Telegram Web Link
Друзья, играете в настольные игры?
Anonymous Poll
24%
Да, обожаю
51%
Иногда играю
25%
Нет, совсем не моё
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Знакомые сделали настольную игру, которая поможет подготовиться к ЕГЭ и ОГЭ по обществознанию. Они собрали термины, которые чаще всего встречаются в экзамене, и придумали, как выучить их в игровой форме.

Вы когда-нибудь пробовали объяснить «социализацию» злобным шепотом или петь грустную песню про инфляцию? Подобное в этой игре на каждом шагу!

Прикрепляю видео с подробностями о полезной игре и отзывами тех, кто уже успел поиграть😉

Чтобы узнать подробности, пишите ребятам в бота!

P.S. Кстати, в боте можно бесплатно получить все термины для экзамена по обществознанию.
Блок — редактор ЧК

В начале мая 1917 года Блок добился перевода в «Чрезвычайную следственную комиссию для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих высших должностных лиц как гражданских, так и военных и морских ведомств». Как вам название департамента? Почти «Министерство счастья»!

Трудился в этом монстре Франкенштейна Блок в должности редактора. По материалам работы комиссии поэт написал книгу «Последние дни императорской власти».

К Октябрьской революции Блок подошёл со строгой позицией. Сыграли свою роль разочарование в войне и духовный экстремизм. В статье «Интеллигенция и революция» поэт призывает «слушать музыку революции», не обращая внимания на её эксцессы.
Народ — паинька?

Из статьи Блока «Интеллигенция и революция»:

«Не беспокойтесь. Неужели может пропасть хоть крупинка истинно-ценного? Мало мы любили, если трусим за любимое. «Совершенная любовь изгоняет страх». Не бойтесь разрушения кремлей, дворцов, картин, книг. Беречь их для народа надо; но, потеряв их, народ не все потеряет. Дворец разрушаемый — не дворец. Кремль, стираемый с лица земли, — не кремль. Царь, сам свалившийся с престола, — не царь. Кремли у нас в сердце, цари — в голове. Вечные формы, нам открывшиеся, отнимаются только вместе с сердцем и с головой.

Что же вы думали? Что революция — идиллия? Что творчество ничего не разрушает на своем пути? Что народ — паинька? Что сотни обыкновенных жуликов, провокаторов, черносотенцев, людей, любящих погреть руки, не постараются ухватить то, что плохо лежит? И, наконец, что так «бескровно» и так «безболезненно» и разрешится вековая распря между «черной» и «белой» костью, между «образованными» и «необразованными», между интеллигенцией и народом?».
Мы встречались с тобой на закате…

Мы встречались с тобой на закате.
Ты веслом рассекала залив.
Я любил твое белое платье,
Утонченность мечты разлюбив.

Были странны безмолвные встречи.
Впереди — на песчаной косе
Загорались вечерние свечи.
Кто-то думал о бледной красе.

Приближений, сближений, сгораний —
Не приемлет лазурная тишь…
Мы встречались в вечернем тумане,
Где у берега рябь и камыш.

Ни тоски, ни любви, ни обиды,
Всё померкло, прошло, отошло..
Белый стан, голоса панихиды
И твое золотое весло.

Александр Блок, 1902 год
Шум от крушения старого мира

Блок пишет «Двенадцать», поэму насколько гениальную, настолько же и страшную. Поэт будто сам испугался написанного, но отказаться от произведения не пожелал. Лишь пытался оторвать её от непосредственно политического контекста. В 1920 году Блок писал так:

«Оттого я и не отрекаюсь от написанного тогда, что оно было написано в согласии со стихией; например, во время и после окончания "Двенадцати" я несколько дней ощущал физически, слухом, большой шум ветра — шум слитый (вероятно, шум от крушения старого мира). Поэтому те, кто видит в "Двенадцати" политические стихи, или очень слепы к искусству, или сидят по уши в политической грязи, или одержимы большой злобой — будь они враги или друзья моей поэмы».
Просто люди — это не особенно лестно

Поэма «Двенадцать» и стихотворение «Скифы» написаны в течение одной недели — между 25 и 30 января 1918 года. После этого в течение трёх лет Блок практически ничего пишет. Таким же был, кстати, и 1917 год.

