастом между собственным обликом и окружающим великолепием. Хотя мужчина подавлен им в меньшей степени, это такой панк-философ, который рецензирует картины в Эрмитаже следующим образом: «Мне непонятны какие-то там полутона, линии, мифические сценки; мне доступно только простейшее. Вот “Деревенский праздник”, тоже неплохая вещичка. Один блюет, другой мочится на стену, третий так реалистично залез бабище под юбку... Прикольно».
Среди его рассуждений есть и такое, программно сенчинское, как мне кажется: «Жизнь, она всего-навсего затяжной прыжок из одной ямы в другую. Можно не выходить из музеев, можно все заучить наизусть, но, если человек глуп от природы, как мы с тобой, это все, это конец, это непоправимо. Чего ты хочешь, ведь время прошло, и сначала ничего не было, и теперь, и тем более ничего не намечается дальше».
Герой вообще упивается упадком, мерзостью и гниением (он живет в гнилой халупе, у него гнилые зубы, он чувствует себя гниющим трупом), и по ходу чтения невольно вспоминались строчки из групп типа «Бригадный подряд»: «Жизнь растянулась как сопля, из потолка торчит петля…» и другие в таком духе. Но Сенчин ведь еще и панк-музыкант, участник групп «Гаражная мелодика» и «Свободные радикалы», так что ничего удивительного.
Но времени рассуждать о каждом рассказе нет, перейду к злободневному. Среди «Петербургских повестей» есть повесть про мужичка, который задолжал крупную сумму денег, и теперь он ждет, когда бандиты придут его убивать за долги. Нормальный герой попытался бы убежать, и все это превратилось бы в остросюжетную повесть, но сенчинский персонаж просто сидит за столом, так сказать «серфит» в интернете, открывает и закрывает вкладки и ждет, когда его придут убивать. Этот герой вспоминает своего друга из 90-х, который тоже задолжал крупную сумму, и тоже знал, что бандиты придут его убивать, и тоже просто сидел, дожидаясь смерти, в некоем блаженном отупении. Всю повесть герой так и сидит, а потом его действительно убивают. В условиях нынешнего времени эта инертность русского мужичка кажется не следствием патологической лености, но некоей завороженностью смертью, неосознанным стремлением «заполнить телами бездну абсурда». Вообще, проза Сенчина — по-моему, великолепное средство, чтобы постичь этого тн русского мужичка.
Скучаю по любимому городу Петербургу и по Роману Сенчину, так что решил начать с сенчинских «Петербургских повестей». Книга вышла в 2020 году, и вроде как раз в 2020 мы виделись с Сенчиным в последний раз. Встретились у памятника Достоевскому и пошли в заведение возле Кузнечного рынка. Я не очень люблю водку, с годами она доставляет все меньше радости, но, попадая в орбиту Сенчина, начинаешь действовать механически, впадаешь в своего рода транс. Делать что-то еще, кроме как заказывать и употреблять водку, причем с одинаковыми интервалами, следуя внутреннему ритму пьянки, кажется неслыханной дерзостью.
Герои прозы Романа Сенчина тоже немедленно начинают пить водку — где бы их ни застал автор: дома и на работе, или по дороге, или в автобусе, или уж тем более в кафе. Название книги намекает на то, что Петербург будет играть в тексте особую роль, но тут действуют классические сенчинские герои в сенчинских обстоятельствах, и от перемены места действия, как мне показалось, ничего бы не изменилось. Хотя в рассказе «Общий день» Петербург становится некоей угнетающей силой. Два стареющих и печальных человеческих существа, мужчина и женщина, бывшие одноклассники, встречаются раз в два-три года, чтобы провести вместе «общий день». Оба прозябают в абсолютном ничтожестве, мужчина вообще живет на пенсию матери, грабит ее и тратит деньги на водку и анашу.
И вот они, неказистые, бедно одетые, идут сперва в Эрмитаж, потом гуляют по Петергофу, подавленные этим контрастом между собственным обликом и окружающим великолепием. Хотя мужчина подавлен им в меньшей степени, это такой панк-философ, который рецензирует картины в Эрмитаже следующим образом: «Мне непонятны какие-то там полутона, линии, мифические сценки; мне доступно только простейшее. Вот “Деревенский праздник”, тоже неплохая вещичка. Один блюет, другой мочится на стену, третий так реалистично залез бабище под юбку... Прикольно».