В феврале 1912 года, в годовщину смерти Пушкина, Блок произносит речь «О назначении поэта». Заметьте, как меняется риторика Александра Александровича:

Пушкин разумел под именем черни приблизительно то же, что и мы. Он часто присоединял к этому существительному эпитет «светский», давая собирательное имя той родовой придворной знати, у которой не осталось за душой ничего, кроме дворянских званий; но уже на глазах Пушкина место родовой знати быстро занимала бюрократия. Эти чиновники и суть наша чернь; чернь вчерашнего и сегодняшнего дня: не знать и не простонародье; не звери, не комья земли, не обрывки тумана, не осколки планет, не демоны и не ангелы. Без прибавления частицы «не» о них можно сказать только одно: они люди; это — не особенно лестно; люди — дельцы и пошляки, духовная глубина которых безнадежно и прочно заслонена «заботами суетного света».
Люди догадались выделить цензуру

Из речи Александра Блока «О назначении поэта»:

«Сословие черни, как, впрочем, и другие человеческие сословия, прогрессирует весьма медленно. Так, например, несмотря на то, что в течение последних столетий человеческие мозги разбухли в ущерб всем остальным функциям организма, люди догадались выделить из государства только один орган — цензуру, для охраны порядка своего мира, выражающегося в государственных формах.

Этим способом они поставили преграду лишь на третьем пути поэта: на пути внесения гармонии в мир; казалось бы, они могли догадаться поставить преграды и на первом и на втором пути: они могли бы изыскать средства для замутнения самых источников гармонии; что их удерживает — недогадливость, робость или совесть, — неизвестно. А может быть, такие средства уже изыскиваются?»
Пушкинскому Дому

Имя Пушкинского Дома
В Академии наук!
Звук понятный и знакомый,
Не пустой для сердца звук!

Это — звоны ледохода
На торжественной реке,
Перекличка парохода
С пароходом вдалеке,

Это — древний Сфинкс, глядящий
Вслед медлительной волне,
Всадник бронзовый, летящий
На недвижном скакуне.

Наши страстные печали
Над таинственной Невой,
Как мы черный день встречали
Белой ночью огневой.

Что за пламенные дали
Открывала нам река!
Но не эти дни мы звали,
А грядущие века.

Пропуская дней гнетущих
Кратковременный обман,
Прозревали дней грядущих
Сине-розовый туман.

Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!

Не твоих ли звуков сладость
Вдохновляла в те года?
Не твоя ли, Пушкин, радость
Окрыляла нас тогда?

Вот зачем такой знакомый
И родной для сердца звук
Имя Пушкинского Дома
В Академии наук.

Вот зачем, в часы заката
Уходя в ночную тьму,
С белой площади Сената
Тихо кланяюсь ему.

Александр Блок, 1921 год
Из-за чего умер Блок

После революции Блок надломился. До коренного слома реальности это был высокий, физически сильный человек. После — из-за недоедания, лишений и переживаний — бледная тень.

Весной 1921 года у Блока развился эндокардит. Поэт просил о выезде на лечение в Финляндию, но разрешение получил слишком поздно.

Блок умер 7 августа 1921 года.
Как хоронили Блока

Из воспоминаний критика Владимира Вейдле:

Нас было много. Гроб мы несли на руках, сменяясь по четверо, от дома на Офицерской до Смоленского кладбища. Вспоминая об этом, слышу внутри себя его голос, читающий «Возмездие», и чувствую до сих пор на плече тяжесть его гроба. Два раза со мной рядом нес его Андрей Белый, и мне казалось, что своими водянистыми, зелено-прозрачными глаза­ми он глядит прямо перед собой и не видит никого и ничего. Помню бледность Ахматовой и ее высокий силуэт над откры­тым гробом, в церкви, после отпеванья, когда мы все еще раз подходили и прощались с ним.

На следующее утро я пошел к нему на могилу, но еще издали увидел сухенькую фигурку в черном, склонившуюся у креста. Кто же, как не мать его, могла еще так плакать, так молиться? Лучше было уйти, горю ее не мешать.

—/—

Не было поэта после Пушкина, которого так любили 6ы у нас, как Блока. Но надгробное рыдание наше — за всю страну и отозвавшееся по всей стране — значило все-таки не одно это, не одним этим было вызвано. Провожая его к могиле, мы прощались не с ним одним. С его уходом уходило все, что было ему и нам всего дороже, все, что сделало его тем, чем он был, и что сделало нас, все, чем и мы были живы. Мы хоронили Россию. Не Россию российского государства, хоть и была она тогда разрушена и унижена, и не Россию русских людей, а другую, невидимую Россию, ту, что стано­вится ощутимой в русской поэзии, все равно говорит ли эта поэзия прозой или стихами. Неся его гроб, мы не думали, что русской земле угрожает гибель. Невидимая Россия — нечто более хрупкое, чем видимая. Пусть и не отдавая себе в том ясного отчета, мы скорбели именно о ней.