Среди его рассуждений есть и такое, программно сенчинское, как мне кажется: «Жизнь, она всего-навсего затяжной прыжок из одной ямы в другую. Можно не выходить из музеев, можно все заучить наизусть, но, если человек глуп от природы, как мы с тобой, это все, это конец, это непоправимо. Чего ты хочешь, ведь время прошло, и сначала ничего не было, и теперь, и тем более ничего не намечается дальше».
Герой вообще упивается упадком, мерзостью и гниением (он живет в гнилой халупе, у него гнилые зубы, он чувствует себя гниющим трупом), и по ходу чтения невольно вспоминались строчки из групп типа «Бригадный подряд»: «Жизнь растянулась как сопля, из потолка торчит петля…» и другие в таком духе. Но Сенчин ведь еще и панк-музыкант, участник групп «Гаражная мелодика» и «Свободные радикалы», так что ничего удивительного.
Но времени рассуждать о каждом рассказе нет, перейду к злободневному. Среди «Петербургских повестей» есть повесть про мужичка, который задолжал крупную сумму денег, и теперь он ждет, когда бандиты придут его убивать за долги. Нормальный герой попытался бы убежать, и все это превратилось бы в остросюжетную повесть, но сенчинский персонаж просто сидит за столом, так сказать «серфит» в интернете, открывает и закрывает вкладки и ждет, когда его придут убивать. Этот герой вспоминает своего друга из 90-х, который тоже задолжал крупную сумму, и тоже знал, что бандиты придут его убивать, и тоже просто сидел, дожидаясь смерти, в некоем блаженном отупении. Всю повесть герой так и сидит, а потом его действительно убивают. В условиях нынешнего времени эта инертность русского мужичка кажется не следствием патологической лености, но некоей завороженностью смертью, неосознанным стремлением «заполнить телами бездну абсурда». Вообще, проза Сенчина — по-моему, великолепное средство, чтобы постичь этого тн русского мужичка.
А на той нашей последней встрече с Сенчиным присутствовал еще и писатель и филолог Андрей Аствацатуров, среди прочего автор художественных книг в серии «Интеллигент Аствацатуров» (он у меня в списке чтения тоже стоит). Аствацатуров долго приводил аргументы, почему ему ни в коем случае нельзя пить водку, а потом все-таки выпил водки, и далее мы втроем проследовали в продуктовый магазин «Призма», где я, в частности, купил следующие продукты: чипсы с хумусом Eat real (две пачки по скидке), упаковку замороженной капусты брокколи и ликер Minttu Peppermint 0.5 л (худшее вложение полутора тысяч рублей) (общая сумма чека где-то 1900 рублей), после чего отправился на Аптекарский остров
После 900-страничного романа Роберто Боланьо «2666» захотелось прочесть что-то, как говорится, ультракороткое, и потому взялся за роман Анни Эрно, последний нобелевской лауреатки, у которой книжки по 70-80 страниц. Осенью прочитал ее текст «Во власти» в самолете Бухара-Стамбул. Автофикшн про женщину, обуянную ревностью и чувством собственничества. Мысль о том, что с ее бывшим мужчиной спит кто-то другой мгновенно превращает Эрно из прогрессивной профессорки колледжа в средневековую ведьму. Как говорится: «Культура – это тонкая яблочная кожура над раскаленным хаосом». Она маниакально пытается вычислить эту женщину, и от стремления Эрно выяснить имя соперницы веет древними поверьями, по которым, завладев именем жертвы, ты получаешь над ней власть.
И, кажется, Эрно доходит и до идеи сделать куклу вуду или провести какой-то иной ритуал черной магии (не могу проверить, книги нет под рукой, но что-то такое было). Изнутри своей одержимости Эрно и сочиняет текст, очень простой и короткий, но оставляющий ощущение исчерпывающего высказывания на тему. По сюжету книжка напомнила триллер «Роковое влечение» с Майклом Дугласом и Гленн Клоуз. Там героиня Клоуз после секса со стариной Майклом становится одержимой и начинает его преследовать, и это страшнейший фильм. Но в нем повествование идет от лица преследуемого мужичка, и героиня Клоуз показана таким Фредди Крюгером или Майклом Майерсом из «Хелловина», а «Во власти» мы видим ситуацию со стороны одержимой дамы.
Теперь же прочел книжку Эрно «Женщина». Недавно виделись с писателем Артемом Сошниковым, и он говорил, дескать, как же достал этот поток автофикшн-книг про смерть отца/матери/расставание с последующей проработкой горя. И вот она, книжка Эрно, у которая умерла мать, и, чтобы справиться с горем, Эрно решает написать о матери книгу.
Что мне очень нравится в книгах Эрно (помимо небольшого объема), так это ее бескомпромиссная вера в то, что то или иное событие может быть описано одним единственно правильным способом. И писатель должен бесконечно переставлять слова в тексте, пока не найдет единственный правильный порядок: любое лишнее или неверное слово, или даже запятая, разрушит хрупкую гармонию. Видимо, это вообще постоянный мотив книг Эрно. Вот фрагмент из «Женщины»:
«Я не могу описать это событие, потому что уже сделала это в другой книге, и рассказать об этом иначе, другими словами, в другом порядке, невозможно».
Пока искал эту цитату нашел другую, почти идентичную, из ее книги «Событие»:
«Я не могу описать это другими словами, та реальность намертво связана с этими образами и не оставляет места другим».
Эта же черта писательницы обыгрывается в сцене, где мать Эрно, уже с запущенной болезнью Альцгеймера, безостановочно перекладывает свои пожитки в палате: «Она опустошала свой шкаф, раскладывала платья и сувениры на кровати, потом возвращала все на другие полки. А на следующий день начинала все заново, словно не могла найти идеальное расположение».
В общем, хотя прочел за последние несколько лет некоторое количество книг про «проработку горя», эта, наверное, зацепила больше других — за счет маниакального мастерства Эрно.
И, кажется, Эрно доходит и до идеи сделать куклу вуду или провести какой-то иной ритуал черной магии (не могу проверить, книги нет под рукой, но что-то такое было). Изнутри своей одержимости Эрно и сочиняет текст, очень простой и короткий, но оставляющий ощущение исчерпывающего высказывания на тему. По сюжету книжка напомнила триллер «Роковое влечение» с Майклом Дугласом и Гленн Клоуз. Там героиня Клоуз после секса со стариной Майклом становится одержимой и начинает его преследовать, и это страшнейший фильм. Но в нем повествование идет от лица преследуемого мужичка, и героиня Клоуз показана таким Фредди Крюгером или Майклом Майерсом из «Хелловина», а «Во власти» мы видим ситуацию со стороны одержимой дамы.
Теперь же прочел книжку Эрно «Женщина». Недавно виделись с писателем Артемом Сошниковым, и он говорил, дескать, как же достал этот поток автофикшн-книг про смерть отца/матери/расставание с последующей проработкой горя. И вот она, книжка Эрно, у которая умерла мать, и, чтобы справиться с горем, Эрно решает написать о матери книгу.
Что мне очень нравится в книгах Эрно (помимо небольшого объема), так это ее бескомпромиссная вера в то, что то или иное событие может быть описано одним единственно правильным способом. И писатель должен бесконечно переставлять слова в тексте, пока не найдет единственный правильный порядок: любое лишнее или неверное слово, или даже запятая, разрушит хрупкую гармонию. Видимо, это вообще постоянный мотив книг Эрно. Вот фрагмент из «Женщины»:
«Я не могу описать это событие, потому что уже сделала это в другой книге, и рассказать об этом иначе, другими словами, в другом порядке, невозможно».
Пока искал эту цитату нашел другую, почти идентичную, из ее книги «Событие»:
«Я не могу описать это другими словами, та реальность намертво связана с этими образами и не оставляет места другим».
Эта же черта писательницы обыгрывается в сцене, где мать Эрно, уже с запущенной болезнью Альцгеймера, безостановочно перекладывает свои пожитки в палате: «Она опустошала свой шкаф, раскладывала платья и сувениры на кровати, потом возвращала все на другие полки. А на следующий день начинала все заново, словно не могла найти идеальное расположение».
В общем, хотя прочел за последние несколько лет некоторое количество книг про «проработку горя», эта, наверное, зацепила больше других — за счет маниакального мастерства Эрно.
Forwarded from Лёха Никонов💥 18+
Один из самых интересных каналов на литературную тему от замечательного писателя Антона Секисова - Чехова, вашего ебанутого поколения!
https://www.tg-me.com/soilwriter/524
https://www.tg-me.com/soilwriter/524
Telegram
Секир завидует
После 900-страничного романа Роберто Боланьо «2666» захотелось прочесть что-то, как говорится, ультракороткое, и потому взялся за роман Анни Эрно, последний нобелевской лауреатки, у которой книжки по 70-80 страниц. Осенью прочитал ее текст «Во власти» в самолете…
Спасибо, Лёха!
Читаю сейчас «Лето с Бодлером» Компаньона, и там запомнился хороший фрагмент из письма Бодлера к Мане: «Мне надобно ещё поговорить с Вами о Вас самом. Надобно постараться показать Вам, чего Вы стоите. Ваши притязания поистине нелепы. Вы думаете, что Вы более гениальны, чем Шатобриан или Вагнер? Дабы не слишком тешить Ваше тщеславие, скажу, что оба — Шатобриан и Вагнер — это образцы для подражания, каждый в своем роде, при этом они оба находятся в окружении, необычайно богатом талантами, а Вы, Вы всего лишь первый среди царящего в искусстве Вашем упадка».
Читаю сейчас «Лето с Бодлером» Компаньона, и там запомнился хороший фрагмент из письма Бодлера к Мане: «Мне надобно ещё поговорить с Вами о Вас самом. Надобно постараться показать Вам, чего Вы стоите. Ваши притязания поистине нелепы. Вы думаете, что Вы более гениальны, чем Шатобриан или Вагнер? Дабы не слишком тешить Ваше тщеславие, скажу, что оба — Шатобриан и Вагнер — это образцы для подражания, каждый в своем роде, при этом они оба находятся в окружении, необычайно богатом талантами, а Вы, Вы всего лишь первый среди царящего в искусстве Вашем упадка».
Каждый день начинаю с ностальгического путешествия в приложении «Таймхоп»: сегодня благодаря нему вспомнил, что год назад посетил Этнографический музей в Петербурге. Даже нашел дневниковую запись об этом мероприятии, вот она.
Посетили с ув.партнеркой Этнографический музей после документального фильма «Редакции» о советском ученом Кнорозове (он работал в этом музее). Кнорозов — злобный пьяница (внешне похож на Луи-Ф. Селина), который, сидя в петербургской клетушке, расшифровал письмена цивилизации Майя. Это великое мировое открытие, о котором я до фильма «Редакции» никогда не слышал, и никто особо не слышал — потому что ведь все, что делается в Петербурге, делается как бы не по-настоящему, в галлюцинации или во сне.
Этнографический музей произвел сильное впечатление из-за сочетания обстановки (дворец с мраморными колоннами) и экспонатов (это выставка ночных кошмаров, взгляните на фото). Особенно ужасает коллективное фото мужчин с хлебом. И человек в глиняной маске, который ведет за узду соломенного коня, и это действо почему-то символизирует Проводы Русалки (почему-то не сохранилась фотка).
Каждый зал посвящен культуре той или иной народности. Среди них и евреи. Но вход в зал с евреями почему-то перегорожен. И я какое-то время бегал по этажу, задаваясь вопросом: простите, а как пройти к евреям? В итоге вход к евреям нашелся, хотя и оказался окольным.
А в зале с культурой литовцев мы нашли натуральное Чучело Еврея, прямо как в фильме «Борат», часть первая. Чучело Еврея стояло рядом с другими классическими персонажами масленицы — Смертью, Козой и Чертом.
Слава богу, мы не взяли экскурсию, потому что экскурсовод заставляет экскурсантов колядовать! Трещать трещотками, читать какие-то четверостишия и кривляться (среди группы были и дети, но большинство — взрослые, потому ситуация выглядела немного абсурдной). Больше того, прямо как в моем типичном ночном кошмаре экскурсовод начала гоняться за другими посетителями музея, пытаясь вовлечь их в действо и всучить трещотку. Хорошо, что удалось укрыться в соседнем зале, спрятавшись за русской избой.
А после музея довелось посетить заведение «Отменная пельменная» и съесть там неплохой грибной суп с перловкой.
Посетили с ув.партнеркой Этнографический музей после документального фильма «Редакции» о советском ученом Кнорозове (он работал в этом музее). Кнорозов — злобный пьяница (внешне похож на Луи-Ф. Селина), который, сидя в петербургской клетушке, расшифровал письмена цивилизации Майя. Это великое мировое открытие, о котором я до фильма «Редакции» никогда не слышал, и никто особо не слышал — потому что ведь все, что делается в Петербурге, делается как бы не по-настоящему, в галлюцинации или во сне.
Этнографический музей произвел сильное впечатление из-за сочетания обстановки (дворец с мраморными колоннами) и экспонатов (это выставка ночных кошмаров, взгляните на фото). Особенно ужасает коллективное фото мужчин с хлебом. И человек в глиняной маске, который ведет за узду соломенного коня, и это действо почему-то символизирует Проводы Русалки (почему-то не сохранилась фотка).
Каждый зал посвящен культуре той или иной народности. Среди них и евреи. Но вход в зал с евреями почему-то перегорожен. И я какое-то время бегал по этажу, задаваясь вопросом: простите, а как пройти к евреям? В итоге вход к евреям нашелся, хотя и оказался окольным.
А в зале с культурой литовцев мы нашли натуральное Чучело Еврея, прямо как в фильме «Борат», часть первая. Чучело Еврея стояло рядом с другими классическими персонажами масленицы — Смертью, Козой и Чертом.
Слава богу, мы не взяли экскурсию, потому что экскурсовод заставляет экскурсантов колядовать! Трещать трещотками, читать какие-то четверостишия и кривляться (среди группы были и дети, но большинство — взрослые, потому ситуация выглядела немного абсурдной). Больше того, прямо как в моем типичном ночном кошмаре экскурсовод начала гоняться за другими посетителями музея, пытаясь вовлечь их в действо и всучить трещотку. Хорошо, что удалось укрыться в соседнем зале, спрятавшись за русской избой.
А после музея довелось посетить заведение «Отменная пельменная» и съесть там неплохой грибной суп с перловкой.
Побывал уже дважды на могиле чудотворицы Анастасии Сидящей (тбилисский аналог Матроны Московской или Ксении Петербургской). По легенде, она 65 лет просидела в одной позе, в которой закостенела, и в итоге Анастасию похоронили в специальном гробу (возможно, кубической формы?)
Культ Анастасии Сидящей распространен в среде женщин, желающих забеременеть. На ее могиле принято оставлять яблоки. Нашел репортаж о посещении склепа-часовни Анастасии на сайте «Православие.Ру». Там с репортеркой приключается чудо: стоило ей посокрушаться, что не взяла на могилу яблоко, как яблоко материализовалось перед ней на столе. Невероятное событие! Но описанное без особого энтузиазма.
Не хочется выступать в роли скептика, но есть ощущение, что в статьях на сайте «Православие.Ру» чудесные явления — такой же структурный элемент, как лид или бэк, или комментарий эксперта. Хорошо представляю себе сцену, в которой усталый редактор распекает корреспондентку в платке: «Марфа, ну еб твою мать! Где чудо?»
У могилы Анастасии Сидящей висит бумажка с реквизитами: отец Иоанн собирает деньги на защиту склепа-часовенки от вандалов, а кроме того у Иоанна можно приобрести акафист и некое «масло блаженной Анастасии». Похоже, у отца Иоанна карта с мультивалютным счетом: очень удобно, можно переводить в лари, евро и долларах.
В отличие от мест поклонения Матроне и Ксении (где есть проторенные дороги и указатели), к могиле Анастасии невероятно сложно попасть — нужно перелезать через оградки, просачиваться между оградок, проползать под оградками и преодолевать другие препятствия. Еще этот участок кладбища примыкает к частному сектору, и среди могил звучат звон посуды и чавканье, при этом из-за кустов не разглядеть, кто производит все эти звуки.
Культ Анастасии Сидящей распространен в среде женщин, желающих забеременеть. На ее могиле принято оставлять яблоки. Нашел репортаж о посещении склепа-часовни Анастасии на сайте «Православие.Ру». Там с репортеркой приключается чудо: стоило ей посокрушаться, что не взяла на могилу яблоко, как яблоко материализовалось перед ней на столе. Невероятное событие! Но описанное без особого энтузиазма.
Не хочется выступать в роли скептика, но есть ощущение, что в статьях на сайте «Православие.Ру» чудесные явления — такой же структурный элемент, как лид или бэк, или комментарий эксперта. Хорошо представляю себе сцену, в которой усталый редактор распекает корреспондентку в платке: «Марфа, ну еб твою мать! Где чудо?»
У могилы Анастасии Сидящей висит бумажка с реквизитами: отец Иоанн собирает деньги на защиту склепа-часовенки от вандалов, а кроме того у Иоанна можно приобрести акафист и некое «масло блаженной Анастасии». Похоже, у отца Иоанна карта с мультивалютным счетом: очень удобно, можно переводить в лари, евро и долларах.
В отличие от мест поклонения Матроне и Ксении (где есть проторенные дороги и указатели), к могиле Анастасии невероятно сложно попасть — нужно перелезать через оградки, просачиваться между оградок, проползать под оградками и преодолевать другие препятствия. Еще этот участок кладбища примыкает к частному сектору, и среди могил звучат звон посуды и чавканье, при этом из-за кустов не разглядеть, кто производит все эти звуки.