—/—

Во всей истории нашей не было таких похорон. Пушкина тоже не уберегли. Пушкина любили. Но прощаясь с Пушки­ным, прощались все же только с ним. Тут было другое прощание; оно продолжается по сей день. И если бы, после стольких лет, Бог весть какими судьбами, я повстречался сно­ва с Анной Андреевной Ахматовой, или наши тени повстре­чались бы в Елисейских полях, я уверен, она согласилась бы со мной, что прощание это еще не кончилось.
Маргарита

Ты пройдешь по росе перед сном,
Ты уснёшь, ай увидишь город —
Город, крытый серебром.
Эх, кабы серебро то пальцем тронуть…

Ты летишь, а над городом
Лунный свет с неба льётся.
Город, крытый золотом —
Эх, не коснись рукой, а то проснёшься…

Ты одна среди звёзд и огня
Скачешь вверх по дороге лунной.
Слышишь, осади коня,
Эх, не гони ты ночь так безумно!..

Ночь устала показывать сны.
Кончен бал, и окно открыто.
Тает золото луны.
Эх, пока ночь, лети... Маргарита!..

Веня Д'ркин, 16.02.1990 — 03.1990
Чьи розданы розги брызги извлечь из песни

Радость моя, в меру своих невеликих сейчас сил я буду писать о Вене Д’ркине. Непостоянно, но регулярно. Правда, первый же, самый логичный вопрос о псевдониме — кто его продырявил? — ставит меня в тупик. Но я разузнаю.

Начну с другого. Веня Д’ркин, радость моя — это Александр Литвинов, а для друзей — Дранти. От его короткой жизни остались яркие стихи и песни. И наткнувшись на них случайно, я понял, что должен. Нет… «Я хочу видеть этого человека».

И ты тоже увидишь Веню, человека, кто говорил «мои песни — мои дети» и чьи «розданы розги брызги извлечь из песни».

Начнём? Мы уже начали.
#дркин
В контексте
Маргарита Ты пройдешь по росе перед сном, Ты уснёшь, ай увидишь город — Город, крытый серебром. Эх, кабы серебро то пальцем тронуть… Ты летишь, а над городом Лунный свет с неба льётся. Город, крытый золотом — Эх, не коснись рукой, а то проснёшься… Ты одна…
Маргарита заслуживает сочувствие

Любимым рассказом Чехова из собственных был «Студент». И дело не в сюжете, где у Антона Павловича вы видели сюжет? И не в том, что Иван Великопольский, главный герой рассказа, «умеет трогательно рассказывать, а потому, что Петр [апостол] ей близок, и потому, что она всем своим существом заинтересована в том, что происходило в душе Петра».

То же самое, радость моя, мы видим в «Маргарите» Вени Д’ркина. И дело не в словах, не в музыке, не в прекрасном исполнении, хотя переслушай, лишним не будет. Вся грустная прелесть заключена в том, как сливается булгаковский образ с жизнью самого Вени.

Анжелика Олейник: «Когда мы зачитывались Булгаковым и обсуждали «Мастера и Маргариту», Дрантя узнал, что в 4-й общаге из окна выпала девушка, она была из его родного Свердловска. Наутро он принёс песню…»

Булгаковская Маргарита летит над весенней Москвой, Маргарита Вени — над зимней и не Москвой вовсе. Образ лунной дороги, по которой можно перейти из одного мира в другой, сохраняется и даже усиливается. Маргарита из песни несется вверх одна, на коне, и ей нужно успеть до окончания ночи. Недаром, мне кажется, происходит такая путаница со знаками препинания в последнем стихе третьей строфы.

Лирический герой не хочет, чтобы Маргарита завершила свой путь: «осади коня», «не гони ты» — но ничего не может изменить, потому стих теряет логику и пунктуацию. За потерю пунктуации ручаюсь — у меня на руках издание с авторскими знаками препинания.

Однако в последней строфе интонация меняется на противоположную. Лирический герой говорит, что «ночь устала…», а «золото луны» тает, и, «пока ночь», Маргарите нужно завершить свой путь. Ведь, если ночь, значит, луна и значит, дорога открыта.

Лирический герой не может предотвратить самоубийство, но способен на глубокое сочувствие девушке, которая, по-видимому, находилась в том же отчаянии, что и булгаковская Маргарита перед балом у Сатаны.
#ремарки #дркин #булгаков #чехов
Учись у них — у дуба, у березы...

Учись у них — у дуба, у березы.
Кругом зима. Жестокая пора!
Напрасные на них застыли слезы,
И треснула, сжимаяся, кора.

Всё злей метель и с каждою минутой
Сердито рвет последние листы,
И за сердце хватает холод лютый;
Они стоят, молчат; молчи и ты!

Но верь весне. Ее промчится гений,
Опять теплом и жизнию дыша.
Для ясных дней, для новых откровений
Переболит скорбящая душа.

Афанасий Фет, 31 декабря 1883
Дорогие мои, хорошие! Простите, что пишу реже. Простите за кляксы в письмах, за покосившиеся буквы и вечную путаницу с адресами. Наверное, виной всему усталость, которую никакая масонская ложа не выгонит.

Я стал ошибаться. Однажды мне нужно было отправить письмо в Астрахань, а ушло оно в Архангельск. А давече битый час сидел над переписыванием бумаг и не смог переменить название департамента. Стыдно-с!

И вот лежу я под небом Аустерлица Гамлетом-Болконским и понимаю, какая это всё сумятица и бессмыслица. Все эти задержки зарплаты, повышение стоимости съёма комнаты, похожей на гроб, тяжесть ипотечной торбы и отсутствие собственной норы. Так впору и Ионычем стать, Катионычем.

Но не важно это. Не хлебом единым жив человек.

А важно то, что есть те, у кого можно попросить о помощи. Более того, есть и такие, кто сами всё предложат и дадут.

И жив человек мыслями, что он хорош. Что мир спасет красота.

И жив человек предчувствием и предвкушением счастья, проживанием счастья и воспоминанием о нём.

И жив человек уверенностью, что есть те, кто помянет его добрым словом, если узнает:

Сегодня я праздную свой двадцать шестой день рождения.

Я говорю «спасибо» каждому, кто читает этот текст. Без вас со мной бы не случилось ни моря, ни любви, ни литературы.

Поддержать «В контексте» и меня, его автора:

2202 2061 1530 0266 – Сбербанк
5536 9138 9179 0731 – Tinkoff
410015881259447 – Яндекс.Деньги
Бумажные цветы на расстоянии

Алгоритмы Яндекс.музыки подкинули мне интересную песню — «Расстояние» инди-группы Бумажные цветы. Интересна она тем, что вопреки жанровому канону здесь нет припева и есть целый один куплет. Отыщем в этом куплете реминисценцию и литературную ассоциацию.

Что? Зачем? Почему и когда?
Кто придумал на свете разлуку?
Самые глупые в мире слова —
«Я тебя никогда не забуду»?

Последняя строчка — прямая цитата из «Саги» Андрея Вознесенского:

Заслонивши тебя от простуды,
я подумаю: «Боже всевышний!
Я тебя никогда не забуду.
Я тебя никогда не увижу».

Само же название и вступление, где анафорой пылает «расстояние», заставляет вспомнить Марину Цветаеву:

Рас-стояние: версты, мили…
Нас рас — ставили, рас — садили,
Чтобы тихо себя вели
По двум разным концам земли.
#ремарки #цветаева
Некрасов — гений копирайтинга

Мы с вами, надеюсь, помним, что Маяковский — первый дизайнер на Руси и отличный рекламщик. Про какао Ван Гутена я уже однажды рассказывал.

Но мы забыли, что Маяковский крепко стоял на плечах другого гения, Некрасова. Николай Алексеевич ещё в XIX веке сформулировал два правила грамотного нейминга — краткость и ясность. Не вспоминается? Значит, открываем поэму «Кому на Руси жить хорошо»:

У Клима речь короткая
И ясная, как вывеска,
Зовущая в кабак.
#ремарки
Веселье

Блевотина войны — октябрьское веселье!
От этого зловонного вина
Как было омерзительно твое похмелье,
О бедная, о грешная страна!

Какому дьяволу, какому псу в угоду,
Каким кошмарным обуянный сном,
Народ, безумствуя, убил свою свободу,
И даже не убил — засек кнутом?

Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой.
Смеются пушки, разевая рты...
И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой,
Народ, не уважающий святынь.

Зинаида Гиппиус, 29 октября 1917 года
Егор Крид и Александр Блок пьют вино

Никогда не думали, что Егор Крид в песне «Самая самая» опирается на поэму Блока «Двенадцать»? Вот Крид:

О Боже, мама, мама, я схожу с ума
Её улыбка, мама, кругом голова
О Боже, мама, мама, пьяный без вина
Её улыбка, мама, самая самая.

Вот Блок:

Не слышно шуму городского,
Над невской башней тишина,
И больше нет городового —
Гуляй, ребята, без вина!

Впрочем, Блок и сам опирается на более раннее стихотворение «Песнь узника» Фёдора Глинки:

Не слышно шуму городского,
В заневских башнях тишина!
И на штыке у часового
Горит полночная луна!

В общем, если вы никогда не задумывались о связи Егора Крида и Александра Блока, то и не надо. Это моя больная ассоциация.
#ремарки
2025/07/04 09:22:46
Back to Top
HTML Embed Code: